Сон в осеннюю ночь, или Ускользающий сон злодея [том 1-2]

      Прошлое должно оставаться в прошлом, а о будущем не стоит грезить, ведь оно может никогда не наступить — жить необходимо настоящим. Если не прокладывать дорогу шаг за шагом, можно навсегда утонуть в иллюзии.       Седьмой закопал своё прошлое в глубине души, оставив в воспоминаниях только лучшие моменты. Он никогда не мечтал о будущем, ведь в любой момент мог не проснуться. Однако, как показала практика — старания порой не окупаются. Фантом из прошлого пришёл к нему в настоящее.       Фейерверки перестали озарять ночное небо цветными, яркими вспышками. На место хлопков пришёл вой сирены. Седьмой отвёл взгляд от лучезарной девочки в сторону мигающих сине-красных огней — предвестников несчастий. Машины припарковались рядом с палатками, очень близко к их местоположению, из них вышли люди в униформе. Гуляки в толпе начали останавливаться и с любопытством взирать на стражей порядка.       — Внимание, внимание! — послышался старческий голос из громкоговорителя. — Из детского дома «Счастье» пропало четыре ребёнка на вид около пяти лет. Пожалуйста, содействуйте поискам. У кого имеется информация о детях-инвалидах просим сообщить.       Призыв повторился ещё несколько раз, после чего начались масштабные поиски.       — Они пришли за нами? Но как узнали? Мы же положили под одеяло подушки и уходили тихо!       Седьмой видел в карих глазах искреннее непонимание и нарастающий страх. Он сам боялся будущего. Глупо было полагать, что взрослые не заметят пропажу четырёх детей, ведь ночной обход никто не отменял. Вот только маленькие умы ещё слишком мало знали о жизни, в их понимании всё намного проще: если ты никого не видишь, закрыв глаза, значит остальные тоже тебя не увидят.       — Лиза, Тоша, Шура, Лиля! — послышался знакомый голос.       — Это Мария Петровна? Ах, она же не побьёт нас? — взволнованно затараторила Лиза.       В ответ Седьмой нахмурился, припоминая следующие события, уж лучше бы их побили…       В скором времени их пару, находящуюся вблизи поисковой группы, отыскали. Пухленькая женщина средних лет со страхом в глазах взирала на детишек.       — Ах вы, маленькие проказники! Знаете, как эта старая женщина за вас волновалась? Зачем вы ушли одни ночью? А что если бы с вами что-нибудь случилось?! — Мария Петровна взволнованно защебетала обнимая два тельца, в нос ударил стойкий запах горьких лекарств слегка перебиваемый ароматом молочного чая.       Со стороны послышалось волнение, некто в синей униформе стражей порядка бежал с ребёнком на руках к машине медицинской помощи. Седьмой выглянул за плечо женщины. С этого ракурса многого не увидишь, но картинка слабой, маленькой болтающейся в воздухе руки хорошо просматривалась.       — Ребёнок ранен, быстрее носилки! Где доктор?       Крики, музыка, вой сирены, детский плач — всё смешалось в единый гул. Мария Петровна, наказав детям никуда не уходить, приподняла подол тяжёлой юбки и убежала к носилкам.       — Тоша, мне страшно…       Седьмой взглянул на девочку. Улыбка, радость, игривость — ничего не осталось, только страх, волнение и тревога в карих глазах. Тогда он тоже испытывал эти чувства перед неизвестностью, сейчас же его сопровождала болезненная печаль. Мальчик взял маленькую ладошку и крепко сжал. Тогда он этого не сделал… не знал, что нужно было её поддержать. Он ведь мужчина, значит должен оберегать девочку, непозволительно было дрожать в сторонке, переживая только о себе. Нельзя оправдываться тем, что он был ещё ребёнком. Ошибка — есть ошибка.       В скором времени их увезли в детский дом и заперли в комнатах. Седьмой осмотрел простое, маленькое помещение: металлическая кровать, крохотный столик, табуретка, тумбочка для редких вещей, окно с жёлтыми шторами, линолеум на полу и побеленные стены. Для маленького ребёнка довольно много свободного пространства, а всё из-за пустоты. Раньше он, как и другие дети, радовался наличию собственной комнаты. Спустя время понял, почему к ним, сиротам, были так щедры. Всё дело не в доброте, а для избежания паники, ведь проще уносить бездыханные тела не привлекая внимания: не нужно успокаивать, объяснять, обманывать, просто на утро скажут: «ваш друг уехал в лучшее место», хорошо если не добавят «позже вы тоже сможете туда попасть».       Седьмой лёг на кровать уставившись в белый потолок, в груди ныло и кололо. Он задыхался в этом месте, ему срочно необходим свежий воздух.       Сорвавшись с места, мальчик схватил табуретку и кинул в окно. Хрупкое стекло должно было рассыпаться в дребезги от удара, но табуретка отлетела назад, будто ударила нечто мягкое, эластичное. Секунду спустя всё вновь стояло на своих местах. Седьмой схватился за голову, падая на колени. По комнате разнёсся скулёж раненого зверя.       Ночь протекала медленно, тихо, ничем не отличающаяся от реальной. За окном светил полумесяц, холодным одиноким светом заглядывая в окно. Седьмой никогда не страдал клаустрофобией, но сейчас на него давили стены, тишина и одиночество. Он боялся лишний раз моргнуть, чтобы не потонуть в кромешной тьме, жадно ловя взглядом уходящий к горизонту огонёк света. Словно пережив вечность в замкнутом пространстве, он заслышал за дверью шум, который вскоре затих.       Стоило солнцу взойти из-за горизонта, дверь в комнату с хлопком открылась, а затем послышался раздражённый голос.       — Ты ещё спишь? Вставай! Как можно беззаботно спать после всего, что вчера натворил? Быстрее собирайся, директор ждёт!       Молодая девушка подошла ближе, грубо схватила мальчика за руку и потянула к выходу. Седьмой не мог сопротивляться, да и не пытался. Его вновь тащили как тряпичную куклу волоча по полу и вскоре закинули в хорошо обустроенный кабинет. За большим дубовым столом сидела женщина в строгом костюме с накинутым на плечи белым халатом. Острые брови сошлись на переносице, тонкие губы, накрашенные розовой помадой, поджаты, а с кончика носа свисали круглые очки. Справа, на диване, словно присяжные на суде, восседали несколько человек в белых халатах, у двери стояли напуганные Лиза и Лиля. Женщина, тащившая его до кабинета, грубо толкнула мальчика к девочкам.       — Вы хоть понимаете, что наделали? — взревела женщина за столом. — Из-за вас репутация детского дома испорчена! Начальство рвёт и мечет, полиция завела уголовное дело, а ещё и папарацци статью на главную страницу к утру напечатали! Вам мало было сбежать, вы ещё и деньги у Кирилла Сергеевича украли! Вы уголовники что ли?..       Женщина продолжала кричать, периодически ударяя ладонью по столу. Седьмой не сводил с неё взгляда, просматривая в зелёных глазах за стёклами очков льющееся презрение, злость, ненависть, гнев. Ни капли волнения за детей, никакого переживания, даже редкой жалости не наблюдалось. Ей было плевать умрут они или нет, её больше волновала статья в газете. Седьмой отвёл взгляд к окну. В будущем он искал статью на сегодняшний день, но ничего не нашёл. Столько крика, а по итогу никакой статьи так и не вышло.       Их ещё долго ругали, девочки плакали тихо глотая слёзы, а потом Лиза не выдержала стресса, схватилась за грудь и упала на пол. Взрослые резко замолчали, началась суматоха. Мужчина в желтой майке и джинсах первым подбежал к девочке.       — Сердечный приступ! У неё сердечный приступ! Быстрее несите её в неотложку!       Седьмой смотрел как розовая кожа быстро белела, губы синели, а карие глаза закатились. Он хотел подбежать к ней, обнять, помочь облегчить боль, но ноги предательски не двигались с места. Девочку унесли из кабинета, а его с Лилей вернули в комнаты. Завтрак, обед, ужин, затем вновь завтрак, обед, ужин… сколько дней прошло? Два, пять, семь? Седьмой сходил с ума не в состоянии сосчитать. Он не ел, но был сыт, он не спал, но был полон энергии…       Наконец-то его выпустили, разрешили под присмотром выйти на площадку, словно животное повели на выгул. Ноги сами привели в детский домик, где слышались тихие всхлипы. Мальчик сел на узкую скамеечку и некоторое время только слабый плач разбавлял звонкий смех с площадки, потом девочка подняла голову, тихо проговаривая:       — Тоша, Лиза и Шура… они, — несколько выдавленных слов, а затем продолжение плача.       — Скоро они вернутся, не плачь, — послышался ответ невидимого третьего ребёнка.       Седьмой узнал этот голос, ведь он принадлежит его детскому Я. Фантом прошлого становился чётче.       — Знаешь, — девочка подавила слёзы. — На ярмарке мы встретили других детей… Шура хотел с ними подружиться, но… Тоша, знаешь, что они сказали? Они сказали, что мы монстры, а они люди. Монстры и люди не могут дружить, а потом… потом они начали бросать в нас камни. Шура защитил меня и камень ударил его по голове. Было так страшно… они кричали, что победили монстра и смеялись… а у Шуры текла кровь, много крови… они убили его! — Лиля вновь разрыдалась, её плач стал ещё громче, печальнее.       — Вы не монстры, вы мои друзья! А ещё, Шура не умер, его увезли на машине и скоро он вернётся!       — Ты не понимаешь! Ты глупый! На ярмарке все были такими как ты и Лиза, только я и Шура отличались! Ты человек, а я монстр! Мы не можем дружить! — Лиля выбежала из домика, а мальчик остался сидеть на месте.       Тогда он на самом деле был глупым, многого не понимал, даже в столь важный момент не успокоил её, не пошёл за ней, а глупо смотрел как её хрупкая фигурка скрывается из вида. Из карих глаз полились слёзы. В груди заболело сильнее, стало трудно дышать. Фантомный Тоша чувствовал в этот момент только смущение и непонимание, но Седьмой испытывал невыносимую боль. Мальчик запрокинул голову назад, заходясь в истеричном смехе, давясь слезами. Почему он тогда не успокоил её? Почему не пошёл за ней? Почему, чёрт побери, он был таким идиотом!       Время шло, дни тянулись вечностью. Седьмой продолжал жить в этом мире запутываясь в иллюзии ещё больше. В какой-то момент он вернулся к имени Тоша, воспринимая себя прошлого как настоящего. Лето подходило к концу, солнце дарило меньше тепла, ветра становились холоднее, небо чаще заволакивали тучи, проливались дожди, а деревья окрашивались в жёлтые тона.       Наступил очередной день. С самого утра моросил дождик, поэтому детей не выпустили на улицу, отводя в игровую комнату. Седьмой сжался в углу, наблюдая за остальными детьми в надежде отыскать знакомые фигуры. С того дня Лиля не покидала своей комнаты, отказывалась выходить или видеться с кем-либо. Мальчик долго смотрел в центр зала, затем встал и побрёл к выходу.       — Тоша, ты куда идёшь? — окликнула женщина в белом халате.       — В туалет.       — Хорошо, только не броди по зданию. Туда и обратно, понял?       — Да.       Малыш вышел из комнаты и направился в другом направлении от уборной. Седьмой больше не пытался сопротивляться телу, оно жило своей жизнью. Идя вдоль коридора, он заслышал голоса взрослых из приоткрытой двери кабинета. Ребёнок на некоторое время застыл в некой нерешительности, затем подошёл ближе.       — Завтра привезут очередного сломанного и куда его селить прикажите? У нас нет мест! Как же бесит, вот постоянно они дают нам невыполнимые задачки.       — Уберём комнату под номером тридцать, всё равно у ребёнка отказала печень, вряд ли он протянет больше недели.       — А? Что за ребёнок? Что-то не припомню.       — Александр Вавыко, его Шурой все звали. Помнишь, у него ещё лицо изуродовано было?       — Что-то припоминаю…       — Тц, как ты можешь забыть? Из-за него и ещё троих детей директриса месяц рвала и метала, приходилось по струнке смирно ходить. Они сбежали на ярмарку, где ему голову камнем разбили.       — А-а, теперь вспомнил. А что с его печенью? Разве у него не только синдром Тричера Коллинза?       — Ты хоть иногда читай медицинские карты. У него врождённый цирроз печени, а после перенесённого стресса пошло осложнение.       — Ну, может оно и к лучшему. Черепно-лицевая деформация, а к ней ещё и цирроз печени, разве это жизнь? Малой только настрадается в будущем, а так раньше уйдёт на реинкарнацию.       — Жаль его…       — А кого в наше время не жаль? Нам вот приходится по двенадцать часов в сутки пахать, чтобы прокормиться. Тоже жизнь не сахар. Всё, хватит болтать, иди готовь комнату, а как вернёшься, пойдём обедать.       Мальчик вздрогнул, затем быстро убежал. Из глаз лились слёзы. Теперь и до маленького, глупого Тоши начали потихоньку доходить многие вещи. Малыш выбежал из здания, добежал до домика на игровой площадке и забившись в угол горько заплакал. Сознания ребёнка и взрослого постепенно сливались, соединяя мысли и эмоции воедино. Спустя несколько часов его нашли, отругали и вновь наказали, запретив выходить из комнаты. Тоша был поглощён своими мыслями, его не страшило наказание. Три раза в день приносили еду и пичкали горсткой таблеток, спустя пару дней его вывели на улицу. Никто из детей не подходил к нему, не пытался заговорить или поиграть, сторонились будто прокажённого. Тошу не интересовала причина столь резких перемен, он всё время думал о своих друзьях, боялся, что никогда больше не увидит их. На следующий день мальчик решился поговорить с Лилей, придя к её комнате, он долго стучал в дверь. Никакого ответа, никаких звуков, будто внутри никто не жил. Тоша сел рядом с дверью, поджав коленки к груди, иногда стуча в дверь и зовя подругу. К обеду начались его поиски. Женщина средних лет нашла его первая, гневно начав кричать:       — Да сколько ты ещё будешь доставлять проблемы?! Почему не можешь как остальные дети играть на площадке! Противный мальчишка, на этот раз тебе запрещено неделю выходить из комнаты! — Женщина схватила малыша за плечо и сильно тряхнула, утаскивая вдоль коридора.       — Нет, пожалуйста, позвольте увидеть Лилю! Пожалуйста, только один раз, обещаю, после этого буду послушным!       — Да что ты говоришь? Ты, маленький гадёныш, должен быть благодарен за кусок хлеба и благоразумно не доставлять проблем взрослым, которые заботятся о тебе. Это само собой разумеющееся, заруби себе на носу!       — Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста! Только один разочек!       — Ладно, не реви! Запомни своё обещание и посмей только нарушить его, одной неделей взаперти не отделаешься!       — Обещаю, я буду послушным, — сквозь всхлипы проговорил мальчик, женщина хмыкнула, затем подошла к двери.       — Лиля, открой! Сколько раз тебе нужно повторять: не закрывайся изнутри! — женщина дёрнула дверную ручку. — Чёрт! Кто вообще додумался в этой комнате поставить замок? Нужно сходить к плотнику, написать запрос на снятие замка. Лиля, открывай!       Изнутри всё также не слышалось ни единого звука. Женщина стучала с минуту, после чего начала волноваться.       — Иди к себе в комнату, она сейчас спит, потом увидишься с ней, — и не дожидаясь ответа мальчика убежала.       Тоша не послушался указаний, у него на сердце было неспокойно.       — Лиля, открой! Лиля, это я, Тоша, открой! Пожалуйста, мне страшно, выйди! — мальчик, игнорируя боль в кулачках, продолжал бить в дверь.       Прошло не меньше десяти минут, как женщина вернулась с мужчиной старческих лет. Пожилой человек открыл чемодан с инструментами и приступил к вскрытию замка.       — Ты почему ещё здесь? Быстро уходи! Не мешай!       — Нет, я не уйду пока не увижу Лилю.       — Мелкий паршивец…       — Валя, не кричи, лучше помоги, — позвал мужчина.       Женщина неохотно отвернулась от мальчика и начала выполнять указания коллеги. Вскоре к комнате прибежало несколько человек, Тоша находился на пике волнения, совершенно не замечая ничего. Как только замок сняли, а дверь слегка скрипнула, мальчик прошмыгнул мимо взрослых, врываясь в комнату. Маленькая девочка лежала на кровати с открытым ртом. Карие глаза неестественно закатились, а в уголках губ блестела скопившаяся слюна.       — Лиля! — Тоша схватил подругу за плечи. — Проснись, это я, Тоша, твой друг!       — Откуда здесь ребёнок? Заберите его кто-нибудь!       — У девочки асфиксия, быстро в неотложку её, может ещё успеем спасти!       — Что произошло? Почему никто не досмотрел?       — Час назад я её проверяла, всё было в порядке.       — Ладно, потом разберёмся, займитесь кто мальчишкой, он мешается!       Сильные руки схватили малыша, все попытки сопротивления казались тщетными, сначала его пытались увести, держа за плечи, затем обняли и прижали к широкой груди. Тоша кричал, брыкался, вырывался, а потом начал задыхаться. Резкая боль в груди, помутнение в глазах, спазм челюстно-лицевых мышц, а в голове только имя Лиля. На краю сознания он слышал отголоски громких, взволнованных голосов.       — Чёрт, у мальчишки приступ!       — Он сердечник? Несите в неотложку! Проведите оксигенотерапию, венозную катетеризацию, измерьте артериальное давление…       — Доктор, у девочки отсутствует пульс!       — Так чего ты медлишь? Проводи ИВЛ! Почему никто ещё не принёс…       Слова начали расплываться, потухать во мгле, лишь эхо от криков разносимое по холодным, длинным коридорам ещё долетало до ушей. Перед глазами отплясывали тёмные круги, тело ощущало тряску, а затем прохладный покой. На лицо легло нечто круглое, позволяя дышать свободнее. В онемевшую руку просунули ледяную иглу. Всё проходило, как в тумане. Вроде не спишь, но и спишь вроде. Не понятно где сон, а где реальность. И кто-то в этом состоянии тихо шепчет, опаляя ухо жаром: «держись, маленький, только держись». И он держится. Непонятно для чего или зачем, просто держится, а ведь с той стороны машут Лиля и Шура, подзывая к себе, смеются, хотят поиграть. Он бы пошёл, окунулся бы в счастье с головой, ведь скоро к ним присоединится Лиза, но всё равно держится на вливаемых внутрь лекарствах, на цепких руках равнодушных взрослых, на упрямстве…