Сквозь страх и презрение

      — Честно говоря, я немного удивлён, что ты так в машинах разбираешься, — с уважением проникся Шумахер, держа в зубах отвёртку.       — У деда старый запорожец на даче стоял, — прочищая подвеску от грязи, пояснил Лёня, стирая тыльной стороной ладони пот со лба, — мы с ним часами могли там копаться. Он говорил, что починка мотора помогает забыть о «починке» людей.       — Ты вроде как тоже на медика поступал, хочешь его дело продолжить? — не отвлекаясь от копания со своей стороны. Основную проблему с двигателем, а точнее с перегоревшим в реле предохранителем, парни смогли устранить и сейчас мирно лежали под машиной, прочищая подвесной механизм от скопившейся грязи.       — Да, но мест на стипендию было десять, а я двенадцатый, — Шумахер недовольно цокнул языком. — Пришлось на медбрата идти. Там сразу дали.       — Ну и как учёба? — без интереса, скорее, чисто из воспитанности.       — Нормально, — врать чужаку намного легче, чем близким. — Так, тут всё вроде в порядке, а у тебя?       — Грязи немного забилось, надо прочистить. Ты вылезай, я тут сам разберусь.       Лёня кивнул, выкатываясь на старом скейтборде из-под пуза железного коня. Ещё в юности парень Карины любил скорость, из-за чего имел дома три или четыре скейта разной степени старости и раздолбаности. С появлением убитого в хлам, но ходового ауди, юношеское хобби быстро забылось, став частью обязательного починочного инвентаря авто.       На улице тепло — утром прошел дождь, и асфальт всё ещё блестел под ногами, как глянцевая обложка. Лёня взволнованно задрал нос к небу, жадным псом вдыхая всё ещё влажный воздух и щурясь от солнца. Возможность помочь Шумахеру интересовала мало, а точнее нисколько. Наверное, именно поэтому Карина рассказала о Руслане и его новом увлечении, надеясь, что друг захочет проверить слухи. И не обманулась, как бы гадко не чувствовал себя сам Лёня, помогая мужику и под шумок косясь на родной подъезд.       — Вижу, ты ухаживаешь за своей «ласточкой», — неспешно поднимаясь и отряхивая чёрные джинсы.       — Да, но это ненадолго, — послышалось глухо в спину. — Продать хочу.       — С чего вдруг?! — удивлённо. Тот выехал на своём скейте, сразу садясь и опираясь локтями на худые волосатые колени.       — На Каруське женюсь, а на свадьбу деньги нужны.       Леонид удивлённо вскинул брови.       — Ого-о… Каря знает?       — Ещё нет, — почесав тупым концом отвёртки выпревший затылок. — Сделаю ей предложение на День города.       — Круто, — с уважением улыбаясь и скрестив руки. — Я знаю, как много для тебя значит эта машина, и то что ты готов её продать, ну-у… Надеюсь она оценит.       Тот улыбнулся, становясь на ноги. Лёня услужливо предложил ему руку, от которой он впервые не отказался. У них были довольно натянутые отношения из-за ориентации Лёни, но, кажется, сегодня это немного наладилось.       — С машиной детей не сделаешь и старость не встретишь, — хитро щуря и без того узкие чёрные глазёнки. — Мы уже год вместе живем, не по-людски как-то. Каруську я люблю, — осторожно понижая домкрат и опуская машину на все четыре колеса, — она меня тоже, чего тянуть кота за яй… Кхм, гениталии.       — Уважаю, по-мужски рассуждаешь. Правильно.       — Знаю, — снова резво заскочив за руль и почти с одного оборота заводя мотор. — О, завелась, наконец птица!       — Алелуя! — оба засмеялись.       — Спасибо, что помог, — подавая из окна руку для пожатия.       — Обращайся, — приняв жест, скрепляя его грязью, пылью и моторным маслом, что остались меж пальцами.       — Ты хороший парень, Лёнька, — кивая, — плохо, что гей, но хорошо, что не пидор.       — Э-э… с-спасибо, наверное, — неловко усмехаясь под его тихий гогот. Шумахер вышел из машины, громко хряпнув дверьми. На сегодня ремонтно-профилактические работы были окончены, и у Лёни оставалось ещё достаточно времени до смены.       — Кстати, о пидорах, — кивнув в сторону нарисовавшегося из-за угла Руслана, — Каруська сказал мне, что у вас отношения были.       — Были и… были, — бездушно, опираясь боком на багажник. Руслан заметив парней сразу сбавил шаг, гордо вскинув квадратный подбородок и довольно ухмыляясь, помахивая полным пакетом из проклятущего Магнита в одной руке и прижимая к широкой груди миловидную девушку. Лёня обиженно вздохнул — совсем недавно он точно так же прижимал к себе его…       — Бросил? — безразлично, вытягивая из шортов пачку дешёвых сигарет.       — Скажу так: поверил в то, чего не было.       Пара продефилировала до подъезда, шутя и улыбаясь. У входа Руслан ловко обхватил девушку, целуя в макушку, отчего она растаяла и, став на носочки, поцеловала его в губы. Сам качок при этом бросил уничижительный взгляд в сторону Леонида, который поморщился от увиденного.       — Пиздец, — шикнул Шумахер, закурив с досады, — брать и девчонку так баламутить, ради чего?       — Хочет, чтоб я ревновал, — холодно провожая взглядом пару, что скрылась в тёмном чреве подъезда.       — А ты чего хочешь? — едва ли не выплёвывая в воздух сизый дым и вскинув густую чёрную бровь.       — Для начала руки помыть, — смотря на грязь под ногтями, — потом зайти к Каре на чай и на работу вернуться. У меня ещё полчаса свободных есть.       Тот согласно кивнул, что есть силы затягиваясь.       — Ну, тогда пошли, — без задних умыслов, по-дружески приобнимая его за плечо.              С того времени, как Олег и Леонид поцеловались, прошло чуть больше недели, полных мучительного молчания и неловкого отвода глаз. Олег, будто испугавшись, начал отдаляться, доходя до того, что уже садился на заднее сидение машины, вместо привычного переднего, а в лифте упорно прижимался к стене, бубня себе что-то под нос. О массаже и говорить было нечего — мужчина вздрагивал при одном только упоминании об этом, пряча руки за спину и отнекиваясь. Спинным мозгом Лёня понимал — произошедшее по-особому ударило в и без того расшатанную психику, и теперь надо не спешить, а позволить Олегу осознать то, что случилось, медленно подойдя к нужным выводам. Но после театра одного актёра, что Лёня лицезрел у родного порога, в освобождённой от треволнений и совести (особенно от совести) голове родилось чёткое решение ускорить события, которые уже, казалось, давным-давно должны были начаться.       За месяцы знакомства и общения с Олегом Лёнька понял одну непреложную истину: застань его врасплох, и он будет как на ладони. Этот мужчина не любил, когда что-то выходит из-под его контроля или плана, а Лёня был одним из немногих, кто мог себе позволить отсебятину и выбить, казалось, матёрого «тигра» из седла. Именно поэтому он сейчас быстро надвигался в офис, вместо того, чтобы тихо ждать в машине.       — Привет, Ксюша, — хитро подмигивая секретарше, — у себя?       — Да… эй, куда?! — едва успела она среагировать на гостя, но стеклянные двери уже закрылись по ту сторону, оставив её в любопытном замешательстве. Олег был там, сидел за ноутбуком, сосредоточенно изучая что-то на мониторе.       — Стучатся надо! — рыкнул не поднимая головы.       — Я, уже, наверное, могу и без стука, — вызывающе ответил Леонид, размеренным шагом подходя к нему. Тот испуганно поднял взгляд, полный удивления, и, тут же вздыхая, откинулся в кресле, с хлопком закрывая ноут.       — Чего хочешь? — с дрожащей и неубедительной злобой, потирая переносицу. Парень молча прислонился боком к столу.       — Поговорить.       Олег тут же отвёл взгляд — в душе он искренне боялся этого разговора и в тоже время страстно желал. Неопределенность в отношениях с Лёней до крови прогрызала душу, как голодная и одичавшая псина старые кости. Да и тело уже начало выть не получая знакомых ласк, что особенно напрягало. Будто сам организм решил предать в такой важный момент.       — У меня из головы не выходит то, что случилось у Лидии…       — Случилось и случилось, и чёрт с ним, — Олег отвернулся, пытаясь встать, но Лёня тут же схватил его за плечо. Мелкие электрические мурашки пробежались по двум телам, осыпая одного жаром, а второго — холодом.       — Не думаю, — твердо, смотря прямо в глаза. Олег сдавлено сглотнул. — Ты же мог остаться в доме… Но ты вернулся, — он опустил голову, вспоминая глупое и импульсивное решение, а также последовавший за ним невероятно сладкий миг. — Вернулся ко мне.       Олег с отвращением поджал губы.       — Ты ведь тоже это чувствуешь, да? — спросил блондин тихо. — Чувствуешь, что между нами что-то есть.       — Я… я не обязан об этом говорить, — пытаясь увернуться от заползающих в душу слов, с презрением принимая свою абсолютную беспомощность этих крепких и горячих, будто вулканическая сталь, руках.       — Ты боишься признать, да? — мягко и заботливо. — Это нормально, сразу мало кто признает…       — Я не боюсь! — пытаясь придать вес собственному голосу, который, увы, но со стороны был похож на писк возмущённого подростка. — Мне просто стало интересно, вот и всё.       — И «всё», да? — Олег боялся поднять на него глаза, но кожей чувствовал — улыбается, паршивец. Улыбается так, как никто и никогда раньше не мог себе позволить в его отношении, лукаво наклонив голову, не моргая и растягивая губы в хитрой ухмылке. Как змей… Леня отпустил его плечо, вставая и обходя, становясь лицом к окну и смотря на тонущий в ароматах середины весны и солнца город. Только теперь Амурский смог вдохнуть, панически держась рукой за сердце.        — Помнишь ту ночь? — тихо, скрестив руки за спиной. — Когда Володю подстрелили, и мы его кровью весь салон в машине обляпали. А ещё лифт в Летиции.       — Ещё бы я забыл… — берясь за голову, пытаясь утихомирить шквал взбешённых от происходящего мыслей.       — В ту ночь мы впервые поговорили о твоем прошлом, — не оборачиваясь, — и впервые переплели пальцы.       Олег замер — воспоминание о тепле на холодной чашке настолько резко ударило по глазам, что он зажмурился.       — Я наконец был без этого долбаного латекса и… Что ты сказал тогда?       Лёня искоса глянул на него — Олег молчал, до скрипа сжав зубы и отрицательно закивал головой.       — А, вспомнил, — всё так же спокойно, отходя от окна и пристраиваясь позади него, положив руки на невысокую спинку кресла. — Ты сказал, что ничего не чувствуешь. Ничего, кроме покоя.       Он замер — новое воспоминание прожгло своими красками душу. Мужчина нервно сжал побелевшими от волнения пальцами кожаные подлокотники. Леонид медленно наклонился, осторожно оглаживая руками его по плечам и предплечьям.       — Скажи, Олег, — всё с той же лаской и каким-то едва ли не детским любопытством, — что ты сейчас чувствуешь, когда я тебя касаюсь?        «Змей! Змей-искуситель, — выло в истерике сознание, — пригрел гадюку на свою голову, теперь вот мучаюсь!»       А руки медленно переползают ниже, оглаживая шею, выпирающий острый кадык, чувствуя ошалевший пульс под тонкой желтоватой кожей. Лезут под пиджак, небрежно откидывая галстук и поглаживая грудь. Олег молчит, будто под пытками, сжал зубы и мысли в одну точку. Лёня незаметно улыбается, кончиками пальцев ощущая обезумевшие сердце и натянутые струны вместо нервов. Язык, голос, даже взгляд могут обмануть, но вот тело… Оно предаст, хоть ты даже гвозди в себя вбивай. Леня наклоняется ещё ниже, едва касаясь подбородком острого плеча.        — А там, на веранде? — сладкий шепот над ухом обжигает бледные скулы. Мужчина едва держится сознанием за гордость, чтобы не застонать как последняя шлюха. — Что ты ощутил, когда мы целовались?       Молчит, ну хоть орден за мужество вручи. Язык присох к нёбу так, что рот не открыть. Тело снова взяла в плен знакомая и ненавистная мелкая дрожь, ловкие пальцы проникают под рубашку, касаясь ногтями груди. В голове прошлое и настоящие сплетаются в истерический хаос. Ощущения и воспоминания проникают друг в друга переплетаясь, смешиваясь, путаясь; боль становится наслаждением, страх — желанием, отчаяние — надеждой. Олег не понимает, что с ним происходит, и почему хочется одновременно сбежать отсюда через окно и со всей дури прижать Леонида к столу, срывая зубами одежду.       — Скажи Олег, пожалуйста, — голос в ушах уже кажется собственным, — для меня это очень важно. И я знаю, что для тебя тоже.       Лёня сам поворачивает его лицо к себе, опаляя губы вздохом. Олег неосознанно тянется, растворяясь в чувствах и ощущениях, как соль в воде.       — Ч-то я… — хрипло, задыхаясь. В середине Леонида что-то снова начинает петь, а пространство вокруг тускнеет, становясь размытым, лишним. Здесь, сейчас есть только Олег и его трепетное сердце, что пугливо мечется в груди, робкое желание в глазах а ещё собственная жгучая боль в голове, избавиться от которой можно одним единственным способом…       — Олег Олегович, тут пришли финансовые отчёты! — голос Оксаны — как струя воды из водомёта. Парни тут же синхронно вскакивают, настолько выпячивая грудь, будто за место хребта у них рельса.       — Ой, я не вовремя, да? — с едва скрытым смущением, тихо позвякивая ромашками в ушах.       — Отдай бумаги и уйди, — сквозь зубы, грозно приказывает Олег. Девушка пугливо подходит к столу, передавая отчёты и косясь то на злого шефа, то на непробиваемого Лёню.       — Что ещё? — всё так же грозно и настолько хищно, что у девушки внутренности переворачиваются.       — Н-ничего, — глупо улыбаясь. — Х-хорошего дня. — И уносится из кабинета едва ли не вприпрыжку. Мужчины тут же выдыхают, стоит ей закрыть двери. Лёня хватается за лоб, манжетам стирая ледяной пот, пока Олег приспускает галстук, пытаясь вдохнуть.       — Если она хоть что-то видела, я её прибью, — бешеным котом шипит он, небрежно откидывая бумаги и падая в кресло.       — Дорогой, не надо, не унижайся, — шутливо похлопав по плечу. Тот поражённо оглядывается, набирая воздух для возмущения, но, впервые увидев эту хитро-сладкую усмешку (в которую нельзя не втрескаться по уши) на его лице, обессилено вздыхает, закатывая глаза. А потом каждый из них начинает глупо хихикать, как школьники, что насрали под двери заучу.       — Пиз-дец! — через смех душит из себя Олег, пряча лицо в ладонях. Лёня только кивает, пытаясь кашлем скрыть эту неожиданную реакцию. Когда они, наконец, успокаиваются, то долго смотрят друг на друга, пока парень снова не садится на край стола, уже более неформально повторяя вопрос.       — Давай не здесь, — на удивление послушно просит Олег, — ушей лишних многовато.       — Понимаю, — вставая, — жду тогда в машине.       — А если я захочу пешком к дому пройтись? — берясь-таки за злополучные отчёты.       — Не захочешь, — уверенно и не оглядываясь, едва ли не приказывая. Олег, очарованный этой наглостью, прикусывает губу. Как только двери опять закрываются, он вскидывает голову вверх, закрывая лицо ладонями.       — Су-у-у-ука, — постанывая от смущения, — вот я влип!       Сбежать было уже некуда — Лёня лично открыл пассажирские двери, стоило Олегу выйти к парковке. Тот, глубоко вдохнув через нос, собрал по сусекам всё свое тигриное мужество, гордо садясь возле водителя, который (наглец) сам пристегнул его ремнём безопасности.       «Влип», — с грустной улыбкой сказал про себя Олег, смотря на его ловкие руки и полуулыбку, — «влип по уши. Как мальчишка»       Машина завелась с полуоборота, и, легонько надавив на газ, Леонид медленно зарулил в сторону улицы, нежно встроившись в послеобеденный поток машин. Некоторое время оба молчали, иногда ловля косые взгляды друг друга. Олег нервничал, будто готовился к допросу, в то время как Лёня казался невозмутимым, аки памятник.       — Я хочу проведать бабушку, — тихо, едва сдерживаясь, чтобы не заржать от того, как истерично дёрнулся Олег. — Ты не против?       — Н-нет, нет, — встревожено смотря в окно. — Я всё равно хотел заехать в Летицию по делам.       — Как отчёты? — с прежним вежливым любопытством.       — Н-нормально, нормально, — уже спокойней, — прибыль стабильная, расходы в пределах нормы…       — Планируешь новые операции?       — Есть парочка на уме…       — С китайцами проблем больше нет?       — Ничего такого, чего я бы не смог решить…       — Я тебе нравлюсь?       — Да… С-СТОП, ЧТО?! — поперхнувшись воздухом от неожиданности. — Т-так не честно!       Парень в ответ только рассмеялся.       — Я просто тебя знаю, — бросив лукавый взгляд. — И знаю, что сразу ты бы мне не ответил.       — Зараза… — с полным горечи вздохом, прикрывая лицо ладонью и понимая, что дать заднюю уже не выйдет. — Да. Да ты мне нравишься, доволен?!       — Нет, — невозмутимо. Олег офанарел от ответа.       — В смысле? — возмущённо хлопая рукой по бедру. — Чего ещё тебе от меня надо?!       — Ты так и не сказал, что почувствовал, когда мы целовались, — мужчину аж перекосило. Он резко надулся, снова отворачиваясь к окну.       — А разве непонятно?       — Мне — нет, — Амурский страдальчески закатил глаза.       — А что ты чувствовал, когда меня целовал? — резко поворачиваясь к водителю. — О чём ты думал?!       — Что в целом мире для меня есть только ты… и больше ничего, — не задумываясь, мечтательно, будто вспоминая и лаская этим моментом свои мысли. У Олега сердце сжалось — хотелось что-то ответить; что-то очень милое или нежное, но он вовремя осёкся, выдав вместо этого:       — А я уже и не помню, что у меня там было.       И вот этого Лёня уже не стерпел, резко ударив по тормозам, отцепляясь из объятий ремня безопасности и перелезая на ошарашенного Олега, придавив всем весом и впиваясь сухими губами в рот. Тот даже моргнуть не успевает, как горячая рука до боли стиснула челюсть, а вторая придавила за плечо к креслу.       — Вспомнил?! — так же резко отрываясь, шипя как кобра. — Или ещё раз? — снова целует, едва не кусая, впиваясь и пьянея от собственной наглости, что горит в ошарашено-мутных золотых глазах.       — Вспомнил-вспомнил, — пытаясь дышать сквозь жалящие поцелуи, — слезь с меня!       Не сразу, но Лёня опять перебирается на место водителя, пристёгиваясь и берясь за руль. Мимо них со свистом мелькают машины, гудя проклятиями в сторону иномарки, что встала столбом по среди дороги, а Олег истерически поправляет костюм, отряхиваясь от Лёни, как от грязи.       — Господи, — вздыхает, морщась и потирая висок, — Я… я не хотел, чтобы это… исчезло — блондин осторожно смотрит на него, вслушиваясь в признание и снова вливаясь в поток машин.       — Чем дольше это происходило, тем… тем более живым я себя чувствовал, — замолкает, очевидно проваливаясь в воспоминания. Лёня останавливает машину на светофоре, тихонько пододвигаясь к нему.       — «Это» называется целоваться, Олег, — пальцами ласково поворачивая к себе его холодное лицо. — Це-ло-ва-ться, вот так…       Их губы снова встречаются, но уже без прежнего напора и агрессии. Олег хотел бы его от себя оттолкнуть или сам вжаться в кресло, но тело каменеет от взгляда глаз, что убаюкивают малахитовой нежностью. Лёня единственный, кто может без спроса коснуться Олега и пользуется своей привилегией сейчас на все сто двадцать процентов.       — Скажи, Олежа, что ты чувствуешь сейчас? — дышит вопросом с привкусом мяты и лайма в лицо. — Что ты испытываешь, когда наши губы снова встречаются? — опять целует, да так, что у Олега глаза закатываются, а знакомый трепет заполняет желудок цветастыми бабочками. Тело тает, пальцы разжимаются, руки неосознанно тянутся к его худым, широким плечам, желая уцепиться и углубить поцелуй. Сплестись не только кожей, но и дыханием, стать на микросекунду частью этого человека. Когда губы, наконец, размыкаются, Лёня видит ответ, что прописью начерчен на лице Олега.       — Мне ремень жмёт, — с полуулыбкой, одной рукой поправляя защитную ленту на груди.       — А ещё? — лукаво приглаживая его смолянистые волосы.       — Что светофор скоро загорится, — кивая взглядом в сторону дороги.       — А ещё что? — сладко-сладко, Олег облизывается, опуская глаза.       — Что… мне мало.       И в этом ответе всё, что надо. Лёня обнимает его за шею, притягивая к себе, не боясь причинить неудобства, целуя и прикрывая глаза. Юркий, горячий язык приоткрывает чужие губы, которые тут же распахиваются желая сплестись вместе ещё с первой секунды знакомства. Олег снова неосознанно тянется к нему руками, желая ухватиться за рубашку на груди, сквозь которую можно почувствовать чёткий, бешеный пульс. Но стоит трясущимся пальцам коснуться лишь пуговицы, как их с раскатистым рёвом настигает клаксон грузовика, что пристроился позади.       — Блядь! — встревожено орут оба, больно стучась лбами и зубами. Светофор уже давно горит зелёным, и ему плевать на тех двух придурков, что решили прямо под ним облизываться. Грузовик с забористым матом водителя медленно объезжает иномарку, пока каждый из них приходит в чувство.       — Урод, — с откровенной обидой возмущается Олег, поправляя волосы и откидываясь на своем сиденье, — никакого уважения к людям.       — Да, — соглашается Лёня, расстегая рубашку под горлом, — к двум красивым людям в одной машине, что просто немного… отвлеклись.       — Вот именно! Вокруг одни… завистники.       — Просто ужас.       И оба, переглядываясь, глупо хихикая всю дорогу.       — … Так что такие дела, — Ольга Карловна недобро цокнула языком, поглаживая маленький подбородок. Они сидели в коридоре больницы на диванах, натыкаясь глазами на юрких медсестёр и сосредоточенных врачей, что метались меж разноцветными палатами с капельницами и лекарствами.       — Грустно, что с Русланом так вышло, не ждала от него подобного. Всегда таким взрослым казался…       Лёня замешкался, почесав затылок.       — Думаю, он сам не ждал, что у нас всё так закрутится, — то ли оправдывая, то ли оправдываясь. — Иначе бы хоть попытался разобраться, а не бросался в крайности.       Старушка кивнула, поправляя своей уже не такой сморщенной, как раньше, рукой отросшие седые волосы.       — Девочку эту жалко, — горько качнув головой, — бедняжка, совсем не знает, что и зачем.       — Да, ещё и любит его, — согласился Лёня, с горечью вспоминая то восхищение в её глазах, которые ничего, кроме Руслана, не видели. — В него сложно не влюбиться.       Бабушка сочувственно погладила внука по руке, сжав сухими пальцами ладонь. Он перевернул её, приложив к щеке, дабы почувствовать родное тепло и шероховатость, по которым успел сто раз соскучиться.       — Совсем некрасиво, даже жестоко, — со вздохом и горечью в голосе. — Я очень разочарована.       Лёня смутился, криво ухмыльнувшись.       — Ну-у… я тоже как бы не без греха.       Она удивлённо уставилась на него почти выцветшими глазами.       — То есть?       — Ещё когда я жил с Русланом, — медленно убирая руку с лица и боясь поднять взгляд, — мне очень сильно начал нравиться Олег Олегович.       — Да, помню, как ты говорил мне об этом, — улыбнулась кивая. — Точнее недоговорил, но я догадалась.       — Так вот… — почесав затылок и отворачиваясь в смущении, чувствуя знакомый, ещё с детства стыд перед бабушкой за свое поведение, — он вроде как ответил взаимностью.       — Оу!.. — женщина похлопала глазами, медленно откинувшись на спинку дивана и перекрестив ноги в спортивных штанах цвета шалфея. — Ну-у… Я даже не знаю, ты уверен?       Лёня кивнул, сам до конца не воспринимая случившееся в полной мере.       — Это… необычно, — подняв взгляд к потолку, — но не плохо. Может, даже и лучше, чем было.       — В смысле? — она улыбнулась, вызвав у внука необъяснимое смущение.       — Руслан тебя заглушал, подминал под себя, ты был будто его любимая игрушка. А вот Олегу ты нужен. Как и он нужен тебе.       — Мне? — задыхаясь от удивления. Ольга Карловна улыбнулась, по-доброму вздыхая и погладив внука по коленке.       — Ты боишься одиночества, малыш, и не спорь с этим. Он боится боли и знает это. Тебе надо о ком-то заботиться, чтобы чувствовать себя нужным. А ему нужна забота, чтобы не сойти с ума от воспоминаний.       Парень молча кивнул, удивляясь её словам.       — Вы будете зависеть друг от друга, и со временем эта зависимость может перерасти во что-то страшное разрушающее вас обоих.       Такой вывод ещё больше удивил парня, даже немного расстроив. Под сердцем задрожали певчие птички, боясь что больше не запоют.       — Но этого может и не произойти, так? — с неосознанной надеждой в голосе.       — Может, — спокойно прищуриваясь и изучая внука, — если Олег не будет вести себя как Руслан. И если ты будешь держать ситуацию под контролем.       — А это еще как? — подобное не укладывалось в голове; контролировать Олега, казалось, можно только при помощи очень сильных препаратов… или шибари, но в тот же момент в голову, на полном ходу, врезалось воспоминания их диалога в кабинете, а потом и в машине. И в обоих случаях Олег не мог его остановить или оттолкнуть, а сам шёл на встречу, пусть и не до конца осознано.       — Ваши с Русликом отношения были как у хозяина и питомца, — продолжала анализировать старушка, снова откинувшись на диване и сложив руки на животе, — а вот твои с Олегом могут развиваться как у врача и пациента. Врач должен контролировать состояние больного, следить за его здоровьем, поддерживать. А больной не должен доставлять проблем врачу и чётко следовать инструкциям.        Парень призадумался, упираясь локтями в колени и сложив ладони вместе. Во всём, что сказала Ольга Карловна, виднелась железобетонная истина, которую ни отрицать, ни оспорить он не мог.       — Контролировать Олега? — задумчиво сверля пустым взглядом начищенную до глянцевого блеска, плитку под ботинками. — А я смогу?       — Насколько я успела убедиться… он этого хочет.       И почему-то от этих слов, сказанных в шумном больничном коридоре, который пропах антисептиком, болезнью и деньгами стало невероятно спокойно.       — На нём слишком много груза, поэтому он будет рад, когда его плечи станут свободней. А ты наоборот хочешь ответственности — идеально, по-моему.       Лёня пару минут молча пялился на неё в непонимании, но потом, будто что-то резко осознав покраснел, глупо улыбаясь и почесав затылок.       — Может… в этом есть смысл, — сказал, поднимаясь и целуя бабушку на прощание в макушку.       — Может, — замурчав ему в ухо и обнимая. — Передай ему от меня, кстати, привет и пусть заходит почаще.              Олег стоял, прислонившись к машине и уставившись в телефон. Тихонько подойти к нему, навалившись спереди и блокируя всякий выход, оказалось до смешного просто.       — Как она? — максимально сдержанно, пряча айфон в карман пиджака.       — Хорошо, — не моргая и чаруя приторной мятой в глазах, — уже ходит прямо, даже зарядку делает. Не знаю, чем её там пичкают, но выглядит так, будто помолодела лет на 10.       — Ну и… славно, — шепча под нос, не выдерживая нового напора… друга, массажиста, любовника? В какой вариант не ткни, всё казалось не тем чем надо. Лёня опасливо прищурился, чувствуя его страх и презрение к собственной беспомощности.       — Олег, — твёрдо, — я хочу тебя поцеловать.       Тот испуганно уставился в боковое зеркало машины — молодой блондинистый парнишка зажал робеющего во всех отношениях мужчину к двери дорогой иномарки. Это было похоже на начало милого и ужасно пошлого анекдота про геев.       — Что скажешь? — с напором, от которого сердце падало в пятки.       — Через неделю в гор-родской ад-дминистрации будет в-вечеринка, в честь дня города, — заикаясь и боясь посмотреть прямо. — Т-там буду я, Лидия и вообще многие… люди.       Лёня заинтересовано вскинул бровь.       — М-может поработаешь т-там один вечер оф-фициантом?       Парень уже хотел разозлиться на непутёвого Олега, но вспомнив слова бабушки и её советы, решил пойти на поводу, сыграв на руку.       — Это… свидание? — ласково потягиваясь и облизываясь.       — Н-не говори так, — умилительно краснея и стесняясь.       — А что это тогда, Олег?       — Эт-то п-предложение… х-хорошо зар-работать, — Лёня настолько глубоко закатил глаза, что, казалось, его зрительный нерв сейчас лопнет.       — И? — с нажимом, отираясь носом о его шею.       — И… п-провести со м-мной… в-вечер, — едва держась, чтобы не застонать и пытаясь заодно силой мысли утихомирить нарастающее внизу живота возбуждение. Лёня осторожно прикусил губами тонкую кожу, отчего Олег мелко задрожал, впиваясь руками в его плечи. Оба удивились этому, ведь он впервые и сам кого-то коснулся. Пусть и под эмоциями. Лёня немного отодвинулся, беря руки мужчины в свои ладони и крепко их сжимая.       — Тебе надо научиться уговаривать получше, но и так сойдёт.       Олег робко пожал плечами, не в силах освободиться. И не особо того желая.       — Ну что, едем домой? На массаж? — лукаво подмигнул парень. Олег горько вздохнул, смущённо улыбаясь.       — П-пообещай, что будет только массаж, — едва ли не умоляя. — Пожалуйста, я и так уже едва д-держусь.       Лёня засмеялся, резко становясь на носочки и целуя мужчину в лоб.       — Хорошо, пожалею тебя сегодня, — гордо, обойдя машину и садясь за руль, — но только сегодня.