Москва — незнакомая и таинственная,
С башнями из червонного золота
И холодная как лёд.
Москва — тот, кто знаком с твоею душой,
Знает, что там любовь горит
Пламенно и горячо.
Moskau — Dschinghis Khan
Рита заторможенно моргнула, пытаясь прийти в себя. В коридоре маленькой «однушки» раздавался возмущенный шепот недовольной Лены Косаревой, которую, как и всегда, пытался вразумить Володя, бесперебойно что-то объясняя, но Рита не обращала на них внимания, полностью отдаваясь голосу, что звучал в её собственной голове. Звучал недоумевающе и агрессивно, вопрошая: «какого черта вообще происходит в твоей жизни, Маргарита, чёрт тебя дери, Юрьевна?». И вопросу этому предшествовало слишком много событий вчерашнего дня и ночи… Спрятавшись в тренерской и закрывшись изнутри, Рита несколько долгих минут пыталась прийти в себя и восстановить дыхание. Она бежала не слишком быстро и не очень долго, но продышаться не получалось. И Платова понимала, что это — нервное. Это — испуг, волнение и… Проклятая влюбленность, что должна была приятно согревать и дарить пресловутых бабочек в животе. Но Рите не везло и в этом плане. И светлые чувства обрушились на неё нервозом и желанием убивать — то ли себя, то ли Маркуса. То ли Володю, который всё знал и подстроил, не по-дружески сыграв на тревогах Риты о здоровье матери. Через пару минут и две кружки крепкого чая Рите удалось вернуть себе мнимое спокойствие. Такое, какое было перед важным стартом — когда изнутри всё дрожит и воет от неуверенности, а снаружи — абсолютная сдержанность и единение с разумом и телом. Но в этот раз что-то всё же было не так. Что-то неприятно «зудело», будто подначивая. Будто нашептывая: «иди, посмотри на него, посмотри, пока есть возможность…». — Я пойду туда на десять минут, — беззвучно пыталась договориться с собственными принципами Рита, возвращая пустую кружку на небольшой столик, — десять минут ничего не значат… Ведь я забыла там куртку! Никто из детей наверняка не догадается мне её принести… Все побегут к Маркусу за автографами… Бросив взгляд на настенные часы, Рита засекла время, а затем, решительно кивнув, направилась к двери. Вернувшись на трибуну, Платова вновь подошла к парапету, то ли надеясь вновь встретиться взглядом с Маркусом, то ли до дрожи этого опасаясь. Но Кальтенубер был увлечен происходящим внизу — шли последние приготовления к дружескому состязанию двух команд. Маркус был капитаном первой, в состав которой, разумеется, входил светившийся от счастья Володя, а второй руководила Гертруда. Несколько сотрудников милиции шагнули к чаше бассейна, желая встать возле неё, но Маркус мягким, не угрожающим движением выставил руку вперёд, заставляя их остановиться. Кальтенубер понимал, что они призваны обеспечить безопасность, что они следуют инструкции. Но Маркус отчаянно пытался открещиваться от собственной значимости и всех её атрибутов, желая создать действительно дружественную обстановку. Во многом за счёт того, что и сам решился плыть. И склонил к этому же Гертруду. ГДР хотела дружбы с Советским Союзом. Хотел её и Маркус. Но добиваться был намерен искренними, открытыми способами. — Советские спортсмены и дети — мне не враги, — убедительно начал он, смотря в лицо одному из представителей московской милиции. — И никогда ими не будут, — доброжелательно, но с твердой верой, закончил он, а затем указал рукой в сторону воды. — Это — наша территория, — улыбнулся Маркус, замечая готовящихся к старту спортсменов. — И позвольте мне, от лица всех присутствующих здесь пловцов, установить на ней наши правила. На мгновение во всем бассейне установилась абсолютная тишина. И даже Рита взволнованно нахмурилась. Но московская милиция спорить с высокопоставленным гостем не стала и к пожеланию прислушалась. А Маркус тут же стал ещё сильнее любим советскими пловцами. Рита не заметила, как быстро прошли отведенные ею же «десять минут», а затем ещё десять, двадцать, тридцать… Рита не могла отвести взгляда от Маркуса. Чем больше он плавал, тем сильнее Платова понимала — это его лучшее «агрегатное» состояние. В моменты, когда он отдавался водной стихии, Рита не ловила ни одной отрицательной мысли или раздражения. Рита лишь восхищалась, затаив дыхание наблюдая за потрясающей скоростью и удивительным чувством воды… Маркус совершенно не уставал и, казалось, что настоящая, комфортная для него жизнь — наступает в бассейне, а не на «суше». И лишь в момент, когда Маркус поднялся из воды, поразительно быстро, по сравнению с другими пловцами рядом, восстановив дыхание, Рита поняла, что крупно облажалась и ей пора обратно в укрытие. Она оглянулась назад, пытаясь отыскать сидение, где оставила куртку, но хлынувшие вниз воспитанники спортшкол заставили сильнее прижаться к парапету, чтобы пропустить их к лестнице, а затем — к Маркусу, чтобы успеть пообщаться с кумиром. Но этот кумир общаться желал явно не с ними, о чем нарочито громко уведомил всех присутствующих, когда позвал одного конкретного человека: — Маргарита! — эхом отдалось в огромном пространстве бассейна и прилегающих к нему трибун. Рита дернулась, будто ощутила электрический разряд, и округлив глаза от ужаса, рефлекторно посмотрела вниз, отзываясь на имя и замечая счастливого после заплыва Маркуса, что взъерошил влажные волосы, когда стянул с головы шапочку. Стоя в плотном кольце других спортсменов, но совершенно их не замечая, Маркус не сводил взгляда с Риты, боясь вновь упустить девушку, о которой не переставал думать всё последнее время. Рита заторможенно моргнула, надеясь, что всё это — кошмарный сон, в котором герой ГДР успешно «спалил» их знакомство в присутствии огромного количества людей, среди которых были журналисты, представители органов правопорядка и члены партии… Неловкая, выжидающая тишина затянулась. Все, кто были у чаши бассейна, смотрели на Риту снизу вверх, ожидая какой-то реакции. Сама же Рита всё ещё молилась, чтобы они все просто растворились во влажном воздухе. — Маргарита Юрьевна… — сбоку раздался требовательный шепот, но Платова не слышала. — Маргарита Юрьевна? — чуть громче повторил один из воспитанников, а затем дернул её за рукав олимпийки, призывая всё-таки обратить на себя внимание. Рита нахмурилась и встретилась взглядом с мальчишкой. — Кажется, вас зовет Маркус Кальтенубер! — с восторгом констатировал он. — Он — ваш друг? Как здорово! Рита не могла видеть себя со стороны, но подозревала, что попеременно бледнела до состояния мертвеца, а затем тут же багровела, ощущая ярость, что могла бы снести каждого, кто попадется на пути. Думать над ответом ученику она даже не стала, понимая, что едва может связать хоть пару слов, ощущая лишь бешеное биение сердца и жар на щеках. — Рита, спускайся! — поддержал идиотское поведение Маркуса Володя, заставляя Платову вновь посмотреть вниз и с новой силой ощутить желание убивать. Мальчишка бросился вниз по лестнице, в надежде, что дальнейшее «шоу» будет разворачиваться уже там, а Рита всё ещё оставалась у парапета, не в силах сдвинуться с места. — Думаю, вам всё же стоит спуститься, Маргарита Юрьевна, — негромко, но различимо и уверенно-твердо раздалось сзади. Обернувшись, Платова увидела на пустых трибунах мужчину, облаченного в военную форму. Поймав на себе её взгляд, капитан успокаивающе улыбнулся, однако Риту простыми улыбками было трудно расположить к себе. — Кто вы такой? — Рита не сильно разбиралась в военных погонах и знаках отличия, но понимала — перед ней кто-то серьезный, и он явно не относится к московской милиции. Но даже по одной брошенной им фразе было ясно — русским языком он владеет отменно, и это отбрасывало назад очевидные с первого взгляда мысли о его принадлежности к ГДР. — У нас ещё будет время пообщаться, — кивнул Маттиас. — А пока всё же посоветую спуститься. Иначе они все, — капитан приподнял подбородок, выразительно указывая вниз, — поднимутся сюда. Вас сопроводить? Рита поперхнулась воздухом, даже не догадываясь, что капитану её ответ был известен наперед. А вопрос был задан скорее с целью поторопить в принятии неизбежной встречи лицом к лицу с Маркусом. — Справлюсь сама, — мрачно ответила она, решительно направляясь вниз и не ощущая насмешливой ухмылки капитана, что несколько секунд смотрел ей вслед. — Вообще-то, мы с Ритой приглашены в Кремль! — голос Володи заставил Риту вернуться в реальность и прислушаться к его разговору с Леной. — В кремль? В Зарайский? — звонко усмехнулась она, упоминая их родной город в Подмосковье, где сохранился самый маленький во всей стране Кремль. — В Московский, Лена! — восклицал Косарев. — Маркус пригласил нас с Ритой на официальный прием! Там будет руководство партий обеих стран! Обалдеть! Платова зажмурилась, вновь ощущая неимоверный стыд и желание провалиться под землю так глубоко, чтобы никто — включая агентов КГБ — её не нашел… Рита спускалась вниз не торопясь изо всех сил. В голове ощущался телевизионный «белый шум», шипением отдающий в уши. Рите казалось, что парой минут ранее её контузило, и теперь она едва может мыслить. Но Маркус, действуя непривычно грязными методами и используя большое скопление людей, не оставил ей выбора. Шагнув за массивную металлическую дверь сначала в короткий узкий коридор, а затем к чаше бассейна, Рита с облегчением заметила Маркуса в плену журналистов. На мгновение это дало надежду к отступлению. Рита остановилась, пользуясь тем, что все вновь были заинтересованы исключительно Маркусом. И даже Гертруда, приехавшая вместе с ним, стояла в сторонке, с удовольствием общаясь с советскими пловчихами. Рита обернулась к двери, уже намереваясь шагнуть к ней, но на пороге появился капитан, держа в руках злосчастную куртку, которую Рита вновь забыла забрать с трибуны. — Уже уходите, Маргарита Юрьевна? — дружелюбно поинтересовался он, давая Рите понять — любимую куртку она потеряла безвозвратно. — Маргарита! — вновь раздалось с другой стороны бассейна, вынуждая Платову обернуться. Маркус счастливо улыбнулся, понимая, что Рита вынуждена к нему подойти, а затем вновь вернулся к разговору с журналистами: — Простите, — продолжал улыбаться он, — мне не терпится наконец пообщаться со своими друзьями. — У вас есть друзья в Советском Союзе? — с удивлением уточнил один из корреспондентов. — Конечно! Мы познакомились на Олимпиаде в Сеуле, — Маркус был рад говорить на эту, приятную для него, тему, а не обсуждать вектор развития социализма в ГДР и СССР. — Это — Владимир, — он обернулся к стоявшему рядом Вове, на которого тут же с толикой скепсиса посмотрели остальные члены сборной СССР, — и Маргарита, — улыбка на губах Маркуса осталась такой же широкой, но в глазах, при взгляде на явно смущенную и недовольную вниманием Риту, появилось что-то восторженно-глубокое. И разгоралось всё сильнее с каждым её несмелым шагом, что приближал их друг к другу. И Маркусу, что обычно с уважением относился к людям и их личному пространству, теперь хотелось разогнать всех присутствующих, чтобы здесь и сейчас остались только они вдвоем. Но подобного поведения не оценило бы ни руководство партии, ни приставленный к нему капитан Штофф, ни сам Маркус, когда смог бы посмотреть на ситуацию трезво — без налета сумасшедшей влюбленности. — Вы планируете посмотреть Москву в компании ваших друзей, герр Кальтенубер? — донеслось от одного из журналистов, что чуть ближе поднес к нему диктофон. — Я не уверен, что смогу погулять по столице, хотя мне бы очень этого хотелось, — с сожалением признался Маркус, отчетливо понимая — партия прислала его сюда ради своих целей, а не для прогулок под Луной с Маргаритой Платовой. Но, несмотря на то, что головой Кальтенубер понимал утопичность своих мечт, упрямое сердце всё же рвалось попытаться осуществить задуманное и провести с Ритой наедине как можно больше времени. — Но я бы хотел пообщаться со своими друзьями, поэтому на встречу в Кремле я отправлюсь в сопровождении капитана Национальной народной армии ГДР, — Кальтенубер повернул голову к Маттиасу, что стоял поодаль в компании двух сотрудников московской милиции и был обрадован тем, что Маркус, запомнив наставление, не назвал ни его имени, ни фамилии, — и моих больших друзей, — Маркус обернулся к Рите, что едва сдерживала «нейтральное» выражение лица и Володе, что светился от гордости. — Кальтенубер позвал тебя в Кремль? — неприятно медленно, буквально по слогам, с явной неприязнью то ли к самой Рите, то ли к озвученному ею факту, уточнила Лена, когда зашла в кухню. Платова понуро кивнула, будто была провинившейся девчонкой, которая теперь должна была отбывать наказание. И не где-нибудь, а… В самом сердце Москвы. — И что он в тебе нашел? — фыркнула Косарева и, скользнув по убитой «горем» Платовой оценивающим взглядом, укуталась в теплый красивый халат, что Володя привез ей с соревнований в союзной Беларуси. Рита, нарочито натянуто улыбнувшись, процедила: — Задаюсь тем же вопросом. — И ты тут же согласилась? — Лена, пользуясь тем, что Володя отправился в душ, принялась устраивать его «драгоценной подружке» настоящий допрос, попутно наливая себе чай. — Стоило красавцу-мужчине поманить тебя пальцем — так ты тут же готова покорно идти за ним в Кремль? Туда, где полно чекистов*, которые, наверняка, знают о твоей «дружбе» с Молотовым?.. Обхватив ладонями чашку с чаем, Лена обернулась, с довольной улыбкой наблюдая за Ритой, что была готова разрыдаться от ещё одного ядовитого слова. Такое состояние, обычно не свойственное Платовой, приятно радовало Косареву. — Ты осуждала как Севу, что пошел незаконными путями после завершения карьеры, так и Олега, что едва не спился, после бойкота Олимпийских игр… — важно перечисляла Лена. — А сама нашла себе более изощренный способ к достойному существованию — богатенький немец из ГДР. Интересно… — Заткнись, — сквозь зубы проскулила Рита, больше не в силах это слушать. — Просто заткнись, — прохрипела она, прикрывая ладонями лицо. Убежав от Маркуса уже в который раз, так и не допустив личного разговора, Рита пряталась в тренерской, закрывшись изнутри. Она поглядывала на большие настенные часы и, постукивая короткими ногтями по чашке, гадала, через какое время сможет уйти домой никем не замеченной. В какой-то момент голоса и шум в коридоре стихли, и Рита устало запрокинула голову, ощущая долгожданное расслабление. Напряжение начинало плавно покидать, в надежде на то, что Маркуса уже посадили в правительственную «Волгу» и увезли куда подальше. А про его глупую фразу про Кремль и «советских друзей» все благополучно забыли. Но стук в дверь заставил Риту встать с потрепанного временем дивана. Полагая, что в коридоре стоит либо Войтов, либо Косарев, она повернула ключ в замке и дернула дверь на себя. — Привет! — возбужденным шепотом воскликнул Маркус, тут же «ныряя» в тренерскую, а затем торопливо закрыл за собой дверь, даже воспользовавшись замком. — Какого… Хрена? — не сдержалась Рита, ощущая дрожь в теле. Она сделала неловкий шаг назад, отшатнувшись от Маркуса, который, к её огромному счастью, уже был не в плавках, а в синем спортивном костюме с символикой ГДР. Рита провела в компании полуголых мужчин всю сознательную жизнь, но именно Кальтенубер её отчего-то заставлял смущаться. Во многом потому, что именно его довелось увидеть непосредственно без плавок… — Ты совсем не рада мне? — с толикой напускной обиды, но при этом не переставая улыбаться, поинтересовался Маркус. Но в следующую секунду Рита, уверенным движением ладони, внесла в его счастливое лицо серьезные коррективы, когда залепила звонкую пощечину. — За что?! — изумился он, поглаживая горящую щеку. — За Кремль! — Ты не хочешь в Кремль? Платова округлила глаза так выразительно, будто окончательно лишилась рассудка. Хотя по её скромному мнению рассудка лишился Кальтенубер, обменяв его, видимо, на потрясающее чувство воды. — О! Ты поинтересовался тем, чего я хочу? — рычала она. — Очаровательно, но слишком поздно, тебе не кажется? — Ты тоже решила всё за нас, когда представилась женой Володи! — парировал Маркус. — Я никогда не представлялась женой Володи! — эмоционально ругалась Платова, не замечая, как все чувства, что она пыталась побороть, берут над ней верх. — Я просто представилась первым именем, которое пришло мне в голову, чтобы ты… — Чтобы я?.. — приподнял брови Маркус. — Никогда меня не нашел! — выкрикнула она, но после тут же замерла и неловко поджала губы, когда теплый свет в глазах Кальтенубера внезапно потух. Все эмоции Маркуса легко читались на его лице. И Маркусу было больно. — Ты не хочешь меня… Видеть? — нахмурившись, напряженно уточнил он, ощущая, с каким трудом начали даваться слова на русском. Рита облизнула губы, чувствуя, как в крохотной тренерской ей впервые стало тесно и душно. Щёки вновь вспыхнули жаром, заставляя обычно бледную кожу лица залиться румянцем. И Маркус, наблюдая за её странным смущением, печально улыбнулся, вспоминая их первую встречу. Вспоминая Риту внешне такой же — в красной форме сборной СССР, но другую внутренне — танцующую и свободную. — Я был очарован тобой с первого взгляда, — завороженно признался Маркус. — Ты потрясающе танцевала. Как в последний раз… Рита обомлела и не заметила, как опустились её плечи, минуту назад скованные гневным напряжением. Губительный, будто почти осязаемый жар, делавший воздух густым и горячим, усиливался, перекидываясь и на Маркуса. Рита видела это — видела, как его грудь вздымалась медленнее, как требовательно и нетерпеливо он смотрел, отбрасывая весь остальной мир, что ждал по ту сторону двери… — Это и был последний раз, — хрипло призналась она, не в силах перестать смотреть в его глаза. — Больше я не танцевала. — Нужно срочно это исправлять… — прошептал Маркус, делая медленный шаг, стирающий крохотное расстояние между ними. — Н-нет, — Рита едва покачала головой, чувствуя, как защипало глаза. Маркус предельно близко. И от этого — соблазнительно хорошо. Но так досадно больно… И Рита даже ощущая поражение, пыталась сопротивляться. Как глупой идее потанцевать, так и тому, что требовало тело. Маркус заботливо, но несмело коснулся ладонью её щеки и наклонился ниже. Рита неосознанно поддавалась ему, но при этом зажмурилась, будто понимала, что ей вот-вот предстоит принять противное на вкус лекарство. Гадкое, раздражающее. Но такое необходимое. Но тут же расслабилась вновь, как только губы Маркуса увлекли её в нежный поцелуй. Будто первый вовсе. Трепетный, неторопливый. Рита отвечала, не замечая, как сквозь сомкнутые ресницы вниз по щекам покатились слёзы. Положив ладони на его плечи, Рита приподнялась на носки, чтобы быть чуть выше и чуть ближе. И Маркус, не разрывая поцелуя, обхватил её за талию, отрывая от пола, и, в два шага дойдя до стола, посадил на него, продолжая медленно целовать и полностью растворяясь в моменте. Это был поцелуй ради поцелуя. Нежный, непрерывный. Не обязывающий к продолжению. Разжигавший внутри не страсть, но любовь. Но, услышав стук в дверь, Рита открыла глаза и тут же приложила ладони к груди Маркуса, требовательно оттолкнув от себя. — Платова? — из коридора доносился хриплый голос Олега. — Ты здесь? Рита округлила глаза от ужаса, понимая, что меньше всего ей хочется быть застуканной с Маркусом Кальтенубером в тесной тренерской комнатёнке.. Войтов вновь нетерпеливо дернул ручку двери, но та не поддавалась. Рита слышала, как он попытался вставить ключ, но не помогло и это. Смачно ругаясь, Олег пытался снова и снова. — Надо открыть, — кивнул Маркус и тут же двинулся к двери, но Платова, спрыгнув со стола, бросилась за ним, и успела, в самый последний момент, ударить Кальтенубера по ладони. Маркус дернулся, сдерживая возмущение и мысли о том, почему в последнее время в его окружении развелось слишком много людей, готовых его бить — по поводу и без, или стрелять — но перед этим найти «веский» повод. — Рита? — снова позвал Войтов, уже почти готовый поверить в то, что это — не проделки Платовой, а очередная поломка дверного замка. — Мол-чи, — выразительно, но беззвучно пригрозила Маркусу Рита. Кальтенубер неодобрительно нахмурился, сомневаясь в том, что они поступают правильно, но затем, расценив ситуацию по своему, хитро улыбнулся. — Заставь меня, — шепотом попросил он. — Отойди отсюда! — грозно прошипела она. — К стене! — она указала на самую дальнюю, на которой виднелись никому никогда не нужные благодарственные письма и дипломы. Маркус хмыкнул, но к стене всё же важно продефилировал, а затем обернулся, ехидно улыбаясь. — Кричать отсюда? — уточнил он, заставляя Платову сначала проверить, что Войтов точно не сможет открыть дверь снаружи, а затем в несколько гневных шагов оказаться рядом ним. Маркус мечтал спокойно обсудить с Ритой планы на их совместное светлое будущее. Поговорить хотелось и Платовой. Но совсем не об этом. — Почему ты не сказал, что твоя мать — член СЕПГ? — возмутилась она, а затем внезапно оказалась прижата к стене сама — Маркус, обхватив её за плечи, быстро поменялся c ней местами. — А когда? — улыбнулся Маркус, а затем внезапно прильнул теснее. — В первый раз? — прошептал он на ухо, настойчиво сжимая ладонями талию Риты. — Или во второй? Или между?.. Платова на мгновение напряглась, желая поддаться привычкам, что помогли ей выжить на окраине Москвы, и ударить коленом в пах, чтобы Кальтенубер тут же оставил её в покое, но решила действовать хитрее. Через секунду её губы растянулись в сладкой улыбке, заставляя Маркуса обомлеть, а затем обрадоваться. — Ты тоже скучала по мне? — Очень, — возбуждающе прошептала Рита, а затем уверенным движением скользнула ладонью под его футболку и коснулась пресса. Ощутив горячую кожу и твердые мышцы, Рита на мгновение растерялась, позволяя себе насладиться этим моментом. Но быстро взяла себя в руки. Вновь встретившись взглядом с приятно удивленным Маркусом, она очаровательно улыбнулась и принялась игриво скользить кончиками пальцев вверх к груди. Маркус расценил это как приглашение и поспешил вновь поцеловать Риту, но… Внезапно взвыл от боли и уткнулся носом в её шею, когда Платова, сжав сосок, скрутила его. — Когда пристал ко мне на дискотеке! — прорычала ему на ухо, с трудом сохраняя возможность дышать — Маркус навалился на нее почти всем телом. — Тогда ни первого, ни второго раза не было бы! — Отпусти, — хрипел Маркус, чувствуя, как из глаз могут вот-вот посыпаться искры. — Если оставишь меня в покое, — Рита, подметив, что Кальтенубер хорошо держится, усилила нажим, заставляя зажмуриться сильнее. — Помоги… Сбежать… Отсюда… Рита разжала пальцы, заторможенно наблюдая за тем, как Маркус сначала с облегчением отстранился от неё, а затем и вовсе сел на диван, и моргнула, в надежде, что в следующую секунду он исчезнет вовсе. Вместе со своими бредовыми идеями, которые могли привести их обоих на Лубянку. Несмотря на уже имевшийся опыт взаимодействия с КГБ, Рите не хотелось, чтобы встречи с представителями госбезопасности стали частыми. — Ты хочешь, чтобы я помогла тебе сбежать от московской милиции? — уточнила она. Очень медленно. На всякий случай. Надеясь то ли на здравый смысл Маркуса, то ли на то, что с первого раза он её не понял из-за языкового барьера. — Нет, — отмахнулся он, улавливая облегченный вздох Риты. — В первую очередь мне нужно сбежать от агента «Штази»… — Разведка ГДР?! — кричащим шепотом изумилась Платова. Кальтенубер воодушевленно кивнул. И Рита убедилась, что надежды на здравый смысл здесь были тщетны. — Этот мужик в форме, которого ты представил как капитана армии ГДР? — напряженно уточнила она, вновь прокручивая в голове сцену их «знакомства». — Да. Он приставлен ко мне Министерством государственной безопасности. Неофициальное название — «Штази», сокращение от Ministerium für Staatssicherheit… Платова, не вникая в дальнейшую филологическо-шпионскую лекцию Маркуса, коснулась ладонью лба, прерывисто вздохнула и обреченно прошептала: — Чекист… Кальтенубер прервался и нахмурился, полагая, что Рита как-то не так его поняла. — Нет-нет. Я его не нанимал. И я ему не плачу, никакие чеки не выписываю… Платит ему, наверное, Министерство… Рита моргнула, убирая ладонь от лица, и в очередной раз посмотрела на Маркуса как на идиота. — И зачем тебе от него сбегать? — она деловито скрестила руки под грудью. — Я хочу посмотреть Москву. Видел её из окна машины. Это явно не то. По Красной площади меня, я уверен, поводят завтра, а хотелось бы чего-то… — Маркус растерянно развел ладонями. — Простого, настоящего… Рита скептически нахмурилась. Она прекрасно ориентировалась в родном городе, но красивым считала его едва ли. Хотя ещё неплохо, будучи на тот момент двенадцатилетней девочкой, помнила Москву в восьмидесятом году — когда перед Олимпиадой преступность сократилась почти полностью. Но в последние годы столица активно застраивалась, принимала в состав города новые районы, что раньше были поселковыми окраинами, и продолжала активно заселяться приезжими, которые вели себя весьма агрессивно. И в какой-то момент это послужило почвой для множества криминальных группировок, что включали в себя москвичей, создавались для противодействия и якобы исключительно из «благородных» целей. И чем напряженнее становилась обстановка в Советской России — тем неспокойнее становилось в Москве. И осложненная обстановка с экономикой в целом, «убитой» товарным дефицитом, войной в Афганистане, падением цен на нефть и антиалкогольной кампанией нового генсека, лишь усугубила общественное недовольство. Рита понимала, что с её помощью Маркус, возможно, всё же сможет уйти на столичные улицы незамеченным. Но сможет ли с них вернуться — уже другой, более серьезный вопрос, ответ на который был Рите известен. И, несмотря на желание избавиться от Кальтенубера, поступать так радикально — отдавая «на съедение» криминальным улицам, не хотелось. — Сколько у тебя есть времени? — задумчиво поинтересовалась Рита, мысленно уже пытаясь построить рациональный маршрут. — Думаю, что мне стоит быть в гостинице не позже десяти, — пожал плечами Маркус. — Иначе капитан Штофф объявит меня в международный розыск… Платова покачала головой, поражаясь наивности Маркуса уже в тысячный раз. Она понимала, что если пресловутый капитан захочет найти Кальтенубера — он его найдет, особенно учитывая охотное сотрудничество КГБ, с которым у «Штази» была давняя «дружба». — Я помогу, — тихо согласилась Рита, замечая, как Маркус едва не подпрыгнул на диване от радости. — Но с условием. — Что угодно, моя королева! — счастливо улыбнулся он, а затем нарочито почтительно склонил голову. Рита брезгливо поморщилась, спрятав за этим напускным недовольством смущенную улыбку. Несмотря на попытки оттолкнуть Маркуса, она безгранично восхищалась им как спортсменом. И услышать такое обращение к себе, пусть даже в шутку, было приятно. — Я проведу с тобой день, затем провожу до гостиницы, — важно перечисляла она, — но завтра мы обо всём забудем, а ты придумаешь вескую причину для прессы и членов партии, по которой твоя «советская подружка» не смогла прийти. Улыбка с губ Маркуса исчезла, а лицо приобрело озадаченное выражение. Кальтенубер понимал, что с этой удивительной девушкой играть стоит лишь по её правилам, иначе можно вылететь из игры навсегда. И он либо проведет с ней день, на который она согласилась добровольно и, возможно, всё же успеет наладить отношения между ними, или потащит насильно в Кремль, после чего окончательно потеряет… — Договорились. — Чудесно, — улыбнулась Рита. — Раз Лубянка тебя не пугает… Отправимся в путешествие по Москве. — Что такое Лубянка? — Тюрьма КГБ, — максимально тихо отозвалась Платова, переживая, что их разговор всё же может быть услышан ещё кем-либо. — В тюрьме «Штази» я уже был, — важно признался Маркус и, закинув руки за голову, удобнее развалился на диване в тренерской, ножки которого подозрительно скрипнули. — Расскажешь по дороге, — ухмыльнулась Рита, ныряя в небольшой шкаф с одеждой, чтобы отыскать что-нибудь неприметное из того, что когда-то давно было здесь забыто. — Футболка с надписью «Пермская область» тебя устроит? — поинтересовалась она, выглядывая обратно в руках с мятой бывше-белой футболкой, которую нашла на полу в углу шкафа. — Это где? — Маркус выпрямился. — Это далеко от Лейпцига? — Далеко даже от Москвы. — Меня устраивает. Рита сдержала смех и швырнула футболку в олимпийского чемпиона. — Жаль, что к ней не прилагается местная прописка, — вздохнул он, поднимаясь с дивана, чтобы переодеться. — Я бы обменял на домик в Лейпциге… Жить пришлось бы с моей мамой, но… Зато есть озеро неподалеку… — Ты живешь с мамой? — Рита округлила глаза, поражаясь услышанному. — Я планирую съехать, но в стране напряженная ситуация, — признался он, стягивая футболку, и на мгновение успел поймать на себе взгляд Риты, которая тут же поспешила уставиться на свои кеды. — ГДР получала много средств от СССР, но в последнее время их объем сократился. И даже в продуктовых магазинах у нас появились очереди. Думать о покупке квартиры пока сложно. Рита нахмурилась, пытаясь сопоставить одно с другим. — Ты приехал сюда под предлогом налаживания прежних дружественных отношений? По факту — чтобы вам дали больше денег? — уточнила она, бросив на него презрительный взгляд. И дело было не в том, что Кальтенубер уже красовался в футболке «Пермская область». — Ты — грязная политическая проститутка… — Из твоих уст это звучит весьма сексуально, — попытался отшутиться Маркус, но укол совести всё же ощутил. Он и сам принял этот сценарий не из необходимости помочь стране, а из необходимости увидеть одного конкретного человека. — Я хотел к тебе, Маргарита. Платова моргнула, теряясь в происходящем, но отвечать ничего не стала. Не нашла слов. И потому решила сменить тему. — Всё, давай поторопимся, — скомандовала она, сожалея об утрате своей зеленой куртки. Идти гулять с Маркусом в красной олимпийке сборной — слишком. Рита понимала, что это будет привлекать много лишнего внимания, но выбора почти не оставалось. Из последней надежды она вновь нырнула в шкаф, судорожно перебирая старые вещи. В какой-то момент снова упала на колени, понимая, что на дне ещё что-то есть. Нащупав что-то несуразное, Платова потянула на себя пушистую ткань, и через секунду рассматривала уродливый подростковый свитер в голубую и розовую полоску, сшитый из неприятно мягкой плюшевой ткани. — Прелесть, — искренне выдохнул Маркус, вновь улыбнувшись. — Гадство, — покачала головой Рита, поднимаясь на ноги. — А тебе сверху вот это, — она протянула Маркусу черную куртку с капюшоном, которую оставил Войтов. И Платовой оставалось лишь гадать — обрадуется ли Олег тому, что сам Маркус Кальтенубер растянул его вещь, или наоборот сильно разозлится?.. — И ты втянула в это ещё и Володю… — осуждающе вздохнула Лена, продолжая свой неспешный обед. — Он, знаешь ли, втянулся в это сам, — огрызнулась Рита, а затем с облегчением едва заметно улыбнулась, когда на кухню вернулся румяный после душа Володя, небрежно вытирая короткие волосы полотенцем. — Даже раньше меня, когда «списался» с Маркусом… — Я не слишком выделяюсь? — шепотом поинтересовался Маркус у Риты, когда они шли по коридору опустевшего бассейна. — Я высокий… Платова, одернув вниз бесконечно бесивший её свитер, закатила глаза. — Не льсти себе, — таким же шепотом отозвалась она, — здесь все — высокие. Кальтенубер понуро кивнул. Он не верил в собственную исключительность, но горячо стремился быть исключительным для Риты. Заметив впереди охранника у входной двери, Маркус опустил на глаза солнцезащитные очки, которые ему одолжила Платова, а затем, натянув на голову капюшон, принялся насвистывать что-то себе под нос, полагая, что выглядит совершенно не подозрительно. Шагая и едва пританцовывая, что заставляло звенеть брелоки на красном рюкзаке Риты, в который Маркус переложил вещи, так как брать свой с символикой ГДР было рискованно, Кальтенубер первым прошел через турникет. Пожилой охранник, сидевший за небольшим столом, не поднял на него взгляда, продолжая увлеченно разгадывать кроссворд. Рита уже вздохнула с облегчением и вплотную подошла к турникету, когда сзади раздалось возмущенное: — И куда это вы без меня намылились? Я не понял! Платова замерла, замечая, как охранник вопросительно уставился отчего-то именно на неё. — Володя! — воскликнул Маркус, уже стоявший возле двери. И тем самым привлек внимание на себя, чего делать явно не стоило. Кальтенубер открыл рот, намереваясь сказать что-то ещё, но Рита, пользуясь тем, что охранник смотрел не на неё, показала Маркусу кулак, намекая, что он должен заткнуться и не произносить больше ни слова — он хорошо знал русский язык, но мягкий акцент всё же имел. — Олег Саныч, — улыбнулся охранник, полагая, что под черным капюшоном и очками скрывался именно Войтов, — даже не подумал, что это вы — песни насвистываете, с Маргаритой Юрьевной гулять идёте… Рита сглотнула, оцепенев от волнения. — Да они обалдели оба! Гулять — и без меня! — нарочито ворчал Косарев, а затем, мягко толкнув Риту в плечо, добавил: — Чё стоим, гражданочка? Не задерживаем героев бассейна! Рита едва не заскулила от стыда и страха, но турникет прошла, сдавленно вывила из себя привычное «до свидания!», а затем тут же вытолкала Маркуса на улицу. Дождавшись вышедшего через секунду Володю, все трое двинулись как можно дальше — и как можно быстрее — от бассейна. — Я бы хотел кое-что прояснить… — внезапно признался Маркус и остановился, когда появилась возможность скрыться в тенистых аллеях парка, замедлить шаг и, наконец, полюбоваться Москвой. Он уже сделал для себя все возможные выводы, но всё же хотел ещё раз обсудить случившиеся со всеми причастными. — Она, — Маркус, сняв очки, кивнул на недовольную Риту, — не твоя жена? Косарев, что уже планировал совершить набег на киоск с мороженым, поперхнулся воздухом. — Да боже упаси! — Ты охренел? — обиделась Платова, перекрикивая щебечущих в густой кроне дубов птиц. — И она — не Лена? — продолжал Маркус, уже привыкая к недоумевающему взгляду Владимира, пока виновница этой сцены тяжело вздыхала, скрестив руки под грудью. — Это Маргарита Юрьевна Платова, — медленно пояснил Володя, уже начиная сомневаться в озвученном. — Приятно познакомиться, — с искусственно-приторной улыбкой обратилась к Маркусу Рита, сдерживая порыв сделать ещё и реверанс. И когда Кальтенубер уже был готов обнять их обоих, испытывая прилив какого-то неземного счастья и облегчения, в голове Косарева что-то прояснилось. — Погоди-ка… — протянул он. — Ты думал… Что она — моя жена?! Маркус расхохотался, позволяя Рите на мгновение отбросить свою холодность и с теплотой разглядывать Кальтенубера, пока тот искренне смеялся. — Нет, друг, — бесился Косарев, первый раз обращаясь к Маркусу подобным образом напрямую, но при этом произнося это слово с едким нравоучением, — это у вас в «Европах» такое может быть и норма, но у нас в Союзе не принято женами делиться!.. — То есть, спрашивая обо мне в своих письмах, — уточняла Лена, — он спрашивал о тебе? — Угу, — мрачно кивнула Рита, наблюдая за тем, как Косарева размеренно попивала чай, в красках расспрашивая их о подробностях вчерашнего дня. — Почему ты назвалась моим именем? — ревностно поинтересовалась она. — Чтобы он никогда меня не нашел. Злость в глазах Лены потухла, сменившись искренним недопониманием. Когда Платова пыталась внушить ей своё безразличие к Маркусу, она до последнего отказывалась верить. Но сейчас начинала сомневаться в том, что Рита была не искренна. — Но… Почему? — тихо недоумевала она, игнорируя голодное чавкание Володи, что жадно уплетал гречку с тушенкой. Преодолев несколько станций на метро, где Рита постоянно пыталась подавить желание оглядываться по сторонам, опасаясь слежки или того, что кто-либо узнает в Маркусе шестикратного олимпийского чемпиона и героя ГДР, о приезде которого сегодня говорили по радио и телевидению, они добрались до ВДНХ. Огромная территория выставочного комплекса поражала Маркуса, и он с удовольствием оглядывался по сторонам, подмечая в большом крошечные детали и непременно расспрашивая обо всем Володю, так как Рита комментировала шедевры советской архитектуры весьма неохотно и скупо. И пока Кальтенубер увлеченно слушал небольшую лекцию про фонтан «Дружба народов», рассматривая каждую из шестнадцати женских скульптур, что символизировали Союзные республики, Рита, забрав себе солнцезащитные очки, бесстыдно рассматривала самого Маркуса. — Вот эта — в венке — Украина, — деловито вещал Косарев, — а эта — в косынке и с яблоком в руке — Беларусь… — Очень красиво, — с восторгом подмечал Маркус, щурясь от сентябрьского солнца, что заставляло фонтан, покрытый позолотой, буквально сиять в брызгах воды. — Такая сила в женской фигуре… И мощь стихии… Рита устало вздохнула, пытаясь не очаровываться Кальтенубером. Но делать это становилось всё сложнее. Легкий, влюбленный, будто окрыленный и какой-то не с этой, погрязшей в перманентных войнах разного масштаба, планеты… Рита слушала шум воды, ловила на себе едва ощутимые брызги и в какой-то момент не сдержала улыбки, когда Володя и Маркус вместе расхохотались от очередной шутки. Рита понимала, что серьезно ошиблась. Она верила, что если убежит с ним на московские улицы поперек желания партии и капитана «Штази», то будет испытывать лишь напряжение и раздражение. Но при каждом взгляде на Маркуса испытывала всё большее тепло. Он — так сильно выделявшийся на фоне криминальной и мрачной Москвы — будто делал её лучше. Одним своим присутствием. Одной широкой улыбкой. Одним нахождением под холодным сентябрьским солнцем, что подсвечивало веснушки на его лице… — Может по квасу? — предложил Володя, пытаясь оторвать Маркуса уже от другого фонтана, носившего поэтичное и так зацепившее Кальтенубера название — «Каменный цветок». — Я бы тоже поел, — будто виновато признался Маркус. — Я только завтракал в аэропорту рано утром… Но сначала… — Кальтенубер убедился, что Рита стояла достаточно далеко, а затем наклонился ближе к Вове. — Я бы хотел где-нибудь раздобыть цветы… Косарев нахмурился. — Эта идея хорошая и плохая одновременно, — закивал он. — Хорошая — потому что я поругался с Леной и мне не помешало бы явиться домой с цветами… Плохая — потому что Рита их не очень любит. — Я всё равно попробую. Я не слишком опытен в отношениях с женщинами и пока в голову приходит только банальное… — Ты упрямый, — ухмыльнулся Володя. — Вот это Рите уже должно понравиться. Жди здесь! — Да. Он упрямый, — закивала Рита, ощущая призывное урчание в желудке. Необходимо было поесть. — Иначе он не был бы олимпийским чемпионом. Вот только по отношению ко мне это упрямство раздражает… — То есть про цветы ты додумался не сам? — возмутилась Лена, повернувшись к мужу, что уже опустошил тарелку и попивал чай с сухарями. Рита приняла букет бледно-оранжевых гладиолусов, но особой радости на её лице заметно не было. Скорее читалось удивленное недовольство. — Я не люблю цветы, — призналась она, замечая, как это огорчило Маркуса. — Как я могу… Тебя порадовать? — с надеждой поинтересовался он. — Попробуй меня… Накормить, — улыбнулась она, неловко пожав плечами и лелея надежду, что такой искренностью и странной, не свойственной «нежным барышням» просьбой точно оттолкнет Маркуса. Но Кальтенубер отчетливо ощущал, что влюблялся лишь сильнее. — Можем пойти в самый шикарный ресторан! — Обойдемся, — кивнула Рита. — Перекусим вон там, — она кивнула в сторону небольшого кафе на одной из аллей ВДНХ, — пирожками с квасом. — Не знаю про квас. С «пирожками» знаком по учебнику русского. Но с тобой — куда угодно. Пока Рита выбирала из небольшого ассортимента кафе начинку для блинчиков, Маркус поинтересовался у Володи, сколько должен отдать за цветы. Косарев отмахнулся, желая как-то порадовать иностранного друга, но Маркус был настойчив. Сдавшись, Володя назвал сумму в один рубль пятьдесят копеек и тут же столкнулся с известием о том, что в кошельке Маркуса есть только марки ГДР. — У вас такие лица, будто СССР распался, а Германия вновь стала единой, — едко, но предусмотрительно тихо прокомментировала Рита, вернувшись к столу. — Через пару минут наш заказ принесут. Вы уверены, что съедите всё, что заказали?.. — Уже — нет, — прошептал побледневший Володя, понимая, что в ближайшее время дома питаться будет букетом, который лежал перед ним на столе и предназначался Лене. Он рассчитывал оплатить только два пирожка с ливером, но Маркус, желавший попробовать всё, подначил его присоединиться. И вместе они заказали на пробу почти всё, что предлагало небольшое кафе с выпечкой. Угощать планировал Маркус. — Что случилось? — Хорошо, что мы не пошли в ресторан, — непривычно мрачно, без улыбки, вздохнул Маркус, закрывая свой кошелек. И Рита, бросив короткий взгляд на его ладони, всё поняла: — Нет рублей? Маркус покачал головой, ощущая, как горят его щеки от стыда. В родной Восточной Германии он мог, не прикладывая никаких усилий, произвести впечатление на любую девушку, лишь пройдя мимо. А здесь — наступив на горло собственным убеждениям и прилетев в другую страну — не получалось понравиться «той самой». — Может здесь неподалеку есть банк? — с надеждой обратился он к Володе. — Банк есть, — кивнул Косарев, — но для обмена валюты требуется паспорт. — Не вариант, — качнула головой Рита, уткнувшись взглядом в пустую салфетницу. — К тому же официальные обменники могут предложить рубли за доллары или евро, но никак не за… Что там у тебя? — Марки ГДР… Платова красноречиво вздохнула, сдерживая желание закатить глаза и обматерить обоих — как Маркуса, что необдуманно заказал много угощений, так и Володю, что бездумно на это повелся, даже не задав Кальтенуберу вопрос, что не сходил с уст граждан СССР в последнее время — «деньги-то есть?». — А если поискать неофициальный обменный пункт? — предлагал Маркус. — На это уйдет уйма времени, — качала головой Рита, — и этим мы привлечем к себе внимание чекистов. — Кто это такие? Ты назвала капитана армии ГДР — чекистом, а теперь… — Простыми словами, — вмешался Косарев, замечая, как Рита начинает багроветь от напряжения и злости, — это все, кто работают на какие-либо спецслужбы, — он наклонился ниже к столу и продолжил почти шепотом: — КГБ, НКВД, «Моссад», «Штази»… — К Маркусу уже приставлен один из них, — мрачно процедила Платова, принимаясь смотреть на школьников, что бегали возле фонтана и заливисто смеялись, попадая под брызги. — К тебе приставлен разведчик?! — с восторгом прошептал Володя. — Вот это жизнь! Маркус лишь понуро кивнул в ответ. Ему казалось, что настоящая и прекрасная жизнь начиналась лишь рядом с этими людьми, ради которых он прилетел в другую страну. Внезапно о чем-то вспомнив, Маркус принялся копошиться в рюкзаке и отыскал на дне черную коробочку, напоминавшую дорогой футляр. Открыв её и не успев задать вопрос, он услышал восторженный вздох Косарева: — Обалдеть! — «Восток-Амфибия»… — с трепетом прошептала Рита, наклонившись ближе и рассматривая дорогие часы советского производства, что достались Маркусу в подарок на завтраке сразу после торжественной встречи в аэропорту. И если остальным членам делегации ГДР были вручены классические наградные «Командирские», то для Маркуса были выбраны особенно редкие и ценные — первые водонепроницаемые в Советском Союзе, выдерживающие давление на глубине до 200 метров. Корпус из нержавеющей стали, сине-голубой циферблат, встроенный календарь, автоподзавод, светящиеся стрелки и метки делали их желанными для любого гражданина Союза, но доступными лишь для избранных. — Возьмут? — не сводя глаз с часов, обреченно поинтересовался он, надеясь, что чуть позднее сможет купить такие же самостоятельно. — Я бы взял, — усмехнулся Косарев, но тут же изменился в лице, будто был ударен чем-то тяжелым по затылку. — Подожди, ты хочешь отдать их за… Пирожки? Ты… — Идиот, — закивала Рита, — без вопросов. — Ты куда? — испугался Косарев. — Договариваться, — мрачно пробурчала она, вставая из-за стола и меняясь в лице. Сине-голубые глаза стремительно теряли тепло, которыми наполнялись при взгляде на Маркуса, и приобретали стальной, неживой оттенок. — Помнишь, на сколько вышло? — Девять шестьдесят… Могу дать семь, но это всё, что есть с собой… — С тебя шесть тридцать, — скомандовала она, задвинув стул, — я дам ещё три. — А ещё шестьдесят? — приподнял брови Маркус. — Я могу где-нибудь их найти? Обменять? — Спрячь часы, — хмуро попросила Рита. — И не доставай больше, если не хочешь просрать. Не дожидаясь вопроса о значении последнего сказанного ею слова и предоставляя возможность Володе объяснить, Рита отправилась на кухню. Вернувшись через минуту, когда Володя и Маркус обреченно сидели за уставленным выпечкой и закусками столом, напряженно переглядываясь и боясь дотронуться до еды, Рита села на стул и победно улыбнулась: — Приятного аппетита. — Чем это застолье будет нам грозить? — с подозрением поинтересовался Вова, но пирожок с ливером всё же взял. — Придется просить политического убежища у ГДР? — Нет. Придется мыть посуду. Накопилось много. Но… Герой ГДР ведь так хотел посмотреть на «простое, настоящее»? — ухмыльнулась она, бросив взгляд на явно смущенного Кальтенубера, что был вынужден медленно кивнуть… — Так вот почему ты опоздал, — покачала головой Лена, едва сдерживая смех. Её воображение уже рисовало лицо администратора кафе, который, вернувшись домой поздно вечером, включит центральное телевидение и в сюжете про приезд Маркуса Кальтенубера увидит всех, кто намывал сегодня у него посуду в счет шестидесяти копеек. А потом ещё и услышит о том, что всех их завтра ждут в Кремле… — За такие вкусные пирожки можно и посуду помыть, — улыбался Маркус, аккуратно споласкивая стаканы с тонкими стенками. За соседними раковинами компанию ему составляли Рита и Володя. Последний даже пританцовывал вместе с Кальтенубером под небольшое радио, стоявшее где-то в углу небольшого помещения. — О! — хором воскликнули они, услышав знакомую песню из репертуара «Modern Talking». Небрежно вытерев ладони о спортивные брюки, Володя метнулся к приёмнику, увеличивая громкость. Рита не сдержала ухмылки, наблюдая за двумя рослыми, но совершенно инфантильными молодыми мужчинами, что тут же принялись танцевать, пытаясь при этом не задеть стопки с посудой. Секундой позднее они начали ещё и петь: Маркус знал слова наизусть, а вот Володя пытался лишь подражать, совершенно не зная английского. — А помочь мне никто не хочет? — с напускным недовольством поинтересовалась Рита, кивнув на новое «поступление» грязных тарелок. — Прости-прости! — тут же бросился к ней обратно Маркус. — Давай я начну, а ты будешь промывать под проточной водой? — предложил он. — Так будет лучше для рук… Наша домработница, фрау Грессен, часто... Рита приоткрыла губы, теряясь от такой неожиданной заботы, но быстро собралась с мыслями, когда Маркус заговорил про наличие работницы по дому. — Мои руки привыкли. И к хлору, и к ядреной советской химии, — кивнула она, демонстративно забирая одну из самых грязных тарелок. — Маркус, — привалился к нему с другой стороны Вова, — ты же знаешь английский! О чем поется? Кальтенубер прислушался. — Внутри меня горит огонь любви, — принялся построчно переводить он, — останься и пламя разгорится сильнее, — продолжил он, принимаясь на автомате мыть один и тот же стакан, — малышка, эта игра не может быть вечной… Почему мы просто не можем быть вместе?.. Давай попробу… Рита нарочито громко водрузила пару тарелок в сушилку, чтобы звоном посуды сбить Маркуса и больше не слушать романтичные глупости. — Который час? — опомнился Вова, вспоминая, благодаря песне, о своей любимой женщине. — Я должен встретить Лену с работы! — Половина седьмого, — уведомила Рита, обернувшись к часам над дверью в зал. Косарев тут же засуетился, вновь вытирая руки о брюки, а затем, схватив один из ещё не мытых стаканов, поднес его к крану и, наполнив до краёв, протянул в сторону Риты с Маркусом. — За героя ГДР и героев посудомойки! — воскликнул он в виде прощального тоста. — До встречи в Кремле! — Теперь ты, надеюсь, не злишься, — с надеждой обратился к жене Володя, коснувшись её ладони. — Злюсь! — внезапно призналась она. — За то, что меня не было с вами. Рита, ковыряясь вилкой в гречке, звонко усмехнулась. — Зато сберегла свой маникюр, — проворчала она секундой позднее. — Володя сказал, что поругался с Леной… — издалека начал Маркус, прогуливаясь с Ритой вдоль набережной Москва-реки, добравшись до Парка Горького. Он был рад остаться наедине с Платовой, но всё же ощущал неловкость. И, не зная как завязать продолжительный диалог, решил поговорить про Володю. — Что-то серьезное? — Скорее что-то обыденное, — пожала плечами Рита, ощущая прохладный речной ветер. На столицу опускались сумерки. На проплывающих мимо набережной прогулочных теплоходах зажигались огни, звучала громкая музыка, а большинство отдыхающих счастливо танцевали, отдаваясь волнам и ритмам. — Они не понимают друг друга. И никогда не поймут. — Почему? — искренне встревожился Маркус. — Володя её, кажется, очень любит. — Этого мало, — задумчиво отвечала Рита, стремясь не смотреть на Кальтенубера, но буквально кожей — даже сквозь плотную искусственную ткань свитера — ощущала на себе его непрерывный взгляд. — Я думал — это главное… Платова горько ухмыльнулась. — Они из разных миров, Маркус. Володя — спортсмен, он обожает плавание. Лена — утонченная красавица — учительница литературы. С каждым днём их ссоры становятся всё чаще и острее… Их развод — дело времени. Кальтенубер мрачно нахмурился, переваривая услышанное. Несколько долгих секунд они медленно шли, провожая взглядом краснеющее закатное солнце, уходившее за горизонт. — Значит, мы можем быть вместе? — тихо поинтересовался Маркус, останавливаясь неподалеку от причала. — Мы оба спортсмены. Мы из одного мира?.. Рита подошла к парапету набережной, наблюдая за кораблем, что замедлил ход, собираясь пришвартоваться. На корме всё ещё раздавалась музыка и виднелись танцующие пары. И Платова понимала — мир Маркуса такой: яркий, шумный, красивый — с торжественными приёмами, всеобщим поклонением и дорогими подарками от партийных лидеров. А её мир такой — оплеванный и замусоренный как асфальт набережной, забытый и неудачливый, но существующий параллельно и неразрывно с тем, лучшим… — Это нас не роднит. Ты — великий спортсмен, уникальный и потрясающий, — откровенно призналась Рита, скрестив руки на металлическом парапете и навалившись на него, чтобы немного отдохнуть. После изнурительных прогулок начали ощущаться прострелы в коленях. Но хромать при Маркусе было чревато десятком глупых вопросов и неудобной заботой. — Ты пытаешься увести разговор не туда, — понял Маркус и внезапно тесно приблизился к ней со спины, нагло вторгаясь в личное пространство. И пока Рита, приоткрыв губы от шока, пыталась вдохнуть влажный речной воздух, Маркус крепко обвил её своими руками, прижимая к своей груди. — Я тебе нравлюсь?.. Рита перестала пытаться вдохнуть. Всё окружающее, вместе с необходимостью дышать, перестало существовать. Ушёл запах речной тины. Перестали звучать музыкальные басы. Прохладный вечерний ветер будто оставил её непослушные волосы в покое, переставая трепать. Рита ощущала спиной бешенное биение сердца. Будто оно взяло на себя ответственность ещё и за её жизнь. За их жизнь. — Я была уверена, что мы никогда больше не встретимся, — тихо призналась она, ощущая непривычный уют, будучи в теплых и сильных руках. «Сильные руки» были знакомы ей и раньше, но всегда окутывали ощущением подчинения и контроля. Но руки Маркуса дарили безопасность, спокойствие, любовь… И от яркого контраста этих ощущений Рите хотелось рыдать. Потому что душа умоляла отдаться этим — последним рукам. И больше никогда не знать других. — А я верил в обратное, — улыбнулся он, подставляя счастливое лицо речному ветру, а затем трепетно поцеловал Риту в макушку, не видя, как она зажмурилась, будто от приступа острой боли. Но в то же время неосознанно крепко вцепилась ладонями в его руки. То ли желая отодрать от себя, то ли никогда больше не отпускать?.. Люди на верхней палубе корабля восторженно закричали, когда сменилась музыка. Рита издала тихий смешок, поражаясь тому, как эта песня ещё не успела никому, кроме неё, надоесть. — Какая-то очень популярная? — предположил Маркус, наблюдая за счастливыми людьми и сожалея о невозможности присоединиться к ним вместе с Ритой. — Ага, — вздохнула Платова. — «Белая ночь». Кальтенубер молчал, пытаясь прислушаться к словам. Рита улыбалась, ощущая, как сильно он напрягается, чтобы понять слова, и, едва сдерживала смех, умилялась его острому желанию цепляться за любую мелочь. Он обращал внимание на всё — названия станций метро, вывески магазинов, одежда неформалов, что щеголяли в джинсовых куртках с нашивками, любые, незнакомые ему ранее, песни… То ли пытаясь понять, чем и как живет Москва, то ли желая окунуться в мир, в котором жила Рита, чтобы понять её чуть лучше. — Не могу разобрать слов, — недовольно признался Маркус, обидчиво испепеляя взглядом поющих невпопад людей. — Эта песня… Веселая или грустная? — Что-то между, — пожала плечами Рита. — Как жизнь в советской России. То ли петь и танцевать под заводной мотив, то ли грустить и плакать над смыслом… — О чем поется? — Мужчина видит любимую девушку только во сне. И мечтает встретиться… — Теперь я очень хочу послушать её нормально… Можешь рассказать ещё?.. Рита нахмурилась, понимая, что очарование Маркуса всё же затуманило ей мозг на какое-то время. Но с этим нужно было заканчивать. — Нет. Не помню слова, — лгала она, зная ненавистную песню наизусть. И потому, что та играла из каждого «утюга», и потому, что её часто напевал Володя. Рита с трудом развернулась в руках Маркуса, желая оттолкнуть его от себя и продолжить прогулку, но он расценил это по своему, и, обхватив за талию, усадил на парапет набережной. От неожиданности, Рита качнулась, потеряв равновесие и едва не сорвавшись вниз, но Маркус уверенно поймал и не дал упасть. — Держу… — тихо прошептал в её губы. Платова моргнула. Их лица оказались на одном уровне. И она, завороженная близостью Маркуса, не замечала, что всё ещё крепко сжимает его плечи, с тех пор как судорожно схватилась за него, испугавшись падения. — Я не ответила на твой вопрос и… — неуверенно начала Рита, но договорить уже не смогла. Маркус вновь увлек её мягким поцелуем. И через секунду Платова ответила, лаская в ответ тугие, но при этом удивительно нежные губы. Закрыв от удовольствия глаза, она нащупала капюшон и неловко натянула его на голову Маркуса, а затем почувствовала его смех. — Ты меня стесняешься? — улыбнулся он, разрывая поцелуй. — Напоминаю, что ты гуляешь по Москве инкогнито! — с напускным возмущением поправила она. — М-м-м… — важно протянул Маркус, любуясь лицом Платовой и замечая в её глазах ответное любование. Все вопросы больше не имели значения. Все ответы — притворные и напускные — тоже. Поцелуи были искреннее всего. И поэтому увлекали их ещё долго, заставляя забыть о времени, обязательствах и «чекистах»… — Я чёт так и не понял, — вмешался Володя, сбивая с Риты воспоминания, что дарили разливающееся по телу тепло и мурашки, и заставляя её выпрямиться. — Мы в итоге в Кремль-то идём? Я-то пойду в любом случае. А ты… Поставила Маркусу условие, что не пойдешь. Так? — Так, — закивала она. — Но в итоге ты пришла к Лене, чтобы она помогла тебе нормально одеться? То есть ты — идёшь в Кремль? — недоумевал Косарев, замечая, что его жена даже не пытается вклиниться в разговор, окончательно запутавшись. — Вы не дослушали! — разозлилась Платова. — Это ещё не всё… — Что должно было случиться, чтобы ты передумала? — Всего лишь… Парочка выстрелов в вечернем Орехово-Борисово, — с глупой улыбкой пожала плечами Рита. После долгой перепалки, Маркус всё же отвоевал себе право проводить Риту до дома. Платова отчаянно пыталась объяснить ему, что в родном Орехово-Борисово сейчас как никогда неспокойно. Что ходить там вечером, тем более после захода солнца, можно либо имея хотя бы минимальный авторитет среди местных, либо имея оружие или хотя бы кастет. Но Кальтенубера это убедило лишь в том, что он точно должен проводить Маргариту, иначе сойдет с ума от мысли, что с ней могло что-то случиться. Платова препиралась долго, изо всех сил избегая признаться напрямую — с ней ничего не случится, если она будет одна. А вот неизвестного «на районе» высокого Маркуса быстро приметят. И тогда попадет как самой Рите, так и гостю из Восточной Германии. И вот тут помощь чекиста пришлась бы очень кстати… — Цветы оставим здесь, — строго произнесла Рита, положив букет на скамейку у выхода из метро. — Почему? — Я их в руках не понесу — подумают, что у нас было свидание, — безэмоционально поясняла Платова, всматриваясь в небольшую лесопосадку, которую предстояло преодолеть, чтобы оказаться у жилых домов. — Ты не понесешь тоже — иначе из леса живым не выйдешь. Маркус сглотнул, судорожно размышляя о том, что пугало его больше — перспектива умереть на окраине Москвы, так и не свозив Риту в ГДР и не накормив вкуснейшим «Шварцвальдом», или то, что она не воспринимала их день, в котором было много спонтанных, нежных, а временами нетерпеливых и горячих поцелуев, как свидание… — Идём быстрым шагом, — инструктировала Платова, игнорируя доносившийся неподалеку собачий лай. — Я буду задавать вопросы — ты будешь коротко отвечать. Уходить в другие темы нельзя. Понял? Маркус кивнул, ощущая, как от волнения, что нагнала на него Рита, он покраснел и ощутил жар даже холодным осенним вечером. Оглядевшись по сторонам, он поймал себя на мысли, что приехал не на окраину Москвы, а на заброшенную окраину цивилизации. В лесопосадке «моргали» фонари, периодически гаснув и зажигаясь вновь, в высоких многоэтажках вдалеке кое-где виднелся свет в квартирах. Но на улице при этом стояла гнетущая, напряженная тишина. И даже собачий лай внезапно стих. Маркусу хотелось взять Риту за руку. То ли потому, что боялся за неё. То ли потому, что боялся сам. Ещё в метро Платова настояла, что, поднявшись в квартиру, даст Маркусу денег на такси. Кальтенубер уверял, что сможет добраться и на метро, но Рите рисковать жизнью олимпийского чемпиона не хотелось, даже несмотря на то, что такси из Орехово-Борисово до центра Москвы, где остановилась делегация из ГДР, будет стоить немало. И теперь Маркус понимал, почему Рита на этом настояла. Понимал, хотя всё ещё ощущал себя неловко из-за ситуации с марками. Он обещал, что отдаст Рите всё, как только сможет, но Платова к этому относилась весьма скептично — обменять марки ГДР на рубли было сложно, а долларов в социалистической Германии не было. — Капитану «Штази» что-нибудь про меня известно? — спокойно интересовалась Рита, шагая с Маркусом по лесопосадке. Стратегия разговора была выбрана не случайно — Платова знала, что в месте, где они находятся, тоже везде есть пресловутые «уши», но принадлежат уже не сотрудникам разведки, а преступникам и членам группировок. И Платова надеялась, что разговор про агента спецслужбы сможет отвести от них лишнее внимание и внушить необходимость не трогать. — Наверное, — вздохнул Маркус, расстегнув куртку, всё ещё испытывая удушающий жар и нервно осматриваясь по сторонам. — У него есть доступ к досье КГБ. Платова едва заметно ухмыльнулась и даже чуть замедлила шаг, понимая, что излишняя торопливость выдает в них страх. — Знает ли он про человека по фамилии Молотов? — блеск в глазах Риты стал ярче и смелее. Упоминать Всеволода в его же «владениях» — лучшее доказательство либо близкого знакомства с ним, что гарантировало безопасность, либо полного безумства, что гарантировало проблемы… — Конечно… — заторможенно отвечал Маркус, не понимая, что происходит и прислушиваясь к пугающему шороху веток под ногами. — Он заключал пакт о ненападении между Германией и Советским Союзом с Иоахимом фон Риббентропом… Платова округлила глаза, вмиг теряя прежнюю уверенность. — В тысяча девятьсот тридцать девятом году, — закончил Маркус, всё ещё будучи студентом юридического факультета. Но уже не будучи в безопасности. — Как интересно!.. — громко раздалось сзади, будто острым ножом пронзая царившую до этого тишину. Рита и Маркус медленно обернулись, встречаясь взглядами с пятью мужчинами, что перерезали им путь к метро, где можно было обратиться за помощью к милиции. По их внешнему виду — все пятеро явно не были представителями славянских народов — Рита понимала, что перед ними не члены Ореховской ОПГ, что хозяйничала в этом районе и с которой Рита могла договориться, имея определенные связи, а, значит, их дела были совсем плохи. — Это же Рита Севкина, — ухмыльнулся один из них. — Какая удача!.. И пока остальные неприятно расхохотались, Маркус оцепенел от страха. — Да, — внезапно отозвалась Платова и уперлась ладонями в бока, принимая открытую и вызывающую позу. — И кастет, подаренный им лично, всё ещё лежит в моём рюкзаке, — блефовала она, отлично помня о том, что с этим металлическим оружием не смогла бы пройти металлоискатель на входе в бассейн, но забывая о том, что сама была в данный момент без рюкзака… — Это в котором? — усмехнулся один из преступников, надвинув на глаза кепку, и отчетливо давая услышать кавказский акцент. — Который на спине у твоего дружка? — Беги, Рита, — быстро обратился к ней Маркус, но Платова слушаться даже не планировала. Так же, как и не планировала быть за спиной у Кальтенубера, а потому уверенно встала рядом с ним. — Рита?.. — Ты хоть когда-нибудь дрался? — не выпуская из виду «противников», обреченно спросила она тихим шепотом, с тревогой заметив, как один из них раскрыл нож-бабочку. — Нет… — протянул Маркус. — Поэтому я никуда убегать не планирую, — уверенно произнесла она, не имея возможности обернуться к нему, чтобы заметить, как Кальтенубер вновь смотрел на неё безумно-влюбленным взглядом. — Тронете его, — Рита качнула головой в сторону Маркуса, обращаясь к бандитам, — и это обернется международным скандалом. Он… — Я — герой ГДР, — нервно выдал Маркус, а затем услышал как гогочущий хохот уличных преступников, так и усмешку Риты, и тут же бросил на нее изумлённый взгляд, как бы вопрошая «ты на чьей вообще стороне?». — А я думал, ты — герой Пермской области, — усмехнулся один из парней, заставляя Маркуса вспомнить о своей футболке, что виднелась из-под расстегнутой куртки. — Крупного завалим, а Ритку заберем себе, будет чем прижать Молотова! — скомандовал тот, что был крупнее остальных. Скользнув опытным взглядом по фигурам всех, кто двинулся им навстречу, Рита не обнаружила оружия серьезнее ножа или биты, а потому тут же бросилась бежать в сторону дома. Кальтенубер понял без слов, срываясь с места вместе с ней. — Где… Где… Милиция?! — сбивчиво прокричал Маркус, продолжая бежать. Но Платова лишь качнула головой, понимая, что ответить может лишь нецензурной рифмой. Ещё несколько минут они бежали максимально быстро, свернув с центральной дорожки, что хоть как-то освещалась, в глухие темные дебри между деревьями. Рита рисковала нарваться на сообщников тех, от кого они бежали, но рисковала и не добежать вовсе, оставшись на центральной, прямой дороге. Мысль о небольшом фонарике в рюкзаке пришлось проигнорировать — так они выдадут себя. — Куда… Дальше? — шумно дыша, поинтересовался Кальтенубер, жалея о том, что у него нет какой-то экстренной «красной кнопки», по сигналу которой рядом тут же появлялся бы капитан Штофф. Рита остановилась, прислушиваясь к подозрительной тишине, что воцарилась вновь. Неподалеку была автомобильная дорога. Нужно было выйти к ней. — Прямо, — кивнула она, вновь срываясь с места. Услышав сквозь деревья шум, что доносился с обочины, Рита ускорилась из последних сил, чувствуя, как каждое прикосновение к бугристой почве отдается болью в коленях. Увидев свет придорожных фонарей, Платова поторопилась и, запнувшись о крупные корни старого дерева, упала, ударившись коленями. Не сдержав сдавленного стона, она на мгновение обмякла на земле, едва сдерживая желание разрыдаться от собственной боли, что делала ей слабой, но Маркус тут же заботливо помог подняться. — Вроде оторвались, — прошептал он, пытаясь осмотреть Риту во мраке посадки опасаясь, что она могла пораниться. — Я отнесу тебя… Только куда? — Я скажу — куда! — сбоку вновь раздался неприятный голос, а затем в спину Маркуса пришелся удар битой, заставив его пошатнуться и отпустить руку Риты. Не успев сориентироваться, она закричала, оказавшись в руках двух мужчин, что потащили её в сторону. Трое других навалились на Маркуса. Двое скрутили его руки, последний — навалился сзади, обхватив рукой за шею. Повалив Маркуса на землю он применил удушающий прием, заставляя Кальтенубера хрипло стонать и брыкаться, пытаясь освободить руки, а затем и вернуть возможность нормально дышать. Доносившиеся крики Риты, что безуспешно пыталась вырваться или хотя бы привлечь хоть чье-то внимание, усиливали ярость Маркуса, но не давали ей возможности найти выход. Обездвиженный и почти лишенный возможности дышать, Кальтенубер слабел и сипло пыхтел. — Живучий, — едко прошептал тот, что сжимал его руку. — Здоровенный, — отозвался другой, прилагая силы, чтобы держать другую руку, но уже с удовольствием отмечал, как она слабеет. — Точно пермяк… Платова рыдала, больше не пытаясь вырваться. Руки, державшие её, не оставляли шансов, сжимая под ребрами до боли. Она пыталась разглядеть Маркуса или хотя бы услышать его, но в суете и ужасе не могла ничего увидеть. — Прокатишься с нами, куколка! Риту выволокли из посадки к дороге, где уже ждала машина. Она пыталась тормозить ногами и хоть за что-то зацепиться, но не выходило. Услышав оглушительный выстрел примерно там, где остался Маркус, Платова вновь ожила, отчаянно закричала, повинуясь не надежде позвать на помощь, а инстинктам и, ощутив разрушительный прилив сил, принялась извиваться, в надежде, что она ещё сможет вырваться и помочь Маркусу. Воспользовавшись моментом, когда бандиты отпустили её руки, пытаясь затолкать в машину, Платова изобразила повиновение и, послушно присев на край сидения, затем резко легла на спину и ударила ногой в пах одного из мужчин, что наклонился, чтобы её связать. Но, как только тот заскулил, прижимая ладони к сокровенному, другой, быстрым движением, оттолкнул его в сторону, с нечеловеческим оскалом «ныряя» в машину к Рите. — Убью, сука! — зарычал он, обдавая Платову горячим дыханием и подминая под себя. — И Севка не поможет! Рита зажмурилась, но вновь услышала выстрел. Намного ближе. Намного громче. Хрипло вскрикнула, когда мужчина застонал от боли, а затем бессвязно зарычал в ухо жуткие проклятия… Попыталась скинуть с себя, но кто-то, не церемонясь, резким движением потянул его из машины за ноги, в одной из которых застряла пуля… Пытаясь продышаться от ужаса, Рита услышала удары, возню, какой-то звон. Где-то вдалеке зазвучали милицейские сирены. Послышались разговоры. Спокойные, уверенные голоса. И возмущенные крики. — Поразительная меткость, капитан Штофф! — насмешливо раздалось где-то возле машины. — У вас самонаводящиеся пули?.. — Конечно, — уверенно отозвался он, заставляя Риту вздрогнуть от уже знакомого ей голоса. — Новейшая разработка «Штази»… Послышался смех. Когда внутрь машины потянулась мужская ладонь, заботливо предлагая ухватиться и выйти, Платова, всё ещё находясь в плену животного страха, отползла назад, но, ослабшие руки, соскользнули с мягкой обивки кресел, и Рита упала на бок. Капитан сочувствующе покачал головой. По роду деятельности ему пришлось пережить несколько покушений на свою жизнь. И чувства Платовой отдаленно, но были ему знакомы. — Маргарита Юрьевна… — тихо позвал он. — Вы в безопасности. Позвольте помочь?.. Давая волю эмоциям, Рита громко разрыдалась. Не в силах сдвинуться с места, она спрятала руками лицо и прерывисто застонала, начиная дрожать от смутного осознания пережитого. — Рита! — где-то вдалеке послышался голос Маркуса. Через секунду он, оттолкнув от машины капитана, с трудом втиснулся в небольшую «легковушку» целиком и крепко прижал Платову к себе. Она не сопротивлялась, даже вслепую, не глядя, узнавая его прикосновения и расслабляясь в его руках. Ещё несколько долгих минут Рита горячо рыдала, уткнувшись в покрасневшую шею Маркуса. Поглаживая дрожащие плечи, Кальтенубер глупо, устало улыбался, а затем вдруг нервно расхохотался, откидывая голову на спинку сидения. Платова отстранилась, пытаясь проморгаться покрасневшими глазами. — Песня, слышишь? — улыбнулся он и кивнул в сторону лобового стекла, за которым виднелась чёрная милицейская «Волга», на которой приехали сотрудники органов правопорядка. И пока они допрашивали членов преступной группировки, скрутив их на обочине дороги, из машины едва слышно доносилась уже знакомая Маркусу «Белая ночь»… — Сотрудники КГБ тоже любят послушать музыку, — важно прокомментировал Маттиас, всё ещё стоя у открытой двери бандитской «легковушки» и давая понять — с ним приехали не сотрудники милиции, несмотря на отличительные знаки черного автомобиля. Наклонившись и встретившись взглядом с Ритой, что всё ещё не могла отойти от случившегося, капитан, облаченный в штатское, дружелюбно ей подмигнул и многозначительно добавил: — Чекисты — тоже люди. Верно? Рита шмыгнула носом, приоткрыла припухшие губы, на мгновение теряясь и ощущая как быстро бьется сердце в груди, пульсацией отдавая в горло. Но взгляд темных глаз Маттиаса не пугал. Наоборот — успокаивал. С трудом улыбнувшись, Рита медленно кивнула. То ли благодаря за спасение жизни. То ли признавая ошибочное пренебрежительное отношение к сотрудникам спецслужб. — Будут ещё какие-либо поручения, капитан Штофф? — его отвлек кто-то с улицы. — Только одно, лейтенант, — улыбнулся Маттиас и обернулся к служебной машине. — Сделайте погромче.