ID работы: 10829755

Обратная сторона медали

Гет
NC-17
В процессе
60
Serpentario бета
Размер:
планируется Макси, написано 202 страницы, 19 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
60 Нравится 76 Отзывы 10 В сборник Скачать

"В оковах лжи" (Часть 1)

Настройки текста
      В душной гостиной было темно. Америка сидел на полу в окружении пустых бутылок крепкого спиртного, на экране огромной плазмы перед ним шли новости. Растрёпанный, помятый и пьяный он слушал о митингах у белого дома и о массовом шествии народа в центре нейтрального города, которое было разогнано с огромным трудом. Миллионы американцев осуждали его, критиковали политику, поведение, работу, наркотическую и алкогольную зависимости; каждый покрывал его матом с отвращением и презрением. Его. Покровителя их земель… Какой позор. Позор ему! Он жалок. До ужаса жалок. Не зря Великобритания навестил его сегодня и «отчитал» как следует, оставив синяк на всю скулу и рассечённую губу. Хорошо хоть кости не начал ломать.       — Вот ты где, почему дверь не заперта? Тебе бы сейчас на пять замков замыкаться, а ты нараспашку пьёшь, — раздался знакомый недовольный баритон за спиной. Америка, не реагируя на вошедшего, отхлебнул из очередной бутылки и привалился спиной к стене.       — НАТО, как хорошо, что ты пришёл! — всё ещё не глядя на организацию, Америка потянулся к лежащему в груде пустых бутылок пистолету и швырнул его к ногам мужчины, стоявшему над ним, — При… пристрели меня, а? Сможешь? Вот прям сейчас… Скажи, что идиот США сам себя хотел прикончить, но забыл, что бессмертный, а потом в психушке меня закрой… Или в Башне. Где ГИ сидел… Мне там самое место. Знаешь, я настолько подлый трус, что не могу даже самому себе пулю в лоб пустить. Больно же будет… Боюсь боли… Меня ведь, когда я маленький был, пчела ужалила… Теперь пчёл боюсь…       НАТО слушал пьяный бред Америки с непроницаемым лицом, а тот вдруг начал хихикать, лёг на пол и зажужжал, как пчела. Проведя по-медвежьи большой ладонью по бритой голове, организация присел на подлокотник дивана, медленно вынул сигарету, закурил и посмотрел на единственный источник света в гостиной — телевизор. Повторно крутят вечерние новости, которые Америка смотрел через силу. Сам себя наказывал, тыкая себя в своё же дерьмо. НАТО нахмурил брови.       Тут раздался звук разбившегося стекла и раскатистый смех, заглушивший речь телеведущей. НАТО глянул на Америку, нечаянно опрокинувшего целую бутылку вина. Мужчина тяжело и недовольно вздохнул и выдохнул. За что ему такое наказание? И ведь он не обязан всё это терпеть, но… Он здесь.       — Хватит, Америка, я не люблю твои спектакли, и ты это знаешь. Значит так, — альянс развязал галстук, снял пиджак и закатал рукава, — ты должен собраться, через два часа ночным рейсом полетишь к себе на родину. В самом пекле тебя искать точно не будут, если будешь сидеть тихо.       — Лучше в психушку меня отправь, — пробормотал лёжа спиной на полу Америка.       — Успеется, а сейчас тебе нужно взять себя в руки, глупый ребёнок, — приблизившись, НАТО поднял США и отвёл в ванную, чтобы привести того в порядок перед отлётом. Усадив пьяную тушу в ванную, организация снял с Америки халат и включил тёплую воду. США, запрокинув голову, опёрся спиной на бортик и протянул руку к НАТО, который засучивал рукава получше, держа в зубах сигарету. Вытащив изо рта мужчины тлеющую сигарету, он глубоко затянулся и пристально, но мутно, посмотрел на НАТО розовыми от лопнувших сосудов глазами.       — Зачем возишься со мной? Если бы не опекал мою проспиртованную задницу, то не попал бы в объектив, — Америка излишне глубоко затянулся и, сморщившись, тяжело выдохнул дым. — А теперь и тебя трахают СМИ. Зачем тебе и сейчас меня спасать, а? Принц на бронированном коне?       — Ты — моё начальство. Да, ты как капризный подросток, да, с тобой больше проблем, но ты был, есть и остаёшься на прямую со мной связанным. Если ты забыл, то именно ты выступил за мою кандидатуру для эксперимента с обращением в организацию, — рассмотрев чужие синяк и ссадину на свету, мужчина вновь нахмурил брови и, смочив водой чистую салфетку, присел у ванны и начал методично промачивать ей губу и щёку американца со странным трепетом внутри.       — Да-да… а может я тебе просто нравлюсь? Ну, знаешь, как ГИ Польше. М? Признайся, тебе нравится возиться со мной.       — Чт… Лучше кури молча, я сам соберу твои вещи, кажется, ты уже допился до бессвязного бреда, — НАТО с раздражением отбросил окровавленную салфетку, встал и пошёл на выход, сжав руки в кулаки.

***

      Как назло центр Москвы встретил иностранных гостей изморозью и дождём, что странно, ведь уже завтра первый день лета и метеорологи обещали жаркую погоду. Троица ехала в такси сонная, ибо накануне ночью они активно обсуждали и разрабатывали план действий: в срочном порядке бронировали место на фестивале, заказывали партию книг Рейха в книжном и прочее. После череды событий, произошедших несколько часов назад, нужно было быстро и качественно выстроить алиби. Мешкать и тормозить они не имели права. Сам план был до безобразия простым: встретиться лично с Россией и получить бумажку, дозволяющую легально находиться на его территории; осмотреться в Кремле и вернуться обратно к Виктору. Пока наиболее актуальным был первый этап, ведь без разрешения России все трое будут обязаны покинуть его земли уже завтра. Сложно, неудобно, зато по правилам. Это важно. Нужно чтить священный свод законов, иначе легко ввязаться в конфликт, который мировые СМИ обязательно преподнесут публике под своим фирменным соусом.       Вот они и ехали к России, при параде, с красными от недосыпа глазами, стараясь расслабиться в премиум классе. И никто не знает, где находится и кем является этот засланный казачок от взломщиков, призванный «помочь» им с миссией. Тайна местонахождения ключа до сих пор оставалась нераскрытой. Ко всему прочему им нельзя вести себя подозрительно, хотя уже один взгляд на их компашку вызывает сомнения.       По прибытии Рейх недовольно оглядел здание Кремля и фыркнул, вспомнив, как грезил, что когда-нибудь этот самый Кремль будет частью его мира. Ха! Конечно! Глупая мечта зарвавшегося юнца, возжелавшего всего и сразу. И не имеет значения то, что ему промыли мозги нацисты. Где они теперь? Их нет. Нелепость! Есть куча мелких и слабых государств, а его — нет. В стенах Кремля Рейха почему-то охватила страшная меланхолия, которую ГИ и Польша не заметили, так как сами были заняты невесёлыми думами. Они шли впереди и жадно осматривали просторный коридор, по которому их вели несколько охранников в кабинет России. Польша далеко не впервые здесь, однако, каждый раз возвращаясь сюда, она всё равно чувствовала, что все эти повороты и двери ей совершенно незнакомы. Вопреки этому славянка помнила абсолютно каждый визит на русскую землю. Помнила откровенные скандалы с местными правителями на вечную и «излюбленную» ими тему земель и тех, кому они полагаются. О! А как она однажды четыре часа к ряду сидела с СССР в душном кабинете и вела словесное сражение с мужчиной на тему того, что коммунизм и идеи партии губят людей. Но каждый раз Польша выходила из кабинета нездорово бледная и трясущимися руками показательно срывала круглый позолоченный значок с серпом и молотом с рубашки, швыряя его в угол, и на ходу вынимала сигареты со спичкой. И каждый раз этот же значок оказывался позже на её столе. Кто-то постоянно поднимал эту вещь из раз в раз. Чудак!       И по сей день она бледнеет от гнева после встреч с русскими политиками…       Белые высокие узорные стены и красные ковры радовали глаз, но не более. Даже ГИ ощутил в этом месте гнетущую ауру полную фальши. А ведь Кремлём любуются! Снаружи он так прекрасен! А то, что внутри, за толстыми заборами и такими же толстыми стенами россиян не особо интересует. И хорошо, если так! Потому что внутри красивый интерьер пытается маскировать отвратительное содержимое. И, к сожалению, так везде. Белый дом, к примеру, вообще сводит с ума!       Когда троих наконец привели к кабинету России, в который вела дверь из светлого дерева, Польша бросила взгляд на суетливую брюнетку, которая кому-то пыталась дозвониться, не решаясь поднять глаза на государств. Но, когда в очередной раз ей не удалось услышать ответа, она всё-таки встала и нервно улыбнулась прибывшим.       — Приносим свои извинения, Российская Федерация задерживается на заседании Государственной думы. Вы можете выпить кофе и подождать его в кабинете, — миниатюрная брюнетка тут же открыла дверь в кабинет начальника и завела троицу в просторное помещение, в котором абсолютно вся мебель была из светло-коричневого дерева и даже длинный стол для переговоров. Разместив гостей, девица зацокала шпильками по паркету, убежав варить кофе. Рейх и ГИ проводили её слегка недовольным взглядом, пока Польша массировала глаза пальцами от раздражения.       — Ты же назначила встречу именно на ЭТО время? Или мы просто так припёрлись? — прошептал нацист полячке на ухо, сложив руки на груди.       — Не смей сомневаться во мне, Рейх. Россия не всегда бывает пунктуальным. Нужно проявить терпение. Как никак он ещё очень молод и не умеет грамотно распределять время, — проговорила она тихо, словно отвечала сама себе, а не Рейху. Империя вдруг расплылся в улыбке.       — Клянусь, я не видел его отца, но знаю деда, и в этом он так на него похож! Я как сейчас помню… Уже как целый час идёт бурное обсуждение на собрании, и тут двери отворяются, и в зале появляется Российская Империя с потерянной в пышных усах улыбкой и при полном параде! Ооо! Он тогда так удивился, что мы начали без него и даже не удосужились подождать его царскую персону.       — А вот сын РИ — сама пунктуальность. Часы с ним не нужны… — проворчал Рейх и взглянул на огромный круглый циферблат на стене, неохотно припомнив, как СССР всегда приходил в совещательные залы ровно в три. Эта дотошность вымораживала Рейха, который и сам мог опоздать на минуту.       Сзади резко открылась дверь, и все трое обернулись. Россия было шагнул в кабинет, но тут же вернулся назад и протараторил секретарше, чтобы она сдвинула всё расписание по времени на час вперёд, и после этого уже окончательно прошёл в кабинет, опустив взгляд в красный ковёр, на ходу застегивая дрожащими пальцами верхнюю пуговицу на голубом пиджаке. Польша услышала учащённое и тяжёлое дыхание, когда Россия протянул ей руку для приветствия. Бежал что ли?       — Здравствуйте, Польша, надеюсь, Вы не слишком долго ждали. Приношу свои глубочайшие извинения, был неотложный разговор, — нервно скороговоркой проговорил Россия после рукопожатия, глядя на девушку сверху вниз (парень был невероятно высоким и вместе с тем очень худым, даже тощим). Затем он поприветствовал немцев, секундно задержав заинтересованный взгляд на браслете ГИ, чем явно вызвал лёгкий дискомфорт у Империи.       — Приятно познакомиться с Вами, Россия, — не растерялся ГИ, улыбнувшись столь лучезарно, что Россия невольно расслабился и перестал суетиться. От Империи исходила аура спокойствия.       — Не сомневайтесь, Германская Империя, это взаимно.       — Кхем! Россия, предлагаю перейти к делу. У нас, к сожалению, не так много времени, — неожиданно втиснулся Третий Рейх, не сумевший долго выносить эту «слащавую» картину. Польша поддержала нациста и кивнула, протянув русскому лист с золотистым узором по краям: документы на разрешение. Россия принял бумагу и, читая графу «Причина», прошёл к столу, сел и, подняв ручку, задумался. Польша стиснула зубы.       — Книжный фестиваль? Никогда бы не подумал, чтоб вы вместе решили…       — Понимаю Ваше сомнение. Но, во-первых, Германская Империя в данный момент находится под моим покровительством, и позволить ему отправиться в другую страну без надзора было бы безответственно. А, во-вторых, мой визит отчасти имеет рабочий характер.       — Что ж, причины вполне уважительные. На какое время планируете задержаться? — ставя подпись, спросил Россия. Польша, облегчённо выдохнув, проследила за движениями русского и уклончиво ответила:       — Пока Третий Рейх не распродаст весь тираж детективов со своим автографом, — Польша даже улыбнулась, забрав из рук России документы и убрав их в кожаную сумку. Русский приподнял брови в изумлении: он по-прежнему не слишком понимал мотив Польши помогать немцам, но решил не лезть не в своё дело. А вот нацист показательно фыркнул, но в глубине души слова Польши ему почему-то польстили. Россия сложил руки, положив их на стол, и поджал губы, явно что-то ещё обдумывая.       — Польша, вы же хорошо осведомлены, в каких тонах прошла крайняя беседа с вашим послом? Я полагаю, раз уж вы здесь, нам стоим с глазу на глаз обсудить рабочие вопросы.       Польша мысленно выругалась, но кивнула с прохладой в глазах. Да-да, мисс «Взломщица-танцовщица», ты ещё и представитель целого народа и должна нести ответственность за политику твоих людей. Как давно она вообще занималась вопросами национальной политики? Бедняжка Оливия наверняка уже вешается от обилия идиотских решений правительства. Чего только стоят бредни президента.       Но это всё ей было только на руку! Россия сам затронул тему работы, и Польша будет отталкиваться именно от неё, чтобы чаще видеться с Россией без лишних подозрений.       — Сперва я посещу моё посольство и лично свяжусь с тем послом, а уже потом обсужу все вопросы с Вами, Россия. Сейчас, к сожалению, нам уже пора ехать, благодарю за приём и до скорой встречи, — Польша даже улыбнулась, когда осознала, что теперь она сможет чаще видеться с Россией и пытаться найти зацепку с ключом.       Польша кивнула России, и тот кивнул на прощание в ответ с каким-то странным туманным взглядом, который не понравился Польше. Может, она просто стала мнительной? Но это отметил и ГИ, оправдав это тем, что юноша утомлён и голоден. «Такой тощий! Он вообще питается?!» — думал ГИ, вспоминая образ России.       Уже идя по коридору на выход, троица, обогнув лишь первый поворот, столкнулась с СССР собственной персоной. Вот так сюрприз! Рейх аж чуть не выругался вслух на родном языке, но ГИ коснулся сына рукой со спины, и тот быстро опомнился. Прямо напротив них остановился высокий и крепкий мужчина в тёмно-коричневом костюме с зачёсанными на бок волосами цвета корицы. Усы и борода прибавляли ему внешне лишний десяток лет и добавляли важности его образу. Но, увидев немцев и полячку перед собой, он округлил глаза и изумлённо поднял густые брови.       — Польша, Рейх? Вот уж кого-кого, а вас двоих вместе никак не ожидал повстречать здесь… А Вы, я так полагаю, Германская Империя? Наслышан о вас. Позвольте представиться, — СССР протянул свою сильную и большую руку Империи с тенью вежливой улыбки. ГИ пожал руку и просиял — мужчина понравился ему с первого взгляда, но вместе с тем Империя ощутил, как холодок пробежал по спине, и вздрогнул от какого-то неожиданного напряжения. Что-то повисло в воздухе в одно мгновение. ГИ, не понимая причины этому, пребывал в растерянности, но, стоило опустить взгляд ниже, он понял, в чём было дело: Рейх и Польша смотрели на русского с тихой ненавистью, и тот, конечно же, отвечал им не менее ласковым взором.       — Да-да, здравствуй, СССР. Мы так давно не виделись и всё такое… Извини, я с огромным удовольствием поговорил бы с тобой прямо сейчас, но мы ужасно спешим, — отчеканил Третий Рейх, ядовито ухмыльнувшись русскому, а тот на это лишь строго прищурил глаза и почему-то нахмурился.       — Да, нам нужно идти, — согласилась Польша, понимая причину пытливого взгляда коммуниста. Нутром чувствует, что их приезд к неприятностям. Уж чуйка у него была развита лучше всего.       — С каких пор вы теперь вместе якшаетесь? И зачем приехали сюда? — в лоб спросил СССР, в очередной раз осмотрев немцев и полячку. И чем дольше он созерцал эту троицу перед собой, тем сильнее ему всё это не нравилось. В голову начали закрадываться подозрения. Польша это хорошо понимала.       — Россия осведомлён о причинах и этого достаточно. Рейх прав, нам уже пора. Всего доброго, Союз, — ледяным голосом Польша поставила точку в этой беседе и, развернувшись, уверенно зашагала к выходу, Рейх и ГИ направились за ней, напоследок заметив, как глаза Советов блеснули недобрым огнем. За спиной трое услышали, как СССР ускорил тяжёлые шаги в противоположную сторону, кажется, к кабинету России.       Как в аэропорту, они не проронили ни слова, пока не сели в транспорт. Таксист тут же суетливо взял с переднего кресла пышный букет белых роз и вручил Польше, со словами: «От работника Кремля».       — Розы? До тошноты банально и безвкусно, — проворчал Рейх, отвернувшись к окну и развязав галстук. Империя же с удовольствием вдохнул душистый аромат роз, нагнувшись к букету в руках Польши, и от наслаждения аж промычал. Он обожал цветы.       — Честно говоря, это первый раз, когда мне вручают цветы люди из Кремля… А это что? — Польша с серьёзным выражением лица покрутила букет в руках и, зацепившись глазам за открытку, достала её и прочла. По дрожащим пальцам и стиснутой челюсти немцы всё поняли без слов и, мрачно переглянувшись, молча по очереди прочитали открытку. При водителе нельзя болтать лишнего. Тем более, что человека с ними посадили другого, а это что-то да значило.       Внутри открытки было написано следующее:       «Ключ всегда при нём, но где именно — неясно. Возможно, на шее в виде кулона или в кармане. В сейфах среди других ключей нужного точно нет. В дальнейшем связываться каким-либо образом я с вами не буду, однако вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.»

«Соратник»

      — М-да, Польша, у тебя даже в Кремле есть тайные поклонники. Я уже ревную! — шутливо протянул Империя громче, чтобы водитель точно услышал. Рейх прыснул и отвернулся к окну, а Польша ощутила какой-то приятный трепет, словно девочка, которой сделали комплимент.       — Можешь не переживать, ты в любом случае для меня важнее любого ухажёра, — не осталась в долгу она, чем вызвала чуть смущённую улыбку и море искр в чужих глазах.       — Какой характер имеют твои слова? — неожиданно тихо и томно уточнил ГИ, поцеловав руку девушки, на что Польша хрипло усмехнулась.       — Какой тебе больше нравится?       — Хммм, дай-ка подумать… Романтический! Любовный, если быть точным.       — Значит мои слова имеют любовный подтекст, — Польша не заметила, как желание разыграть перед водителем «сцену» переросло в искренний флирт. Осознав сказанное и вернувшись в состояние тревоги, ей стало стыдно. Как она может флиртовать с другом, имея обручальное кольцо в сумке. И ведь этот невинный флирт вызвал намного больше душевных наслаждений, чем флирт с ЕС. Сжимая пальцами букет, Польша смотрела прямо и думала о том, что поступает безнравственно, даже для дела. Как и после похода в «Звёздную ночь», её снова терзают навязчивые мысли.       А вот ГИ сейчас хотел обнять надзирательницу покрепче, поцеловать её в висок и уткнуться носом ей в плечо, вдыхая сладкий аромат до жути дорогущих духов… Минуту. Чего он хочет? ГИ моментально передёрнуло от слишком смелых картин, возникших в его взбудораженном мозгу. Какого чёрта в такой серьёзный и напряжённый момент, когда буквально всё трещит по швам, у него хватает наглости мечтать о подобном? Прикусив нижнюю губу, Империя тихо повернул голову к окну, покрытому серыми дождевыми каплями, и ощутил себя уродом. Ещё ни разу он не воображал себе такого! Польша его друг, надзирательница, политик и… Чужая невеста, между прочим. «Мужчиной себя почувствовал?» — с издёвкой спросил немец самого себя.       Рейх в это же время, вынужденный присутствовать на спектакле сопутчиков, по нескольку раз закатывал глаза, цокая и мученически вздыхая, словно ему приходилось лицезреть российскую мелодраму, навроде той, которую он когда-то пробовал осилить вместе с Веймаром и Германией. Но также он понимал, что весь этот концерт необходим для отвода глаз водителя. И человек действительно повёлся, умилённо улыбаясь, в тихую поглядывая на них через зеркало заднего вида.       Наконец приехав в огромный почти пустой павильон, в котором должен был с завтрашнего дня начаться недельный фестиваль, Рейх и ГИ, не теряя ни минуты, прямо в дорогих костюмах начали передвигать их стол, стулья и книги туда, где, по мнению Рейха, будет больше людей. Немцев должно быть хорошо видно за работой всем посетителям и участникам мероприятия. И нужно это было для создания их железобетонного алиби, в то время как Польша будет занята поиском ключа и сервера. Ох, стоит только подумать о вероятном количестве журналистов, которые могут окружить их стол, как внутри начинало крутить. А что будет, когда другие страны узнают, что они прохлаждаются в такое время… С потрохами ведь сожрут.       В конечном счёте троица провозилась весь день, отказываясь от помощи волонтёров. «Мы должны сделать всё сами», — утверждал нацист, устанавливая рекламный баннер, пока ГИ таскал книги, а Польша заполняла документы, читала договора и общалась с организаторами. Рейха словно совершенно не волновал риск быть заснятым на телефон какого-нибудь недобросовестного работника.       — Мм… Кажется, я спину потянул, — Рейх опустился на стул рядом со славянкой и, морщась, оттолкнул от себя руку ГИ, который хотел помочь сыну сесть.       — Ты сам решил заняться перестановкой, так что не скули, — безразлично парировала Польша, постучав о стол стопкой проверенных ею документов, и отдала их нацисту. Империя устало выдохнул, ощутив растущее напряжение между ними. Ему стоит смириться с этим и перестать расстраиваться. По крайней мере это логично, но как отец может просто пропускать такое мимо себя?       — У нас неделя на эту аферу, что собираешься делать? Это ещё при том, что теперь нашу маленькую компашку без сомнений будет пасти Союз, — спросил пониженным голосом Рейх, когда троица вышла на улицу. Стемнело раньше из-за пасмурной погоды, и унылая серость заполнила собой всё вокруг, включая троицу, ждущую такси у дороги. Империя не мог не ощутить мощных порывов ветра, так же он не мог не заметить, как дрожат его сопутчики в лёгеньких деловых чёрных пиджаках. В его уставшей голове созрел план, и от этого на губах расцвела улыбка.       — Да. Завтра утром поеду в посольство, а оттуда к России… Ох! — Польше пришлось прерваться, так как Империя положил широкие ладони на плечи обоих и потянул назад, прижав их продрогшие спины к своей груди.       — Ты что твори…! … Ам… Пф… Такси, наверное, в пробке застряло, — уже почти возмутился Рейх, но почему-то резко закрыл рот, пробубнил остаток фразы и даже не попытался вырваться из объятий. Ему в нос одновременно ударили духи Польши и ГИ, отчего стало на удивление спокойно. Ещё и тепло…       — ГИ, что такое? Спонтанный прилив нежности? — тихо осведомилась Польша. Сознание девушки уколола совесть. «Близко… Не слишком ли мы теперь близко? Это норма? Я сомневаюсь… Но не хочу отстраняться…» — ракетами проносились мысли в голове славянки.       — Мне были нужны две грелки. Ух! Я жутко замёрз, вот тебе и жаркая российская весна! Да? Беспредел! — отшутился Империя, по очереди чмокнув обоих в макушки и потерев их плечи, ощущая себя самым счастливым в этой серой темноте. Рядом с ним два любимых государства, а значит всё будет хорошо. Он нужен им, и плевать, что в качестве двухметровой печки. Они близко. Они рядом с ним.       — Повезло тебе, что здесь прохладно, — промямлил Рейх, шмыгнув носом. Польша прилегла на грудь Империи и закрыла глаза. Ей было хорошо… Всем троим было хорошо.       Виктор ждал гостей за столом на кухне. Вид у него был спокойным и безмятежным, даже слегка весёлым. Подле стояла баночка светлого пива. Мужчина тут же проинформировал прибывших о том, что баня на заднем дворе протоплена, и они могут отогреться в ней. Первыми пошли дамы, и в компании Натальи Польша приятно провела время в парилке за беседой обо всём и ни о чём одновременно, а после, вся румяная от выпитой баночки пива и хорошенько выпоротая веником, которым так умело владела Наталья, отправилась наверх в гостевую комнату. Давно она не была в русской бане.       Мужчины провели время не так приятно. Империя в непривычной обстановке долго не мог почувствовать наслаждения от жара, но, когда Виктор в очередной раз плеснул порцию воды на раскалённые камни, и клубы пара заструились с характерным звуком, ГИ ощутил долгожданное блаженство. Он откинулся на тёплую деревянную стенку и расплылся в улыбке, глянув на Рейха, сидевшего на нижней полке и изнемогавшего от жары. А вот Виктор так и остался бледным, словно вообще не нагревался!       ГИ спустился к сыну и Виктору, запахивая плотнее полотенце на бёдрах.       — Всё в норме? Может холодного пива? С тебя пот градом льётся, сынок, — Империя попытался ощупать пальцами покрасневшее лицо Рейха, на что тот вдруг цокнул и, резко поднявшись, молча вышел из парилки. Он снова грубо отбросил руки ГИ. Империя в очередной раз ощутил ментальный укол. Виктор положил руку на мускулистое плечо старшего немца.       — Терпение, друг мой, наберись терпения. У вас время эфемерно и это труднее, чем для нас, но жди.       «Жди…» — с тоской повторил Империя самому себе. Вернувшись из бани в дом, ГИ прошёл мимо комнаты Польши и захотел зайти. Он постучал пару раз и просунул голову в дверной проём.       — Я не помешаю? Хотел почесать языком перед сном, — уже пройдя мягким шагом по комнате, сообщил он, засунув руки в карманы синего халата. Польша стояла перед маркерной доской в точно таком же халате, разве что её был меньше на несколько размеров, и старательно чертила замысловатую схему.       — Ты можешь провести со мной всю ночь, если хочешь. Всё равно спать пока не могу, — славянка отошла от доски на шаг и даже не задумалась о двусмысленности своей фразы.       — Вижу, ты над чем-то трудишься, — Империя лёг на кровать, подперев рукой голову, и с любопытством оглядел чёрную диаграмму.       — Мне нужно сблизиться с Россией, чтобы выяснить местонахождение ключа. Беда состоит в том, что ценных ключей море.       — Постой-постой, сблизиться?       — Именно. На этой доске я выписала все рабочие вопросы, благодаря которым я могу встретиться с ним. К сожалению, большинство из них негативного характера… Да и чёрт с ними, я буду как всегда нейтральна и холодна в беседе, чем продемонстрирую своё спокойствие. Затем, я просто уверена, проснётся мой материнский инстинкт к этому мальчику, и я предложу ему пойти и где-нибудь поесть, так как рабочая встреча затянется. Ну а там уже буду действовать по ситуации.       — Интересно… а что будет, если, скажем… он не захочет? Будет держать дистанцию, так сказать.       — Не будет, — уверенно заключила девушка и села на кровать, повернувшись корпусом к Империи. Мужчина невольно залюбовался её румяными щекам после бани.       — С чего вдруг такая уверенность?       — СССР недолюбливает чужаков на русской земле. После нашей сегодняшней стычки он наверняка поговорил с сыном и высказал свои опасения по поводу нас. Нравоучения он любит. Далее последовало бурное противостояние упёртого отца и точно такого же упёртого сына, после которого Россия захочет доказать отцу свою правоту. А как именно? Самому вблизи понаблюдать за предполагаемым «врагом».       — Умно… Знаешь, а мне жаль этого мальчика. Он такой худой, — ГИ с сочувствием и укором покачал головой, после чего лёг на подушки спиной. Польша тут же с зевком пристроилась у него на плече, словно это был само собой разумеющийся жест.       — Может и худой, но жилистый и крепкий. Кровь с молоком, как здесь говорят. Лучше не недооценивай русских, не повторяй европейских ошибок, — усмехнулась она.       — Всё равно у него были печальные глаза… Тоскливые такие, как у… Побитого котёнка, — тихо добавил Империя, обняв девушку одной рукой и невольно вздрогнув.       — Да? Никогда не замечала, — Польша посмотрела на сомкнутые губы Империи и ощутила трепетное волнение. От мужчины исходил телесный жар и щекочущий нос аромат мятного геля для тела и шампуня.       — Угу, он кажется мне глубоко несчастным… Не причини ему ещё большей боли. Абсолютное враньё без доли правды может, ой, как ранить. Будь с ним хотя бы иногда искренней. У тебя это очень хорошо получается.       ГИ начал говорить полушёпотом, боясь разрушить тихую и интимную атмосферу в комнате с приглушённым тёплым светом. Он глядел на полячку с лаской и был максимально уязвим перед бушевавшими в его душе чувствами.       — Все мы по-своему несчастны, ГИ, — также прошептала она в тот момент, когда они оба под влиянием неведомой силы потянулись друг к другу…       Польша остановилась в миллиметре от губ Империи. Со страхом и болью в глазах она села на кровати, опустив голову и прикрыв рот рукой. ГИ сжал челюсть и отвернулся, со стыдом осознав, что именно они только что собирались сделать… Они не поцеловались, нет. Хуже. Они собственноручно стёрли дружескую границу тем, что оба были не против это сделать… И, если бы не голос совести, подсунувший сознанию Польши образ ЕС в костюме, на одном колене и с кольцом, то они бы непременно поцеловались. «Какая же я мерзкая», — прошипела Польша самой себе на родном языке, спрятав лицо уже в обе руки. Стыд за собственную распутность начал мучить её. Словно сам Евросоюз возвышался позади неё и осуждал. Осуждал за танец в кабаре, осуждал за инцидент в ванной в доме немцев, осуждал за то, что они с ГИ лежали на одной кровати не один раз. И не один он. Она сама в глубине души ненавидела наготу собственного тела, которую видело слишком много глаз.       — Наш флирт зашёл сегодня слишком далеко, да? Что-то банька нам кровь разогрела. К тому же мы с Виктором пропустили по баночке пива, и вы тоже, да? Надзирательница? — с надеждой Империя поспешил перевести всё в шутку и забыть этот неловкий момент. Он действительно боялся оттолкнуть девушку от себя. «Я самый больной идиот на свете! Бессовестная тварь! Ничтожество! Животное…», — корил немец самого себя, продолжая улыбаться и неумело маскировать страх и напряжение. Он смотрел на опущенную голову славянки и в тревоге ждал её слов. Вспотели ладони, живот свело, сердце неистово колотилось в груди. «Не выгоняй меня! Пожалуйста! Прошу! Умоляю…» — мысленно молил Империя, протянув трепещущую руку к ней.       — Это всё, — Польша вдруг подняла голову и обвела рукой кровать и их обоих в полу-развязанных халатах, — вообще слишком для друзей. Нельзя нам было… Прости, я сама виновата.       Она поднялась с постели и, запахнув халат, встала напротив окна, поджав губы. ГИ кожей чувствовал бушевание её внутренних эмоций.       — Это пустяк, надзирательница. Мы просто… Забылись. Оба. Переборщили. В следующий раз мы будем… — Империя подскочил с постели, продолжая тянуть губы в улыбке.       — Умнее. В следующий раз мы должны быть умнее и целомудреннее… Это была невинная шалость. Шутка… Прости, я хочу побыть одна. Что-то виски заныли. Вернись в свою комнату, пожалуйста, отдохни перед завтрашним днём, — её ледяной и низкий голос окончательно стёр с лица Империи блёклую улыбку и потушил огни в его глазах, сделав их матовыми. С ним она никогда не вела себя так холодно… Никогда.       — Да… конечно. Отдыхай, надзирательница, — закрыв дверь, Империя медленно поплёлся по коридору к лестнице, ощущая навязчивое желание ударить кулаком о стену.       Она оттолкнула его.       Эта ночь стала бессонной для них обоих. Особенно для Германской Империи. Мужчина долгое время просто лежал в постели и прокручивал слова полячки в голове. Затем бродил по комнате, то открывая, то закрывая окна. Казалось, что стены давят на него, словно он снова в камере. Нечем было дышать. Страшно. Ему было безумно страшно лишиться дорогого сердцу создания снова. И ведь всё в порядке! Она пожелала ему отдохнуть и признала случившееся шуткой, но тогда почему ему так тревожно? Так чертовски страшно? Может потому, что он любит её? Любит в прямом смысле этого слова и просто-напросто боится признаться, чтобы не потерять Польшу навсегда? Да! Просто дружба не подразумевает сложностей. Это просто… Дружба.       Когда же, достигнув предела нервного истощения, он смог уснуть, то сразу очутился в тёмной и холодной камере, скованный по рукам и ногам цепями, не в состоянии пошевелиться. Как он там оказался? Где все? Где Польша? Где Германия, Рейх, Пруссия, Веймар, Виктор, да хоть кто-нибудь!!! Никого не было. Только он и стены. Крепко зажмурившись, Империя всё равно не смог удержать вырвавшийся из недр глотки душераздирающий крик, а потому открыл глаза, но только чтобы увидеть выплывшее из темноты овальное зеркало. В отражении был он, без сомнений, но разве эти дикие, налитые кровью глаза действительно принадлежат ГИ? Позади возникла тёмная фигура. Знакомая фигура.       — Страх способен сделать из тебя по-настоящему сильную и могущественную империю. Я всегда это говорил. Печально, что на этот раз страх вызван банальной любовью, прямо как в тот, самый первый раз… Ах, да, верно, ты же не помнишь «тот» раз, как и «вечер бренди, — тёмная фигура заговорила невероятно низким мужским басом со снисхождением и насмешкой. ГИ пронзила крупная дрожь, он отрицательно замотал головой.       — Уходи, я не хочу это помнить… Не хочу снова видеть тебя! У тебя больше нет надо мной власти!       — «Принеси мне лучше те цветочки…» — произнесла тёмная фигура голосом из далёкого прошлого.       — Нет… — Империя зажмурился и упёрся подбородком в грудь до боли. Он бы прикрыл уши, но не мог шевельнуть и пальцем.       — «Ты победил — и это главное…»       — Замолчи…       — «Ты с ума сошел?! Ты свернул ему шею прямо в зале заседаний на глазах у стран!» — раздался испуганный женский голос.       — Перестань!       — «Друг мой, что с тобой? Ты всё больше походишь на сумасшедшего садиста, и всё меньше на себя самого. Откуда берётся вся эта чрезмерная жестокость?» — женский голос сменился тревожным мягким мужским тембром. Именно этот голос заставил слёзы выступить на глазах.       — «Подсудимый Германская Империя, вы обвиняетесь в жестоком нападении на Австро-Венгрию, в ходе которого нанесли указанному пострадавшему два огнестрельных ранения: в ногу и живот соответственно. Верховный совет приговаривает вас к пожизненному заключению в дальней башне. С этого момента Вам запрещено видеться с близкими и родными, а также с друзьями и прочими живыми существами во избежание последующих нападений…»       — ЗАМОЛЧИ! — изо всех сил прорычал ГИ и проснулся, чувствуя осевшие на висках и ушах слёзы. Тяжело дыша и слыша отчаянный стук своего сердца, он поднялся и принялся выкуривать сигарету за сигаретой, присев на полу у постели, пока пачка не опустела. «Только его сейчас и не хватало», — подумал Империя, нахмурившись.

***

      Утро следующего дня было шумным. Дети проснулись рано и начали играть в догонялки на кухне, мешая Наталье и Польше пить кофе.       — Мама, мама, он меня догнать не может! — весело вопил один из мальчишек, проползающий под столом.       — Неправда! Неправда! — второй мальчик тут же полез за братом под стол, нечаянно задев его ножку боком и опрокинув стоящую на столе чашку с кофе. Польше закономерно обожгло ноги, но та лишь устало потёрла пятно на брюках.       — Так! Ну всё, хватит! Доигрались. Живо взяли тряпки и вытерли стол и пол. Саша, а ну-ка быстро извинись, — строго повысила Наталья голос, встав со стула и намочив чистое полотенце холодной водой. Саша виновато выполз из-под стола и, опустив голову, пробормотал извинения. Следом вылез и его брат, с испугом взглянув на лужу из кофе.       — Всё хорошо, но в следующий раз думайте прежде чем баловаться на кухне, — спокойно отозвалась Польша, погладив Сашу по голове и ласково улыбнувшись. Мальчик тут же засмущался и убежал за тряпкой в ванную весь пунцовый, а братишка бросился за ним.       — Неугомонные хулиганы. Ты как? Сильно обожглась? Сними брюки, я в машинке постираю быстро, пятен не останется, — Наталья приложила к ногам девушки через ткань сырое холодное полотенце. Польша устало покачала головой и, взяв в руки полотенце, начала затирать пятна. Она знала, что это бесполезно, но ей нужно было чем-то занять руки. Наталья сразу заметила что-то неладное, ещё когда полячка только спустилась на кухню и чуть не перепутала молоко с пакетом сока, а сахар с солью.       — Дорогуша, тебя определённо что-то тревожит. И это явно не взломщики. Проблемы в личной или семейной жизни? — в лоб спросила женщина, сложив руки на груди. Польша только прекратила бессмысленно тереть штаны. Ей хотелось с кем-то поделиться внутренними переживаниями и получить женский совет. Но с Францией такое не обсудить… А вот с обычной человеческой мамочкой, которую видишь первый и последний раз в своей жизни…       — Я… Всегда думала, что поступаю правильно, и была абсолютно уверена в своих намерениях и чувствах. А сейчас я не знаю, чего сама хочу и что было бы правильным, — расплывчато ответила Польша, рассматривая свои залитые кофе брюки в сырых пятнах от полотенца. Руки начали дрожать от воспоминаний чертовски привлекательного образа Империи вчера, невероятно манящего. Флирт, контакт, баня, алкоголь… Она пыталась оправдаться.       — У тебя сейчас очень непростое время, не только как у страны… — Наталья облокотилась о столешницу и улыбнулась своим мыслям, глядя на залитое солнцем кресло. — Я познакомилась с Виктором, когда училась на программиста. Только на последнем курсе осознала, что это всё не моё. Но зато Виктор оказался очень даже моим. Выйти замуж за него и стать матерью было лучшим решением в моей жизни. Сначала сомневалась, как все девушки, но до сих пор ни разу не пожалела. Потом пошла в плюс-сайз модели и влюбилась в профессию.       — Ты счастливая… Вы оба счастливее всех бессмертных вместе взятых, — с лёгкой завистью прокомментировала Польша.       — У тебя тоже есть шанс стать счастливой. Просто сделай выбор.       — Что выбрать?       — Пойми, что тебе важно и выбери что-то одно. В идеале бы мужчину выбрать, но это уже тебе решать. В личное лезть не хочу.       — Осуждаешь меня за дружбу с мужчинами? — усмехнулась Польша.       — Ну, в конечном итоге, один из друзей уж точно влюбится, — Наталья коснулась плеча Польши и, перед тем как покинуть кухню, с улыбкой шёпотом добавила, — Виктор тоже был просто моим другом. А теперь просто мой муж.       Польша усмехнулась.       Перед тем как уехать в посольство, Польша решила зайти в гостиную, где сидели мужчины, обсуждавшие машины за чашкой кофе. Судя по всему шло противостояние немецкого и российского автопрома.       — Машина уже у ворот, я поехала, — отрапортовала она, бегая глазами по фигуре бледного ГИ в кресле.       — Удачи, Польша, я буду на связи, — кивнул Виктор на телефон перед собой.       — Давай… Если вдруг пересечёшься с Союзом, вытрахай ему мозг, как ты умеешь, — язвительно бросил Рейх.       — Я передам СССР, что ты попросил потрахать ему мозг, — с серьёзным видом ответила она, заставив нациста возмущенно зафыркать.       — ГИ, до вечера, — осторожно произнесла полячка. ГИ поднял на неё покрасневшие глаза и вымученно улыбнулся, делая вид, что вчерашних событий не было и всё хорошо. Польша улыбнулась ему в ответ. Они было уже потянулись друг к другу, чтобы обняться, но резко остановились. Польша принялась поправлять свои прямые пряди, как будто руки она до этого тянула не к Империи, а к причёске, и поспешно покинула дом. ГИ же кашлянул и отвернулся, будто ему в горло что-то попало, и поэтому он подался корпусом вперёд. Всё же некий барьер, вызванный страхом снова перейти черту, между ними появился. Рейх и Виктор, заметив это, переглянулись.       Улица Климашкина, 4 была островком родины в России для Польши, и та всегда любила посещать посольство. Но в этот раз визит омрачила табличка на въезде, вымазанная красной краской. Сразу вспомнился инцидент с послом России, которого какие-то отморозки облили краской. Сколько было шуму и скандалов…       Встреча с послом прошла тоже не так гладко: как оказалось Россия для Польши теперь хуже врага, и нужно как можно скорее ввести против него сотню запретов и санкций. Славянку начало мутить от того, как обычный человек средних лет, важно вышагивая по белому ковру, агрессивно и грубо высказывался в сторону России. Польша параллельно читала бумажные отчёты за полгода от экономического и политического отделов и потихоньку вскипала. Не выдержав, она оборвала посла и оповестила всех сотрудников о срочном общем собрании в зале переговоров. Атмосфера была напряжённая и нервная. И не зря, потому что Польша провела серьёзный разговор с работниками.       Казалось, всё посольство было настроено против русских и самого России. Столько пренебрежения, надменности и банального отвращения она не видела в прошлый свой визит. Надо менять подход к правительству.       После изнурительных разговоров Польша была готова ехать в Кремль на встречу с Россией, но заметила массовое скопление людей у ворот посольства через окно. И, выйдя за пределы посольства, она тут же попала в окружение репортёров, бестактно совавших микрофоны чуть ли не в лицо. Но, засунув поглубже раздражение и недовольство, Польша прохладно улыбнулась им и начала отвечать на вопросы, поглядывая на машину, ожидающую её в стороне. «Нельзя опоздать на встречу с Россией…»       — Вы приехали поддержать своего коллегу в тяжёлое время? Это правда, что Вы впервые хотите наладить дружеские отношения с Россией?       — Этот вариант возможен, — процедила славянка, потихоньку пробираясь через набравшуюся толпу квохчущих зевак.       — Вы выходите замуж за Европейский союз? Это повлияет на вашу политику в отношении России?       — Нет.       — Вы может прокоментировать ситуацию, связанную со сносом памятников на Вашей территории?       — Не могу.       — Почему? Вы считаете, что поступаете правильно, снося памятники тех, кто проливал кровь за ваше будущее?! — прокричал вопрос репортёр, оставшийся позади. Толпа загудела, слишком близко приближаясь к Польше. Ситуация могла в любой момент выйти из-под контроля. Вопросы слишком компрометирующие…       — К сожалению, сейчас я тороплюсь на встречу, — Польша уже подобралась к дороге, как мимо промчался заниженный и затонированный автомобиль, из которого в Польшу брызнули красной краской, с грубым криком: «П***уй в свою гейропу, еб**ая курва!»       Всё. Финиш.       Польша тревожно оглянулась на столпившийся народ и поспешила скрыться на заднем сидении машины, ощущая, как грудная клетка вибрирует от бешеного сердцебиения. Машину начали окружать вопящие люди. Водитель без лишних слов сразу тронулся и немного смущённо протянул полячке упаковку влажных салфеток.       «Вот ты и отдуваешься за своих людей… А чего стоило ожидать? Любезностей от тех, кого оскорбили? Смешно!» — думала она, вытирая лицо салфеткой. К счастью, краски было немного, но следы на рубашке и юбке были видны. Вытирать их Польша не спешила. Она поедет прямо так к России. Придя в себя от шока, девушка решила, что эта ситуация ей очень даже на руку. С точки зрения психологии она могла спокойно предсказать реакцию русского.       — Я знаю, что произошло час назад. Приношу свои глубочайшие извинения за оскорбительный поступок некоторых моих граждан, — с видом обеспокоенным, но серьёзным и собранным, произносил Россия, сидя напротив Польши в своём кабинете. Ему явно мозолили глаза красные пятна на её одежде, и он старался смотреть Польше в глаза или в бумаги.       — Всё в порядке. Я здесь не друг, а враг. Впрочем, как и всегда, — ответила она, ставя подписи на документах об отказе от всех запретов в экономической сфере, введённых правительством из Варшавы недавно. — Но стоит отметить, красный мне идёт.       — Вы настроены в нынешний визит очень дружелюбно, Польша, что же повлияло на это? — улыбнувшись уголком губ, Россия взял отказ Польши и перечитал.       — Я недовольна своей политикой в отношении многих стран. Надоело воевать впустую. Сейчас мир другой, и нам нужно поддерживать только дружеские отношения. О! Не смотрите на меня таким недоверчивым взглядом. Это всё влияние Германской Империи.       Россия слегка усмехнулся и расписался в документе.       — В это можно поверить. Не прав тот, кто говорит, что измениться нельзя. Возможно всё, что под нашим контролем… Кхем-кхем, извините, я отвлёкся. Что касается памятников?       — Восстановление памятников начнётся осенью. Санкции будут оспариваться. Я лично этим займусь через месяц. Многие вопросы нужно согласовать с советом организаций.       — Вы что, хотите пойти наперекор политике Евросоюза? — изумлённо подняв брови, Россия отложил ручку.       — Не совсем. Я хочу вести свою собственную политику.       — Я всегда рад новым союзникам, Польша, — Россия дружелюбно улыбнулся и взглянул на часы. Время обеда. Польша была готова как бы невзначай предложить вместе подкрепиться, как в кабинет зашёл СССР. В помещении сразу повисла напряжённая тишина. Союз смерил полячку взглядом, непредвещяющим ничего хорошего, и направился в сторону сына.       — Вот так значит ты проявляешь осторожность? — в голосе Советов прямо читался укор. Россия поджал губы, что не укрылось от глаз Польши.       — Отец, ты поговорить о чём-то хотел? Если так, прояви немного терпения, у меня приём, если ты не заметил, — несмотря на неокрашенный какими-либо эмоциями тон парня, по его чуть нахмурившимся бровям было видно, что присутствие родителя в этот момент его беспокоило. Польша мысленно отметила этот факт.       — Приём? С ней? Интересно, и о чём же вы таком договорились? Дай угадаю, она пообещала не идти на поводу у Евросоюза? — Союз иронически выгнул бровь и глянул на Польшу, та в свою очередь слегка приподняла уголки губ, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. «Ах ты, усатый таракан, пришёл мне всё испоганить!» — прошипела Польша про себя.       — Именно так, СССР, я действительно обещала вашему сыну сотрудничество в некоторых вопросах, — холодно начала полячка, и, уже предсказывая будущий вопрос, добавила: — Россия, в отличие от его предшественников, не радикализирует свои отношения с союзниками и готов идти на компромисс. Следовательно, я не могу не ответить тем же.       — Ах, вот как значит, — издал пренебрежительный смешок Союз, делая вид, что не услышал тихого, но предупреждающего «отец» от сына. — Вот как это теперь называется. Не предательство, а поиск компромисса. Надо же…       — Отец, перестань, пожалуйста, — видя назревающий конфликт Россия предпринял попытку сменить тему. — Время-то уже обеднее. Польша, я прошу вас извинить моего отца, он, наверное, просто голоден, — Росс намеренно произнёс конец последней фразы в сторону Союза, чем вызвал возмущение, сразу же отразившееся на лице родителя. — Как вам предложение пойти в какое-нибудь приличное заведение и вкусно поесть? Я угощаю.       — С удовольствием приму приглашение, — полячке совершенно не хотелось обедать в компании СССР, однако, откажись она сейчас — заденет чувства России, а в такое время недомолвки и мелкие обиды между государствами могут дорого стоить.       — Ну вот и замечательно! Идём, я знаю одно местечко, которое точно понравится вам обоим. Хороший стейк и вкусное вино всем поднимают настроение!       Советы хотел было высказать сыну за то, что тот выставляет его инфантильным в чужих глазах, но Россия поторопился вывести всех из кабинета, по дороге принявшись обсуждать с Польшей мелкие детали приближающейся пресс-конференции, которую пришлось перенести. Советам оставалось лишь молча сцепить зубы и сжать кулаки.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.