Kiliing Me Hardly — Lezhin
Хватка на шее становится слабее, а веки и вовсе закрываются. Сынмин не понимает, что происходит. Ладони Чана прокатываются тяжелыми и мутными линиями под футболкой, пока он сам теряет контроль над телом. Старший заваливается назад, на постель. И то, как Сынмину страшно — нельзя описать словами. Человек под ним буквально замер. Младший опускает ватные ноги. Как только пальцы касаются пола, а ноги подгибаются, Ким утыкается коленками в мягкий ковер, словно в штыки.Когда я закрываю глаза, я вижу только красный свет.
Четкое ощущение, что ножом мне проехались по каппилярам, которые, в свою очередь, раскрылись красными лепестками роз. Острые осколки, острые концы. Помнить то, что было вне — не нужно, иные ощущения заполняют тело. Я потрясываю головой, в надежде смахнуть «краску» с собственных глаз, но черные, мёртвые ресницы резко проникают внутрь. Меня пронзает боль. Черные нитки мерещатся в голове. Я вижу их? Что я вижу? Руки трут глаза, но лишь бензинные разводы сменяют алые раскаты. Цветная картина, по которой продолжают водить ладони, в надежде, что смоют, смахнут или сотрут это. Что это?Четыре руки, но моих в этом количестве будто и нет.
Сынмин водит пальцами по лицу старшего. Он просто молчит, не отдавая отчета тому, где сейчас находится. Двадцать минут. Прошло двадцать минут бездействия и плача. Как резко провалился, так внезапно Чан и вынырнул из собственного разума. — Кристофер? — Сынмин отрывает ладони от чужого лица, отстраняясь. Млаший резко встает, ударяясь мизинцем о кровать, и убегает. «Это похоже на шутку. Надо мной издеваются.» — врезается эхом о стены разума. Сынмин задыхается, сидя на полу у кровати, обхватывая свои коленки дрожащими ладошками. Он выдавливает на коленях новые синяки, которые потом будет скрывать за белоснежной бахромой чулок. Почему он так испугался? Его мать, по счастливой случайности, впадала в летаргический сон несколько раз. Самый продолжительный период — две недели, но сама внезапность приступов убивала Сынмина. Неожиданность, которую ты никогда не спланируешь. И вроде бы ничего страшного, но чувство, что пронизывало его каждый раз, когда он думал о том, что и сам может ничего не помнить при пробуждения, пребывая во снах месяцами. Это чувство ужасно. Глаза открыты, но нити продолжают пронзать тело наяву. Липкая бурая лужа, в которой он лежит. Запястье будто разрывает та же нитка. Боль с каждой секундой становится более невыносимой, когда свежие раны на бёдрах начинают пульсировать. Пульсации настолько резкие, что мелкая дрожь, пробивая на мелкие вздохи, пробирается по всему телу. Чан продолжает вертеть головой, не прекращая быстро дышать, но ничего кроме неё не двигается. Рука немеет, пока не начинает мерещиться, что из пульсирующих ног кто-то хочет вырваться. Судорога охватывает бёдра, когда резкие вздохи сменяются мольбой о пощаде. Но это только в голове. На самом деле Кристофер не может произнести и звука. Он поднимает веки вверх, когда над ним что-то стоит. Чёрное, с белыми, но туманными глазами. Оно просто молчит. Крис просто смотрит. Из-под одеяния существа начинает появляться четыре руки, две из которых — по локоть замотаны толстым слоем чёрных ниток, остальные — белых. Длинные ногти шелестят друг о друга, когда Чан рассматривает свой новый кошмар. Спит он или нет, а какая разница? Черные ладони приближаются в побледневшему лицу, но руки, обвешанные белыми нитями остаются в стороне. Лишь чёрные острые нитки шоркают по шее Кристофера, оставляя порезы на пройденном пути. Огромные ладони закрывают глаза. И теперь Чан точно просыпается. Кристофер отрывает левую руку с трудом, чувствуя липкую слизь. Он опирается на неё же и резко поднимает себя. Глаза бегают по стенам, находя круглые часы. «Больше, чем во сне. Там прошло лишь двадцать минут.» — Проносится в мыслях крупным шрифтом. — Сынмин, Сынмин, — Хриплый и увядший голос выбредает из-за двери. — Сынмин, — Чан невесомо касается руками стен, чувствуя, что после каждого нового «ведения», ресурсы истощаются. Угол. Ещё один угол. Заворачивая в третий раз он со стуком ударяется о пол. Глаза начинают слезиться, смачивая ресницы, когда чувство бесполезности и беспомощности комом подкатывает к горлу. Чан осознаёт, что напугал Сынмина, но он не в состоянии это контролировать. — Сынмин. — Неровный голос искривляется до невозможности. Вместо букв — сумбурное и слабое мычание. Левая рука придерживает живот, который воет, как и его хозяин. Мин открывает дверь. Он апатично и серо усаживается на колени, расчесанные в кровь. Рука младшего тянется к лицу. Сынмин проводит большим пальцем по обеим щекам поочередно, успокаивая нервы; его и собственные. Второй ладошкой Сынмин почёсывает прохладно-серые волосы старшего. — Помнишь, ты спросил меня, почему я не люблю красный цвет? — Столько сил собрано в этом вопросе. — Потому что все мои сны такие. Я, — Вновь вся уверенность иссякла, — прости, что я обидел тебя. — Чан опускает голову, сглатывая горечь. — Прости за то, что я такой непутевый сосед. Не отдавая старшему никакой словесной реакции, Сынмин лишь ведет теплыми ладонями по левой руке Кристофера, который, опустив голову, дергался от громкий мыслей. Он останавливает пальцы, там же, на красных глубоких нитях, что саднят у старшего, на запястье. — Понимаешь, мне нужно говорить, меня нужно предупреждать, я не в праве рассуждать о твоём состоянии в собственных мыслях, Чан-и. — Сынмин осторожно поглаживает большими пальцами леденеющие руки продрогшего Криса. — Обняться хочешь? Маленький мальчик Кристофер лишь мягко стукается головой о милое плечо. Левая рука остаётся в неподвижном состоянии, боясь спугнуть собеседника, пока правая обхватывает младшего со спины. Чан закрывает глаза, опираясь на Сынмина, когда вновь видит что-то. Чёрный силуэт вышагивает из-за угла, оставляя за собой две дорожки бордовых луж, что растекаются по белому пространству. Сейчас нечто надело на макушку шляпу, которая полностью сливается с одеянием. Чем ближе — тем меньше вдохов совершает Крис. Он просто молчит, проглатывая все происходящее здесь. Где здесь? Белоснежный пол скоро становится красным в белую крапинку. Чёрный друг идёт непостижимо медленно, волоча тяжелые ноги за собой, некуда спешить. Силуэт резко запихивает лапу в карман бездонной одежки, тьма находится внутри этого существа. Оно достаёт карту в рукаве. Длинные когти протягивают ее Чану, не приближаясь вплотную. Тело неподвижно, так что карточка беззвучно летит на пол. Как маслом вверх, она ложится текстом к открытому взору Кристофера. «Не зря ты молчал, продолжай в том же духе.» — Столб выстраивается в голове. — Я не принуждаю тебя, пойми. — Сынмин мягок, но словно отстранённо пытается завести диалог. — Просто ты зря молчишь, не стоит продолжать в этом же духе, можешь говорить о чем угодно, если хочешь. — Он аккуратно поглаживает дрожащие руки.***
— Заказ 190325 находится у курьера и будет доставлен через час по адресу, что указан в приложении. Оплачено. — Сынмин сидит в кафетерии, читая книгу по базовой психологии, но продолжая думать о своём. Феликс спокойно посапывает в перерыве между парой, поэтому обстановка выглядит многообещающей. — Две пары и домооой. — Вяло протягивает Ликс, поднимая локти, укутанные в лиловый свитер, под себя. — Будто ты собираешься домой. — Цокает Ким и начинает быстрее листать страницы. — Ну да, не собираюсь, но всюду лучше, чем на паре по философии. — Чем тебе так Хан Джисон не угодил? — Сынмин подставляет под щеку ладонь, бурча. — Он скучный. — Это философия скучная, а не препод. — С умный видом, но без соответствующих мыслей. — Чего ты все время его защищаешь? — Феликс накручивает волос на указательный палец. — Кстати, ты мне так и не сказал, какой у тебя сосед. Ну там, характер, внешность… — Ли перегибает своё тело через локти и приближается лицом к другу. — Это преподаватель один. — Ммм, а не Хан ли? — Идём на пары. — Сынмин резво закрывает книгу и выходит из-за стола. — Ты такой интересный, слушай. — Феликс отрывается от стула и спешит к Киму. Сынмин останавливается, только лишь подскочив, потому что в помещение заходит Чан. Чёрная водолазка, поверх накинут пиджак, а из кармана чёрных протёртым джинс виднеется телефон. — Этот препод такой красивый. — Феликс встаёт позади, приподнимаясь на носочках, укладывая подпорядок на плечи младшему. — Ты хоть его имя знаешь? — Сынмин разглядывает своего соседа, снова пытаясь прочитать его спрятанные мысли. — Так это же по препод. — Феликс плох в запоминании имен. Ладно, у него и с учебой та же история. — Поооо… — По ботанике. — Сынмин обнадеживающе продолжает фразу, зная, что сам Феликс бы не осилил вспомнить еще и предмет. — Точно-точно, не перебивай в следующий раз. — Феликс резко сменяется. — Он такой поникший. — Тоже так думаешь? — Язык Сынмина снова зацепится за рассуждения об окружающих, основываясь лишь на их поведении. — С нашей первой пары он всегда такой. Не прошло бы месяца, я и бы подумал, что его настроение было лишь однодневным. Но… — Феликс почёсывает макушку. — видимо этот препод всегда такой. Мы ему все равно никто, вряд ли и узнаем. — Прекрати говорить вот так. — Как «вот так»? — Сынмина снова передразнивают. — Серьезно. — Ладно, поговорим о твоём соседе! — Ликси встаёт напротив и сгибает свои руки на груди, готовясь выслушать историю о невероятном сожителе. Но в ответ — лишь тихий проход Сынмина мимо. Сынмина, что летит к выходу. Сынмина, взгляд которого устремлён на соседний столик.