Сон в осеннюю ночь, или Ускользающий сон злодея [том 1-2]

      Северная Лань Хэпин, секта и даже мир пребывали в спокойствии и не жаловали серьёзных перемен, по крайней мере, до того самого дня…       Со времён турнира прошёл год. За это время новость об ученике Ли Сяолуна должна была бы всем приесться, тем не менее всё оказалось совершенно иначе. Как люди не могли привыкнуть к подобной сенсации, так и сам старейшина Ли Сяолун не смирился со своей участью. Он был довольно холоден к своему названому ученику, в то же время, похоже, и сам Яо Юншэн начал охладевать к выбранному учителю. Целый год они жили рядом, но не могли найти общий язык. Если мальчик ещё старался хоть что-то сделать, то старейшина тратил время только на эксперименты и культивацию, полностью утратив интерес к окружающему миру, – так считали другие. На самом же деле всё было намного сложнее. Ли Сяолун так и не унял в себе обиду, что Яо Юншэн использовал его слабость.       Седьмой был обычным человеком из современного мира и по сути не должен испытывать такие сильные эмоции. Вначале он думал, что сможет их побороть, найдя выход из сложившейся ситуации, но в итоге просто закрыл себя в четырёх стенах. За год он не продвинулся в уровне, по-прежнему ощущая просачивающуюся щель в дантьяне, не сумел добиться и хоть каких-то успехов в экспериментах. Но самое страшное, что до чёртиков его пугало, – это осознание того, как быстро и незаметно пролетает время!       Если тебе не нужно спать или есть, ты многое упускаешь из вида. Такой момент настал, когда Ли Сяолун, небрежно выйдя из хижины, решил уделить немного внимания своим грядкам и понял, что те… пропали. Все его овощи и фрукты иссохли, оставив после себя лишь груду сорняков и сухих палок. Увидев подобное зрелище, он пришёл в ужас! Весь мир тут же утратил краски. Ли Сяолун хотел схватить кого-нибудь за грудки и потребовать объяснения того, что тут произошло, но у него не было энергии сделать это. Он просто стоял и смотрел на жалкие ветки перед собой. А потом наступила депрессия…       За этот же год его волосы отросли до плеч и мягко развевались на ветру.       — Учитель!       Ли Сяолун не откликнулся на зов. В последнее время уж очень часто он слышал этот голос и это обращение, чтобы иметь силы хоть как-то реагировать на подобное. Он был слишком обижен и ленив, чтобы увидеть Яо Юншэна. Мальчик постоянно интересовался его здоровьем или рассказывал о собственных продвижениях, однако никогда не говорил о чём-то ещё.       Мастер провёл рукой по своим непривычно длинным волосам и печально спросил:       — Почему ты не напомнил мне?       Прошёл довольно большой срок, прежде чем Седьмой сумел принять то, что был небрежен. Пусть он и находится в собственном сне, между тем жизнь здесь не может идти в соответствии с его ожиданиями, поэтому нужно закончить с жалким самобичеванием и принять неизбежные факты как должное. Он был взрослым мужчиной, но всё ещё таким ребёнком. Проблема заключалась в том, что раньше он существовал по своим планам и расчётам, даже болезнь сердца никогда не приносила ему неожиданных сюрпризов.       Ли Сяолун печально смотрел на свой иссохший огород и горько проглатывал очередную волну обиды. Он даже не обратил внимание на ребёнка, которого столько времени не видел.       — Простите, учитель, этот ученик старался за ним следить, но у него ничего не вышло, — изначально воодушевлённый голос сменился виноватым.       Мастер тяжело вздохнул. Он не мог винить других в собственной некомпетентности. Заправив прядь волос за ухо, он перевёл взгляд на мальчика, после чего застыл. Маленький и жалкий ребёнок вдруг стал выше и сильнее, чем он помнил, всего за год вырос ему до груди, а черты лица стали слегка острее, но не менее привлекательнее. Седьмой нахмурился, горько думая о том, что дети слишком быстро растут. Много ли у него осталось лет, прежде чем сюжет войдёт в силу? Год, два, пять? Он не знал, но было мерзкое ощущение, что всё пойдёт не так, как он того хотел.       — Сколько времени прошло?       Яо Юншэн был счастлив наконец-то увидеть своего лаоши, это чувство не могла расстроить даже печаль в глазах учителя. Тем не менее заданный вопрос напомнил мальчику, что его оставили одного на долгий период. Пусть так, но накопившаяся внутри обида была тут же развеяна всего одним взглядом звёздных глаз.       — Чуть меньше года, учитель.       — М-м.       Ли Сяолун желал ударить себя за некомпетентность и в то же время находил странным, что почти год, кроме Яо Юншэна, никто его не навещал.       — Как твои успехи? — спросил мастер, пытаясь загладить лёгкую неловкость.       — Учитель, этот ученик прорвался на третью ступень Золотого ядра.       — Похвально, — небрежно ответил старейшина.       Разговор между учителем и учеником был слишком сухим, что заставляло последнего чувствовать горечь. Ли Сяолун не заметил расстроенных чувств ребёнка и собственной небрежности, он по-прежнему предпочёл держать между ними дистанцию. Как учитель он даже не проявлял инициативы, ничего не делал, а главный герой прекрасно развивался и рос. Был ли вообще хоть какой-то смысл в его роли учителя?       Присев и проведя рукой по высохшему кустику, он поинтересовался:       — Яо Юншэн, сколько тебе лет?       Седьмой всегда задавался этим вопросом, но никогда не решался прямо спросить. Всему этому была только одна причина: нежелание сближаться с главным героем. И всё же сейчас ему нужно это знать, чтобы иметь представление о том, как складывается история.       Мальчик был рад даже столь малому интересу со стороны учителя.       — Двенадцать.       Тот скосил взгляд на ребёнка, понимая, что Юншэн старше, чем думалось. У Седьмого оставалось только три года до начала основных событий. Не имея никаких планов насчёт того, как двигаться дальше, он понял, что сейчас у него и выбора-то нет. Из-за упрямства он не хотел принимать мальчика, но и бросить его уже не мог – эта мысль преследовала его весь последний год. Благо теперь по большей части он сумел с этим разобраться. Седьмой решил плыть по течению и посмотреть, к чему в итоге всё придёт.       — Ты знаешь, почему отношения ученика и учителя находятся на особом счету во всём мире? — Неожиданный вопрос сбил Яо Юншэна с толку, он напрягся, думая о правильном ответе, но мастер не позволил ему всё обдумать и продолжил: — Заклинатели – это люди, которые живут дольше обычных из-за умения управлять энергией в своём теле. Нас зовут бессмертными, но на деле мы никогда не достигаем уровня Небес. В летописях говорится, что были те, кто сумел достичь бессмертия и вознестись на Небеса. Правда же в том, что нет никаких доказательств, что за Небесами что-то есть. Дао, Небеса, вознесение – всё это красивые слова. Рано или поздно умирают все. На протяжении всего существования мира жизнь и смерть – единственные два пути, идущие всегда рядом. Жизнь и смерть взаимосвязаны, неразлучимы, без одной нет другой. Это истина мира, а также истина Дао, который мы постигаем в стремлении достичь бессмертия. Глупо, не правда ли? Мы желаем постичь Дао, чтобы стать бессмертными и вознестись на Небеса, противореча учению Дао о том, что жизнь не может существовать без смерти. Если внимательно об этом подумать, то вознесение – это и есть смерть. Ты всю жизнь живёшь, чтобы приблизиться к богам, но в итоге умираешь, так и не достигнув своих целей. Нас учат тому, что противоречит естеству мира. Об этом не говорят, потому что людям всегда нужно то, что заставит их двигаться вперёд. Как думаешь, так для чего создаются узы ученика и учителя?       Внимательно слушая старейшину, Яо Юншэн поджал губы. У него не было ответа на вопрос, ведь он сам многого не знал.       Ли Сяолун помедлил, позволяя мальчику подумать. На самом деле он не ждал от ребёнка ничего, ему самому, чтобы понять бред этих миров, понадобилось много времени в прочтении различных историй. Были книги, в которых над небесами жили бессмертные, становясь богами, но над ними снова возвышались Небеса. Где был предел подобных «Небес»? Правильно – одиночество и смерть. В конце всех дорог всегда была только смерть, а начало дороги – жизнь. Это была идеальная глупость для маразматиков. Но даже так только от тебя зависит, как ты пройдёшь этот путь.       Мальчик расслабил губы и нерешительно сказал:       — Это для того, чтобы передать знания?       — Правильно. Хоть об этом и не говорят, все заклинатели в глубине души знают, что конечным пунктом станет смерть. Но и это не совсем всё. — Ли Сяолун встал и повернулся к ребёнку, с необычной мягкостью заглядывая в его чёрные любопытные глаза. — Когда ты юн, этого ещё не понять. В конце пути самое страшное не смерть и не то, что твои знания и опыт канут в лету. Одиночество – вот что страшнее всего. Чем выше твой уровень, тем больше ты отдаляешься от обычной жизни. Сначала ты теряешь свою семью, затем друзей, любимых, а в конечном итоге всё, что у тебя остаётся, – лишь ты сам. Отношение учителя к ученику – это не просто обучить и отпустить. Оба они сопровождают и поддерживают друг друга на протяжении веков, приобретая узы, прочнее которых в мире не существуют. Эти узы становятся крепче уз семьи.       Мальчик завороженно смотрел на старейшину, не смея шевелиться. Он никогда не думал о чём-то подобном, но теперь ему казалось, что он начинает понимать нежелание Ли Сяолуна принимать его в ученики, а также его чувства по отношению к его прошлому ученику. Яо Юншэн ощутил необъяснимую горечь в сердце.       — Учитель, тогда… сможем ли мы…       — А ты как думаешь?       Мальчик сжал кулаки. Он не был уверен, что сможет. То, что сказал мастер, значило иметь не только хорошие отношения – нужно будет открыть своё сердце другому. Он не готов был сделать нечто подобное, чувствуя, что и старейшина тоже.       — Видишь? Наша проблема заключается в наших сердцах. Это касается и совершенствования. Пока сердце имеет ограничения, ты не можешь двигаться дальше. Я могу с уверенностью сказать, что в твоём сердце есть тьма.       Мальчик напрягся, глядя в серьёзные глаза учителя. Он думал, что прекрасно скрывает свои истинные мысли и желания, но человек перед ним так легко смог всё увидеть. Это пугало, но одновременно приносило облегчение.       — «Избавься от этой тьмы», — хотел бы я так сказать, но ведь это легче сказать, чем сделать. Не так ли?       — Учитель…       — Не стоит. Я решил позаботиться о тебе. Я совсем не хороший учитель и не знаю, что нужно делать, но по крайней мере могу попробовать. Для начала покажи, чего достиг сам. Дай руку. — Колеблясь, Яо Юншэн моргнул, однако неуверенно протянул руку. — Не сопротивляйся, иначе будет больно нам обоим.       Мальчик уже слышал подобную фразу раньше. Вспоминая прошлое, он напрягся, думая о том мерзком холодном ощущении. Седьмой увидел это напряжение, но проигнорировал. Он согласен, что процедура неприятная, и всё же должен был убедиться, что главный герой ещё не заразился тёмной Ци.       Яо Юншэн чувствовал, как ледяной поток проникает в его меридианы и скользит вверх, постепенно достигая сердца, а затем окутывая всё тело. Пока мальчик боролся с гнетущими ощущениями, Ли Сяолун внимательно осматривал его внутреннее состояние. В этот раз Яо Юншэн был полон сил и энергии, поэтому процесс оказался немного утомительным. Даже при том, что культивация Ли Сяолуна была выше, а ребёнок старался подавить сопротивление, всё же это не могло преодолеть толстый барьер недоверия между ними, из-за чего периодически две энергии сталкивались, принося дискомфорт мальчику.       Когда процесс закончился, учитель выглядел на тон бледнее, а ученик только плотнее сжал губы.       — Твой фундамент нестабилен. Ты слишком быстро впитываешь духовную энергию, прорываясь через уровни. Если продолжишь так поступать, всё рухнет.       — Да, учитель.       — Когда справишься с этим, начнём изучать искусство меча. А теперь иди, — Ли Сяолун отвернулся к заросшим сорняками грядкам.       — Учитель. Глава Хи Шанг просил, чтобы вы связались с ним, когда выйдете из уединения.       Старейшина удивлённо вскинул брови, но не повернулся, чтобы взглянуть на мальчика.       — Он думал, я в уединении?       — М-м, простите, учитель, вы не выходили, сколько бы этот ученик вас ни звал, поэтому он подумал, что это так, и сказал об этом главе.       — Вот как? Ладно, это тоже неплохо. Кстати, прекрати обращаться к себе в третьем лице. Теперь ты мой ученик, поэтому держи голову выше.       Яо Юншэн удивился словам мастера, но был счастлив. Ли Сяолун проявлял снисхождение, а это значило, что у них ещё могли сложиться хорошие отношения между учеником и учителем.       — Да! Учитель!       Мальчик ушёл под взмах руки старейшины, оставив его одного.       Седьмой задумчиво почесал подбородок. Немного обескураженный тем, что смог быть настолько честен с главным героем и это оказалось не так уж и сложно, в какой-то мере он почувствовал облегчение и прикинул, что, возможно, сумеет принять слабую связь, образовавшуюся между ними. Однако эти мысли были слишком поверхностны. Больше всего его радовало то, что их всё ещё разделяет стена. Это он подтвердил тем фактом, что его ледяная Ци отвергалась телом Яо Юншэна. Вот когда дискомфорт пройдёт и мальчик начнёт чувствовать вместо отвращения приятные ощущения, тогда и стоит начать переживать. Седьмой считал, что такого никогда не произойдёт, поэтому был спокоен в правильности выбранного пути. Если же когда-нибудь это изменится, он не будет знать, что делать дальше. С рождения принимая одиночество как своего лучшего друга, он не грустил бы, даже если бы до конца своих лет прожил один. Ему не о чем было печалиться, ведь он не знал другой жизни да и не горел желанием узнать, понимая: впусти он кого-то в своё сердце и его жизнь навсегда изменится. Хорошо, если тот, кто проникнет в душу, останется с ним навсегда, но что будет, если мечты разобьются вдребезги? Сможет ли он тогда наслаждаться одиночеством?       Седьмой был именно таким человеком, поэтому нынешний Ли Сяолун также был таким. Веря в то, что этот мир нереален и он когда-нибудь исчезнет, Седьмой хотел просто наслаждаться обычными вещами. В его планы никак не входило менять привычный взгляд на жизнь, и всё же, как бы он ни старался, а некоторые изменения в его мышлении уже начали происходить.

***

      В тот день Ли Сяолун не стал восстанавливать свои посевы, а просто убрал все сорняки и выкопал сухие ветки. На это потребовались сутки. Потратив немного времени на культивирование и восстановив свою бодрость, вскоре он отправился в Цзылюцзинь.       Хи Шанг, зарывшись в груде бумаг, выглядел уставшим и вымотанным. Даже при виде своего друга он не показал ни капли энергии.       — О-о, шиди. Как твои дела?       — Могли быть и лучше. Хотя в сравнении с тобой я неплохо справляюсь.       — Ты ещё и шутить можешь. Раз в тебе энергия так и плещет, займись этим делом, — глава бросил в Ли Сяолуна свёрток.       — Что это?       — Твоя работа.       — Моя работа? Разве недостаточно того, что я слежу за Пиком?       — Это не моё решение. Я откладывал сколько мог, но ты слишком долго уходил от своих обязанностей. Старейшины настаивают на их исполнении.       Седьмой горько вздохнул. Он знал, что рано или поздно такой момент наступит. Эти обязанности присутствовали во всех историях про бессмертных, которые он читал ранее. Хоть он и избавился от бумажной волокиты, оставив её всю на Ха Жуна, но ему некому было спихнуть практическую работу. Единственное, что его удивляло, так это то, что он так долго мог её не выполнять. Впрочем, всё совсем неплохо – он постоянно проводил время в четырёх стенах, нужно было и развеяться немного. Для будущего тоже полезно, ведь он собирался отправиться в путешествие.       Ли Сяолун развернул свёрток, собираясь прочитать, но его внимание вновь привлёк Хи Шанг.       — Я выбрал для тебя несложное дело. В деревне на севере под названием Та Ся в последние пару месяцев начали пропадать мужчины, поэтому местный староста обратился с запросом к нашей секте, так как мы ответственны за эту территорию. Я думаю, что не всё так серьёзно, как описывают местные. Видишь ли, в этой деревне уже несколько десятилетий рождается мало женщин, в итоге многие мужчины остаются одинокими. Не будет преувеличением сказать, что они начали покидать ту местность. Но запрос был, поэтому мы обязаны провести расследование и дать подробный отчёт. Я хотел это поручить какому-нибудь учителю как обычное практическое занятие для адептов, но ты вовремя вышел из уединения, поэтому отдаю это дело тебе. В конце краткого изложения находится небольшой список учеников. Постарайся совместить приятное с полезным.       Ли Сяолун поспешил просмотреть список в конце текста. Там было ровно восемь имён, и только одно из них знакомое.       — Ты шутишь? Почему я должен возиться с детьми из других школ?       — Если не хочешь, я поручу это задание Ли Цзиньхуа, а тебя отправлю на одиночную миссию. Но она будет на два уровня сложнее.       Старейшина внутреннее скривился, но не подал вида. Один из учеников в списке был Яо Юншэн. Он уже решил позаботиться о мальчике, по крайней мере немного. Зная о жестокой сущности Ли Цзиньхуа, а также её явной ненависти к ребёнку, Ли Сяолуну нужно быть очень толстокожим, чтобы допустить совместное путешествие этих двоих. Правда, сейчас он не понимал, за кого ему больше беспокоиться, если отправить их вместе? За свою цзецзе или же за своего ученика? Он был уверен, что Яо Юншэн определённо выживет, но не мог сказать того же и про Ли Цзиньхуа. Это была разница между второстепенным злодеем истории и главным героем.       — Я возьмусь за это дело. Но не многовато ли детей?       — Разве? Думаешь, не справишься?       — Чувствую себя няней. Не уверен, что со своими способностями сумею с ними справиться.       — Это лучшие ученики нового набора, они очень послушны. Не думай много, просто свози их в деревню, поиграй там немного и возвращайся. Можешь взять Ха Жуна с собой, если боишься не сладить.       — М-м, хорошая идея. Так и поступлю.       Два дня спустя у Северной Лань Хэпин собралась группа маленьких учеников во главе с Ли Сяолуном. Старейшина нервничал, поэтому его улыбка была широкой, а спина и плечи вытянуты как струна. Но со стороны выглядело всё совершенно иначе: каждая деталь мастера казалась необычайно очаровательной и возвышенной. Дети восхищённо смотрели на него, не смея лишний раз вздохнуть, только Яо Юншэн и Ха Жун оставались спокойными и расслабленными.       Дети представились, и в некоторых из них Ли Сяолун приметил знакомые лица.       Юй Линьлинь, занявшая на турнире второе место, – пятая ученица Сюй Айминь из Призрачного Облака.       Чжу Мэн, четвёртое место в турнире – третий ученик Цжу Цзяньпина с Пика Тай Шань.       Сюй Сяочэн, третье место в турнире – ученик Цзылюцзинь. Привлёк внимание многих мастеров, но желал видеть своим лаоши только главу секты. Сам Хи Шанг не оценил юного дарования, поэтому ученик до сих пор оставался без учителя.       Тан Яояо – девятая ученица Линь Цюши с Пика Огненная Гора – выглядела милой симпатичной девочкой, но Ли Сяолун совсем не мог вспомнить её. То же касалось и оставшихся трёх учеников: Цзэн Жуго с Южной Лань Хэпин во главе с Ли Цзиньхуа, Чжан Синхо с Пика Ползучий Туман во главе со старейшиной Ху Де и Фэн Юнлэ с Пика Весеннее Цветение. Последний – озорной сверкающий мальчишка со светлыми волосами и широкой блестящей улыбкой – был шестым учеником Цзян Инжуй.       Седьмой окинул взглядом оживлённых детишек и почувствовал, как у него сводит скулы. Он не думал, что начнёт так сильно нервничать, ведь за ними нужно будет не только присматривать, но ещё и защищать. Вначале виделось, что не всё так страшно и он сможет с этим справиться, но оказалось, что дети, так же как и в реальной жизни, вызывали у него чувство лёгкого раздражения и беспомощности. Он мог бы сладить с двумя, может, тремя за раз, но восемь – он явно переоценил себя! Единственное, что сделал правильно, как он считал, так это взял с собой Ха Жуна. Юноша выглядел серьёзным и собранным.       — Ха Жун, а ты неплохо ладишь с детьми, — прокомментировал старейшина, немного отходя в сторону.       — Приходится, ведь этот ученик исполняет ваши обязанности уже на протяжении шести лет.       — О-о, так долго. А при чём здесь дети?       Ха Жун странно посмотрел на Ли Сяолуна и брезгливо отвернулся. Иногда он не мог понять, когда старик говорит серьёзно, а когда строит из себя идиота.       — Старейшина, под вашим контролем школа Северной Лань Хэпин. Школа!       — Ха Жун, мне показалось или ты только что проявил сарказм?       — Этот ученик не понимает, о чём спрашивает старейшина.       Юноша поспешил оставить его, подбегая к трём каретам, где адепты внешних школ проверяли крепления.       Ли Сяолун усмехнулся, краем глаза наблюдая за оживлёнными детишками. Они вели себя довольно прилично, если опустить некоторые склоки между Юй Линьлинь и Цзэн Жуго. Школа Призрачного облака была на ножах с Северной Лань Хэпин, но даже если между Призрачным Облаком и Южной Лань Хэпин было не всё так печально, они также встревали в вечные споры. Мастер видел, что Яо Юншэн старался держаться от них подальше, но это вряд ли поможет в длительной перспективе, ведь дети были более жестоки в этом возрасте и не умели скрывать своих истинных чувств. Седьмой мог только посочувствовать главному герою в поездке и пожелать удачи. Он раздосадованно покачал головой: как ни смотри на всё, а у них нет причин не любить Яо Юншэна, только если это не прописано глупым автором. У Седьмого всегда был один виноватый – глупый автор со своими глупыми идеями, поэтому он не мог увидеть сквозь эту мысль истинную причину: все дети просто завидовали мальчику. Кто бы не хотел быть единственным учеником своего учителя?       Яо Юншэн игнорировал взгляды маленьких спутников, а также их колкие слова, старался держаться гордо и уверенно, но чем спокойнее он держался, тем больше проявлялось их недовольство.       Ха Жун закончил проверять провизию и лошадей, после чего подошёл к Ли Сяолуну.       — Старейшина, всё готово, мы можем выезжать.       — Тогда пошли. За сколько дней мы туда доберёмся?       — Если не будем часто останавливаться, тогда дней за пять.       — Пять дней? Могу ли я ещё передумать?       Ха Жун недовольно покачал головой и подошёл к первой карете, открывая дверцу.       — Старейшина, прошу.       Ли Сяолун тяжело вздохнул и воспользовался предложением юноши. Изнутри карета была обычной, как и описывалось в историях. Хотя она и оказалась немного богаче и уютнее, чем он предполагал, но, глядя на скамейки, обитые подушками, Ли Сяолун знал, что спустя пять дней его задница будет плакать. Или точнее будет плакать он, а его задница будет болеть, ныть и пылать.       Ха Жун залез в карету вслед за старейшиной и закрыл дверь.       — А Яо Юншэн разве не с нами поедет? — удивлённо спросил мастер.       Юноша поднял на него недоумевающий взгляд:       — А должен?       — Хм, я думал, ты будешь с ним заниматься в дороге.       — Это не очень удобно.       Ли Сяолун повторно хмыкнул и, отвернувшись, нахмурился. Ха Жун всегда был внимательным человеком, а ещё чутким, поэтому было очень странно, что он не проявил инициативу в плане размещения Яо Юншэна, даже лёгких намёков старейшины, казалось, не заметил. Впрочем, немного подумав, Ли Сяолун решил, что ничего страшного с ребёнком не случится, если он поедет в другой карете с детьми.       Конечно же, он ошибся в своих суждениях. Мальчику не повезло попасть в одну карету с Юй Линьлинь, Цзэн Жуго и Тан Яояо. Если последняя девочка была слишком серьёзной, полностью игнорируя своих сверстников, то Юй Линьлинь и Цзэн Жуго воспользовались случаем, чтобы доставать Яо Юншэна.       — Ты такой подлый, напросился в ученики к лорду Ли Сяолуну. Мне жаль старейшину, единственный ученик – и тот мусор, — Юй Линьлинь была более прямолинейна и жестока, нежели могла показаться на первый взгляд.       Яо Юншэн думал, что сможет игнорировать все слова, услышанные в дороге, но неожиданно понял, что подобные речи задевают его.       — Мусор? Ха-ха, это точно. Старейшина Ли Цзиньхуа тоже его так называла. А ещё говорила, что он ублюдочный отпрыск.       Яо Юншэн стиснул зубы, а взгляд устремил в окошко. Он был полон решимости не быть спровоцированным.       — Эй, ублюдок, а правда, что старейшина Ли Сяолун отрёкся от тебя на второй день? Говорят, что от сожаления и унижения он в итоге ушёл в уединение на целый год.       — Что? Так это правда? А мой мастер удивлялась, почему его не было видно.       — Хех, жизнь всё же справедлива, мусор в итоге так и останется мусором! Надо же, учитель отказался от ученика на следующий день. В жизни смешнее шутки не слышал!       В тесном пространстве разразился хохот. Со стороны могло показаться, что дети хорошо проводят время, но на самом деле только два человека наслаждались ситуацией. Цзэн Жуго и Юй Линьлинь ещё долго обсуждали эту тему, стараясь побольнее зацепить попутчика. В итоге к вечеру, когда они заехали на постоялый двор, Ли Сяолун увидел мрачное лицо Яо Юншэна. Тот был, как всегда, спокоен и отрешён, держался достойно и возвышенно. Но старейшина был бы не собой, если бы не сумел заметить слабо опущенные плечи и лёгкую тень меж бровей. И всё же он решил в это дело не лезть: пока дети не дрались, ему лучше не встревать.       Ха Жун снял три комнаты и попросил хозяина гостиницы организовать еду. Ли Сяолун не обратил внимание на количество снятых покоев вплоть до того момента, пока ассистент не зашёл в комнату вместе с ним. Старейшина нахмурился. Для него было дикостью делить с кем-то пространство, ведь сколько он себя помнил, всегда жил в одиночестве.       — Ха Жун, выметайся! — он не стал церемониться и сразу же указал помощнику на дверь.       — Старейшина, в чём дело?       — Иди и сними себе отдельную комнату.       — А? Но разве не удобнее, чтобы этот ученик был рядом с вами?       Ли Сяолун не потрудился скрыть удивление на лице – этот мальчишка считает, что ему тоже нужна нянька?       — Брысь, сказал!       Разозлившись на такое неуважение, он больше не стал себя утруждать заботами о Ха Жуне, силой вытолкнул его за дверь, с хлопком закрыв её.       Уставший в дороге, старейшина скинул с себя верхние одежды и поспешил сделать чай. Неловко потирая ягодицы, он только успел присесть на стул у окна и пригубить расслабляющую жидкость, как к нему уже постучались. Неожиданные гости совсем не радовали! Ли Сяолун перевёл раздраженный взгляд на дверь, полагая, что Ха Жун, не приняв его прямоту подобающим образом, решил выждать время и вернуться. Разве мог он в столь поздний час ещё кого-то подозревать в подобной фривольности? Думая о том, что помощник сам напросился, старейшина мысленно готовил гремучую смесь под названием «чай», которой будет поить наглеца, пока того не начнёт тошнить. На его лице застыла садистская улыбка.       — Ха Жун, знаешь, ты… — стоило ему открыть дверь, как он сразу же осёкся. У порога стоял не наглый ассистент, а скорее наглый ученик. — Яо Юншэн, почему ты здесь?       — Учитель, этому ученику нужен совет.       Ли Сяолун смотрел на макушку чёрных волос, которые за последний год отросли и струились шёлком на плечах. Взгляд ребёнка был опущен, и нельзя было узнать, о чём тот думает. Столь неожиданный приход немного обескураживал, но в общем не вызывал удивления. Хотя, возможно, мастер устал удивляться за последние дни и принял всё как должное.       — Говори.       — Учитель, может ли этот ученик войти?       — Хм, — Ли Сяолун хотел сначала отправить ребёнка, заявив, что уже поздно, но вспомнил своё обещание заботиться о нём и неохотно отступил в сторону. — Входи. — Яо Юншэн не стал упускать возможность и быстро вбежал в комнату. — Присаживайся. — Старейшина достал османтусовые пирожные и ещё одну пиалу. — Какой совет тебе нужен?       Сгорбившись, Яо Юншэн сидел с опущенной головой. Подобный жалкий вид был ему не присущ, и Ли Сяолун заподозрил неладное.       — Тебе ведь не нужен совет. Что тебя беспокоит?       Седьмой не сводил с ребёнка пронзительного взгляда, вспоминая некие неожиданные моменты из реальности, которые совсем некстати дали о себе знать.       Жанр о перерождении в последние годы был очень популярен. Седьмому он тоже нравился, поэтому не удивительно, что он перечитал всё, что нашёл. Больше всего было историй о перерождении в злодеев. Конечно же, первым делом эти попаданцы пугались и решали держать главного героя за бёдра. Если же не получалось устроить с ним хорошие отношения, они планировали побег, ища пути отступления. Оба варианта нельзя игнорировать или критиковать. Кому удавалось не пересечься с главным героем, тот, считай, на пятьдесят процентов выжил, но если ты уже оказался в поле его зрения, то спектр действий оставался совсем небольшим. Это можно назвать судьбой или же сюжетной силой, но, что бы ты ни делал, в итоге твой персонаж всегда будет сталкиваться с персонажем главного героя.       Раньше Седьмой считал, что это бред: будь у попаданца желание, он смог бы избавиться от навязчивости главного героя. Это было его первой ошибкой, которую он свершил, попав в этот сон. Увы, мысли и желание избегать главного героя не работали. Иногда он корил себя за недостаточно усердные старания, но всё это были лишь глупые отмазки. У Седьмого появилось странное предчувствие, что вернись он в самое начало, к той точке отсчета, когда попал в этот мир, и попытайся поступить иначе – всё пришло бы к тому же моменту, где он находится ныне. Разница могла состоять только в лояльности главного героя к его персонажу. Сейчас Яо Юншэн, казалось, не испытывал сильного негатива по отношению к Ли Сяолуну, но это могло поменяться в любой отрезок времени.       Итак, первое убеждение Седьмого рухнуло, однако у него оставалось ещё несколько. Вторая уверенность заключалось в том, что главного героя возможно игнорировать и не жалеть. Седьмой думал, что попаданцы сами себя накручивают, привязываясь к этим героям, создавая для самих себя лишние хлопоты. Но и по этому вопросу он сделал выводы: главного персонажа на самом деле невозможно сбросить со счетов. Была ли причина в необычной, выделяющейся внешности или же в его ауре, но когда смотришь на этого ребёнка, нет сил его забыть. И жалость он тоже вызывал либо своим видом, либо отношением к нему других. Игнорировать подобное никак не получалось, здесь совсем бессердечным нужно быть. Выходит, ты либо садист, наслаждающийся всем этим, либо обычный человек, имеющий сердце.       Но самое главное, чего Седьмой не мог понять, – почему, когда попаданцу приходилось растить главного героя, он никогда не замечал остальных своих учеников? Почему испытывал привязанность только к нему? Это особый дар таких персонажей? Вот и здесь только Яо Юншэн привлекал всё внимание Седьмого. Остальные дети тоже были милыми, но не вызывали у него никаких сильных эмоций.       И последнее. Он не улавливал, почему попаданцы всегда зацикливались на волосах главных героев? Мужчина сощурил взгляд, дырявя макушку Яо Юншэна. Однако если раньше он испытывал безумное раздражение, читая об этом, то сейчас – лишь удивлённое непонимание. Что это за мания у попаданцев прикасаться к голове главного героя? Седьмой уже прожег взором затылок Яо Юншэна, но у него совсем не возникло желания притронуться к нему. Значит ли это, что попаданцы тех историй были ненормальными? Или у него с Яо Юншэном недостаточный уровень привязанности? А может, это он искореженный? Седьмой ещё не осознавал, что в действительности так оно и было – искореженный. Потому что всегда был один, и это одиночество – постоянный спутник его жизни – не давало возможности думать о ком-то больше, чем это было необходимо. А поскольку необходимость возникала редко, то и думал о людях он очень редко. Сейчас же не проходило и дня, чтобы он не размышлял о своём ученике. Впрочем, Седьмой не отдавал себе в этом отчет, поэтому мог спокойно себя вести, иначе бы он впал в очередную депрессию, пытаясь понять, как к этому всё пришло и где была его ошибка.       Ли Сяолун долго молчал, смотря на осунувшегося мальчика, но и сам ребёнок будто воды в рот набрал. Вернувшись из своих мыслей, старейшина увидел, что прошло уже немало времени после его вопроса, – чай в пиале уже остыл.       — Почему ты молчишь? — неожиданно для самого себя мягко спросил Ли Сяолун. Он вздрогнул от собственного голоса, понимая, что слишком погрузился в свои мысли и расслабился, давая выход добродушию в неподходящий момент.       Яо Юншэн тоже уловил теплоту, нехарактерную для мастера, однако вместо того чтобы радоваться, ещё больше вжал голову в плечи. Он не понимал своих чувств, но ему было одновременно и горько, и сладко.       Ли Сяолун отпил холодный чай, а затем продолжил ровным голосом:       — Уже поздно. Если тебе нечего сказать, я бы предпочёл отдохнуть.       — Учитель, вы… ненавидите меня? — тихо и жалко пошептал мальчишка.       Будь Ли Сяолун обычным человеком, то не смог бы разобрать ни слова. Но он не был им, тем не менее в этот момент предпочёл бы ничего не услышать. Он замер, внимательно глядя на опущенную голову ребёнка. Отвечать на его вопрос не хотелось. В мыслях он вдруг представил абсурдный разговор из какой-то очередной абсурдной истории: «Ты меня ненавидишь?» — «Нет, что за глупости!» — «Тогда ты меня любишь?» Ли Сяолун закатил глаза – почему нечто столь бредовое должно было всплыть в его голове именно сейчас?       Теперь он не смел отвечать шаблонно, иначе всё может подойти к тому, из чего он потом не сумеет выбраться.       — Хм. Ненавижу? Ну… может, чуть-чуть, — скрепя сердце Ли Сяолун решил ответить честно.       Были ли подобные слова жестоки или несправедливы к этому ребёнку? Возможно. Ведь главный герой пережил тяжёлое детство, часто слышал слова ненависти и скорее всего никогда – слов любви. Но что Седьмой мог сделать? Он не хотел идти на поводу у сюжета больше, чем это было необходимо, тем более что сам сюжет ничего хорошего ему не сулил. А врать ребёнку он не хотел ещё больше. Седьмой в самом деле немного ненавидел Яо Юншэна. На то было много причин, но откинув всё, что связано с его ореолом главного героя и каноном, не обвиняя в этом ребёнка, была одна вещь, которая связана непосредственно с личностью мальчика. На это Седьмой до сих пор и обижался. Именно из-за этого он немного ненавидел этого ребёнка, а также по этой причине не хотел сильно с ним сближаться.       Яо Юншэн, услышав немилосердные слова, резко поднял голову и с широко раскрытыми глазами уставился на старейшину. Он не ожидал, что тот ответит утвердительно и столь безжалостно, и также не думал, что тот будет спокойным после сказанного. Ученик пришёл сюда в надежде услышать от своего лаоши, что тот не ненавидит его, пусть даже это была бы неправда. Он думал, что Ли Сяолун имеет мягкое сердце, готовое соврать при подобных ситуациях, но оказалось, что в первую очередь сердце этого человека было честным.       — Хааа, — вырвалось у мальчишки.       — Что? Не ожидал? Думал, я скажу, что люблю тебя и ценю? С чего бы мне это говорить? Да, ты стал моим учеником, но когда я признавал тебя? Или ты думал, что сможешь воспользоваться ситуацией, а потом я приму тебя с распростёртыми объятиями? Хочешь, чтобы я относился к тебе лучше? Но зачем мне это делать?       Увидев ошарашенный взгляд ребёнка, Ли Сяолуна понесло. Неожиданно обида взяла верх над разумом и он не смог сдержаться. В этот момент его даже не заботило, что перед ним сидит тот самый главный герой, который в будущем будет пытать его, отрезая плоть кусочек за кусочком, наслаждаясь его криками, слезами и страданиями, и, конечно же, сейчас он не отдавал себе отчета, что перед ним всего лишь двенадцатилетний ребёнок.       Яо Юншэн был поражён в самое сердце безжалостными словами. Ли Сяолун озвучил всё, что беспокоило ребёнка. И правда, на что он только надеялся? Мальчик плотно сжал губы и отвернулся. Было ли ему что сказать в ответ? Он решил не сомневаться в Ли Сяолуне, когда твердо захотел стать его учеником, но никогда не думал о чувствах этого человека, ему было на это плевать. Только сейчас Яо Юншэн сообразил, что поступил с ним нечестно. Мальчик сжал кулаки под столом. Он не понимал, почему ему больно слышать подобные слова. Разве он не слышал их раньше много раз? Неужели его интересует, что думает о нём этот человек? Как глупо. Мир таков, что в нём нужно добиваться всего своими силами, использовать любые методы и средства. Других людей никогда не заботило его мнение, так почему он должен заботиться о мнении других людей?       — Почему у тебя такое лицо? Неприятно слышать правду? Тогда не слушай. Ты ведь никогда не слушал или же не слышал. Пользуйся тем, чего так старался добиться, – статусом первого ученика Северной Лань Хэпин, лучшими ресурсами, лучшим положением. Всё это теперь твоё. Я даже обещал помогать тебе, пока не подрастёшь. Так чего же ты ещё хочешь? Если моего признания, то забудь. Не желаю этого делать.       — Учитель…       — Говори. Сегодня я тебя выслушаю, но завтра не стану.       — Этому ученику нечего сказать. Учитель прав.       Яо Юншэн на ослабленных ногах покинул комнату старейшины. Дойдя в коридоре до поворота, он натолкнулся на Ха Жуна.       — Шиди, что ты тут делаешь? К старейшине заходил? Эм, а что у тебя с лицом?       Мальчик поднял взгляд на старшего ученика и вымученно улыбнулся.       — Шисюн, учитель меня ненавидит.       — Ась? С чего ты вдруг об этом заговорил? Старик что-то сказал тебе?       — Он сказал, что ненавидит меня.       Ха Жун удивлённо открыл рот и захлопал глазами. Ему понадобилась дюжина секунд, чтобы всё переварить, после чего он положил руку на плечо ребёнка и мягко произнёс:       — Быть такого не может. Ты просто неправильно всё понял. Старейшина Ли Сяолун – чудак ещё тот! Бывает довольно груб и легкомыслен, но сердце у него доброе. Если ты что-то сделал не так, тогда тебе нужно пойти и извиниться. Он обязательно простит тебя.       Яо Юншэн завороженно застыл.       — Извиниться? — переспросил он.       — Да. Просто извинись.       Мальчик почувствовал, будто его кто-то встряхнул. Это ведь правильно! Он плохо поступил с учителем, но почему же не смог сразу понять, что нужно попросить прощение? Было ли это потому, что он слишком часто это делал в своей жизни и не чувствовал в этом ничего особенного? Но ведь Ха Жун прав: если он искренне повинится, то мастер обязательно его простит. Яо Юншэн развернулся и побежал обратно, забыв поблагодарить шисюна.       Он ворвался в комнату к старейшине, не удосужившись постучаться. Рухнув на колени, ударился лбом о пол, громко причитая:       — Учитель! Этот ученик был неправ! Этот ученик не должен был поступать так с учителем! Пожалуйста, простите этого ученика и назначьте наказание!       Для Седьмого эта сцена оказалась шокирующей. От неожиданности он открыл рот, позволяя чаю вытекать с губ и струиться по подбородку. Он только начал осознавать, что наговорил главному герою, пытаясь унять нахлынувший ужас, уже видел сцену, как в грядущем будет замучен до смерти, и тут вдруг его жестокое воображение прерывает ворвавшийся в комнату Яо Юншэн! От страха Седьмой даже ощутил остановку сердца на несколько секунд, а когда главный герой бросился на колени и ударился любом о пол, он подумал, что теряет сознание. Порой он бывал чересчур смелым человеком, но в большинстве случаев – тем ещё трусом. Раньше он никогда не понимал, почему попаданцы всегда боятся, как в будущем главные герои должны расправиться с ними. Он и сейчас не совсем понимал того страха, ведь не считал этот мир реальностью, но, увидев пустой взгляд ребёнка, покидающего комнату, почувствовал себя до чертиков плохо – ощущение, похожее на то, будто уже был мёртв…       Вновь вспоминая тот взгляд, Ли Сяолун еле сдержал озноб. Он не знал, что должен ответить Яо Юншэну, и только хотел, чтобы этот день побыстрее закончился! Плотно сжав губы, старейшина несколько раз вздохнул и выдохнул, чтобы взять себя в руки, а затем произнёс:       — Встань.       — Этот ученик не посмеет встать, пока учитель не простит его и не назначит наказание!       Ли Сяолун внутри негодовал: «Ты хочешь, чтобы этот старый человек богу душу отдал сейчас?» — и всё же не хотел его прощать. Эта обида копилась в нём целый год, а теперь так просто взять и простить? Конечно, Ли Сяолун понимал, что ему придётся это сделать. Облегчение приносило лишь то, что это будет из-за страха. Главное, есть оправдание, которое поможет ему обуздать своё упрямство.       — Ты знаешь, за что просишь прощения?       — За то, что вопреки желанию учителя, воспользовался его добрым сердцем и принудил взять в ученики.       — Что ж, раз ты это понимаешь, тогда я приму твои извинения. А теперь встань с колен и иди пить чай.       Яо Юншэн почувствовал, как гора спадает с плеч, а в душе становится теплее. Он не хотел этого признавать, но не мог больше оставаться слепым. Ли Сяолун стал важен его сердцу. Мальчик мог спрашивать себя хоть тысячу раз, почему так произошло, но ответ был слишком прост и исходил он не из головы, а из того самого сердца: Ли Сяолун не был похож на других бессмертных. Однако сладкое чувство быстро сменилось горьким, стоило Яо Юншэну испить кисло-горький вонючий «чай».       Ли Сяолун больше не смотрел на мальчика в тот вечер, а сосредоточил свой взгляд на пустынной улице за окном. Они в тишине выпили чай, а потом Яо Юншэн ушёл.       На следующий день их группа как ни в чём не бывало отправилась дальше.