***
— Леви… Что чёрт возьми случилось? Леви больше ничего не говорит, а Эрвин продолжает испуганно смотреть на шатающуюся фигуру. В темноте ему не разглядеть чужого лица, но Эрвин будто чувствует его пустой взгляд и поджатые губы. Смит идёт вглубь комнаты, осторожно переступая стекло, подходит ближе к Леви и, придерживая за плечи, усаживает обратно в кресло, отбирая из рук бутылку. — Леви, тебе нужно поспать. Ты слишком пьян, — убеждает его Эрвин, присаживаясь перед ним на колени, и пытается заглянуть в поплывшие от выпитого глаза. Скудный свет уличных фонарей не позволяет увидеть красное от слез лицо Леви, но Эрвин все равно не сводит с него свой пропитанный чистым беспокойством взгляд. — Да, — слабо кивает Аккерман, истративший все силы и больше не способный сопротивляться усталости. — Давай я помогу тебе. Ты в этой комнате спишь? — Эрвин оглядывается и, заметив лишь маленький и очевидно неудобный диван, вздыхает, осознавая, что придётся тащить тяжёлое тело в другую комнату. — Идём. Он аккуратно приподнимает слабое тело и, перекинув руку Леви себе через плечо, ведёт его к выходу из студии, стараясь не напороться на стекло на полу. Аккерман что-то бормочет себе под нос, но сколько Эрвин не вслушивается, разобрать ничего не может. Смит заводит его в следующую по коридору комнату и опускает на заправленную постель, следом перекладывая на кровать и ноги. Леви не сразу проваливается в сон, и Эрвин уже собирается уйти, когда тот неожиданно перехватывает его запястье. — Прости, — шепчет Аккерман, не открывая глаз, и разжимает пальцы, позволяя Эрвину уйти прочь из комнаты. В коридоре Эрвин оборачивается на прикрытую дверь, за которой остался Леви, и, вздохнув, возвращается в студию, походящую на поле боевых сражений. Эрвин помнит — Леви всегда был невероятным чистоплюем, не способным вынести и малейшего намека на пыль или мусор в любых местах, кроме мусорной корзины. Так что же случилось такое, что он позволил комнате превратиться в это? Со вздохом Смит принимаясь подбирать разбросанные кисти и опустошённые тюбики краски. Он складывает всё в одну кучу, собираясь потом расставить по своим местам (насколько сможет догадаться). Все порванные полотна, включая то, что стоит на мольберте, он складывает в стопку у стены. Эрвин и мольберт пытается сложить, что у него получается совершенно случайным образом и с грохотом. Он замирает, прислушиваясь, чтобы убедиться, что Леви не проснулся. Когда Эрвин начинает собирать крупные осколки, то ожидаемо режется по собственной неуклюжести. Он ойкает, а потом сдержанно шипит, пока вытаскивает кусочки стекла из раны на всю ладонь. В ванной Смит находит аптечку и наспех перевязывает руку. Там же он находит аспирин и решает заботливо оставить его в комнате Леви — по-любому понадобится утром. Когда студия принимает более менее приличный вид, Эрвин скрывается на кухне. Смит вливает в себя два стакана воды, пытаясь переварить всё случившееся. Он, правда, так и не понял, что произошло. Пьяный Леви разошёлся? Разве он может так напиться? В университетские дни им доводилось выпивать, но Эрвин никогда не видел Аккермана таким. На всякий случай оставив на кухне горящий свет, Смит решает покинуть наконец квартиру. Ему завтра на работу, а он вряд ли сможет быстро уснуть после такого. У двери он сталкивается с Ханджи. Та заглядывает ему за спину, не встречая Леви, и смотрит вопросительно. — Я там прибрался, — говорит Эрвин, а потом тянется к небольшому бумажнику в переднем кармане своей рубашки. — Вот. Пожалуйста, позвоните мне завтра, скажите, как он… Ханджи-сан? Эрвин протягивает ей визитку с номером. — Можно на ты, — медленно отвечает Зое, хлопая своими ресницами за стёклами очков, и принимает предложенную вещь. Она, конечно, знала, что Эрвин придёт, но что-то подсказывает сейчас — всё пошло не так. — А что случилось-то? — Не знаю. Напился, — говорит Эрвин и покидает стены чужой квартиры с кучей вопросов в голове. Ханджи прикрывает глаза ладонью и, тяжело вздохнув, качает головой из стороны в сторону. Леви ведь обещал.***
Леви просыпается с гудящей головой, опухшим лицом и пустыней во рту. В памяти проскальзывают воспоминания о вчерашнем дне, и Леви, едва разлепивший глаза, снова закрывает их, с тяжестью поднимая руку и прикладывая к своему лбу. Ханджи замечает копошение в кровати и подходит, присаживаясь на край. — Леви, ты как? — Как дерьмо, — признается он, не находя в себе сил на сарказм, какой присущ ему обычно в состоянии жёсткого похмелья. Такого, как сейчас, у него ещё не было. — Завтракать будешь? — заботливо интересуется Ханджи, но Леви только отнимает от лица ладонь и приоткрывает глаза, смотря на неё с недоумением. — Чай? — Ту зелёную бурду в пластике? Нет, спасибо, — Леви предпринимает попытку подняться и встать наконец с постели — он жутко не любит валяться в ней слишком долго, — но проваливает её, за неимением хоть каких-либо сил. Ханджи своей болтовней не делает лучше. — Помнишь, что вчера было? — Лучше бы забыл, — Аккерману всё-таки удаётся приподняться на локтях, когда Зое протягивает ему стакан воды и таблетку. — Ты с какого хрена напился так? — наконец спрашивает Ханджи, и Леви не хочется отвечать. — Эрвин был в шоке. — Подожди, — он поднимает на неё пару удивлённых глаз. — Эрвин? — А говоришь, что всё помнишь, — она качает головой, усмехаясь. — Это он тебя тут успокаивал, — поясняет Зое, а Леви громко цокает, отводя взгляд от её совсем немного насмешливого лица. Но даже это бесит. — Оставь меня, — шепчет Леви. Прежде чем уйти, Ханджи бросает: — Он звонил, волновался, — она делает паузу, словно размышляя, стоит ли говорить дальше. — Что… между вами? — всё-таки спрашивает нерешительно. — Ты о чём? — хмурится Леви. — Ханджи, не задавай идиотских вопросов. Он мне знакомый, не более. — Ясно, — хмыкнув, девушка наконец покидает комнату, оставляя Аккермана в желаемой его воспалённой головой тишине. — Руки помой! — доносится уже из-за двери, и Леви опускает взгляд на свои ладони — все в засохшей краске. Чёрт. …Леви честно пытается подняться с постели, но сил хватает только на то, чтобы быстро смотаться в ванную и умыться. Оставшееся время он проводит в кровати. Смотреть на изуродованные картины, все до единой, не хочется, и стимул к подъёму пропадает. Аккерману сейчас нужна тишина, чтобы разобраться с беспорядком в собственной голове, и чай. Потому что к алкоголю он снова не притронется ближайшие полгода. Слишком уж большой урон он наносит не только его голове, но и работе. Единственное, на что есть силы, это задаваться вопросами и пытаться придумать что-нибудь. Как быть с выставкой? С контрактом? Леви не уверен, что сможет вернуться в колею достаточно быстро. У него больше нет картин, как и нет желания их писать. Творческий кризис? В самом остром его проявлении. Хорошо, что хотя бы прыгать с окна не хочется. У Леви случалось подобное от силы раза два, не считая этот. Он, конечно, деталей не помнит — уж слишком затуманен был разум, — но проблемы с алкоголем преследовали его с юности. Сначала он просто не мог напиться: пока все его школьные друзья были пьяные в хлам, Леви был трезв и постоянно ворчал. А потом-то в его жизни и случился первый творческий кризис такого масштаба. Это было после ухода из универа и скандала с Кенни, его дядей. Леви тогда швырял картины из окна и пил какой-то очень крепкий виски. На утро он проснулся со словно медной головой, прямо возле подоконника, и ужаснулся, когда выглянул из окна, — какие-то рабочие грузили его собственные полотна в мусоровоз. После этого он не писал целый год, лишь изредка находя в себе силы на небольшие зарисовки, но и те не шли, как надо. Он подрабатывал в чайном магазине в то время, чтобы хоть как-то зарабатывать на жизнь. Там ему и привилась любовь к чаю. Ещё полгода, пока он восстанавливался и потихоньку начинал возвращаться в живопись, Леви пил только чай, заваривая напиток каждый раз, когда его чумная голова требовала чего-то покрепче. Пить чай, состоящий практически из одной заварки, было не очень приятно, но зато жажда алкоголя пропадала, даже вдохновение появлялось, и Аккерман часто придумывал новые сюжеты для своих картин. Он не ходил к врачу, не проходил реабилитацию, сам как-то справлялся. Леви вообще больницы жутко не любит, и он никогда не считал себя зависимым, страдающим алкоголизмом. Оправдывался тем, что он художник. — Да, художник… — вздыхает он, проводя ладонью по лицу и переворачиваясь на спину. В этот момент комнату оглушает громкая вибрация, и Аккерман, ругнувшись, тянется к тумбочке, чтобы ответить на чёртов звонок. — Что? — раздраженно бросает он, даже не посмотрев на имя звонившего. — Леви? Блять, Эрвин. — Ханджи мне так толком ничего не рассказала. Я хотел узнать, как ты. — Херово, — хмыкает Леви. — Что-то ещё? — Да нет… я… думал, в общем… — бормочет Смит неуверенно. — Эрвин, — Леви не выдерживает. Говорить с кем-то, тем более с Эрвином, совсем не хочется, а лишний шум в виде чужого голоса неимоверно раздражает. — Не хочешь прогуляться? — наконец выпаливает Эрвин. — Нет, — Леви сбрасывает, откидывая телефон куда-то на кровать. У него нет сил даже на то, чтобы встать с кровати, какое «гулять»? Он минут десять пялится в потолок, а потом всё-таки прикрывает глаза, в надежде поспать ещё немного. Желудок сводит, в горле першит, но ни вставать самому, ни звать Зое во весь голос не хочется. И не приходится. Ханджи сама залетает в комнату, распахнув дверь. — Леви! — Да не ори ты, блять, — он резко распахивает глаза, хватаясь за голову, разразившуюся острой похмельной болью. — Эрвин приехал, — уже чуть тише сообщает Зое. — Тц…***
Эрвина в квартиру пускает Ханджи, чему Смит совсем не удивлён — стал бы Леви подниматься с постели, чтобы впустить нежеланного гостя? Он молча проходит в комнату вслед за убежавшей вперёд девушкой и останавливается в проходе, неловко сунув руки в карманы джинс. — Эрвин, чай будешь? — спрашивает Зое, обернувшись к нему. — Да, спасибо, — кивает Смит, и Ханджи тут же подлетает к нему, проталкивает в комнату, заставляя переступить наконец порог и снова вторгнуться в жизнь Аккермана, а затем исчезает, прикрыв за собой дверь. От неясной фигуры, закутавшейся в плед и растянувшейся на кровати, исходит такая же неясная усмешка, на что Эрвин переводит взгляд к источнику звука. — Что-то не так, Леви? — Нахер ты припёрся? — недовольно бурчит фигура, выпутываясь из пледа и поднимая голову, являя Эрвину опухшее лицо с растрёпанной копной на макушке. — Леви, не пытайся скрыть от меня свою слабость, — вздыхает Смит, подходя к кровати и присаживаясь рядом на корточки. — Я уже видел все вчера. У тебя какие-то проблемы с… этим? — Я тебя сейчас ударю, — шипит Леви, скосив взгляд на Эрвина. — Спроси что-нибудь другое. — А лучше вообще ничего не спрашивай, — добавляет он, прежде чем Смит успевает хотя бы подумать. — Просто позволь мне позаботиться о старом друге, — по-доброму произносит Эрвин. — Ещё чего, — Леви окончательно выпутывается из пледа и спускает ноги на пол, принимая сидячее положение. — Давай просто прогуляемся, как в старые добрые? — от выражения лица Эрвина тянет блевать, с такими сожалением он смотрит на Леви, но Аккерман предпочитает сдержать колкость и лишь шумно вздыхает, поднимаясь с кровати. — Твой чай должен был уже завариться, — с этими словами он покидает комнату. Эрвин, подумав с минуту о том, как же всё-таки уговорить Леви на прогулку, выходит следом и заглядывает на кухню, где и находит Аккермана с газетой в руках. До это стойко казалось, что он просто сбежал от него из квартиры. — Твой чай, — возникшая из ниоткуда Ханджи ставит на стол большую дымящую чашку, приглашая Эрвина присесть. Тот послушно опускается на стул, бросая короткий взгляд на Леви. Он сидит на таком же стуле, прислонившись одним плечом к стене, и якобы увлеченно читает какую-то статью. — Леви, а ты не будешь? — спрашивает он. — Не люблю эту мочу зелёную, — Эрвин кивает на это подобие ответа и делает глоток из кружки. — Тогда мне следует угостить тебя хорошим чаем. Я знаю место… — начинает Смит, но Ханджи тут же его обрывает. — Леви согласен! — восклицает девушка, подходя к нахмурившемуся Аккерману и кладя руки ему на плечи. — Давай, прогуляйся, развейся, тебе полезно, — добавляет уже шёпотом. — Тц, ладно, — сдаётся Леви.***
Леви соглашается прогуляться по городу до чайной лавки вечером, и Эрвин этому безудержно рад. Но вместе с радостью его затапливает волнение, поэтому, покинув квартиру Леви, он направляется к Моблиту. В последнее время они стали чаще общаться и делиться тем, что происходит в жизни, поэтому, наверное, их можно назвать друзьями, чего не скажешь об отношениях с Леви. Но дело в том, что Эрвин никогда особо и не хотел просто дружить с Аккерманом. На первом курсе ему не хватило смелости пригласить Леви на свидание, а потом он упустил его, потерял все контакты. Эрвин почти поверил в судьбу, когда увидел знакомое имя на выставке, а потом встретил Леви там же. Словно вселенная даёт ему второй шанс. И упускать его Смит не собирается. В квартире Моблита беспорядочно, но довольно уютно — Эрвин успел привыкнуть к такой обстановке. На предложение выпить он, правда, отказывается, оправдываясь тем, что пришел за советом, а не похмельем. — Так что у тебя случилось? — спрашивает Моблит и делает глоток своего скотча. — Понимаешь, — начинает Эрвин. — Мне нужно пару… любовных советов. — О-о-о, друг, это ты по адресу, — смеётся мужчина, делая новый глоток. — Расскажи о ней. Пораздумав с полминуты, Эрвин не решается признаться в том, что никакой «её» нет, поэтому надеется, что советы Моблит раздаёт универсальные. — Художница. Встретил ее на выставке, спустя пять лет. Мы до этого были друзьями в универе, но потом он…а бросила учебу и исчезла, — выдает Эрвин, глотая черный кофе, вместо алкоголя. — Да, — вздыхает Моблит, — тяжёлый случай. Закурим? Эрвин кивает, и Моблит делится с ним сигаретой, дым которой тут же заполняет тесную тёмную кухню. — А как она к тебе сейчас относится? — Ну, довольно грубая она. И неприступная, — Эрвин чешет затылок, пытаясь придумать побольше точных эпитетов. — Но очень красивая, и картины рисует потрясающие. — Пишет, — поправляет его Моблит и делает затяжку с лицом внимательного слушателя. — Да-да, — отмахивается Смит. — Но мы, в общем, идём сегодня вечером в чайную лавку. — Чайную? Девушку следовало бы угостить хорошей выпивкой. Думаю, она бы оценила твой вкус, — смеётся Бернер. — Да дело в том, что у нег… неё, кажется, проблемы с алкоголем, — запинается Эрвин. — Да? — Моблит задумчиво трёт подбородок, делая ещё одну затяжку. — Ну тогда, чай сойдёт, думаю… — Ты лучше скажи, во что мне одеться? — торопит друга Эрвин, напрочь забыв о тлеющей сигарете. Все свои мысли он направляет на то, чтобы не проколоться с местоимением. — А что она носит? — Рубашки, брюки, пальто, как настоящий художник, знаешь, — с улыбкой говорит Эрвин, вспоминая образ Леви на последней выставке. Светлая рубашка, расстёгнутая на две или три верхние пуговицы, темные брюки, лакированные туфли — просто, но в то же время очень изысканно. — Отставить мысли, — Моблит щелкает пальцами перед носом Эрвина, и тот промаргивается, выходя из ступора. — Тогда оденься в таком же стиле. Рубашка, брюки, пиджак. Обязательно надень свои лучшие часы. Девушки любят такие детали, — диктует он, а Эрвин начинает всё глубже сомневаться в компетентности Моблита в вопросе любви и отношений. — Что ещё посоветуешь? — тем не менее, Эрвин намеревается вытянуть из друга все, что может помочь ему завоевать сердце Леви. — Это не то, чтобы свидание, но как мне пригласить её потом на настоящее? — На настоящее? — Моблит делает последнюю затяжку и задумчиво тушит сигарету в пепельнице, а затем придвигает ту к Эрвину, ждёт, пока он затушит дотлевший окурок, и лишь потом говорит: — На этом ненастоящем свидании узнай, как можно больше того, что она любит. Чем занимается ещё, куда ходит в свободное время, с какими людьми предпочитает общаться. Можно, конечно, сразу попытаться уломать на секс… — Нет, — отрезает Эрвин. — Спасибо за советы, дружище. Звони, пиши, ещё увидимся. Моблит провожает Смита до двери и, как только тот скрывается на лестнице, весело усмехается, снова закуривая. Неужели Эрвин дорос до отношений? Он качает головой и стряхивает пепел прямо на пол, думая о том, что надо бы прибраться перед приходом Ханджи. Она, конечно, не такая чистоплюйка, как её подопечный художник, но как-то некрасиво получается приглашать девушку в такой срач. Впрочем, Моблит об этом сразу забывает, возвращаясь на кухню за своим скотчем.