4Д Адрианы Де Марко

Я здесь. Мой черёд открыться И с новой начать страницы. Ты только вернись, родная, Другой такой я не знаю. Не знаю, не буду думать. Лишь ты мне нужна. Я б умер Без глаз и без слов без этих, Прошу, возвращайся к свету. © lolita_black «Сказочный сон» *

Окружной морг Белвью, Вашингтон 7 июля 2000, 4.35 — А я вам ещё раз говорю, забирайте свои непонятные документы и уезжайте отсюда! Или вам напомнить, что вы на территории Соединённых Штатов Америки, а не Канады? — теряя остатки терпения, в третий раз проговорил дежурный охранник морга. — Коннор, — Линдсей чуть не дотронулась пальцами до пиджака Дойла, но вовремя вспомнила, что он болезненно реагирует на касания после лаборатории, и отдёрнула руку. — Поехали. Дойл с недовольным хрипом выдохнул и сжал челюсти, яростно сверля взглядом человека, который категорически не хотел их пропускать дальше порога. Но уезжать отсюда, не убедившись, что Фрэнк мертвее всех мёртвых, не собирался. Даже услышанное из уст Линдсей имя, а не привычно фамилия, не смягчило его недовольство. Хотя назови она его сейчас опостылевшим профессором, он бы разозлился ещё сильнее. Наверное, Линдсей это понимала. Или всё-таки разговор принёс свои плоды? — Полиция, говорите, мистер Пайс? — зло буркнул Дойл, прочитав имя на бейджике. — Будет вам полиция… Он достал мобильный и бездумно набрал номер Доггетта. Надежда на то, что Джон не пошлёт его, заслышав про возможное оживление трупа, была такой же шаткой, как и вера самого Доггетта в паранормальные явления и феноменальные последствия экспериментов «Улья». Но вызываемый абонент каким-то чудом ответил уже на четвёртом гудке, и Коннор поблагодарил Бога за то, что он одарил специального агента безграничным терпением, выдержкой и профессионализмом. Джон даже лишних вопросов задавать не стал, только тяжело вздохнул и сказал, что выезжает. Уже через час Доггетт, с абсолютно каменным лицом, приехал в морг. И его документы моментально послужили пропуском к холодильным камерам, но не уберегли от длинных нотаций охранника, пока Доннер, Доггетт и Дойл шли по длинному коридору. — Да неужели до утра это ваше срочное дело не подождёт? Ещё и ФБР! Боитесь, что сбежит покойничек, что ли? — никак не унимался Пайс. — К чему тревожить царство мёртвых? — А вы не волнуйтесь, мы сейчас и царство живых потревожим, — уверенно проговорил Джон. — Проведите нас к камерам и вызовите патологоанатома. Нужно, чтобы вскрытие провели как можно скорее. И да, это категорически не терпит до утра! — отрезал он, пресекая любые попытки возражений. — Все соответствующие запросы и документы будут у вашего начальства на столе к моменту, как оно явится на работу. Пайс снова недовольно запричитал перед дверями помещения для хранения трупов. Он пропустил вперёд троицу незваных ночных гостей. Мужчины остановились на расстоянии от камер, а Линдсей подошла поближе и натянула пару перчаток. Пайс нашёл нужный ярлык и потянул на себя за ручку ящик для трупа, заставив его полностью выехать из ячейки. Коннор придержал за рукав сделавшую решительный шаг вперёд Линдсей и подошёл первым. На месте происшествия он не особо всматривался в раны на теле Фрэнка, но, кажется, Доннер оказалась права. Коннор точно помнил, как неестественно вывернулись под углами конечности. Но сейчас тело казалось абсолютно целым, без видимых переломов и вывихов. Чего не скажешь о треснутой черепной коробке. Коннор с трудом проглотил подкативший ком, пытаясь рассмотреть и понять, насколько травма головы отличалась от той, которую он видел несколькими часами ранее. В этот момент Линдсей всё же едва ощутимо коснулась пиджака Коннора, заставив отойти в сторону. Джон подошёл с другой стороны ящика, также внимательно осматривая труп. — Мне кажется или у него были многочисленные переломы после падения? — спросил он, также натягивая одну перчатку. Коннор отступил ещё на пару шагов назад, неотрывно глядя на ноги Фрэнка. Дойл будто ожидал, что Элсингер в лучших традициях фильмов ужасов вскочит и вцепится в волосы Линдсей. Но изо всех сил душил этот иррациональный страх логикой учёного. Он хорошо запомнил и записи Сперви, и слова самого Фрэнка о том, что система ускоренной регенерации не умеет заново отстраивать мозг. В ушах тут же прозвенела реплика Фрэнка, сказанная на крыше: — Тебе повезло, что пол провалился, и ты упал в подвальное помещение, не повредив голову. Коннора тряхануло от резко накрывшего воспоминания, когда его рука потянулась к рычагу компрессора. По телу прокатилась дрожь, зажав глотку, а глаза резко заболели, словно их опять ослепила белая вспышка. И чем дольше он смотрел на лежащее неподвижное тело перед ним, тем быстрее память подкидывала ему образы из прошлого, которые он больше всего на свете хотел забыть. — Мне сложно сказать наверняка, — голос Линдсей выдернул Коннора из ступора, — но я почти уверена, что кости черепа не восстановились. Учитывая невероятную динамику сращивания других, это очевидно, — она ещё раз ощупала руку и грудную клетку Элсингера. — Но со вскрытием мы всё равно медлить не будем, — мрачно произнёс Доггетт и повернулся к стоящему у двери Пайсу. — Вызывайте патологоанатома. Прямо сейчас. Мобильная лаборатория ОНИР, Вашингтон 7 июля 2000, 8.58 Спустя три часа результаты вскрытия уже лежали перед сидевшим в конференц-зале Коннором. Мутным взглядом он проскользил по папке, машинально потянувшись к узлу галстука. Отдёрнул руку, вспомнив, что это уже, кажется, третья попытка его поправить. Скосил глаза на очередную почти допитую чашку кофе, сморщившись. Тяжело выдохнул, положив руку на солнечное сплетение. Начавшаяся вчера странная пульсация под рёбрами никуда не делась, как и противная тошнота. Хотя, учитывая литры кофе на голодный желудок, как раз последнее объяснялось легко. Чего не скажешь о непонятных ритмических ударах по брюшине, доводящих её до перенапряжения, будто Коннор несколько часов с невероятным рвением качал пресс. Дойл провёл рукой по животу, безуспешно в который раз пытаясь движением ладони ослабить натянутые, как тросы, мышцы, и открыл папку, чтобы снова бегло пробежаться глазами по содержимому. Паршивое самочувствие только добавляло баллов к сонливому состоянию, которое Коннор тщетно пытался отогнать кофеином. В череду бессонных ночей фактически добавилась ещё одна: после визита в морг Коннору удалось поспать всего два часа, и то, как он спал, сложно было назвать полноценным отдыхом. Тот бесконечно длинный сон после нескольких стаканов виски он вспоминал уже совсем иначе: с приятной ностальгией. Сейчас ему казалось, что его уже и без алкоголя буквально выключало из сознания, но Коннор знал: стоит лечь в кровать, уснуть он не сможет. Назойливые мысли просто не отпустят его навстречу избавляющему от них забвенью. И он будет сверлить сонным взглядом потолок, прокручивая текущие дела и задачи, будто плёнки в проекторе… Коннор подавил очередной зевок и поднял взгляд на стеклянные двери. За ними переговаривались Питер и Линдсей, периодически косо на него поглядывая. Наконец в конференц-зал вошёл Эксон. — Доброе утро! Надеюсь, утро, Дойл, а не бесконечный вчерашне-позавчерашний день? — Доброе! — Коннор отхлебнул из чашки последний глоток кофе и скривился. Вялое сопротивление органов, не желающих видеть на завтрак, обед и ужин только любимый напиток хозяина, перерастало в активное болезненное бурление, опасно вступающее в союз с пульсацией. Вот только мысли о еде заставляли брезгливо поморщиться, и сделанный наспех сэндвич так и остался лежать нетронутым на далеко отставленной тарелке. — Ты спал? — настойчиво спросил Питер. — Спал, — огрызнулся Коннор. — Ты мне не нянька, Питер! И почему Линдсей не заходит? Пора начинать совещание. Питер перевёл взгляд на Линдсей и коротко ей кивнул. Но вместо того, чтобы зайти к ним, Линдсей скрылась из поля зрения. — Куда она? — Сейчас придёт, — махнул рукой Питер, уперев язык изнутри в щеку. Он из всех сил старался смолчать, но всё же не выдержал: — Конечно, я тебе не нянька, куда мне… Это же ты у нас воспитатель ясельной группы, которого удар хватит, если его подопечные останутся хотя бы на полчаса без присмотра. — Он скрестил руки на груди и опёрся на одну ногу. — Серьёзно, Коннор, чего ты добиваешься? Или у тебя коварный план попасть в одно отделение с Адрианой, чтобы тебе никто не мешал её навещать? Питер умолк, глядя в затянутые пеленой красные глаза. Судя по заторможённым реакциям Коннора, хорошо, если до него дошло хотя бы десять процентов сказанных сейчас слов. — Я не могу уснуть, Питер, — обречённым уставшим голосом произнёс Коннор, откинув голову назад. — Очень хочу, но не могу. Меня не отпускает это расследование. Радует только, что наш мертвец, судя по результатам вскрытия, перестал регенерировать. — Он покачнулся и дёрнулся, снова болезненно скривившись с коротким стоном. — И ты разве не знаешь, что Адриану уже увезли из больницы? Солнечный свет, заливший конференц-зал, начал бить по и без того слезившимся глазам, и Коннор закрыл лицо ладонями. — Ты ей не нужен, — раскатом разнеслось по помещению, стоило только подумать об Адриане. Коннор еле поборол желание зажать уши, вместо этого вжав голову в плечи. Потёр глаза и перевёл взгляд на вошедшую Линдсей с чашкой, которую она зачем-то поставила перед ним. Коннор вытянулся в струну, чувствуя опасно накатившее желание сжимающегося желудка вернуть выпитое обратно, но вдохнул запах и вскинул брови. — Это что? — удивлённо спросил он, не поверив обонянию и глазам, увидевшим янтарную жидкость. — Ромашковый чай, — спокойно отозвалась Линдсей. — Ты же вроде любишь его. — Да, но… — Коннор нахмурился. — Впрочем, неважно. Начнём совещание. — Он опять энергично тряхнул головой, чувствуя, что и мышцы шеи начали болеть от этих постоянных бесполезных попыток отогнать сон, и медленно открыл папку, пытаясь сфокусировать зрение на буквах. Машинально потянулся к чашке и отхлебнул из неё, вдруг зажмурившись от удовольствия. — Ромашковый чай должен хотя бы чуть-чуть притупить боль в животе и снять нервное напряжение. — Адриана протягивает ему большую кружку, и его затуманенный взор рассматривает её растрёпанные кучерявые волосы в свете ночника. — Я не нервничаю, Адриана, — чуть дрожащим голосом произносит он, морщась от нарастающей боли. — А я нервничаю, Коннор, поэтому себе тоже заварила. — Она едва заметно улыбается, но мышцы щёк предательски дёргаются, и он это замечает. — А… — Коннор вовремя прикусил язык, чтобы не произнести имя вслух. Сейчас он ведь не дома, и её нет рядом с ним. — Ты ей не нужен, — снова, но уже чуть тише, прозвучала в сознании чья-то команда в ответ на воспоминание о той ночи, которую Адриана провела у его кровати. Коннор жадно припал губами к чашке. Чай был таким приятным на вкус, тёплым и утоляющим жажду, что Коннор не заметил, как выпил его почти весь, не желая останавливаться и не обращая внимания на чужой голос в голове. Но воспоминания стремительно затягивались белыми нитями, и Коннор сжал зубы, чтобы не зарычать, силой пытаясь обратно вытащить из забытья картинки. И когда Адриану всё же поглотила молочная пустота, ушей коснулся мелодичный звон. …Наполнение. Руки. Любовь. Дыхание. Любовь. «Что это, чёрт возьми, значит? — беспокоившая уже более суток мысль непрошенным гостем опять ворвалась в сознание, вытеснив мысли о совещании. — Почему чаша сработала в моих руках? Как же я запутался… Соберись, Дойл, тебе надо работать, а ты опять в дебри чувств лезешь». — Коннор? — Питер наклонился к нему, всматриваясь в резко задрожавшие веки и мускулы лица. — Ты в порядке? — Да, Питер. — Он с трудом сфокусировал на нём взгляд, крепко сжал в ладонях поставленную на стол чашку. — Я изучил материалы вскрытия. R-система в теле Фрэнка перестала функционировать. Потёр пальцами переносицу. Собирать мысли в слова становится всё сложнее. Снова прикрыл глаза, вспоминая следующую фразу, которую собирался сказать, но утро опять в одну секунду превратилось в ночь, а память — в бесконечный лабиринт сумрачных воспоминаний. — Тебе нужно поспать… — Адриана забирает у него чашку, ставит её на тумбочку и садится рядом. — Кошмары могут вернуться. — Он старается говорить ровнее и чётко контролировать каждое слово, но почему-то сейчас это адски сложно даётся. — Боль вызывает ассоциации, и я выпадаю в те воспоминания почти всякий раз, когда засыпаю с ней. Иногда она заворачивает в опасные закоулки памяти, поэтому мне лучше бодрствовать. — Коннор просверливает её взглядом, наблюдая, как она придвигается ближе. — Но тебе в любом лучше уйти… Боюсь, могу опять неосознанно причинить тебе вред. — Я побуду с тобой… — Её голос звучит так мягко и успокаивающе, а руки бережно расправляют край одеяла, будто невзначай касаясь его плеч и груди. — И если замечу, что твой сон стал беспокойным, сразу разбужу. Спи… Коннор дёрнулся, как от удара. Все мысли о расследовании тут же окончательно рассыпались, а в сознании застучала лишь одна. Адриана — та единственная, которой он позволил прикасаться к себе, не чувствуя отвращения. Даже в ту ночь, когда его измучили образы из Архангельска и Невады, когда он, как наяву, снова видел белый потолок и слышал лязг хирургических инструментов. И уже тогда позволил ей быть ближе всех остальных женщин, которые мелькали в жизни. Там в палате, за пару минут до её пробуждения, признался, что она вошла сама, не спрашивая ни о чём. Но ведь он сам первым впустил её в свой искалеченный мир, безоговорочно отдал ключи от всех замков, которые старательно навешивал на двери своей души. И сам же позволил остаться, хотя просил, не особо настаивая, чтобы она ушла и оставила его одного наедине с болью и кошмарами. И когда галлюцинации всё же приняли опасный оборот, а мир окончательно начал рушиться, вырывая из мозга реальность, уже не смог прогнать Адриану, потому что она наотрез отказалась уходить. — Я останусь с тобой! — настойчиво выкрикивает Адриана. — Кто-то должен попытаться тебя удержать! Сидя на холодном полу то ли в собственной ванной, то ли на заводе в Архангельске, он не видит её лицо, но чувствует холодные пальцы, поворачивающие его голову к свету. — Коннор, смотри на меня! Скоро тебе станет легче, только умоляю, держись! Завод или ванная на миг сменились другой картинкой, и Коннор ясно увидел её расстроенное лицо и услышал обиду, сквозящую от каждого слова. — Ты всерьёз полагаешь, что я готова ещё кому-то вот так помогать? Я ведь даже Джону ни разу… Эти её слова рвали ему душу всякий раз, когда он их вспоминал. Он оценивал ситуацию со своей стороны, потом пытался её рассматривать глазами Линдсей. Но до пощёчины не задумывался, что чувствовала Адриана, решившись на такой шаг. Насколько ей было тяжело сделать выбор? Коннор не мог вспомнить и половины, что происходило с ним в тот день. Кто знает, может, Адриана даже не всё рассказала, что он говорил в бреду и, хуже всего, делал. От этой мысли по спине побежал холод, а сон на минуту отступил, уступая место озлобленности. «Да почему же я такой идиот во всём, что касается чувств? Сухарь долбаный… Я ведь даже понять не могу, этот чёртов Грааль сработал, потому что дело во мне? Или в Адриане? Что со мной не так?» Стеклянными глазами Коннор глянул на Линдсей и Питера, которые с подозрительным выжиданием на него смотрели. Но он был полностью поглощён образами, доводящими его до дрожи, чтобы в чём-то заподозрить их, глядя в застывшие изучающие лица. — Нам нужен некто, влюблённый в Адриану. И крайне желательно, чтобы она отвечала ему взаимностью, тогда условие будет исполнено максимально точно. Низкий голос Уильяма оглушил его, заставив сердце заколотиться о рёбра, но оно тут же пропустило удар от ещё одного повторения фразы: — Ты ей не нужен. Он никак не мог вспомнить, кто внушил ему это, от чего злился всё больше. Не мог понять, почему, словно в кокон, фраза затягивала его воспоминания, которые помогали ему не потеряться в безумии. Всякий раз, когда он нащупывал ниточку к правильному ответу, почему чаша помогла Адриане, огромный клубок разматывался и выпадал из рук. И только зелёно-карие глаза, наполненные слезами после пробуждения, всё ещё смотрели из белой мглы на него так же, как и в тот день… И их он этой паутине не собирался отдавать! У неё было другое имя, но с этим мотком спутанных нитей он, будто слепой котёнок, сейчас шёл к ней, зная, что должен пройти тьму разорванных воспоминаний, чтобы найти там ответы и выйти к свету. Больше всего Коннор боялся, что его зарождающиеся чувства к Адриане окажутся всего лишь новой психологической защитой для искалеченного разума. Легко было в это поверить, отвергнув в очередной раз рвущееся из глубины души… Ведь она, как и Линдсей ранее, помогала не сойти с ума, провалившись в пучину бреда. Только Адриана была с ним рядом наяву, а не в грёзах. Он задыхается, пытаясь изо всех сил не выпасть в прошлые события и справиться с очередным приступом. Силуэт Адрианы дрожит, но вместо него растворяется образ завода. — Коннор, пожалуйста, слушай мой голос. Ты мне нужен… Здесь и сейчас. Будь со мной! — Ты ей не нужен, — слышится откуда-то издалека и растаивает под уверенным: — Всё будет хорошо, Коннор. Ты мне веришь? Спустя мгновение, он уже чётко видит свою ванную, а не технический отсек. И Адриану рядом… Она здесь, она осталась, а всё остальное сгорело у него за спиной. И он наконец-то вернулся… Коннор верил ей тогда. Хоть и понимал — она не может знать точно, сколько продлится его агония. Но эта вера вместе с осознанием, что он не один, хоть немного облегчала состояние. Он и сейчас ей верит. Ей, а не проклятому голосу в голове, который пытался убедить, что он ничего для неё не значит. Вот только… Как довериться себе? Как понять, что это не очередная уловка разума? Адриана дала ему нечто большее, чем якорь в рабстве иллюзий. Она дала ему долгожданное избавление от боли. И он помнил, как плохо ему было на полу в доме Вудхаузов, и как он желал чувствовать её прохладные руки на своём животе, снимающие жар с горящих внутренностей. Помнил колючий ужас и раздражение, что ассоциации теперь замкнулись иначе. Но думал ли он о ней, когда боль отступила и не тревожила почти неделю? В те моменты, когда ему не нужно было никакое обезболивающее? — Да чёрт бы тебя побрал, Адриана! Почему ты не берёшь трубку? — Он со всей силы швыряет мобильный на стол. Бешенство и непонимание захлёстывают до основания, пытаясь заглушить истинный страх и опасения. Его точит вина за то, что он не удержал язык за зубами в субботу. Хорошо, если она просто обиделась на него… А если угодила в беду? И он уже почти три дня бездействует. Нужно обязательно её найти. — У меня очень плохие новости о моей дочери, профессор Дойл. Даже боль от десятков игл, которые прокалывали его в «Улье», и постоянное её ожидание в немом ужасе доводили до исступления меньше, чем эти слова Уильяма Де Марко. Слушая его, Коннор отчаянно хотел оказаться в каком-нибудь из своих кошмаров, истончивших реальность до прозрачных волосков. Но всё это происходило с ним и с ней в действительности. И после разговора с Уильямом все мысли стали хороводом кружить лишь вокруг одной Адрианы. Физической боли не было, а вот душевная рвала в клочья. Он не мог её потерять. Только не её. Внутри всё перевернулось и перемешалось, но он чётко осознал, насколько сильно изменилось его отношение к Адриане за пару месяцев. От раздражения к симпатии, от желания, чтобы её не было в его жизни, до осознания уникальной ценности того, что она рядом с Николь. И с ним… Ему было плевать, что болевые ощущения, которые затихли, пока Адриана лежала в коме, теперь накатили с новой силой. И хоть он не был уверен до конца, что их провоцирует связь, одно знал точно: даже если причина в связи, главное, что Адриана жива. «Может, я для тебя ничего не значу, пусть… Только живи и будь счастлива, пожалуйста. Вытряхивая душу наизнанку в твоей палате, я помню, что у меня болело сердце, но это не та боль, которую сняли бы таблетки… Там я не искал в тебе опоры для себя, я хотел быть ею для тебя. Хотел сделать всё, чтобы вытащить любой ценой… Ты так нужна отцу, Николь, тёте Марте, Джону…» — Ты нужна мне. Нити воспоминаний уверенно разбирались и аккуратно сматывались, и Коннор прижимал их к себе, боясь снова потерять. В его памяти нашлось достаточно моментов, когда он не цеплялся за Адриану, как за опору, не воспринимал, как якорь обезболивающего. Желание позвонить среди недели, чтобы рассказать о Николь и спросить, как у Адрианы дела. Мимолётные восхищённые взгляды, полностью сменившие косые и раздражённые, которые он бросал на Адриану, когда она успокаивала Никки после долгих капризов. Отмашки на вопросы, как дела у него, но приятное ощущение, что кого-то вообще волнует, что происходит с ним. Разговоры на кухне, иногда на повышенных тонах, в те три дня до его приступов. Но чаще непринуждённые за едой, позволяющие узнать друг друга получше. И чем больше Коннор её узнавал, тем больше понимал, что под маской железной леди скрывается ранимая, чувственная душа, которую жизнь заставила облачиться в броню. Иногда этот панцирь трескался, и Адриана показывала себя настоящую. Искреннюю, заботливую, мягкую… Несмотря на то, что внутренние судороги опять вернулись, тревожно закручиваясь в водоворот с образами прошлого, Коннор и сейчас не хотел делать из неё якорь. Он готов был потерпеть, уже прекрасно зная, что физическую боль выносить куда легче. Потом они со всем разберутся, когда она восстановится. Но Адриана слишком уязвима. И даже если он сам шатается, теперь его очередь быть для неё тем, кто удержит… — Я та, которая хочет, чтобы её попросили остаться, а не заставили своим молчанием уходить куда-то в ночь… Она сказала как-то иначе, но он запомнил её фразу именно так. И грустные глаза, оттенок горечи в словах. И спустя пять минут сам не понял, как произнёс то, что она хотела услышать от другого мужчины. То, важность чего сам в тот момент недооценил. — Останься… Мы оба вымотаны, тебе тоже нужно отдохнуть не меньше, чем мне. — Коннор? — мрачную тишину прорезал знакомый мужской голос. — Ш-ш-ш, — тут же обрезал его женский. Тот самый, который он так желал услышать три долгих года и который сейчас казался чужим. Теперь Коннору отчаянно хотелось, чтобы его из этой темноты позвала другая. К этим голосам он отказался выходить из забытья. Память вновь вернула в тот вечер после близости, на минуту подарив телу ощущения лёгкости и эйфории. Это было так давно, будто в прошлой жизни, но невозможно было не запомнить безграничную внутреннюю свободу, полученную после избавления от истязающих душу и плоть галлюцинаций. И Коннор искренне хотел, чтобы Адриана осталась в его квартире и отдохнула. А ведь мог позволить ей уехать в отель, зная, что скоро Линдсей привезёт Николь. Остаток того вечера они с Адрианой провели по разным комнатам, а утром он до неприличия долго спал. И когда наконец проснулся, в нос ударил аромат выпечки, а до ушей донёсся громкий смех Николь. Это чувство расслабленного спокойного пробуждения и секундного щемящего счастья он помнил до сих пор. — Я сам съезжу за Адамом, побудь с Николь. Думаю, через час мы уже будем дома. Он действительно справился за час, а Адриана за это время приготовила обед. И встретила их с улыбкой, с которой обычно встречают членов своей семьи. — Вам что-нибудь ещё принести, доктор Дженнерс? — Адриана смотрит, как Адам осторожно присаживается на диван. Николь на её руках дёргает тётю за кудряшки и заливисто хохочет от щекотаний. — Ты можешь называть меня Адамом. — Он улыбается ей. — Спасибо за всё, что ты сделала для меня, Никки и Коннора. — Адам бросает многозначительный взгляд на него, молча стоящего в углу. А он наблюдает, как Адриана ласкает его дочь, и в её глазах горят такие нежные огоньки, которыми она больше никого не одаривает. Оказываясь рядом с Никки, Адриана всегда в одну секунду сбрасывает железный панцирь, будто боясь поранить малышку грубым металлом. — Ты — самое дорогое, что есть в моей жизни, Николь! — шепчет Адриана, целуя Николь. После этих слов она переводит тёплый взгляд на Коннора, и его сердце летит вниз… Только он его не чувствует и не хочет слушать. То мимолётное счастье рассыпалось в момент, когда с открытием глаз заработали шестерёнки в голове, заставив мысли вертеться только вокруг Линдсей. Обухом по черепу бьёт лишь одно утверждение: «Он должен сказать правду». Коннор смотрит на Адриану и на дочь, но настолько занят своими измышлениями, что всё гаснет в потоке скачущего перебора правильных фраз. В тот вечер Адриана улетела домой, а Линдсей — в Индию. Коннор на девять дней, до возвращения на работу, остался только с Адамом и Николь. А ещё со своей лавиной мыслей. Ослепнув и оглохнув окончательно от донимающего решения расставить все точки над i, он пошёл на поводу у собственной честности к намеченной цели. Коннор знал и понимал, к чему это приведёт. Но из него рвались наружу слова, которые он не мог не озвучить… Потому что это было правильно, он не мог поступить иначе… И вот он потерял Линдсей, а вместе с ней и огромный багаж защитных механизмов. Коннор переживал, расстраивался, что причинил ей боль, но быстро отошёл сам. Слишком быстро. Может, необходимо было расстаться с чем-то, чтобы уступить место некому новому? Настоящему, а не иллюзорному? — Он уснул? — снова послышалось в тишине конференц-зала. Коннор действительно засыпал. Мозг отключался, мысли стихали. Вот только слова снова рвались из горла, но в этот раз адресованные другой женщине. И шли они из сердца, а не из головы… Ему хотелось закричать до хрипоты: — Пожалуйста, останься. Ты нужна мне… Я тебя люблю! Коннора будто пробила молния, заставив вздрогнуть всем телом и вынырнуть из дремоты. Он сам не понял, то ли сказал это про себя, то ли вслух, но белые нити, окутывающие сознание, тут же с треском лопнули, а вместе с ними резко оборвались и остатки связных мыслей. Он вернулся в реальность, с горечью осознавая, что сидит в конференц-зале, и Адриана слишком далеко. Она только чудилась ему сейчас, и бесполезно просить, чтобы она не уходила. Желанный силуэт исчез, но вместо него осталось осознание… И наконец настигло принятие того, от чего он так отчаянно хотел закрыться, думая, что одно кажется ему другим. Коннор дрожащей рукой отставил от себя чашку, которая виделась ему как Грааль. Так долго ломал голову над загадкой, сейчас же ответ казался таким очевидным. Коннор посмотрел на Питера, которого почему-то резко стало два. В зале всё ещё чувствовался едва уловимый аромат ромашкового чая, и Коннор глубоко вдохнул его, в следующую секунду почувствовав, как прохладные пальцы вплелись в его волосы. — Спи, Коннор! Тебе нужно отдохнуть… — ласково прошептал мурлыкающий голос той, которую он так хотел сейчас видеть и слышать. Неужели она пришла к нему? Коннор часто заморгал, захотел обернуться. Но только с тихим стоном выдохнул, закрыл глаза и упал лицом на папку. — А я думал, на этого терминатора даже снотворное не подействует, — присвистнув, сказал Питер. — Оно и не могло подействовать так быстро. — Линдсей подскочила со своего места и подошла к Коннору. — Прошло максимум пять минут с момента, как он сделал первый глоток. Не знаешь, сколько кружек кофе он выпил до этого? — Без понятия. А что? — Всё же мешать снотворное с кофе плохая идея. — С кем он говорил? — Питер сдвинул брови. — С тобой? — Не думаю. — Линдсей покачала головой и словила удивлённый взгляд Питера. — Зря мы это сделали, боюсь, чтоб ему хуже только не стало. Она аккуратно коснулась шеи Коннора и прощупала пульс. — Да ты же видишь, что его иначе не остановить! — воскликнул Питер, разведя руки в стороны. — Другой бы уже два дня назад выключился или даже раньше. Я иногда реально думаю, что у Дойла вместо крови машинное масло, а вместо сердца — генератор. А если нет, то бессонница и кофейные диеты скоро убьют его. Хотя… — Питер почесал затылок. — Убьёт он нас, если узнает, что мы ему в чашку таблетку подбросили. — Пусть думает, что дело в самом чае. Зачем ещё нужен ромашковый чай? — Линдсей призрачно улыбнулась. — Чтобы успокоиться и уснуть. Вот и будем придерживаться этой версии. Ну! — Линдсей стукнула рукой по спинке стула Питера. — Чего сидишь? Помоги переложить его на диван. И принеси плед из шкафа. — Угу, а после этого займёмся всем, что у него в папке, иначе нам с тобой точно не жить. — Питер нелепо улыбнулся. — Когда он проснётся, то предчувствую, сейсмическая активность в этом районе существенно повысится. Нью-Йорк Авеню, 128, Вашингтон 7 июля 2000, 10.20 Услышав стук в дверь, Мишель Джонсон не спеша подняла голову, отложила ручку и захлопнула блокнот. Откинувшись на спинку стула, она поменяла перекрёст затёкших ног и уставшим голосом произнесла «Войдите!», тут же натянув безразличное выражение лица. Указательным пальцем Мишель поправила очки и машинально провела ладонью по идеальной укладке, сама не понимая, почему её так заботит то, как она будет выглядеть в глазах своей гостьи. Уголки губ тут же брезгливо опустились вниз, когда в кабинет вошла невысокая блондинка в джинсах и в чёрном балахоне с капюшоном. Молодая женщина остановилась возле двери, не решаясь сделать шаг вперёд. — Ну и чего встала? — проигнорировав приветствие, раздражённо начала Мишель. — Ты нашла его? — Нет, но я уверена, что он в очередной раз проследовал за прототипом и находится где-то рядом с ним. — Тогда зачем пришла? — Мишель спустила с переносицы очки и посмотрела на собеседницу без них, ещё больше изогнув губы, будто её тошнило. — Я поняла, — уверенно начала гостья, — что вы очень чётко озвучили то, чего хотите от нас, но я не услышала никаких гарантий, что я получу то, что нужно мне, — она сделала акцент на последнем слове, — после завершения сделки. Насколько я помню, Мишель Джонсон всегда чётко называла условия и сроки завершения проектов. — И все всегда верили моему честному слову, не так ли? — Джонсон дёрнула плечами, удивлённо приподняв бровь. — Несмотря на то, что мы с вами — соотечественницы, так уж вышло, что раньше встречались только по видеосвязи, — гостья прищурилась, быстро перейдя на русскую речь. — Я представляла вас тогда иначе. Но сейчас увидела, насколько сильно вы отличаетесь от Эллейн. И не жалею о своём выборе… — она снова заговорила на английском. — В глазах Сперви я видела сострадание. Как бы это странно ни звучало, она любила не только свою работу, но и её плоды. Которые, кстати, отвечали ей взаимностью. — Даже он? — Мишель недоверчиво усмехнулась. — Даже он, — тихо отозвалась гостья. — И, кстати, в отличие от меня, он не знает, что это вы повинны в её смерти. — В смерти предательницы. Я ведь и не подозревала, что вокруг меня столько тех, кто играл на два лагеря, — губы Джонсон растянулись ещё шире. — Забавно, хотя я уже слышала историю, что Сперви относилась к вам, как к своим детям, которых у неё никогда не было. Вот только сын, кажется, получился бракованным. Переборщила ваша мамочка с клетками паразита, — её тон стал откровенно издевательским. — И если в тебе, Образец двести девяносто девять, их минимальное количество, то вот у Образца четыреста восемнадцать они слишком опасно доминируют. Но я могу тебе пообещать, что попытаюсь подавить эти проявления. — Каким образом? — гостья чуть приподняла подбородок, вперив холодный взгляд в Мишель. — Я хочу знать, что вы будете с ним делать. И сколько по времени это продолжится. Не забывайте, что я тоже стояла у истоков проекта. Я имею право… — Нет, уже не имеешь. Скажи спасибо, что я тебя не вышвырнула, как предательницу, которая переметнулась к Сперви. Сейчас у тебя нет права задавать вопросы! — яростно выплюнула Мишель, наклонившись к столу. — Ты — не она, так что знай своё место, Образец… — Меня зовут Лилит! — она привстала, царапая ногтями подлокотники кресла. Джонсон безразлично смотрела, как голубая радужка её собеседницы медленно окрашивается красным цветом. Рука Мишель тут же опустилась на рукоятку пистолета, который она предусмотрительно заранее достала из ящика стола и положила на колени. — Сядь, — грозно произнесла Джонсон, абсолютно не обращая внимания на хищное выражение лица полностью вставшей Лилит. — У тебя не получится напугать меня своими трюками. Ещё одно движение, и я аннулирую сделку, а это не в твоих интересах. Как и моя смерть. Не боишься остаться один на один с тем, что у тебя внутри? — Мишель кивнула на живот девушки, округлость которого скрывал балахон. Лилит также медленно опустилась в кресло, с ненавистью пронзая Джонсон взглядом. — Вот и славно, Образец двести девяносто девять. Приведёшь мне папочку своего ребёнка, и когда я получу от него то, что мне нужно, обещаю, что попытаюсь устроить вам подобие жизни, о которой ты так мечтаешь. — Если бы я не была одной из тех, кто работал в проекте, я бы вам поверила, — с натиском стояла на своём Лилит. — Но хочу знать, как вы планируете это сделать. На том этапе, на котором я остановилась в конце девяносто седьмого, невозможно было подавить клетки паразита. — А мы уже в двухтысячном, милочка. Хотя ты ведь знаешь, что Сперви взяла для создания Образца четыреста восемнадцать биоматериал прототипа, в теле которого на тот момент развивался паразит и в котором уже функционировала R-система, также созданная из клеток мурманской особи. Ядрёное сочетание для того, чтобы создать опасную игрушку. В каком-то смысле он полностью оправдал её ожидания: сверхускоренная регенерация, усиленная двойным сочетанием клеток, нечеловеческая выносливость, ловкость и сила. Он, как зверь, способен выследить свою жертву, благодаря обострённой в десятки раз чувствительности. Беда только в том, что он очень плохо поддаётся дрессировке, я права? — она снова издевательски усмехнулась. — И вспышки, когда активируются клетки паразита, становятся всё более выраженными и частыми? Личность прототипа стремительно вытесняется, так как тело Образца четыреста восемнадцать постоянно регенерирует, перерождаясь. На передний план выходит монстр. В какой-то момент R-система, которой нет у тебя, полностью перестроит отца твоего ребёнка в чужеродное существо, и от прототипа останется лишь внешность, — Мишель слишком увлеклась, смотря куда-то мимо Лилит. И увидев, как та резко побледнела, спросила: — Ты его боишься, ведь так? — Да, — Лилит потупила взгляд, — вы правы. Но пока он всё равно слишком сильно связан со своим двойником, практически постоянно чувствует его эмоции, переживания, даже мысли некоторые улавливает. Я уверена, что именно прототип сохраняет в нём человечность. — Но Образец четыреста восемнадцать хочет разорвать эту связь, верно? Эллейн назвала его Адамом, как пафосно. Адам и Лилит, но ты ведь зовёшь его по-другому? — с любопытством поинтересовалась Мишель. — Он обладает памятью своего двойника и сам зовёт себя его именем, не принимая других. А ещё считает, что та боль, которую постоянно испытывает и которая делает его уязвимым, также идёт именно от того, кто послужил основой для его создания. — А ты в этом сомневаешься? — Мишель склонила голову, сменив презрительный взгляд на оценивающий. — Кому, как не мне, знать, что все органы в животе прототипа были уничтожены в тот момент, когда его привезли к нам в лабораторию. Я отправила те первые образцы в «Улей», не зная, что они попадут в руки Сперви. — Мне вот что интересно. Ты приняла имя Лилит, но про своё прошлое всё равно вспоминаешь в первом лице, будто там была ты, а не твой прототип. Я никогда не спрашивала, что случилось с ней… — она хмыкнула, — или с тобой в девяносто седьмом. — Я случайно заразилась, исследуя материал испытуемых в России, — взгляд Лилит стал печальным, и она отвела его в сторону. — И больше всего боялась, что мои коллеги, узнав об этом, поступят со мной так же, как и с теми, на ком мы испытывали R-систему. Сделают из меня экспериментальный материал после извлечения твари. На тот момент я уже знала про Сперви и про её опыты, поэтому отправила свой биоматериал прямиком ей в руки. Вся моя память до этого момента сохранилась до мельчайших деталей. Но я знаю, что было потом. Узнать было несложно, вот только интересно, испытывала ли я страх в тот момент? О чём думала? — она замолчала на какое-то время, но словила выжидающий взгляд Мишель. — Я взяла пистолет и выпустила себе пулю в висок. И так Анна Гусакова стала Лилит… И хоть моего прототипа уже нет в живых, и у неё была первичная стадия заражения, я тоже постоянно чувствовала пустоту и бесконечные покалывания здесь, — она положила руку на живот. — Но сейчас всё изменилось, — Лилит призрачно улыбнулась, а затем недоверчиво поджала губы. — И как бы вы к нам ни относились, я люблю отца моего ребёнка. И верю, что могу спасти его. — Спасти? — удивилась Мишель. — Не ты ли своими же руками заразила Коннора Дойла? С каких это пор Анна Гусакова, которая сама предложила развернуть экспериментальную базу на заводе Архангельска, превратив трёх человек в расходный материал, стала спасительницей? — С тех самых, как получила второй шанс на жизнь. И вернулась как Лилит, — задумчиво протянула она. — Меня связывали обязательства там, в России. С вами, — также презрительно выплюнула она. — Я должна была его заразить, но между мной и ним уже тогда проскочила какая-то искра. А сейчас я хочу исправить хотя бы то, что могу. Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул молодой человек в белом халате. — Миссис Джонсон, ваш сын очнулся. Я без вас не решился колоть ему… — Я поняла, Тайлер, — перебила его Мишель, нахмурив брови. — Не видишь, у меня гости? — Прошу прощения, — он смутился, краснея, и неловко попятился к двери. — Итак, Лилит, в следующий раз я жду тебя уже с твоим возлюбленным. И чтобы вы лучше и быстрее смогли с ним договориться, я хочу дать тебе кое-что, — Джонсон открыла верхний ящик стола и извлекла из него футляр со шприцем внутри. — Этот препарат сделает Образца четыреста восемнадцать сговорчивым и послушным. Только найди его побыстрее… Мобильная лаборатория ОНИР, Вашингтон 7 июля 2000, 18.34 «Я же говорил, что мы вполне себе можем продуктивно работать без воспитателя, который пытается везде внести свой надоевший безупречный порядок в организованный рабочий хаос команды…» — с довольной усмешкой подумал Питер, заканчивая отчёт по делу. Коннор спал уже больше девяти часов и последние два из них практически без движений. Один раз только громко простонал имя Адрианы. Питер вздрогнул от неожиданности, задумавшись на минуту, а что вообще происходит с шефом? Дойл, конечно, всегда крайне щепетильно подходил к вопросам чужих жизней, но кажется, в это дело нырнул даже глубже, чем мог вообще заплыть. Ведь сам раньше говорил, что тётушка Николь ничего кроме зубной боли от раздражения у него не вызывает, а тут произносит имя во сне, будто ему за все эти дни в реальности её не хватило. Без полноценного сна, вечно голодный и живущий на одном кофе, спокойный и уравновешенный ранее Коннор сейчас постоянно находился на взводе. Кажется, его даже Элсингер больше волновал по линии взаимосвязи с ранением Де Марко. Эксон не считал себя любопытным человеком, но всё же хотел понять, что так сильно мучает Коннора. А то без содрогания на него уже и не взглянешь. Питер, искренне желая хоть как-то помочь Коннору, вспомнил, как сам однажды надрался до поросячьего визга после расставания с девушкой и счёл, что его самый лучший друг — шеф, к которому он и поплёлся практически ночью. С трудом попав по месту назначения, он слишком плохо помнил, что говорил и делал. Больше запомнилось, что Коннор его действительно поддержал как настоящий друг. И через несколько дней, дабы скрасить «прелести» расставания своего главного аналитика, Дойл купил пиво и билеты на бейсбол, зная, что Эксон любит коротать выходные на матчах. Хотя по физиономии было видно, что это, как раз, не тот вид времяпрепровождения, который Коннор предпочитал. Загоревшись идеей, Питер оглянулся на спящего Дойла. Но тут же засомневался, прикидывая, насколько дальними будут координаты той нецензурной локации, в которую Коннор его пошлёт, если вдруг он решит отплатить ему той же монетой? Но ведь видно, что Дойла что-то раздирает изнутри. Перед тем, как отключиться, он бормотал себе под нос какие-то обрывки фраз и звал кого-то. Эксон подумал, что Линдсей, но она считала иначе. Но ведь не в Адриане же дело? Питер с сомнением прищурился, а затем печально вздохнул и улыбнулся. Учитывая обоюдный опыт в отношениях с женщинами, им с Коннором лучше книжки по физике писать. Больше успеха и толка будет. Но каждый поддерживает, исходя из своих представлений и возможностей. Тут бы пригодился и личный опыт, и профессиональный совет Антона, но не звать же его на бейсбол и пиво. Если Коннор не в восторге от такого отдыха, то пожилой Хендрикс подавно вряд ли оценит. Питер снова глубоко задумался. — Ну и в обсерваторию же нам всем идти на выходных, — едва слышно произнёс он, почесав карандашом за ухом. Куда бы предпочёл пойти сам Коннор, Питер не имел никакого понятия. В Управлении никому знать было не положено, как профессор Дойл проводит свои выходные. Даже тем, кто считал его своим другом. И тут объект беспокойства гортанно замычал и заворочался у Питера за спиной. — Эксон? — Коннор сел, потирая глаза. — Что случилось? — А, привет, — не поворачиваясь, отозвался Питер. — Кажется, твой соревнующийся за право умереть от бессонницы или передозировки кофеина организм наконец-то вспомнил про инстинкт самосохранения. — Я что, проспал почти десять часов? — Коннор зачем-то постучал пальцем по стеклу часов, будто они показывали неверное время. — Ну да, можешь сделать запись в своём системном журнале, что поставлен абсолютный рекорд по сну, — без тени иронии, невозмутимо сказал Питер, продолжая что-то калякать карандашом в отчёте и спиной чуя, что сейчас разразится буря. — Я уснул после… чая? — но голос Коннор звучал по-прежнему непривычно растерянно. Питер повернулся к нему. Он в первые же секунды пробуждения Коннора ожидал, что стёкла в лаборатории вылетят от его рёва. Это же крайне возмутительно и непозволительно — спать в рабочее время! Бессовестное нарушение какого-то там пункта правил, которые Дойл знал и помнил наизусть. Хотя он вполне охотно мог делать кому-то поблажки, если знал, что человеку они нужны, но себе — никогда. — Да, кажется, после ромашкового, — Питер пожал плечами, стараясь не краснеть от вранья. Коннор посмотрел куда-то в сторону, чуть приоткрыв рот. А затем широко улыбнулся, обронив короткий смешок. Его глаза засияли, и настал черёд Питера открывать рот. Он ожидал какую угодно реакцию, но точно не то, что Коннор будет сидеть и улыбаться, как идиот. Словно такое короткое слово, как чай, послужило ответом на сложный вопрос. Или стало последним кусочком пазла в картинке, которая давно не складывалась. — Дойл, ты в порядке? — Более чем, — Коннор перевёл горящие озорными огнями глаза на Питера. — Да, мне определённо нужно было выспаться. А сейчас — срочно позвонить Рейну, узнать, как Адриана. Он вскочил на ноги и вышел из конференц-зала быстрее, чем Питер успел что-то сообразить. Эксон прикусил язык, чтобы машинально не отрапортовать о повторном осмотре тела Элсингера. Он думал, что это будет первое, о чём у него спросит Коннор, если Линдсей к этому моменту не приедет в лабораторию. Поэтому практически зазубрил текст. — Ну дела, — пробормотал Питер себе под нос. — Надо узнать, что за таблетку ему Лин кинула. Или эти его ромашки любимые так подействовали? Скрывшийся за дверями зала Коннор уложил руку на солнечное сплетение, в котором после сна стихла противная пульсация. В голове было также непривычно пусто, и от этого делалось по-особенному спокойно. А вот ощущение дыры под рёбрами пугало, но Коннор припомнил слова Уильяма, что связь искусственно заглушили. Однако сердце всё равно заколотилось, как ненормальное. Коннор достал мобильный и набрал номер Рейна. Тот ответил не сразу. — Она ещё спит, — уставшим голосом сказал Дерек. — Мы не будем её будить, она сама должна очнуться. Вы не беспокойтесь, связь по вам не ударит сейчас, об этом дополнительно позаботились. — Я об этом и не беспокоюсь. Хотел убедиться, что перелёт прошёл нормально и Адриана в порядке. Доктор Рейн, звоните мне в любое время суток, если будет необходимость. Они перекинулись ещё несколькими репликами, после чего успокоившийся от слов Дерека Коннор нажал на отбой и тут же услышал за спиной женский голос. — Коннор? Он не спеша обернулся, подумав, что ему чудится спросонья. Голос казался до боли знакомым, но здесь и сейчас он не мог принадлежать Адриане. На пороге лаборатории стояла Марта Де Марко с большой плетёной корзиной. — Здравствуйте! — отозвался он, неуверенно улыбнувшись. — Вы ведь об Адриане говорили? Мой брат в своём репертуаре, — поджав губы, вымолвила Марта. — Куда он увёз мою девочку, знаете? Коннор окончательно растерялся, не зная, что ответить. — Куда бы он её ни увёз, там она точно в безопасности. И это точно ради её блага, — сказал он первое, что пришло ему на ум, сам охотно желая поверить в это. — Ох уж этот Уильям… — она коснулась пальцами виска, закатив глаза. — Вечно от него ничего не добьёшься. Но вот кое-что я всё же от него узнала. Он мне сказал, где стоит ваша лаборатория, — Марта окинула взглядом помещение. — Как тут интересно! А можно мне осмотреться? — Конечно, — мягко ответил ей Коннор и, повернув голову в сторону конференц-зала, громыхнул: — Питер! — Ну начина-а-ается! — донеслось недовольное бормотание. — А я уж думал… Эксон вышел с максимально недовольным лицом, гримаса на котором тут же сменилась на удивлённую. — Миссис Де Марко?! — Задание тебе, — изо всех сил стараясь сдержать улыбку от уха до уха, серьёзно выдавил из себя Коннор. — Проведи миссис Де Марко экскурсию по нашей лаборатории и покажи, где у нас тут импровизированная кухня. А я съезжу в магазин и куплю бутылку вина. Думаю, мы все заслужили несколько часов отдыха в приятной компании, — он подмигнул Марте. — Ох, обижаете, Коннор, — Марта подмигнула ему в ответ. — Это, — она похлопала по корзине, — лишь часть того, что я привезла. Просто не знала, насколько вы тут заняты и сколько вас. У меня в багажнике есть и вино, и понравившиеся Питеру пирожки, — она пристально всмотрелась в лицо Коннора. — А Адриана как-то упомянула, что вы оценили приготовленный ею пирог по моему рецепту, поэтому уж простите меня за желание персонально вас побаловать. Коннор остолбенел. Адриана сказала тёте про то, что она пекла для него пирог? С чего это вдруг? Только из-за рецепта? Адриана совсем не похожа на человека, который будет откровенничать с родными про тех, кто ел её выпечку. Интересно, а тётя Марта в курсе вкусовых предпочтений Доггетта? Жаль, его тут нет, Коннору безумно захотелось узнать ответ на этот вопрос … Марта как-то странно улыбнулась, глядя на его минутное замешательство, но промолчала. — Тогда давайте я вам сам помогу и всё тут покажу, — сказал Коннор, отмахиваясь от дурацких мыслей. — А ты, Питер, позвони Линдсей и Рэю и скажи, чтобы они скорее приезжали сюда. И убери ворох бумаг со стола в конференц-зале, мы расположимся там. — Будет сделано, шеф, — просиял Питер и умчался обратно за стеклянные двери. Через час миссис Де Марко и команда ОНИР со счастливыми умиротворёнными лицами коротали время за ужином и приятной беседой. — У вас такая дружная команда, — восторженно констатировала Марта. — Будто вы семья! И такое ощущение, что вы абсолютно всё друг про друга знаете! — Что не удивительно, учитывая, сколько времени мы проводим на работе, — серьёзно проговорил Рэй, оглядев коллег. — Даже ночевать приходится порой в одном номере под раскатистый храп напарников по делу, — Дойл скосил глаза на Питера, усмехнувшись. На Коннора то ли бокал вина странно подействовал, то ли ещё не до конца эффект утреннего чая выветрился, но он абсолютно непривычно для себя постоянно улыбался и шутил. — Вот, кстати, — спохватился Питер. — Мы действительно очень много времени зависаем на работе, но абсолютно не знаем, как каждый из нас предпочитает проводить выходные. Чем бы вы предпочли заняться, будь у вас целый свободный день в распоряжении после тяжёлой командировки? — он посмотрел на Коннора, который расслабленно откинулся на спинку стула. — Дамы вперёд! — Дойл поднял ладони вверх, отмахнувшись от вопроса. — Линдсей? — Я бы погрузилась в ванную с пеной и бокалом мартини в руках, — мечтательно отозвалась Доннер. — Под звуки классической музыки… — А мне домашние стены настолько надоели, что я бы с удовольствием отправилась на концерт джазовой музыки, — потупленный взор смеющейся весь вечер Марты вдруг наполнился печалью. — Правда? — Коннор тут же оживился, улыбаясь глазами, и снова придвинулся к столу, уложив замок из пальцев перед собой. — Обожаю джаз и блюз. Я бы тоже не отказался скоротать вечер выходного на таком концерте. Дальше заговорил Рэй, а Питер попытался поскорее скрыть своё удивление, надкусив очередной пирожок и не услышав, что говорит Донахью. Коннор и джаз? Вот уж правда человек-загадка! Сколько лет вместе работают и дружат, но ни разу в общении не проскочило даже намёка, что он любит музыку. Или это у него после «Улья» вдруг проснулась такая тяга к искусству? Ни джаз, ни блюз, ни концерты Питер не любил, но и Коннор, помнится, с кислой миной весь бейсбол просидел. А может, ему и Марте билеты купить, раз уж у них такое взаимное увлечение? Кажется, они друг друга смогут лучше поддержать и темы для разговора общие точно найдутся. Коннор потянулся за пирогом, так же, как и Питер, всё глубже погружаясь в свои ощущения и мысли. Он был из тех людей, кто никогда не заканчивал работу, не выстроив чёткие планы на следующий день. Но сегодня он абсолютно не желал думать ни о том, что ждёт их завтра, ни о том, что было вчера. Просто хотелось именно сейчас наслаждаться редкими минутами разлившегося по телу спокойствия. В голове летала лишь одна назойливая мысль с предчувствием, что следующий такой приятный ужин в его жизни может случиться нескоро, но он упорно отгонял её от себя. Вдруг подумал, а как бы Адриана провела свой выходной? Ему невероятно сильно захотелось, чтобы и она сидела тут, с ними. От этого желания внутри всё сжалось, и Коннор положил чуть надкушенный кусок пирога на свою тарелку. Не слушая коллег, он достал мобильный и посмотрел на пустой экран без звонков и смс. Дерек ведь предупредил его, что пока Адриана полностью не восстановится, телефон он ей не вернёт, а связь Коннор будет держать только с ним и с Уильямом. Дойл вздохнул и спрятал мобильный обратно в карман. Докучать Рейну звонками не хотелось, а вот чтобы Адриана поскорее позвонила — очень. «Но я буду ждать столько, сколько потребуется. Надеюсь, ты уже очнулась… И у тебя всё хорошо».