Глава 39. Хрупкое воссоединение
21 мая 2023 г. в 20:22
Пикающий звук, едкий запах антисептика, слабость во всём теле, онемевшие конечности и давящая резинка на лице — ему нет необходимости открывать глаза, чтобы понять своё местоположение. Всё указывало на столь ненавистную и родную больницу. Сквозь распахнутые занавески пробивались редкие солнечные лучи в надежде дотянуться до дальнего уголка комнаты к его кровати, одной из многих в реанимации. Сознание возвращалось постепенно, вынуждая вспомнить весь произошедший ужас, вместе с тем душа заболела с новой силой, но вот разум оставался подозрительно умиротворённым. Редкие реснички задрожали, затем медленно приоткрылись под свинцовой тяжестью век. Не нужно тратить силы, чтобы осмотреть комнату — он слишком хорошо её знает. Взгляд карих глаз проследил вверх по белому штативу, на котором подвешен мешочек с физиологическим раствором, от него отходила трубка, конец которой тонкой иглой пронзал руку. Седативные препараты лучше всего помогали избавиться от стресса, заставляя равнодушно взирать на мир. Мальчик моргнул, переводя взгляд на большое электронное устройство, считывающее сердечный ритм, рядом стоял жёлтый металлический баллон для подачи кислорода. Из раза в раз одно и тоже, ничего не меняется. Когда-нибудь кардиомонитор откажет и вместо равномерного пиканья издаст один долгий протяжный вой, оповещая этот серый, равнодушный мир о его кончине.
В палату вошла молодая девушка в белом халате, во взгляде читалась редкая для взрослых нежность, смешанная с жалостью.
— Малыш, ты проснулся? Как себя чувствуешь? Не засыпай пока, хорошо? Я позову доктора.
Тоша наблюдал как медсестра быстро покинула палату, спустя всего три минуты она вернулась с пожилым мужчиной.
— Изотов Анатолий Васильевич, семь лет, правильно?
Седьмой вяло кивнул. Обычная практика для того, чтобы быстро понять повредился ли мозг. Наверное, только доктора и знают его полное имя, даже мальчик не уверен, что никогда не забудет его. Возможно, однажды мозг откажет, а, возможно, он просто не вспомнит полного имени. Кому какая разница? Всё равно некому представляться и некому его звать. Он просто Тошка, один из многих никому ненужных сломанных детей.
— В груди болит? — Мальчик слабо покачал головой. — Пошевели пальчиками на руках. Молодец, а теперь на ногах. Умница. Говорить можешь?
— Да.
— Вот и славно, сильно не волнуйся, ни о чём не думай, отдыхай, скоро пойдёшь на поправку и будешь снова играть со своими маленькими друзьями, главное слушайся медсетричек и всё у тебя будет хорошо, — доктор проверил капельницу, затем пошёл на выход, попутно обращаясь к девушке. — Критический момент мы пережили, понаблюдаем ещё денёк, а завтра можно переводить в педиатрию.
— Хорошо, доктор. Может осмотрите Карламову из соседней палаты?
— Есть изменения?
— Нет, всё ещё в коме.
— Тогда продолжайте следовать установленному курсу лечения.
Дверь в палату закрылась, оставляя ребёнка наедине с пикающим звуком. Взгляд карих глаз, растерянно смотрящих в белый потолок, постепенно начал расплываться, а сознание проваливаться в мутный сон, сквозь который мальчик ощутил как маленькое сердечко пропустило удар, потом второй. Ритмичный писк электронного устройства сменился протяжным воем, оповещая остановку сердца. Хлопок в дверь, яркая вспышка света, крики персонала, холод на груди, затем громкий треск и обжигающий удар электричества. Суматоха, казалось, длилась всю ночь и успокоилась только с восстановлением ритмичного пиканья. На следующий день Тоша не проснулся, и днём позже, и после него…
На улице погода совсем испортилась: солнце редко показывалось из-за туч, а холодный ветер гонял по дворам опавшие жёлтые листья. На дорогах царственно расплескались лужи, вынуждая пешеходов смотреть под ноги и обходить их стороной. У каждого в сумке лежал складной зонтик, готовый выручить хозяина от неожиданного дождика.
По окну забарабанили капли, разбавив монотонный писк кардиомонитора. Мальчик приоткрыл глаза, тяжёлым взглядом уставившись в белый потолок. Его сознание должно было быть запутанным, но он ясно мог мыслить. Горло рвало от сухости, мышцы ныли от слабости, а глаз резал яркий искусственный свет.
Он всё ещё жив — на этот раз знал, что выживет. Легче от осознания не становилось, наоборот, противно, будто кто-то расписал по абзацам всю жизнь в жанре трагедия. Вскоре прибежали медсестра с доктором, провели тщательный осмотр и задали ряд повторяющихся вопросов, а затем спокойно ушли. В конце дня ему поставили капельницу, сделали несколько уколов и накормили жидкой, безвкусной кашей. Ночь для Тоши прошла тихо, только в соседней палате кого-то в очередной раз спасали.
На следующий день его ждал постный бульон и горсть родных таблеток. Через маску со слабым шипящим звуком поступал кислород, делая каждый вдох легче, но в тоже время неприятно сушил слизистую, словно кто-то маленькими коготочками шкрябал по горлу. Кардиомонитор продолжал всё также противно пикать. Из-за действия седативных препаратов постоянно клонило в сон, чувствовалась сильная слабость. На третий день наконец-то убрали трубки с лица и провода с тела, разрешили вставать. Конечности с трудом слушались, будто и не своими вовсе пытался двигать, а чужие одолжил. Доктор не спешил переводить его в педиатрию, опасаясь очередного приступа, разрешил остаться в реанимации на больший срок. На четвёртый день мальчик уже мог выходить из палаты. В коридоре ходили в основном люди в белых халатах, очень редко можно было встретить кого-то из пациентов, в основном они послушно лежали в своих кроватях спя непробудным сном. Тоша в отделении занял позицию маленького призрака, тихонько переходя из угла в угол, иногда подслушивал чужие беседы. Как-то раз, после очередного обхода, доктор не удосужился хорошо прикрыть дверь.
— Думаю, Изотова можно переводить в педиатрию. Больше нет смысла наблюдать за ним.
— Доктор, стоит ли ребёнку назначить консультацию у психолога? Мальчик очень зажат, необщителен, малоактивен, совершенно не похож на своих сверстников.
— Я реаниматолог, а не личный лечащий врач, пусть в педиатрии решают, что с ним делать. Но ты права, нужно сделать пометку в выписке. Хотя, не думаю, что он долго проживёт.
— Доктор! Что вы такое говорите? — Девушка засуетилась, затем послышался стук закрывающейся двери.
Взгляд мальчика слегка потух от услышанных слов, а внутренности будто бы обдало ледяной водой. Седьмой, привыкший к подобному, безразлично продолжал прокручивать в голове старые воспоминания, которые подсказывали ему, что в скором времени Тоша станет частым гостем у психолога, который медленно начнёт учить его жить одним днём. Лишь спустя годы он осознает, что обычные люди живут строя планы на будущее, его же будущее никогда не планировало наступать.
Ночью, после отбоя, мальчик, ведомый внутренним чувством, вышел из палаты. Тихо прошмыгнув мимо медицинского поста, ребёнок подошёл к двери на которой висел список пациентов. Он плохо читал, но знакомое имя сумел разобрать.
— Элизабет... Лиза, — прошептали сухие тоненькие губки.
Потянув за ручку, он вошёл внутрь через образовавшуюся щель. В палате стоял полумрак, лишь ночные светильники не давали утонуть большой комнате во тьме. Внутри находилось восемь кроватей и лишь на одной лежало хрупкое маленькое тельце. Мальчик сорвался с места, подбегая ближе. Взгляду предстало малознакомое личико. Под впалыми глазами залегли тёмные круги, нежные губы покрыли сухие корки, щеки осунулись, а цвет кожи даже под жёлтым светом светильников выдавал серость. Изо рта выходила трубка, руки в следах от уколов, на груди множество проводов. Слабое детское сознание с трудом выносило подобную картину, в голове всплыли слова Лили «Шура и Лиза умерли». Неужели так выглядит смерть? Седьмой в полубреде пытался справиться со своим юным сознанием, чтобы они оба не рухнули. Он знал, что ещё не конец, будет только хуже, лучше бы она правда умерла прямо здесь и сейчас, тогда они навсегда остались бы лучшими друзьями друг для друга. Тоша аккуратно обхватил тоненькие пальчики девочки, боясь навредить ей. Они ведь сломанные дети, которых невозможно починить, которых выкинули, если он сожмёт сильнее, то может сломать хрупкую оболочку окончательно. Мальчик заплакал, а сквозь тихие всхлипы послышалась мольба:
— Не умирай, ты не можешь умереть ведь обещала всегда оставаться рядом. Проснись…
Долго, горько, печально плача и молясь, он уснул рядом с кроватью. На утро его нашли, сделали выговор, после чего отослали в педиатрию. Среди оживлённых, энергичных детишек он выглядел белой вороной: ни с кем не общался, ходил хмурый, отстранённый, молчаливый, часто забивался в тёмные углы, где долго смотрел в пустоту, будто обдумывал великие жизненные проблемы. Из-за столь несвойственного детям поведения ему назначили курс у психолога.
— Привет, меня зовут Александр Иванович, можешь звать меня просто дядя Саша. А тебя как зовут?
— Меня зовут Тоша.
— Тоша, какое красивое имя, приятно познакомиться, — молодой человек протянул руку, здороваясь с ребёнком как со взрослым, их взгляды находились на одном уровне.
Небольшой кабинет усыпан детскими игрушками, скромным столом, живыми комнатными растениями и двумя мягкими креслами, стоящими друг напротив друга. Александр Иванович предложил Тоше сесть в одно из них, сам же сел в другое. Последовали вопросы: сколько лет, что нравится, что не нравится, постепенное переходя к болезни. Седьмой улавливал много подтекста в простых словах взрослого, Тоша же ничего не замечал, честно отвечая на вопросы. В итоге тема перешла к друзьям.
— Твоя подруга Лиля очень ранимая девочка, её обидели слова тех детей, но не стоит воспринимать всё близко к сердцу. Ты тоже не должен слушать плохие слова.
Седьмой устало смотрел сквозь призму молодых глаз на утончённую улыбку психолога, казавшуюся ему оскалом дьявола. Он не может отрицать пользу консультаций, они на самом деле помогли его юному Я взрасти, но какой ценой? Не обращая внимания на чужие слова, не принимая близко к сердцу, не общаясь с неугодными… Спустя время всё это создаёт непроницаемую скорлупу антисоциума, забиваешься в угол с осознанием, что тебе никто не нужен. Вокруг лишь предатели, те, кто осуждают тебя, презирают и ждут момента, чтобы сделать больно. Твои близкие друзья становятся явным примером, ведь что может быть хуже, чем разбившиеся мечты, надежды, безвозвратно перечёркнутые обманом, смертью?
— Не обращай внимание, старайся контролировать эмоции, не проявляй чувства.
Такие сложные слова невозможно понять семилетнему ребёнку, но спокойный голос психолога, его нежная улыбка и мягкое выражение лица, вызывали в мальчике чувство доверия. Взрослые же умнее, надежнее, они не станут врать, не сделают плохо.
— Друзья будут приходить и уходить, нужно уметь принимать новых и отпускать старых, даже если не хочется, даже если больно или неприятно это делать.
Седьмой согласен с этим утверждением. Всё в мире недолговечно, особенно обещания. Иногда о них забывают, в других случаях намеренно нарушают или игнорируют, бывают и обстоятельства, которые не позволяют их выполнить, вот только его юное Я ещё не могло правильно осмыслить слова доктора. Тоша верил в суждения взрослых, что касается веры в своих друзей — она всё ещё крепка в сердце. Взрослые надёжные, но друзья ещё надёжнее, они точно не уйдут, не оставят его, ведь обещали вырасти вместе, всегда поддерживать друг друга.
Несколько сеансов у психолога убедили Тошу в том, что всё будет хорошо, переживать не о чем. Его внутренний мир успокоился. Мальчик начал общаться с другими детьми, всё ещё ожидая возвращения друзей. Скоро он вернулся в детский дом «Счастье», предвкушение от встречи с друзьями переполняло сердце, лишь душа угрюмо смотрела на ставший серым мир. Малыш шёл по знакомым коридорам, заглядывая в высокие окна, которые открывали вид на далёкое, укрытое тёмными тучами небо. Его настроение не портила мрачная погода, ноги практически порхали над полом, а лицо озаряла едва сдерживаемая улыбка. Ближе всех находилась комната Шуры. Тоша остановился перед большой дверью, сделал пару глубоких вдохов, как учил его доктор, и, успокоившись, постучался. Послышалось шарканье маленьких ножек, а спустя минуту дверь приоткрылась. В образовавшейся щели показалась светлая макушка.
— Т-ты к-кто? — незнакомый, заикающийся голосок разрушил нависшую в коридоре тишину.
Тоша нахмурился, а слабая улыбка исчезла с лица. В воспоминаниях всплыл давний подслушанный диалог взрослых, но мальчик всё ещё не мог его правильно осознать.
— Я Тоша, а ты кто? Эта комната принадлежит Шуре, почему ты в ней? Позови моего друга! Шура, выходи, это я, Тоша, пришёл к тебе!
— Э-это моя к-комната, н-ник-к-какого Шур-ры тут н-нет.
— Ты врёшь! Уйди! — Мальчик навалился всем телом на дверь, проталкиваясь внутрь комнаты. — Шура, почему ты не отвечаешь? Где ты?
Тоша осмотрелся по сторонам. Всё то же небольшое пространство, металлическая кровать, маленький деревянный столик, табуретка, тумбочка, голые обшарпанные стены и блеклые, выцветшие жёлтые шторы. Ничего не изменилось, лишь владелец уже не тот.
— Говори, где Шура и почему ты в его комнате? — Тоша схватил ребёнка за грудки со всей возможной силой начав трясти. Мальчик заплакал, пытаясь вырваться из грубых рук.
— Н-не знаю н-никак-кого Шур-р-ру. Эт-то моя к-комната.
Тоша кричал, дёргал за одержу ребёнка, пытаясь добиться от него правды, не веря, что его друга здесь нет. В итоге он отбросил того в сторону, выбегая из комнаты, пробегая вверх по коридору до следующей знакомой двери.
— Лиля, открывай, это Тоша! В комнате Шуры живёт какой-то незнакомый мальчик, нужно быстро найти Шуру и узнать у него, что происходит.
— Ты кто? Почему кричишь и шумишь? Сейчас время сна, если взрослые услышат, будут ругаться! — дверь открыла высокая девочка, уперев руки в бока.
Тоша замер, во все глаза уставившись на незнакомку, его сердце тяжелело с каждой секундой, взращивая неприятное предчувствие.
— Почему ты в комнате Лили? Где Лиля? — заглядывая за спину девчушки, пытаясь отыскать знакомую фигурку, Тоша уже знал правду, но не хотел признавать.
— Лиля? Я таких не знаю. Мне дали эту комнату уже давно, возможно, её пересилили в другое место. Спроси у взрослых и не доставай меня! — девочка захлопнула дверь, оставив мальчика в растерянности.
Тоша опустил голову, затем развернулся и направился к следующему месту.
— Лиза, открывай. Шура и Лиля с тобой? — без особого энтузиазма мальчик вновь постучал, но на этот раз ему никто не ответил.
Повернув ручку, Тоша медленно отворил дверь и вошёл. Всё та же обстановка, как и в других комнатах, но в отсутствии хозяина. Мальчик прошёл внутрь и присел на краешек кровати. В окошко забарабанили капли, а небо потемнело ещё сильнее. В груди ныло, из глаз проливались слёзы, а кончики пальцев сильно похолодели. Тоша тихонько игрался ими, медленно переваривая информацию. Доктор сказал, что друзья рано или поздно покинут его, уедут в лучшее место, кажется, они уже оставили его. От проявленных эмоций хрупкое сердечко заболело сильнее. Тоша впомнил слова психолога, он постарался отпустить мысли о своих друзьях, ведь когда-нибудь настанет его черёд покинуть детский дом, тогда они и встретятся.
Зима сменила осень, а следом пришла весна. Однажды Тоша по привычке зашёл в пустую комнату Лизы и застыл. Перед окном стояла маленькая девочка, намного худее, чем он помнил.
— Лиза? — очень тихо, неуверенно, будто боясь спугнуть, позвал мальчик.
Девочка обернулась. Из окна лил солнечный свет, размывая черты лица, но Тоша сразу же её узнал.
— Ай, почему ты снова плачешь? Такой ребёнок, совершенно не меняешься, — засмеялась девочка.
Тоша не придал словам значение, а бросился к подруге, заключив её в объятия. Тёплая, мягкая, нежная, всё как прежде, только запах лекарств стал сильнее, перебивая лёгкий молочный аромат.
— Ну-ну, не плачь, у меня всё плечо уже мокрое.
Тоша не смел расслабить руки, боялся, что она исчезнет, что вновь останется один. Лизе ничего не оставалось как мягко похлопывать плаксу по спине. Маленький Тоша ничего не замечал, погрузившись в радостное чувство воссоединения, только Седьмой обречённым взглядом осмотрел девочку. Серая кожа утратила свой блеск и румянец жизни, карие глаза впали в глазницы, чётко очерчиваясь тёмными кругами. Губы сухие, фиолетового оттенка. Ногти на руках синие, а детский жирок и вовсе сошёл с лица и тела. Девочка напоминала скелет, обтянутый кожей. Дыхание рваное, тяжёлое. Её стало сложно назвать живым ребёнком. Даже в свои тридцать лет Седьмой выглядел лучше, хотя страдал от серьёзной сердечной недостаточности. Смерть пришла за ней и уже стояла за спиной, приложив лезвие косы к хрупкой шее.
Седьмой долгое время не проявлял себя в теле, постепенно сливаясь сознанием со своим юным Я, ему пришлось приложить не мало усилий, чтобы повернуть голову вправо. На небольшой тумбочке в углу лежала горсть таблеток, затем он отодвинулся немного назад, заглядывая в карие, тусклые глаза. В них не наблюдалось живых эмоций, только нежелание наравне с неизбежностью. В этот момент Седьмой многое понял из прошлого. Надежда давно покинула это слабое, хрупкое создание. Она знала о своей судьбе. Седьмой отпустил контроль над телом, погружаясь в холодный омут пустоты, продолжая наблюдать за продолжением записанной им же истории.
— Мне сказали, что ты, Шура и Лиля уехали в лучшее место. Я так злился на вас. Вы ведь обещали всегда быть вместе со мной, но теперь ты вернулась. Я прощаю тебя. Когда Шура и Лиля вернутся?
— О, они не вернутся. Теперь у них хорошая жизнь. Не грусти, когда-нибудь все мы там будем. Дядя Вася сказал, что это неизбежно, необходимо смириться.
— Тогда я их не прощу! Они не сдержали обещание! Они мне больше не нужны, теперь у меня только ты единственный друг! Ты ведь не уедешь без меня? Не бросишь? Правда ведь? — Девочка обняла дрожащие плечики друга, совершенно не замечая, как дрожат собственные. Прощаться всегда тяжело, ещё тяжелее, когда нет никакой надежды на встречу в будущем.
— Почему ты ничего не говоришь? Собираешь оставить меня? — Тоша сбросил тонкие ручки со своих плеч, с некой агрессией уставившись на едва знакомое личико.
— Нет, я собираюсь до самого конца оставаться с тобой. Разве могу я нарушить данное тебе обещание? Я буду рядом с тобой всю свою жизнь, мы ведь лучшие друзья.
— Ты не можешь забрать свои слова назад! Кроме тебя мне никто больше не нужен, поэтому будь рядом. Обещай на мизинчиках!
Дети скрепили воедино маленькие пальчики. Очень милое действие, но Седьмой мог смотреть на него лишь с презрением. Что такое обещание перед жизнью и смертью? Оно не больше пыли в воздухе, но злило его не это, а то, с каким коварством Лиза исполнила своё обещание. В своей маленькой, жалкой, никчёмной жизни, она до самого конца оставалась рядом с ним. Её невинное стремление исполнить обещание разбило его детский, хрупкий мир вдребезги не оставив даже крохи надежды.
Лиза не выходила из своей комнаты с того дня, постоянно сидела на маленькой табуретке и смотрела через окно на небо. Тоша с утра до вечера сопровождал её, боясь, что и она уйдёт. Дни медленно летели, состояние девочки ухудшалось, однажды даже глупый Тоша понял — происходит нечто неправильное. В один из дней они сходили на завтрак, а после возвращения в комнату, мальчик подошёл к тумбочке на которой лежала горсть таблеток.
— Лиза, почему ты не пьёшь лекарство?
— Оно горькое и невкусное, — вяло ответила малышка, подпирая голову рукой, смотря на небесную гладь через мутное стекло.
— Взрослые говорят их нужно пить, чтобы не болеть.
— Ты веришь взрослым?
— Конечно, они ведь умные и не станут лгать.
— Маша сказала мне, что если не пить таблетки, то боль быстрее пройдёт.
— Кто такая Маша? Почему ты её слушаешь?
— Маша… она тоже взрослая и болеет такой же болезнью, как и мы. Она не любит пить лекарства, ведь они горькие, пахнут плохо и из-за них постоянно тошнит. Она сказала, что не пьёт их больше, ведь они заставляют дольше болеть.
— Но ведь доктора…
— Они врут. От нашей болезни нет лекарств. Я не пью их больше, как и Маша, поэтому скоро… — девочка замолчала, затем развернулась, вглядываясь тёмными глазами в фигуру друга. — Как думаешь, что такое смерть?
— Что-то плохое. Взрослые постоянно сражаются с ней, чтобы мы могли спокойно жить.
— Маша сказала, что лекарство — это медленная смерть, но без лекарств смерть становится быстрой. Если доктора не могут её победить в любом случае, тогда какая разница быстрее она придёт или медленнее? — Тоша нахмурился, пытаясь понять подругу, которая говорила очень сложные слова, даже Седьмой поджал губы ведь совершенно не помнил подобного диалога. В её словах заключался слишком глубокий смысл, так несвойственный детям.
— Я не понимаю о чём ты говоришь. Пей или я расскажу всё доктору! — Тоша сгрёб в руку таблетки и протянул Лизе вместе со стаканом воды.
Девочка не стала спорить, взяла лекарства и начала медленно, по одной пилюле проглатывать.
— Молодец! Теперь пошли погуляем, сегодня на улице тепло, ты не простудишься.
— Иди один, я хочу спать. После таблеток всегда хочется спать, — Лиза перебралась с табуретки на кровать, укуталась в одеяло и больше не говорила.