4Д Адрианы Де Марко

Мобильная лаборатория ОНИР, Вашингтон 5 июля 2000, 16.40 Дерек, рассматривая резко погрустневшую Линдсей, задумался, как снять напряжение, повисшее в конференц-зале мобильной лаборатории. Лин растерянно брала то один справочник, то другой, но учитывая многочасовую непрерывную работу, резкий тон Дойла и жару за окном, темп исследования стремительно падал. — Что бы там ни говорил ваш руководитель, — Рейн глянул на часы, — а мы с вами заработались, пропустили обед, а время уже близится к ужину. Как считаете, могу ли я рассчитывать на компанию красивой девушки, которая осчастливит меня совместным походом в ресторан? Глубоко погружённая в мысли Линдсей подняла на него взгляд, не сразу поняв, что он имеет в виду. И только по выражению глаз и улыбке Дерека осознала этот завуалированный комплимент. Она чуть улыбнулась и снова опустила глаза, рассматривая очередной алфавит на страницах справочника. — Так что, мисс Доннер, — проявил настойчивость Дерек, — могу я угостить вас ужином? — Благодарю за комплимент, доктор Рейн, — она отодвинула от себя талмуд, уже уверенно посмотрев на своего собеседника. — Разве это комплимент? — он пожал плечами. — Это констатация факта! Вам нужно почаще смотреться в зеркало, оно скажет вам правду. Линдсей снова улыбнулась, и вдруг её лицо резко вытянулось, а зрачки расширились. В эту же секунду двери конференц-зала разъехались, и в него влетел Дойл с такими же круглыми и горящими глазами. — Зеркало! — выкрикнули одновременно Коннор и Линдсей. Доннер подскочила на месте, схватив свою сумочку, и в одно мгновение высыпала на стол всё её содержимое. Найдя среди прочих мелочей то, что нужно, она схватила чашу и поднесла к ней раскрытую пудреницу. Увидев в отражении надпись, выбитую на Граале, Дерек и Линдсей одновременно схватили со стола одну и ту же книгу. Рейн убрал ладонь, позволяя Линдсей перелистывать страницы. Коннор, скрестив руки и прикусив язык, выжидающе смотрел на них. Прошло минуты две или три, и лица Дерека и Линдсей прояснились. Они, подняв глаза друг на друга, в один голос проговорили: — Кхароштхи. — Теперь вы сможете прочитать надпись на чаше? — с нетерпением спросил Дойл, переводя взгляд то на Рейна, то на Доннер. — Дайте нам немного времени, профессор Дойл, — проговорил Дерек. — И, если вам не трудно, мы бы не отказались от кофе с чем-нибудь съестным. — Без проблем! Направляясь к машине, Коннор не мог сдержать радостную улыбку от того, что наконец-то нащупан ключ к шифру. Его настолько обрадовало это известие, что он был готов заказать ужин в ресторане на всю команду. Но прекрасно понимал, что для празднования ещё слишком рано. Поэтому если он мог организовать коллегам перекус, то это в его понимании уже было помощью, а не бестолковым скитанием и мельтешением перед глазами. Коннор собирался было найти ближайшее кафе, озадаченно прикидывая, сколько времени займёт дорога и заказ еды на вынос. Но неожиданно вспомнил про пакет, который не хотел брать из рук Марты. А в нём обнаружились не только пирожки, но ещё несколько небольших контейнеров с рагу, бутербродами и салатом. — Спасибо, миссис Де Марко! Я ваш должник! — проговорил себе под нос Коннор, быстро возвращаясь в лабораторию с широкой улыбкой на лице. Бартон Плейс, 414, Вашингтон 5 июля 2000, 18.34 Алексей нервно похрустывал костяшками пальцев, бесконечно поглядывая на часы. Фрэнк уже давно должен был приехать. Хотя на дорогах самый час пик, чего удивляться. Вот и ему сейчас в разгар пробок придётся добираться до госпиталя. Чёртов старик Де Марко: то ли сам пока не знал перевод надписи на чаше, то ли не сказал, но попросил Дёмина как можно быстрее приехать к Адриане, так как его помощь могла понадобиться. Интересно, зачем? И что же там написано? Алексей порывался сам позвонить Рейну, но учитывая недружелюбное отношение того к нему, решил всё же подождать. Хотя терпение уже было на исходе. Наконец дверь тихо скрипнула. Алексею не нужно было оборачиваться: он всегда знал, кто стоит у него за спиной и с какими мыслями. — Какого чёрта так долго? — рявкнул он. — Будто сам не знаешь. Пробки на дорогах, — раздражённо отозвался Фрэнк, оставаясь у Дёмина за спиной. — Чего звал? Алексей, не глядя, потянулся к бархатному футляру, лежащему рядом с ним, и так же продолжая всматриваться в окно, протянул его Элсингеру. — Что это? — тут же оживился тот. — Не то, что ты подумал, — зло огрызнулся Алексей. — Это для Дойла. Теперь слушай внимательно. Завтра утром встретишься с ним в каком-нибудь тихом месте и вколешь этот препарат. Я внушу ему, чтобы он не сопротивлялся инъекции, а после неё он станет послушным и сделает всё, что ты ему скажешь. Попросишь ботинки вылизать, сделает, — его глаза заблестели, а губы расплылись в сумасшедшей улыбке. — В футляре также лежит адрес, куда его нужно отвезти. Моя мать будет ждать вас там. Как только Дойл будет у неё, ты получишь свою заветную вакцину. И на этом наши с тобой пути расходятся. — Я понял, — Фрэнк тоже быстро улыбнулся, мысленно поблагодарив небеса за то, что терпеть этого психопата осталось максимум сутки. — А почему ты не можешь просто внушить Дойлу доехать самому до места назначения? Для чего в этой связке я? — Мать просила испытать на нём этот препарат подчинения… Ей виднее. А у нас с тобой уговор на то, что ты поможешь мне избавиться от Дойла. Элсингер прищурился, рассматривая напряжённую спину Дёмина. Логика этого действия всё равно казалась ему крайне странной. Уговор уговором, но раньше как-то и в голову не приходило, что сам Алексей может внушить Дойлу всё, что захочет. Он за минуту мог свести его с ума при желании, а мог даже убить, взорвав мозг грубым телепатическим воздействием. А заставить его самого доехать до Мишель — раз плюнуть. Тогда зачем нужен посредник? И для чего этот больше всего тревожащий укол препарата подчинения по пути к Джонсон? А что если в шприце что-то другое? Возможно, Мишель испытывает нечто новое и боится столкнуться с его побочным эффектом в стенах своей новой лаборатории, где кроме неё работает всего пару человек. Всё же крайне подозрительно. Фрэнк поздно спохватился, что в этот момент Алексей может читать его мысли, но тот, кажется, думал о чём-то своём. Однако Элсингер всё же поспешил задать другой вопрос, ответ на который его тоже волновал. — Кстати, а Мишель уже закончила проводить анализы в госпитале? У Скалли действительно обычный ребёнок, как и предполагала Эллейн? — Да, — безразлично отозвался Алексей. — Эти подопытные кролики моей мамы волнуют меня меньше всего, но, кажется, она расстроена, так как очень надеялась получить другой результат. — Если бы твоя жизнь зависела от этих самых кроликов, ты бы относился к ним иначе, — яростно прошипел Элсингер. — Спокойно. Вакцина уже почти в твоих руках, — он наконец обернулся к стоящему на пороге Фрэнку. — Я даже удачи и здоровья тебе пожелаю. Алексей постарался скрыть своё злорадство, вспомнив, что завтра Фрэнк получит очередной пробный экземпляр. То, что проносилось в мыслях Элсингера пару минут назад, было лишь его собственными домыслами и проявлением начавшейся паранойи. Хотя Дёмин, привыкший к тому, что его мать способна на любые неожиданности, и сам с трудом поверил, что в шприце препарат, заставляющий жертву быть послушной. Уточнять у матери не стал, так как всё равно ничего не смыслил в этих её научных изысканиях. Ей действительно виднее, а ему не о том надо думать. Но одно он знал точно: миссис Джонсон слишком заинтересована в испытаниях и сборе результатов воздействия на организм нового образца R-вакцины. Вряд ли бы она решила подвергнуть опасности жизнь своего второго любимого кролика до момента, пока не выжала бы из него все необходимые ресурсы. Но Алексею совсем не хотелось сейчас думать о матери, Дойле или Фрэнке. Все его мысли сходились в одной точке: что же учёные прочитали на чаше и не слишком ли амбициозны их надежды на Грааль в отношении Адрианы? Поэтому если сердце Элсингера завтра перестанет биться, будь то от новых образцов вакцины или даже от рук Дойла, разорвавших ему глотку; если вдруг в шприце на самом деле окажется препарат по пробуждению бесконтрольной агрессии, о котором как-то говорила мать, горевать по своему наёмнику он не будет. Пусть катится к чертям в ад — там ему самое место. Мобильная лаборатория ОНИР, Вашингтон 5 июля 2000, 19.12 Уильям забежал по ступенькам в лабораторию и первое, что услышал, — это реплику выходившей ему навстречу Линдсей с мобильным в руках. — Я поняла, Питер, если без меня совсем никак, я сейчас приеду, — она подняла глаза на вошедшего Уильяма и сочувственно на него посмотрела. От её взгляда его сердце пропустило удар, и он за пару шагов преодолел короткий коридор, в надежде побыстрее узнать, что же прочитали учёные на чаше. Но две мрачные физиономии в конференц-зале бесследно смыли жар предвкушения, всем своим видом доказывая, что замаячившая надежда для Адрианы то ли снова отдалилась, то ли потерялась вовсе. — Ну? — выпалил он, пожирая взглядом Рейна, который сидел, оперев щеку на ладонь, и смотрел куда-то в пустоту. — Наполнение. Руки. Любовь. Дыхание, — с паузами произнёс Коннор, полулёжа на кресле с запрокинутой головой и застывшим не моргающим взглядом. Вид у него был не краше бледно-озадаченного Дерека. — Что? — Уильям, не глядя, опустился на стоявший за ним стул. — Всего четыре слова на чаше. Наполнение. Руки. Любовь. Дыхание, — задумчиво отчеканил Дерек. — И что это значит? — Это значит, — Дерек тряхнул головой, чуть оживившись, и заговорил с плохо скрываемым раздражением от усталости, — что мы прочитали текст на чаше, но пока ни черта не поняли, что должны сделать! Он встал со стула и отошёл к окну, потирая лицо ладонями. — Что за ерунда? — прошептал Уильям, взяв со стола дешифровку. — Наполнение чем? — Да, именно самое первое слово вызывает уже столько вопросов, что о следующих раскалённый мозг даже думать не хочет, — Дерек снова развернулся к столу. — Можно предположить, что водой. — Не скажу, что я поддерживаю эту идею, — Коннор наконец оторвал взгляд от потолка и потянул за ручку кресла, чтобы поднять его спинку и сесть, — но других предложений у меня пока нет. Если допустить, что чаша должна быть чем-то наполнена, то дальше по цепочке можно предположить, что её подать или держать в руках должен кто-то, кто любит больного… — Либо тот, кого любит этот больной, — закончил за него Дерек. — А дыхание? — всматриваясь в текст, спросил Уильям. — Возможно, это означает, что само действие вдохнёт жизнь в человека, — неуверенно продолжил Коннор. — Либо то, что это применимо только к тем, кто ещё дышит. Потому что само по себе это слово и его связь с остальными понять очень сложно. — Как и то, почему оно стоит последним, — Дерек забрал из рук Уильяма дешифровку и снова всмотрелся в оригинальную надпись. — Может, нужно наполнить нуждающегося в исцелении своим дыханием и любовью, держа в руках чашу? — предположил Коннор. — Каким образом? — Де Марко прищурился. — Через поцелуй, например, — Коннор даже глазом не моргнул, зато от этой фразы часто заморгал Уильям. — Или наполнить чашу водой и дать из рук любимого человека больному, и это пробудит его здоровое дыхание, — Дерек сам сморщился от своей версии. — Не пойму, почему вы за эту воду ухватились? — Коннор развернулся к нему. — Ведь ни слова про неё тут нет. — Но есть про наполнение, — неуверенно возразил Дерек. — Сами сказали, что не знаете, чем ещё её можно наполнить. — Любовью, — с иронией хмыкнул Уильям. — А мне нравится идея с водой. И кажется логичным, что чашу должен подать в руках любящий человек. — Ладно, это всё касается смысла слов, но только тут есть одна существенная проблема, которую вы, кажется, ещё не заметили, — Коннор уложил руки на стол, сцепив пальцы в замок. Две пары глаз уставились на него. — Как вы собираетесь поить водой Адриану в коме? Я не врач, но понимаю, что она может захлебнуться, ведь чаша достаточно широкая и глубокая. — Вы правы, — тяжело выдохнув, сказал Уильям. — Надгортанник не закрывает вход в гортань у человека в коматозном состоянии, так как глотательный рефлекс отсутствует. Это действительно проблема. — Давайте попробуем рассмотреть варианты, как дать Адриане воду из чаши без риска навредить ей ещё больше, — предложил Дерек. — Ну, есть не так уж и много способов, — Уильям задумался. — Например, ввести внутривенно воду, набранную из чаши. Тут, правда, тоже есть определённый риск, так как неизвестно, какая реакция будет у сосудов в ответ на введение воды. Хотя такую инъекцию можно развести с раствором хлорида натрия. — Вы серьёзно? — Коннор округлил глаза и приоткрыл рот, еле поборов желание закрыть лицо рукой. — Перед нами чаша, возраст которой невозможно определить. На ней надпись на этом кха… — Кхароштхи, — помог ему Дерек. — Спасибо, доктор Рейн, кхароштхи. То есть на древнем языке. Кто бы её ни сделал и сколько лет назад, вы полагаете, этот человек мог вложить такой смысл в подобие священного Грааля? Вода с раствором в вену? — он вытянулся в струну, ещё больше округлив глаза в недоумении. — Я всего лишь озвучил возможный вариант, — сквозь зубы процедил Уильям. — Это не значит, что я не понимаю, как нелепо это может звучать. Или у вас на работе метод мозгового штурма не применяется? — Почему же? — Коннор пожал плечами и нервно усмехнулся. — Мы как раз это место и называем «столом плохих идей». — Ладно, все устали, давайте не будем злиться и подумаем, какие у нас ещё хорошие или плохие идеи. Нужно действительно рассмотреть каждую, а в споре рождается истина, — Дерек взял чашу и покрутил её, будто она сама могла подсказать ему ответ, что с ней делать. — Если упоминаются руки, то можно ещё рассмотреть обтирание водой, — спокойно продолжил Уильям. — Возможно, больного места. В случае Адрианы — ранения. Кожа впитает воду. Можно также смочить водой пальцы и обтереть слизистые рта, откуда вода с лёгкостью всосётся, не попав в глотку. На крайний случай, приложить платок к губам. — А дыхание как здесь увязать? — задал очередной вопрос Коннор, абсолютно проигнорировав раздражённый ответный взгляд Де Марко. Мозговой штурм же… — Давайте мы более внимательно выслушаем ваши идеи и предположения, профессор Дойл, — невозмутимо предложил Рейн, заметив, что Уильям всё же начал кипятиться. — Ещё раз повторюсь: мне не нравится идея с водой. Когда человек глотает, а вы предлагаете напоить Адриану, дыхание по физиологическим причинам останавливается, чтобы человек не захлебнулся. То есть, на мой взгляд, четвёртое слово в этой связке из-за жидкости выпадает. Но я не знаю, чем должна тогда быть наполнена чаша. Хотя опять же, кто бы ни сделал её, я думаю, он знал, что есть состояния, когда воду человеку дать нельзя. Ну да, возможно обтереть, это более логично, чем напоить. В этом действии соблюдаются три условия из четырёх, но всё равно непонятно, как со всем этим вяжется дыхание. — Может, оно имеет метафорическое значение? — Дерек отчаянно пытался справиться с головной болью от напряжения и думать конструктивно, но выходило, на его взгляд, очень посредственно. — Дыхание стоит рядом с любовью, возможно, стоит рассматривать эти два слова в связке. Как дыхание любви, например. Наполненная чаша в руках того, кто дышит любовью. — Как раз к этому я и хотел перейти. Нам нужен некто, влюблённый в Адриану. И крайне желательно, чтобы она отвечала ему взаимностью, тогда условие будет исполнено максимально точно, — низким голосом сказал Уильям, хлопнув рукой по лежащим на столе бумагам. — И тут у нас тоже большая проблема. — Почему? — искренне удивился Коннор, и в него тут же вонзились два пристальных взгляда. — Джон… — он пожал плечами, будто говорил насколько очевидную глупость, что самому становилось неловко. Мужчины всё ещё как-то странно смотрели него, и Коннор уточнил: — Он ведь её любит. И она его… От переменчивого взора зелёно-карих глаз Уильяма, прожигающего насквозь, Коннору стало не по себе. Адриана тоже так любила смотреть, но её взгляд всё же обычно вонзался мягче. Хотя в первый месяц после знакомства с этим утверждением можно было отчаянно поспорить. — Уильям, — окликнул Де Марко Дерек. — Профессор Дойл прав. Состояние Адрианы ухудшается. Может, стоит позвонить Доггетту и попросить побыстрее его приехать? Он ведь сегодня где-то на задании? — Доггетт вернётся только завтра утром. Я говорил с ним. Все готовы столько ждать? Лично я — нет. Поэтому я сам её напою, — неожиданно отрезал Уильям. — У нас с дочерью сложные отношения, но я люблю её и всегда любил. Сложно сомневаться в любви отца к дочери. Верно, профессор? — он снова прошил Коннора тяжёлым взглядом. Дойл кивнул и прищурил один глаз. Ему почему-то показалось, что ни Уильям, ни Дерек не рассматривают Джона как возможного спасителя Адрианы. Но почему? Коннор вспомнил грустные глаза Доггетта и его фразы, наполненные болью и отчаянием, о чувствах к Адриане. У Коннора почти не возникало сомнений, что чаша должна оказаться в его руках. Да и Адриана ведь его любит. По крайней мере, любила тогда, в июне, когда они после близости вдруг разоткровенничались на кухне. Неужели что-то могло измениться за пару недель? Правда, думая о Джоне, Адриане и об их чувствах друг к другу, Коннор вдруг снова почувствовал, как дыхание участилось, а пальцы заполыхали. Он поднял ладони и посмотрел на них, пытаясь понять, чем вызван этот странный жар. Дерек скосил на него многозначительный взгляд, и Коннор, смутившись, опустил руки на стол. — Мне кажется, это очень плохая идея, — покачал головой Рейн. — Думаю, если Доггетту ещё раз позвонить и сказать, что от его присутствия напрямую зависит жизнь Адрианы, он бросит всё и приедет. — Я же сказал, он сможет добраться сюда только к утру. Тебе ли не знать, что телепортироваться Джон не умеет, — Де Марко фыркнул и снова ударил руками по документам. — Но у нас есть и другие варианты… Кроме Доггетта, — осторожно начал Дерек, выделив интонацией слово «другие». У Коннора болезненно сжался желудок и непроизвольно заскрипели стиснутые зубы. Другие — это кто? Не имеет ли доктор Рейн сейчас в виду Алексея? Коннор сморщился и еле сглотнул, чувствуя, как его начинает трясти. Словив очередной изучающий взгляд Дерека, он замер и перестал дышать, стараясь скрыть, что его заколотило. Де Марко откинулся на спинку стула, скрестив руки. Его губы задрожали, будто он что-то хотел сказать, но никак не решался. — Я не сомневаюсь, что ты любишь дочь, — продолжил Дерек, то и дело посматривая на Коннора. — И она тоже тебя любит, несмотря на ваши с ней разногласия. Но, думаю, речь здесь не о чувствах отца к дочери или дочери к отцу, а о возлюбленных. Уильям посмотрел на Дерека, хотел что-то сказать, но запнулся, глянув на Коннора. — Я сам её напою. Точка, — чётко и властно повторил Де Марко. Его недовольный красноречивый взгляд снова вперился в Дерека, и старые друзья долго смотрели друг на друга, не моргая. — Уильям, — снова продолжил наступление Дерек, — подумай, если мы ошибёмся в первый раз, кто даст гарантию, что второй раз чаша, вложенная в другие руки, сработает. — Рейн, — вспыхнул Де Марко, — не заставляй меня сейчас разбирать любовные дела моей дочери. Чего ты от меня хочешь? Ты же сам сказал, что мы не должны лезть, и осознание придёт… — он запнулся, словно его озарила какая-то внезапная догадка, и кинул быстрый взгляд на Коннора, явно давая понять своим видом, что сейчас из-за него придётся выбирать слова. — Я вас на пару минут оставлю, — Коннор махнул рукой и встал. Никогда он не чувствовал себя так нелепо, покидая конференц-зал. Но, кажется, этим двоим сейчас просто необходимо было остаться наедине, и дальнейшее никак не предназначалось для его ушей. Да и оказаться за пределами душного зала захотелось невероятно сильно. Когда Коннор вышел за двери, до его ушей донеслось недовольное бормотание Уильяма, который тихо и монотонно что-то пытался доказать Рейну. — Да причём здесь связь, старый ты дуралей?! Что в неё упёрся, как баран? — неожиданно громко и гневно выкрикнул Дерек, и Дойл вскинул брови. А ведь доктор Рейн казался ему самим спокойствием. — Я же тебе сказал, что видел будущее. Когда ты уже поймёшь, что она никак не влияет на чу… Больше Коннор ничего не слышал, отдалившись от зала. Он не мог себе позволить подслушивать, но даже эта вырванная из контекста реплика, несомненно, заинтриговала его. Значит, и Рейн обладал каким-то сверхъестественным даром и, очевидно, знал больше, чем говорил. Сердце неприятно ёкнуло, и Коннор, сморщившись, потёр грудь. Он сварил себе кофе и застыл, глядя на ароматный напиток в чашке, нервно играя желваками. Вцепился в тумбу пальцами до побелевших костяшек, раз за разом вдыхая и выдыхая шумно и медленно. Перед глазами тут же поплыли круги. Коннор согнулся и прислонился лбом к прохладной поверхности, ощущая, как его стремительно начинает мутить, а жжение в груди становится всё сильнее. И хотелось уже разорвать грудную клетку голыми руками, лишь бы стало хоть на йоту легче. Мысли скудными обрывками продолжали вяло скакать, но жар, расползающийся от ладоней по телу, выбивал их прочь из головы. Ослабив галстук, Коннор сел на пол, запрокинув голову назад. Пот потёк градом по вискам и спине, а дыхание становилось всё более прерывистым. Он никак не мог объяснить даже себе, что происходит, но сейчас явственно понял, что времени у Адрианы с каждой минутой остаётся всё меньше. И пока Рейн и Де Марко спорят, она уже почти переступила черту, отделяющую жизнь от смерти. От этой мысли Коннор лихорадочно застонал, закрыв глаза. В ушах снова раздался непонятный мелодичный звон, и Коннор почему-то припомнил картину «Дарящие любовь», которая буквально сводила его с ума. Но тогда это было внешнее воздействие, а сейчас нечто рвалось из самой глубины души. То, что было там давно похоронено и закрыто на сотни замков. Ему казалось, что и этот звон являлся отголоском чего-то оттуда, хоть и звучало это предположение абсолютно безумно. Коннор зажмурился, стягивая с себя галстук, превратившийся в удавку. Голоса Де Марко и Рейна, которые продолжали громко спорить, вдруг резко стихли. Коннор нахмурился оглушившей тишине, приоткрыл веки и оторопел. Лаборатория растворилась, а он оказался на берегу реки, в десятке шагов от Адрианы, которая стояла к нему спиной. На другом берегу Дойл увидел Джона, который отчаянно что-то кричал и махал руками. А Адриана, словно каменное изваяние, обнимала себя за плечи, и даже её волосы не колыхались от налетевшего ветра и закружившейся вокруг неё метели. Коннор сделал шаг вперёд, протянув руку к ней. На ладонь упала снежинка, и он только сейчас рассмотрел, что это не снег. Это пепел. И Адриана также стояла на пепелище, а вокруг неё кружились серые хлопья. — Адриана? — тихо позвал её Коннор, чувствуя, как от ступней вверх по ногам начинает ползти парализующий холод. Она медленно повернулась к нему, и Коннор вздрогнул, увидев в глазницах пустые белки. Её кожа посинела, а через каштановые волосы пролегли частые белые нити. По щекам катились чёрные слёзы. На Адриане была та же одежда, в которой он видел её в своей квартире в последнюю их встречу, только вся измазанная в крови и грязи. — Мне так холодно! — хрипло произнесла Адриана и протянула к нему одну руку. — Коннор, я не могу согреться. Пожалуйста, твои руки такие горячие. Прошу… Приди ко мне! Он сделал несколько быстрых шагов вперёд и почти коснулся её пальцев своими, но берег и фигура Адрианы резко поплыли перед глазами, и реальность втянула его обратно. Коннор захрипел и схватился за горло, царапая ногтями кожу от глотки до груди и жадно пытаясь захватить воздух хотя бы ртом. Вдохнуть никак не получалось, и он, продолжая цепляться пальцами за ключицы, случайно выдрал пару верхних пуговиц в рубашке. Свет снова моргнул, а перед глазами мелькнул режущий глаза знакомый силуэт. — Сделай выдох, — мягкий вкрадчивый голос Адрианы довёл его до мурашек. Коннор опустил подбородок и со всей силы ударил себя кулаком в грудь. Вместе со сдавленным криком из горла вырвалось освобождённое дыхание. Невидимые тиски наконец-то разжались, и он сделал спасительный вдох. Ему понадобилось пару минут, чтобы отдышаться и осознать увиденное. Чувствуя, как тело стремительно наполнилось энергией, Коннор вскочил на ноги и практически бегом направился обратно в конференц-зал. В котором уже никого не было…