Цветущий оазис

      Земля изрыта, дороги разрушены и устланы песком, стены расцвели узором из трещин, а защитные големы не сносили голов — но Якуб улыбался, и сердце его согревало облегчение.       Не дождался, ушёл — слава всем богам, его здесь нет!       Он тронул верблюда, заставляя подойти ближе к вратам. Нужно было проверить, воочию убедиться, что внутри никого — и тогда уже уйти с миром в сердце.       Якуб спешился, ступая по песку, стянул платок с лица. Даже внутри песок был повсюду, накрывая пол, оббив стены. Это настораживало, ведь не так много времени прошло, чтобы пустыня поглотила крепость и стены города.       Но внутри не было никого и ничего: ни трупов, ни костей, ни вражеских меток. Внутреннее напряжение окончательно отпустило Якуба — и он упал на колени.       — Ты ушёл... как хорошо, как же это хорошо.       Стоило шёпоту стихнуть, как своды отразили хрипящий смех — Якуб тут же вскочил, но никого не увидел, лишь ветер поднялся, грубо швыряя песок ему в спину.       — Я ждал тебя здесь. Ждал, когда пали огненные стены Эр-Риярда, — Якуб узнал надтреснутый голос своего Вафи и заметался взглядом, но джинн не показался ему на глаза. Сердце сжалось, не оставив больше радости. — Ждал тебя, когда Владыке нашему пронзили сердце и разорвали тело в клочья, — Якуб ощутил очередной тычок ветра в спину. — Ждал, когда варвары добрались сюда, снося головы защитным големам и топча мои земли. Ждал тебя!       Вокруг громыхнуло, и Якуб приготовился к смерти. Ведь именно с этим пожеланием Таруб выпустил его из темницы.       «Я буду праздновать тот день, когда Вафир разорвёт тебя собственными руками, обвинив в предательстве. Знать это будет слаще любого вина! Джинны вспыльчивы, тебе ли это не помнить». Якуб понимал это, поэтому сейчас не просил ни выслушать его, ни умолял о пощаде.       — Я рад узнать, что с тобой всё в порядке, — это последнее, что Якуб смог сказать — через мгновение вышибло из него весь дух, ветер опрокинул, в тисках прижал к плитам, накрыл песком, заставляя зажмуриться.       — В порядке? Как ты смеешь, жалкий человек!       Его придавило сильнее, но хуже становилось не от этого, а от осознания, что с Вафи что-то стряслось. Его голос, разруха вокруг — как он был здесь один? Как он смог спастись? Зачем ждал?       — Я говорил братьям, что ты придёшь. Я отказался уйти с последним караваном. Я ждал тебя, я ждал тебя, я ждал! — скрипучий шёпот Вафи превратился в шипение, но Якуб не мог обернуться, не мог заглянуть ему в лицо — сдавило так, что начало темнеть в глазах.       Таруб оказался прав.       Когда ветер стих, Якуб с хрипом вдохнул, откашлял песок и еле смог продрать глаза. Всё ещё жив.       — Вафи, посмотри моими глазами. Я позволяю. Ну же!       — Я разорву в клочки твою душу. Ты не боишься, пуская меня?       — Нет, — Якуб сел прямо, закрыл глаза и словно тысячи игл пронзили его затылок.       Перед внутренним взором замелькало всё. Момент обещания, ловушка Таруба, который примкнул к врагам, дни и ночи в его темнице, пытки, которые затем сменились исцелением. И обещанием, которое не удалось сдержать.       — Старый слизень, — Вафи за спиной щёлкнул зубами, отпуская, и Якуб развернулся, наплевав на боль, пока джинн не успел исчезнуть.       — Вафи...       Руки его, прежде нежные и гладкие, покрывали трещины, а корка напоминала отслоившуюся землю. Лицо ещё было прежним, но шея тоже осыпалась песком.       — Не смотри! — Вафи взвился, платком накрывая лицо, пряча руки в балахон, но Якуб из последних сил рывком потянулся к нему, обнял, не скрывая дрожи.       — Расскажи мне всё, прошу, расскажи. Всё, что случилось.       — Тебе не противно?       — Я буду рядом, — Якуб коснулся иссушенной кожи, действительно, словно трогаешь землю. А потом осторожно прижался губами к руке Вафи. Он поклялся себе — не печаля больше Вафи словами — весь мир перевернёт, но своему джинну поможет. Чего бы это ни стоило.

***

      — ...пали стены Эр-Риярда, мощные, окрашенные кровавым солнцем. Буря в небе сливалась с морем тел людских, одеждой варваров-воронов, что творили чары мира не здешнего, — Якуб замедлил шаг, останавливаясь послушать певучий голос рассказчика. Столько лет прошло, а всё по нраву людям эта история. Он бросил взгляд на статую джинна, что возвышалась над замершей толпой. Джинн этот изгибался в танце, и вода била из рук его, благословляя эти земли. Мастер необычайно точно передал грацию Вафи и его красоту. И украсил главную площадь.       — И тогда, чтобы остаться верным слову своему и дождаться возлюбленного, что зажигает солнце в сердце его, Вафир ибн Машхур Аль Хаиль, шестой принц нашего бесславного Владыки, — рассказчик скорбно склонил голову, сложив руки, обозначая утрату и проигрыш прошедшей битвы, и толпа повторила вслед за ним. Как всегда умело он управлялся со своими слушателями, и Якуб вновь восхитился его мастерству.       — И собрал он все силы и щедро вложил в земли свои, чтобы сдержать обещание, чтобы остаться. Природа откликнулась на просьбу влюблённого джинна, и когда враги подступили к крепости, земля перевернулась и поглотила всё. Песок укрыл и врагов, и синеглавую крепость. Кровь напитала её, и обещание, что стало причиной этого — накрепко связало Вафира с ней. Не иссякают воды небесного нашего озера, сочно растёт трава и деревья дают плоды, а прохладный ветер не даёт иссохнуть, принося дожди — всё благодаря одному обещанию.       Рассказчик воздел руки к небу, повысил голос, и Якуб им залюбовался. Толпа даже не заметила, как от жеста его взметнулся песок.       — Изопьём же воды и вина во славу любви, во славу земель наших и в дань Вафиру! — он первым поднял кубок, и толпа одобрительно загомонила. Это было начало праздника, танцев и процветания. За весельем никто не обратил внимания, как джинн сменил наряд и отошёл от фонтана.       — Почему тебе так нравится рассказывать эту историю самому? — Якуб поймал в объятия своего джинна и не дал сесть на верблюда.       — Кто же передаст её достовернее, чем я сам? — Вафи солнечно улыбнулся, спуская повязку с лица. — С каждым годом у меня получается всё лучше.       — А наши земли становятся всё шире.       Но не земли волновали Якуба, а лишь благополучие его джинна. Чем плодороднее они, чем шире территория, чем больше людей славят их, чем Якуб мудрее ими управляет — тем лучше чувствует себя Вафи. Дом их теперь — цветущий неприступный оазис, и никто из врагов не способен их сокрушить, пока они вместе, пока они рядом.