"Прикрой меня"

Все бумаги распределены строго по планам, папки - по ящикам. Деревянная поверхность отполирована до блеска — идеальный порядок сдачи смены ночным дежурным. Из-за стола напротив из-под вороха бумаг на меня смотрит Эрвин, он говорит: — Уже шестой час, дела проверены, осталось лишь подшить и навести порядок, в общем — мартышкин труд, ночник справится. — Он встаёт, проходит мимо, следом тянется теплый сладкий запах, будто из детства, аромат яблочного пирога. Из коричневого бумажного пакета достаёт два куска шарлотки, он спрашивает: — Будешь? Один запихивает себе в рот целиком, второй протягивает мне. Жуя пирог, жуя слова, он говорит: — Я сам готовил. Не будь злюкой, Денвер. Откусываю кусок мягкого бисквита - действительно вкусно. Одобрительно кивая, говорю: — Пойдем по кружке пива пропустим. Разглядываю крупные блестящие куски карамельного яблока в куске пирога, разглядываю большие блестящие глаза Эрвина - ровный карамельный загар на его лице едва сошел, несмотря на то что из Таллахасси он приехал пол года назад. Такой загар никогда не сделаешь в солярии, это загар коренных жителей прибрежных туристических городов. Он закрывает лицо ладонями, как это обычно делают женщины, он говорит: — Денвер, это свидание или извинение? Он смеется. Кидаю ключи, говорю: — Шутник, блять, ты за рулём. Самый обычный бар в центре города, полуподвальное помещение с голыми кирпичными стенами, низкий потолок, тусклые лампочки накаливания. Несмотря на то что их много, в помещении тускло, может, оттого, что сами лампочки давно пора менять, может, от сигаретного дыма. Но это не имеет значения, потому что главный источник света этим вечером это я, вернее, мой смех. Черт возьми, я сто лет так не смеялся. Рядом сидит источник постоянного тока, к чьей розетке я подключен. Эрвин. Мы оба достаточно выпили, чтобы разговор тек в более глубоком русле, нежели мелководное общение коллег, и он говорит: — Ставлю сто к одному, Денвер, тебя терзает вопрос, как я стал геем? — он улыбается, наблюдает за моей реакцией, он говорит: — Всем натуралам интересно, как же все происходит, — он делает несколько глотков из тяжёлой высокой кружки, должно быть, уже четвертой за этот вечер, он говорит: — Сейчас ты узнаешь великую тайную перевоплощения в гея. Я смеюсь, допиваю свой лагер, скорее всего, тоже четвертый, тяну сквозь зубы: — И? Он откидывается на низкую спинку барного табурета, он говорит: — В средней школе у меня был хороший друг, знаешь, таких ещё называют не разлей вода. Мы всегда и везде были вместе. Часто ночевали друг у друга. И вот однажды мы повздорили, в пылу детской драки я схватил камень и ударом рассек ему бровь, — он говорит. — Ну, ты знаешь эти детские драки, они не смертельны, но жестокостью не уступают взрослым войнам. И вот папаша этого друга уже стоит прямо передо мной, восьмилетним мальчиком, и говорит, что я лишь ребенок, а вот моего папку надо выебать. Я тогда толком не понимал, что значит слово выебать. Я думал выебать это что-то вроде очень серьезного разговора. Поэтому после школы я решил вернуться домой раньше, чем обычно, чтобы все рассказать. Я перепрыгиваю низкий забор, иду вдоль дома, останавливаюсь перед задней дверью и слышу мужской голос, который говорит: "Джейкоб я хочу тебя выебать". Джейкоб - это мой папка. Я так взволновался, думал, что так и не успел предупредить папку. И вот я с силой дёргаю дверь и вижу моего папку со счастливым лицом и голыми ягодицами. А сзади над ним пыхтел мистер Джонсон, почтальон. Хоть он и не был папкой моего друга, но с тех пор мы так больше и не общались, а я узнал, что слово выебать означает не только серьезный разговор. Я застыл с кружкой у виска и открытым ртом, тихо говорю: — Твою мать, Флорида. Вспышка на несколько секунд ослепляет глаза, перед носом - экран телефона, на экране -каменное изумленное лицо, мое лицо. Наверное, именно так выглядели герои, превращённые мифической Горгоной в камень. Эрвин громко смеется, он говорит: — Ты свое лицо видел? Еще раз ставлю сто к одному, что такое дерьмо ты даже и подумать не мог. Громкий смех, откровенные разговоры, яркие вспышки - все это привлекает слишком много внимания, думаю, привлекать к себе внимание в этом баре, не лучшая идея. Я с силой дергаю Эрвина за воротник, говорю: — Флорида, тише. Это неприятное чувство, ощущение посторонних взглядов, злых взглядов. Еще один важный навык в нашей работе - это умение отличать мнимую паранойю от инстинкта. Я говорю: — Слишком много глаз, это не к добру. Все, такси на улице поймаем. Но он будто бы не слышит меня, он смеется, говорит: — Полегче, красавчик, грубости оставь для постели. Будто бы специально ведет себя вызывающе, он продолжает: — Шучу, я часто придумываю глупые истории, а потом неожиданно фотографирую лицо собеседника. У меня целая галерея удивлений. Но знаешь, есть у меня непридуманная история. Еще до работы в полиции, у меня было две женские роли в мыльных сериалах для регионального телевидения. Тогда я старался брать все, что предлагали продюсеры. Пусть роли и были второго плана, а карьера актера окончилась в полицейской академии Таллахасси. Но что я действительно отменно научился делать за то время, так это ходить на шпильке, — пьяные глаза блестят ностальгией, он продолжает: — Денвер, это целое искусство - ходить на десятисантиметровой шпильке. Одно дело, когда на шпильке пятьдесят килограмм с центром тяжести где-то в заднице, и совсем другое, когда на шпильке восемьдесят килограмм с центром в плечевом поясе. Это в разы сложнее, зато безумно красиво. Он оборачивается, снимает со спинки стула небольшую спортивную сумку, открывает замок молнию, говорит: — Вот смотри, — он достает из сумки черные женские туфли с красной подошвой и высоченным каблуком, переобувается, говорит: — Сейчас сам всё поймёшь. Он ловко спрыгивает со стула, делает несколько твердых и уверенных шагов, поворачивается ко мне спиной, на несколько секунд останавливается в одной из этих поз для манекенщиц. Не могу не согласиться, подтянутая задница и сильные ноги офицера Флориды стали значительно рельефней и чертовски хорошо сочетаются с широкими плечами, жилистыми и сильными руками. О чем я только думаю. Из-за спины раздается наглый грубый голос, голос говорит: — Проваливай отсюда, педовка, пока целый, и дружка своего не забудь. Ему отвечает еще более грубо и нагло Эрвин, он говорит: — Что ты там мямлишь, овцееб? Слышу скрип стульев, злое бормотание, три человека не меньше, он продолжает: — Иди сюда, деревенщина, преподам тебе урок хороших манер. Первый, самый слабый, чуть ниже среднего роста, худощавого телосложения, приготовился к удару нож-бабочку. Металлическая шпилька одним молниеносным ударом выбивает глаз. Первый падает на колени, прижимая ладони к лицу, ползает по полу. Глянцевый красный нос пинает нож-бабочку к ногам второго, тучного косматого чернокожего парня, который уже пятится назад, Эрвин продолжает: — Один ноль, теперь твоя очередь, шоколадный пончик. Флорида, грациозный и жестокий дикий кот и такой же беспечный. За спиной сухо щелкает предохранитель пистолета. Я спокойно встаю, оборачиваюсь к третьему, показываю открытые ладони и полицейский жетон. Я говорю: — Мы из полиции, опусти оружие. Третий закрывает локтем лицо, глухо говорит: — Полиция теперь напивается посреди рабочего дня? Я стараюсь говорить медленнее, проговаривая каждое слово, как инструкцию, постепенно приближаясь третьему. Говорю: — Я не при исполнении, просто опусти пистолет, и мы уйдем. Громко бухая слоновьими ножищами, второй пробегает вдоль барной стойки, скрывается за дверью на кухню. Убегает через черный ход, следом за ним отступает третий, но чертов Флорида никак не уймется. Секунда невнимательности стоила третьему разбитого виска, а бару - увесистой пивной кружки. Секунда невнимательности, и чертов пьяный Эрвин Флорида, офицер не при исполнении, уже сидит верхом, уперев колено в лицо третьему, и зачитывает права. Руками шарит по кожаному поясу у себя за спиной, поворачивается ко мне, он говорит: — Денвер, милый, одолжи свои наручники. Одним рывком за протянутую руку стаскиваю Эрвина, закидываю его на плечи, быстро иду к выходу. Он в протесте руками, цепляется за все, что можно дотянуться, он кричит: — Ты не имеешь права, я уже зачитывал ему права, в соответствии с законом он арестован! Теперь это не хищник, у которого отняли добычу, это ребенок, который не хочет покидать кафе-мороженое. Главное - побыстрей уйти отсюда. У входа в бар случайное такси, кидаю Флориду на заднее сиденье, сажусь вперед, называю свой адрес. Не дожидаясь, пока водитель рассчитает в навигаторе маршрут и цену, протягиваю ему крупную купюру, говорю: — Сдачи не надо, только езжайте быстрее. Через несколько кварталов сквозь поток шумящего ветра из открытого окна, сквозь поток гудящих мыслей я слышу храп пьяного Флориды. Поворачиваюсь к нему, шлепаю его по щеке ладонью. Говорю: — Ты где живешь, адрес назови? Странно, его щека и щетина совсем мягкие, хочется погладить. Он явно не жалеет денег на уход за кожей. Я продолжаю: — Я не потащу тебя к себе домой, меня выселят нахрен, если ты чудить начнешь, — шлепаю еще сильнее, говорю громче: — Эрвин, блять, ты где живешь? Странно, мы работаем вместе уже полгода, а я до сих пор почти ничего о нем не знаю, даже где он живет. Машина останавливается около шестиэтажного здания из красного кирпича - широкая пожарная лестница черным стальным зигзагом разделяет фасад на две равные части, на верхнем пролете кто-то курит. Эти здания, они называются walk-up building, потому что, несмотря на этажность свыше пяти, архитектор не включил в план лифт. Хит бюджетной застройки семидесятых годов. Открываю парадную дверь, тихо поднимаюсь по ступеням на третий этаж. Звук шагов тонет в гулком эхо от храпа Флориды. Он висит у меня на спине, горячий и мягкий, дышит перегаром в самое ухо. Щекотно. Двойной поворот ключа в замочной скважине: дом, милый дом — милая односпальная кровать, маленький стеклянный столик с кушеткой. Милая газовая плита и холодильник-мини бар в соседнем углу, милая арендная плата. Укладываю Флориду на свою кровать, иду к мини бару, достаю бутылку бренди и стакан. Сажусь на кушетку напротив кровати, выпиваю залпом треть стакана. Флорида, он укутался в одеяло, белый матовый свет луны освещает безмятежное лицо и едва заметную улыбку. Эрвин Флорида, что тебе снится?