Сон в осеннюю ночь, или Ускользающий сон злодея [том 1-2]

      Недалеко за городом, вблизи лесной чащи стояла трёхэтажная постройка, ограждённая от внешнего мира высоким решётчатым забором. На воротах висела табличка «Детский дом "Счастье"».       Территория за забором достаточно большая и ухоженная: подстриженная трава, аккуратные кустики, редкие высокие деревья, выложенные каменные дорожки, скамейки, окрашенные в оранжевый цвет, ухоженная клумба у входа в здание и большая детская площадка. Воздух свежий, транспорт заезжает редко, и никаких заводов поблизости – лишь пение птиц, стрекот насекомых да шелест листвы. Яркое солнце на чистом, словно отражение водной глади, небе нежными ласкающими лучами согревает землю. На детской площадке слышится звонкий смех, голоса ребятишек наполнены радостью. На первый взгляд – прекрасное место, где возникает невольный вопрос: «Не это ли и есть рай?»       В такой атмосфере у распахнутого окна первого этажа возле входа стоял мальчик на вид лет четырех. Маленький рост позволял спокойно разместиться под подоконником, не будучи замеченным. Лучистый взгляд карих глаз наполнен озорной любознательностью.       В это время из открытого окошка послышался женский голос:       — Как же скучно. Может, пойдём перекусим?       — Нет, в любой момент могут позвонить. Если пропустим звонок, начальство накажет. С прошлого инцидента ещё недели не прошло, лучше пока их не злить, — ответил сухой, хрипловатый мужской голос.       — Тогда чай?       — Это можно. Чёрт, разве они не говорили, что приедут до одиннадцати? Уже почти два часа дня, где их черти носят столько времени?!       — Ну, они везут очередного сломанного. Кто знает, что могло случиться в дороге.       — Каждую неделю одно и то же. Не успеешь от одного избавиться, сразу же везут нового. Зачем вообще рожать инвалидов? Чтобы потом их выкидывать?!       — Эй, не кричи, вдруг кто-нибудь услышит.       — Да кто тут услышать может? Все свои. Они порой ещё худшие слова произносят. Никто не осудит и ничего не скажет.       — С этим не поспоришь, но лучше придерживаться утвержденного термина. Привыкай называть их сломанными, иначе когда-нибудь оговоришься. Ты ведь не хочешь стать второй Анной Ивановной? Если забыл, я тебе напомню: её не только уволили, но ещё взыскание назначили со штрафом. Ты ведь медбрат, давал клятву Гиппократа.       — Какая связь между моими словами и клятвой? Я же никого не убиваю, а на правду обижаться не стоит.       — Твой язык тебя же и погубит.       — Ой, ну не начинай только! Вот это ваше лицемерие намного хуже моего праведного языка.       — Ты…       Раздался звон телефона, прерывая диалог, перерастающий в спор.       — Здравствуйте, вы позвонили в детский дом «Счастье». Да, да, хорошо.       — Кто звонил?       — Пойдем, приехала машина. Как ты любишь выражаться, очередного сломанного привезли.       Девушка что-то проворчала в ответ, раздались шаги, хлопок двери, а через минуту два человека в белых халатах вышли из здания.       Ребёнок моргнул, и детская наивность во взгляде сменилась взрослой настороженностью, чёрные бровки сошлись на переносице. Малыш поднял голову, растерянно провожая спины удаляющихся фигур. Спустя несколько секунд тронулся следом, но не успел сделать и десяти шагов, как его окликнули:       — Тошка! Вот ты где! Я тебя обыскалась! Почему ты не со всеми детьми?! Знаешь, как я переживала, когда не смогла тебя найти! — Мальчик повернулся к пожилой женщине. На его лице отразилось явное презрение, но она продолжила ворчать: — Пошли со мной. Разве ты не понимаешь, что твоё здоровье очень слабое? Случись что – и мы не сумеем тебе вовремя помочь.       Воспитательница, бесцеремонно схватив за руку, потащила ребёнка за собой словно набитый песком мешок. Малыш поджимал губы, старался вырваться, но силы были неравны. В итоге его дотащили до детской площадки.       — Будь здесь! А если посмеешь снова уйти, не вини меня в грубости, — выплюнув последние слова, явно сдерживаясь, женщина села на скамейку, достала телефон и начала с кем-то оживлённо болтать.       Мальчик, стоя на месте, всматривался в знакомых, но давно забытых детей. Некоторые выглядели на первый взгляд нормально, у других имелись дефекты на лице, теле или голове: у кого-то рассечена губа, у кого-то отсутствовали уши, пальцы, а то и конечности. Усмехнувшись про себя: «Цирк уродцев… и я один из них», малыш пнул носком камешек, отошёл в сторону и присел в тени одинокого дерева.       Происходило нечто странное… Как он оказался в этом богом забытом месте? Он что – сошёл с ума? или ему снится кошмар? Мальчик поднял руку к лицу, беспощадно вонзая зубы в ладошку. Больно! Значит, он не спит… Тогда сошёл с ума, иначе как объяснить эти постоянные скачки в пространстве и времени?.. Кто он? Седьмой, Ли Сяолун или Тошка? Тошка… как он ненавидит это имя, словно кличка домашнего питомца. Ненавидит всё в этом месте: детей, которые ничего не знают и радуются жизни как безумцы; взрослых – сборище лицемеров, требующих доверия с приветливой улыбкой на устах и равнодушием в глазах; решётчатый забор – ограду для животных на выгуле; здание – холодную цементную клетку; машину скорой помощи, привозящую новых сломанных и увозящую доломанных…       Ад! Это место – сущий ад! Сюда выкидывают безнадёжных малышей и никому нет до них дела! Свалка детей… лишь единицы смогут самостоятельно покинуть это место, остальных же вывозят вперёд ногами. Не стоит мечтать о гробе или могилке – их маленькие тела сожгут в большой металлической печи вместе с другими, затем выкинут пепел в мусорный бак. В итоге всё, что останется, – это медицинская карта, которая будет храниться в архиве двадцать лет, а потом и она, никому не нужная, исчезнет… И никто никогда не вспомнит глупых лиц, звонкого смеха или горьких слёз сломанных детей…       Мальчик сидел в тени не шевелясь, всматриваясь в своих счастливых живых друзей. Непролитые слёзы застилали карие глаза, размывая картину. Он слишком плохо помнил их фигуры, лица, голоса, имена, а радостный смех вообще стёрся из памяти. Зато не забыл, как быстро, один за другим, они уходили… уезжали на скорой, ничего не оставляя позади и ничего не приобретая впереди…       — Тоша, ты где был? Лиля, Шура и я не могли тебя нигде найти! Опять без нас ходил веселиться за забор? — послышался возмущённый писклявый девчачий голосок.       Седьмой вздрогнул из-за неожиданного окрика за спиной, неохотно повернул голову, натыкаясь взглядом на маленькую девочку. Карие глаза недоверчиво начали расширяться. Это она… та, имя которой он уже с трудом мог вспомнить… Грудь сдавило от боли, словно тысяча тонких игл вонзились в крохотное сердечко. Поток противоречивых эмоций вихрем закружил в голове.       — Ты!.. Да как ты смеешь появляться передо мной после всего… живой?! Будто ничего не произошло!       — А? Ты был у входа в дом? Опять подслушивал взрослых? — Седьмой от возмущения побагровел, но девочка никак не реагировала на его внешний вид, гнев и слова, будто слыша нечто совершенно иное. — Они опять называли нас сломанными? Хм, мы же не игрушки, почему они продолжают нас так звать? Может, мы просто неправильно понимаем?       — О чём ты говоришь?! — Седьмой кипел от злости, ему хотелось накинуться на девочку, вытрясти из неё весь дух, но подсознательно он боялся причинить ей вред.       — Я потом спрошу у Марии Петровны об этом слове, она хорошая, поэтому не станет ругаться.       — Эй, напомни, как тебя зовут? За столько лет я помню только твой нос картошкой. — Мальчик помахал рукой перед веснушчатым личиком.       — Пошли! Лиля с Шурой ждут нас. Ты ведь помнишь, что будет вечером?       Девчушка схватила малыша за руку, уводя в сторону деревянных домиков.       Седьмой пытался сопротивляться, но хватка с виду слабой ладошки была тяжёлой. В итоге его затащили внутрь детского домика, где сидели двое малышей: мальчик с деформированной левой частью лица и девочка с головой, намертво вросшей в плечи. Седьмой застыл, увидев их, а на глаза навернулись слёзы.       — Тоша! Куда ты ходил без нас? — возмутился мальчик, в притворной злости ударяя кулачком по перекладине.       — Ты снова нарушил обещание и ушёл веселиться без нас! В знак наказания во время ужина отдашь свой кисель! — девочка же сложила на груди ручки и недовольно надула губки.       Седьмой открывал и закрывал рот много раз, эмоции переполняли его, но слова не находились. Лиля, Шура, Лиза… предатели! Их имена, лица, их пустые обещания – исчезните! С таким трудом ему удалось стереть из мыслей прошлое, оставив только хорошее… В итоге, сев на землю, Седьмой свернулся калачиком, закрывая лицо и уши, – не хотелось погружаться в забытые болезненные воспоминания!..       — Хм! Хорошо, я тебя прощаю, но только на этот раз. Давайте посчитаем денежку!       Возмущение резко перешло на заговорщицкий тон. Дети продолжили болтать, будто их друг вёл себя совершенно нормально. Никто не выказал удивления или тревоги, заставляя Седьмого сходить с ума. С зажмуренными глазами и с зажатыми ушами он всё равно всё видел и слышал.       — А? Разве Лиза тебе не рассказала?       — Тоша, не будь таким правильным. Ты больше всех хотел побывать на ярмарке.       — Подумаешь, украли немного денег! Они этого даже не заметят.       — Насобирать? Сколько времени для этого понадобится? Взрослые говорили, что ярмарка в деревне будет только в этом году. Эспепимен – так они называли её! Ты глупый, поэтому не знаешь это слово. Оно означает, что в следующем году мы не сможем увидеть горящие бумажные фонарики и взрывающиеся цветы в небе!       Каждое слово вреза́лось иглой в голову, утяжеляя мысли, принося боль от распечатывающихся воспоминаний. Те самые цветы в ночном небе – и безграничное счастье, и всепоглощающее горе, момент, когда всё начало рушиться, снежным комом скатываясь в бездну…       Седьмой, не желая слышать ни слова, вскочил на ноги и, отчаянно закричав, вылетел из маленького детского домика. Он бежал, не видя земли перед собой, отдаляясь всё дальше и дальше, но слова продолжали доноситься до его ушей.       — А я хочу половить рыбок! Взрослые говорили, что если словить золотую рыбку, то она исполнит одно желание.       — Тогда я тоже хочу поймать золотую рыбку!       — Давайте словим каждому по одной. А кто что загадает?       — Хочу быстрее вырасти и стать, как Мария Петровна: доброй, хорошей и помогать детям.       — Тогда я тоже загадаю побыстрее вырасти. Начну много зарабатывать денег, чтобы помогать тебе заботиться о детях, покупать игрушки и вкусную еду.       — А я, а я… быстро вырасту и стану, как Пётр Сергеевич, вот! Научусь вкусно готовить, и тогда не нужно тратить деньги на вкусную еду!       — Тоша, а какое желание загадаешь ты?       — Я? — тихий тонкий голосок громом вырвался из воспоминаний, ударяя по разуму прожигающей волной. — Хочу всегда быть вместе с вами.       — Ай, Тошка, ты ещё такой ребёнок! И желания у тебя детские, — запричитала Лиза, после чего послышался хор звонкого смеха.       Седьмой, добежав до дерева, со всей силы ударился о ствол головой! В ушах зазвенело, смешивая смех малышей с гудением. Физическая боль впервые в жизни принесла Седьмому не страдание, а облегчение. Когда разговор детей возобновился, мальчик вновь ударился головой о ствол. На лбу образовалась шишка. Так он продолжал ещё долгое время, сдирая кожу на лбу о кору, заливая маленькое личико кровью. Когда же наступил вечер, за ним снова явились.       — Тоша, ну вот опять ты ушёл один. Ты ведь сам говорил, что хочешь всегда быть вместе с нами. Пойдем, мы должны выбраться из дома, пока взрослые не закрыли дверь.       Седьмой в ужасе отшатнулся, отчаянно махая головой.       — Нет-нет-нет! Я не пойду! Я не хочу!       Развернувшись, он снова начал убегать…       Алый свет заката окрасил землю. В обычное время такая картина завораживает, согревает душу, сейчас же Седьмой пребывал в ужасе, будто мчался по утопленной в крови дороге, ведущей в ад. Изо всех сил шевеля маленькими ножками в попытке скрыться, он так и не сумел сделать ни одного шага. Холодная ладошка стальным захватом легла ему на запястье, затягивая сопротивляющуюся жертву прямиком в бездну. Седьмой отчаянно пытался вырвать руку, упирался ногами, брыкался, кричал, но всё тщетно: четверо детей встретились, перелезли через дыру в заборе и спустились вниз по узкой дорожке.       Малыши взволнованно болтали, ведя фантомный диалог, не зная ничего о будущем. Маленькое тельце Седьмого словно бездушную куклу тащили следом, волоча по земле. Он ощущал болезненное жжение на спине, нежная детская кожа легко травмировалась от трения, постепенно превращаясь в кровавое месиво. Но его это не волновало. Что такое физическая боль? Седьмой переживал нечто более страшное…       Направленный в небеса пустой взгляд ловил первые зажжённые звёздочки. Тёплый ветерок нежно колыхал кроны деревьев, стрекотали сверчки, звенели детские голоса – ничего не предвещало беды, не засоряло чистые умы, не рушило мечты. Седьмой больше не пытался понять, кто он и что с ним происходит. Сошёл ли он с ума, видит кошмар или умер и попал в чистилище – нет разницы. Что бы это ни было – это его личный ад…       Ему хотелось, чтобы дорога длилась вечно, чтобы они никогда не дошли до места назначения, но желаниям не суждено исполниться. Вдалеке послышался гул сливающихся воедино голосов, с каждым шагом становясь ближе, громче. Его дотащили до ярко освещённого места со множеством палаток, цветных фонариков, людей и запахов. В следующую секунду он уже стоял рядом со своими друзьями.       — Вау, как красиво!       — Пошли туда. — Лиля указала пальчиком на ближайшую палатку со множеством игрушек.       — А потом туда, — в голосе Шуры прослеживались явные нотки возбуждения.       Детишки начали свой долгий путь между палатками, не упуская ни одну из вида. Седьмой молча плёлся за ними словно привязанный. Его друзья искренне веселились, ничего не зная об этом мире и веря, что они такие же, как все. Странные взгляды прохожих, тихие шепотки, бесстыдное тыканье пальцев… Что малыши могли понимать? Только сейчас Седьмой сумел распознать все эти мерзкие выражения глаз, наполненные сочувствием, отвращением, любопытством, жалостью. Лучше бы они смотрели равнодушно.       Дети дошли до тира. Десять выстрелов были разделены между друзьями: Лизе с Шурой досталось по три, а Лиле и ему по два. Определяли, играя в «камень-ножницы-бумага».       — О, я попала! — радостно закричала Лиза, чуть ли не подпрыгивая на месте.       Девочка отстреляла свои пульки и передала игрушечное оружие Седьмому.       — Не бойся, стрелять легко, нужно только успокоиться, прицелиться и нажать на эту кнопку.       Седьмой тупо уставился на пистолет, который с трудом мог обхватить своими маленькими ладошками. Он ничего не делал, а выстрелы прозвучали сами собой. Подняв голову, увидел, как одна крупная мишень пошатнулась и упала. Послышался радостный вопль ребятишек:       — Ура! Ты попал!       — Тошка, ты прирождённый стрелок!       — Сразу видно – мой брат! — гордо вторил Шура.       Пистолет испарился из рук малыша, затем появился на столике возле мужчины.       — Какие меткие стрелки мне сегодня попались! Дядя даст вам в награду по леденцу!       Седьмой перевёл взгляд на мужчину простой внешности. Широкая улыбка, доброе выражение лица, мягкий голос и взгляд, наполненный жалостью. Кому нужна эта жалость? Мимолётная доброта подобна глотку яда, но дети с радостью выпьют его. Всего один маленький леденец на палочке, а столько счастья, способного единственной вспышкой осветить непроглядную тьму…       Дальше шла палатка с деревянными фигурками. За столом сидела женщина, орудуя ножом по бруску.       — Вау, как красиво! Этот котик такой милый!       — Смотри, здесь медвежонок, он ест мёд!       — А тут собака, у неё даже зубки есть!       — Шура, это не собака, а волк, ты такой глупый.       — Нет, это собака!       — А я говорю волк!       Шура с Лилей начали спор, в это время Лиза оживлённо нашёптывала Тошке на ухо:       — Они оба такие дети! Какая разница, волк это или собака? Выглядят одинаково! Давай не будем обращать на них внимание. Смотри, там украшения, пошли туда.       Девочка побежала дальше, утаскивая мальчика за собой. Седьмой бросил на двух оставленных позади друзей тревожный взгляд.       — Давай останемся, мы не должны их бросать! — взмолился он, пытаясь тянуть девочку назад, но попытки снова оказались тщетными.       Седьмой уже понял: эта неизвестная вселенная неподвластна ему, он мог только слепо следовать установленному порядку, словно погружённый в 5D кино.       Лиза не услышала его отчаянную просьбу, оттаскивая всё дальше в сторону. Толпа людей быстро скрыла Шуру и Лилю с глаз…       — Какие красивы браслеты, особенно вот этот! Хм, этот тоже красивый и этот!.. Тоша, смотри, какой лучше? Ты прав, они дорогие. Если куплю, то не смогу словить золотую рыбку. А? Ты купишь его для меня? Но тогда ты не сможешь словить золотую рыбку… Хорошо! Когда я вырасту, то позабочусь о тебе!       У девочки в руках оказался кулончик нежно-розового цвета, очень простой, круглой формы, размером с ноготь взрослого человека. Ничего необычного, но Лиза осторожно держала его в ладошке, будто боялась, что сможет раздавить. Карие глаза блестели от радостного возбуждения. Кулон – первый подарок в её жизни… и последний.       Седьмой всматривался в каждую чёрточку маленького личика, подмечал каждую эмоцию во взгляде. Он давно забыл счастливое выражение её глаз, живую лучезарную улыбку. Во снах она приходила к нему равнодушной, безразлично взирающей на него, будто корила за стремление жить. Позже её образ начал расплываться, превращаясь в неразборчивую массу, а спустя годы даже этого не осталось – она перестала приходить во снах…       Перемещаясь от палатки к палатке, они постепенно уходили дальше, вглубь людской массы. Ранее направленные в их сторону взгляды теперь рассеялись меж фонарных огней. Запахи еды, дыма, человеческого пота, разномастных духов и многие другие, непонятные, неразличимые, смешались воедино, вызывая чувство дискомфорта и лёгкого отвращения.       — Вау, смотри, Тошка! Съедобное белое облако! Интересно, какое оно на вкус? Давай попробуем!       Девочка побежала к прилавку, минуя несколько палаток, а через пару минут тонкие пальчики держали палочку с сахарным облаком.       — Вкусно! Давай сядем вон там, съедим его, а потом отправимся на поиски золотой рыбки!       Минуя ряды палаток, они выбрались к тёмной части ярмарки. Тёплый летний ветерок обдувал лица, развевал волосы, ласкал кожу. Они присели на землю, поджав ноги к груди. На небе в окружении звёзд висел полумесяц, а сладкий сахарный аромат перебивал запах травы.       Девочка что-то щебетала, возбуждённо размахивая свободной рукой, затем послышались хлопки и чёрную небесную гладь озарили яркие огни. Седьмой бросил ввысь один взгляд, после чего переместил на девочку. Всё осталось так же, как и в мимолётных воспоминаниях о детстве: ночное небо осветилось разноцветными цветами фейерверков, но не эта красота вновь привлекла маленького мальчика – намного прекраснее была лучисто улыбающаяся девочка, что смело держала его за руку. Вот только тогда ладошка её была теплой, нежной и хрупкой, а сейчас – холодной, тяжелой, сильной. И запах сладкой ваты до тошноты приторный, нереальный, обманчивый…       Отфильтрованные годами воспоминания начали вырываться из скорлупы прошлого, погружая в пучину неизбежного.