Догматов не существует

Владимир думал, ему кажется, что в госпитале некоторые коллеги странно на него смотрят, но позже медсестра, с которой парень делал обход, вдруг спросила, от чего он так много улыбается. Зимов сослался на внезапную премию, про себя не переставая удивляться тому, как на него влияет Евгений. Вчерашняя ночь настолько контрастировала с тем, как Владимир обычно ложится спать, что ему даже не с чем было сравнить. Он уже засыпал в обнимку с девушкой, но ни разу не просыпался в кольце чужих рук, чувствуя, как затекла шея, и при том даже не думая пошевелиться. Раньше он не слышал подхриповатое «доброе утро» на ухо, его не прижимали к груди крепче, говоря, что вне кровати слишком холодно и прося остаться. Но даже если и было что-то отдалённо похожее, то Застрелов умудрялся затмить собой весь прошлый опыт простым поцелуем в висок и пожеланием спокойной смены. Владимир одёрнул себя от раздумий, поняв, что чуть не прописал лечебные упражнения человеку в инвалидном кресле. Вместе каждый день проводить у них не вышло бы, навалилось слишком много дел. Они договорились встретиться в удобное для обоих время, и, всякий раз, когда парень задумывался над этим, мысли невольно уносили его в сторону теоретического аспекта их встречи. Ещё на курсе анатомии он, краем уха услышав чужой разговор об интимных темах, специально покопался глубже в вопросе удовольствия от проникновения в кишечник. Узнав что да как, Владимир только пожал плечами, совсем не рассчитывая, что когда-нибудь будет всерьёз задумываться над подобным опытом. Странно и очень интригующе.

***

Владимиру думалось, что в таких, как Застрелов обычно быстро разочаровываются. В том, что из-за язвительности и шуток трудно выловить правду в словах, что на одном месте такого человека удержит только перелом ноги, а серьёзным его может сделать лишь настоящая трагедия. Такая, как война. Зимов видел её отпечаток на поведении Евгения и думал, насколько он мог бы измениться после того, как всё закончится. Парень повернулся в кресле, смотря, как приятель тянется к верхнему ящику над столешницей, чтобы достать бокалы. Владимир думал. И чем больше он думал, тем больше понимал, что хочет посмотреть, а какой предел у чужого озорства. Какой Застрелов, когда не отягощён разъездами с военной полицией и решением дальнейшей судьбы. Зимов почему-то чувствовал себя по-детски безответственным и смеялся над своими заключениями. Впервые за долгое время так хотелось проникнуться другим человеком. Евгений закрыл створки, зажимая ножки бокалов между пальцами. Стоило ему опустить руки, и ткань рубашки покосилась в сторону, обнажая плечо. Евгений как ни в чём ни бывало потянулся к бутылке, а после начал аккуратно вкручивать штопор. Волосы он снова собрал той женской заколкой, и торчащие у затылка прядки смешно колыхались от каждого движения. Владимир неслышно подошёл сзади, укладывая подбородок на оголившееся плечо. — Какое это вино? — вопрос только для того, чтобы что-нибудь спросить. Чтобы Евгений оглянулся на него с улыбкой и ответил. — Помнишь то, что мы стащили из погреба? Такое же, но старше на пару лет. — Не мы стащили, а ты стащил, — фыркнул Владимир, носом утыкаясь в его сползший ворот. — Ты мог меня остановить, но не стал, а значит пособник, — рассудил Застрелов, через плечо протягивая ему вино. Владимир слегка отстранился и сделал глоток, смакуя знакомый вкус. Евгений развернулся, в одной руке держа свой бокал, а в другой блюдце с ломтиками сыра. Зимов на секунду задержал на закуске взгляд и улыбнулся. — Давно хотел так сделать. Он взял один из ломтиков и зажал кончик между зубами, слегка поддаваясь вперёд. Евгений отложил тарелку, устроил руку на чужой талии и потянулся в ответ, чтобы прижаться и забрать вторую половину кусочка. — Так? — спросил он, отпивая из бокала. Владимир закусил губу, чтобы не рассмеяться и кивнул, забрасывая свободную руку ему на плечо. — Мне интересно с медицинской точки зрения, — парень весело прищурился, — что ты используешь в качестве смазки? — Льняное масло, — охотно ответил Евгений. — Я думал, кедровое. — Потом ещё неделю будешь люто пахнуть ёлкой. Такое себе удовольствие, — он поморщился, наклоняясь за новым ломтиком, а Зимов, улучив момент, потянулся к его волосам, аккуратно вытягивая заколку. Пряди рассыпались маленькими золотистыми волнами, и Застрелов повернул голову, обращая на него вопросительный взгляд из-под чёлки. — Могу сам их подержать, — Владимиру казалось, это самое глупое, что он говорил за последнее время. Евгений выпрямился, кладя сыр обратно на блюдце. — Держи. Зимов встретился с ним взглядом и сжал пальцы в волосах, утягивая Евгения в поцелуй, смакуя лёгкую горечь от вина на его губах. Владимир оттянул Евгения за пряди назад, вынуждая подстраиваться под собственный темп, и думал, как часто Застрелов позволяет кому-то оттягивать себя за волосы. Руководить собой так очевидно. Никакого сопротивления — только широкая ладонь сместилась ниже, слегка растерянно сжимая бедро. Парень без конца перебирал шелковистые волосы, то ослабляя натяжение, то снова сжимая их, он не давал Евгению и шанса, чтобы самовольничать, направляя так, как нужно только ему. И от его внезапной покорности у Владимира покалывали кончики пальцев и узел скручивался в животе. Зимов запрокинул его голову и чуть отстранился, оставляя укус на нижней губе. Он смотрел, как Застрелов морщится, быстро хлопая ресницами, и в голове мелькнула мысль о том, какой он красивый. Владимир не помнил, чтобы думал об этом раньше. Однако сейчас понимал всех девушек, что за спиной Евгения в доме Скорбина строили ему глазки, смеясь и споря, кто подойдёт первой. — Бутылку оставим на потом? — прошептал Застрелов, кончиком носа проводя по его щеке. Владимир залпом допил вино в своём бокале и отодвинул его в сторону. Евгений пожал плечами и сделал то же самое, хватая парня за руку и уводя в коридор. Седлая его колени, Зимов вспомнил по чему ещё успел соскучиться. Сидеть на ком-то приятно. Приподниматься, слегка нависая и чувствовать, как по телу расползаются мурашки от того, что чужие руки лезут под одежду. Биться за инициативу в поцелуе тоже оказалось весело. Владимир то и дело получал полуукусы, продолжая наступать, а Евгений всё поддразнивал, заставляя вздрагивать от пальцев, выводящих круги на спине. Как только удалось разобраться с пуговицами рубашки, Зимов надавил Евгению на плечи, роняя его на кровать. Владимир подался вперёд и замер — Евгений распластанный, раскрытый, доверяющий сидеть на себе вот так — красиво. Он распахнул края рубашки и провёл рукой рядом с потемневшей кожей. Синяк успел достаточно уменьшиться в размерах, но ещё вызывал опасения. Застрелов заметил его осторожность и перехватил запястье, смело укладывая ладонь себе на живот. — Всё нормально. Владимир грустно улыбнулся, пальцами поглаживая торс, а после склонился, чтобы коснуться губами линии подбородка. Спуститься ниже, мягко целуя изгиб шеи, и, поддавшись желанию, оставить засос чуть ближе плечу. Застрелов приподнялся на локтях, чтобы забраться на постель с ногами, и когда чуть сдвинулся вперёд, губы Владимира оказались напротив его ключиц. Зимов провёл пальцами по выступающей кости прежде чем оставить на ней поцелуй. Парень почувствовал руку в своих волосах, когда губами добрался до груди, а после вторую, повисшую на оставшихся пуговицах его собственной рубашки. Евгению снизу расправляться с одеждой было удобно, скоро он уже свободно водил ладонями по оголившемуся торсу так, что Зимов с каждым движением понимал, как сильно его желают. Парень тёрся о тёплую кожу щекой, прижимаясь к груди и слыша, как быстро забилось сердце. Впервые такое удовольствие доставляло чувствовать его стук, будто выбивавший удары по рёбрам. Он сдвинул колено меж чужих ног ближе к промежности, потираясь о чужой стояк и стал медленно подниматься с поцелуями к напряжённым плечам, рукам, шее. Хотелось коснуться Застрелова везде, лишний раз провести языком, задеть кончиком носа, и Владимир смыкал губы на адамовом яблоке, прикусывал кожу, отстранялся и ставил ещё один засос в ключичной ямочке. Чужое дыхание совсем рядом, такое же частое, как и его собственное. Заставляло вновь прислушиваться и подначивало продолжать. Зимов короткими поцелуями поднимался вверх по шее, отчётливо ощущая, как в паху скручивается уже который по счёту спазм. Но в отличие от Владимира, Евгений не спешил прикасаться к нему внизу, и хоть в глазах напротив застыло желание, руки, раньше вычерчивавшие линии на спине, теперь покоились на талии. Зимов смял его губы поцелуем, сдвигаясь чуть ниже, чтобы хоть как-то снять напряжение в члене, но Застрелов вдруг обхватил его под бёдра, вынуждая остаться на месте. Парень фыркнул, ловя на себе насмешливый взгляд, и раздвинул руки, почти ложась на Застрелова сверху. Но этого едва ли хватило. Новый поцелуй вышел смазанным, быстрым, возбуждение путало мысли, заставляло мелко подрагивать и только искать возможность лишний раз касаться. Он ни разу не чувствовал себя таким жадным до похоти. Евгений сам изредка вздрагивал, невольно напрягаясь под ним, но был явно собранней, чем Владимир. Зимова вело больше с каждой секундой затянувшегося поцелуя, он сжимал покрывало в кулаках, дышал через раз, только бы не отстраняться, и сквозь дымку в голове думал, что сейчас взорвётся, если эти руки его не отпустят. Губы чертили линию на чужой щеке, руки дрожали от желания к себе прикоснуться, но поза не позволяла толком сдвинуться с места. Владимир наклонился, недовольно прикусывая наглеца за ухо. Он ощущал себя самым нетерпеливым на свете, будто натянутая струна и расплывшаяся лужа одновременно. Пальцы внезапно сомкнулись на рёбрах, и Зимов дёрнулся, удивлённо промычал ему в шею. — Дай похозяйничать, — прошептал Застрелов, с улыбкой прижимаясь к чужой щеке. Владимир хмыкнул нечто положительное в ответ, и его тут же подхватили, в секунду уложив на спину. Зимова буквально вжали в кровать, и он растерянно охнул, теряясь в захлестнувших ощущениях. Парень опустил было руки, но Евгений тут же перехватил их в локтях, разводя в стороны, ладонями проехался по предплечьям и, дойдя до запястий, сжал, утягивая вверх. Руки оказались сцеплены над головой и придавлены сверху, и пока Владимир пытался не задохнуться, на оголённом члене внезапно сжались чужие пальцы. Хватило одного скользящего движения, чтобы Зимов выгнулся, и, заходясь в стоне, излился себе на живот. Из приоткрытого рта донёсся удивлённый хрип. Державшие его руки и вес тела едва позволили двинуться в сторону, когда тело скрутило судорогой. И Владимир только больше дрожал от собственной обездвиженности, не зная, как объяснить себе иррациональное удовольствие. Евгений знал. И знал, когда следует отпустить. Зимов хлопал глазами, чувствуя, как шершавое полотенце стирает семя с кожи, а после невесомый поцелуй в лоб и ладонь на своей щеке. — Порядок? Парень подтянул локти к груди, дотрагиваясь до чужих пальцев и кивнул, рассеянно улыбаясь. С расслабленностью пришла ленивая нежность. Владимир притянул его лицо, чтобы поцеловать краешек губ, подбородок, рукой медленно провести по груди, а после зарыться в мягких волосах. Было необычно испытывать такой трепет, желание отдать свои чувства, оставить на чужом теле следами. Евгений брал инициативу аккуратно, неспеша. Ткнулся носом в ладонь, губами прочертил линию до запястья, целуя тонкую кожу, а после ниже к предплечью, заставляя мурашки беспорядочно разбегаться под его прикосновениями. Склонился к груди, целуя родинку возле ключиц, а после отстранился, чтобы также неспешно стянуть с парня брюки. Касание пальцами бедра такое же — невесомое. Незатейливые поглаживания у колена перетекли на внутреннюю сторону бедра, и Владимир не заметил, как сам раздвинул ноги. Пальцы поднялись выше, пробегаясь по бокам нарочито медленно, гладили живот, словно успокаивающе, заставляя ещё больше расслабляться. Евгений приподнялся, щекой прижимаясь к чужой щеке, губами прослеживая линию челюсти. Владимир раскрылся, поддаваясь ласкам, откинул голову, прикрывая глаза, сделался совсем послушным, с готовностью открывая шею, млея от каждого прикосновения тёплых губ. Он понял, что называют занятием любовью. Когда твоё тело любят, и ты чувствуешь это с каждым касанием, тонешь и теряешься в трепетном внимании. Сердце билось, обуянное нежностью, парень благодарно зарывался пальцами в светлые волосы, не зная, как выразить полноту ощущений от одних лишь губ на ключицах. Евгений не спеша спустился к груди, носом прочерчивая линию от шеи вниз, убаюкивая разомлевшего Владимира, чтобы потом широко пройтись языком, мокро цепляя губами сосок, и втянуть кожу, касаясь зубами. Зимов распахнул глаза и подавился вдохом, цепляясь за чужие плечи. Сонную дымку тут же сдуло тягучее возбуждение. Оглаживающие тело пальцы сомкнулись на талии, заставляя прогнуться, рука нырнула под спину, держа в подвешенном состоянии, а губы, терзавшие чувствительную кожу, выбили задушенный стон. Владимир зажмурился, выгибаясь, когда рука с силой сжала ягодицу, а игривые поцелуи перешли ко второму соску. Застрелов снова действовал на контрасте, и так умело, что Зимов не переставал удивляться. Касания чувствительные настолько, что на секунду становилось не по себе. Горячие губы скользили по коже в настойчивой ласке, разжигавшей желание, дыхание стало вырываться с хрипом, почти жалобно, пока парень не стал испытывать желание натурально захныкать. Евгений ненадолго отстранился, поднимая вопросительный взгляд, и хитро улыбнулся. Теперь он был ниже, руками сжимал бёдра и языком проходился вдоль тазобедренной кости. Владимир вжимался в кровать, кусая губы и терпя вновь сковавшее возбуждение, пока Евгений буквально вылизывал его живот, хлюпающе опускаясь губами, игриво кружа возле самого паха. Желание путало мысли. Каждое новое касание такое смелое, жадное, вынуждало изнывать — так много, но всегда не достаточно близко. Застрелов изредка поглядывал на покрасневшее лицо, и Владимир ощущал накатывающее волнами смущение. О большем уже хотелось просить вслух, когда Евгений прижался щекой к члену, заставляя вздрогнуть, и коротко поцеловал мокрую головку. — Ты проводил ректальный осмотр? — ехидно поинтересовался Застрелов. — Что обычно говоришь пациентам? На живот и руки перед собой? Владимир прикрыл ладонью лицо, тихо рассмеявшись. — Слово в слово. Он поджал ноги, переворачиваясь на живот, но в последний момент его перехватили под грудью, оставляя стоять на коленях и лицом в подушку. От крайней непривычности позы тут же прояснилось сознание: враскорячку стоять странно, когда знаешь, что сзади на тебя смотрят. И особенно, если в первые секунды не доносится не звука, хоть бы даже это был ехидный смешок. — Ты так подготовился. Владимир смущённо улыбнулся. Ну да, подготовился. Именно потому что не раз проводил этот самый ректальный осмотр и знает, какие бывают трудности. Ладонь легла на совершенно гладкую поверхность ягодиц, аккуратно погладив ложбинку, и парень невольно напрягся. — Ты прав, так гораздо удобнее. Пальцы заскользили по бедру, чувствительно перебирая кожу, а проклятый язык теперь оказался даже внизу. Прошёлся от конца бедра вверх, и Зимов задрожал, с силой сжимая наволочку — в секунду стало очень жарко. Вот где-где, а на заднице чужие губы точно ощущались необычно, к тому же настолько остро, что хотелось взвыть. Евгений целовал расщелину между ягодиц, мокро, протяжно будто издеваясь. Он втягивал кожу, задевал зубами, а судорожно дышащий Владимир никогда не думал, что у него могут быть там засосы. Член без внимания сходил с ума, а поза даже о покрывало потереться не позволяла, и Зимов потянул руку вниз, чтобы хоть немного сбавить напряжение, но Евгений его опередил. Провёл ладонью, собирая смазку, и стал аккуратно растирать по всей длине. Владимир чуть не упал в неосознанной попытке отстраниться, заходясь скулящим стоном и не веря, что это его собственный голос. Губы сместились ниже, парень почувствовал влажное прикосновение к мошонке, а следом, как яйца вбирают в рот, языком проходясь будто сразу по нервам. Владимир замычал, прикусывая губы. Приятно до искр из глаз и готовых расползаться коленей — ноги держались с трудом и чужой помощью. Но Евгений снова только подразнил и отстранился, переместил ладонь на ягодицы и раздвинул сильнее, языком проезжаясь прямиком по анусу. Владимир тихо сматерился, лбом вжимаясь в горячую от дыхания подушку и затрясся, когда Застрелов толкнулся внутрь. Чёрт возьми, снова не тем, чем было нужно, аккуратно смазывая вход слюной и продвигаясь сразу глубоко. Нужно расслабиться, но это невероятно трудно. Темп Евгений сразу задал быстрый, и сложно сказать себе не зажиматься, когда внутри тёплый и влажный язык. И сложно сказать, что именно чувствуешь, но чувствуешь так сильно, что не передать словами. Осознание того, насколько нравится пришло позже, когда парень понял как сильно намок и как же не хватает руки на члене, но если сейчас сам потянется — упадёт, а потому кроме стоической терпёжки ничего не оставалось. Ощущения совсем сбивали с толку, судорога пробегалась по телу, Евгений сжимал бёдра ладонями, усердно толкался, заставляя парня давиться тихим мычанием. В какой-то момент ему пришлось закусить подушку, чтобы не начать скулить, бессильно ругаясь на лишь растущее возбуждение. Только у Зимова получилось совладать с напряжёнными мышцами, как Застрелов перестал. Удалось судорожно вдохнуть несколько раз, прежде чем масло тонкой струйкой стало стекать по бедру. Палец проник легко, но снова заставил сжаться. Евгений успокаивающе гладил парня по пояснице, осторожно толкаясь и растирая стенки; ощущения странные, даже отрезвляющие, но не вызывали дискомфорта — Застрелов действительно знал, что делает. Он был осторожен, не спешил, давал привыкнуть к положению, точно знал, где находится нужная железа, и как её касаться. Зимов вздрогнул, теперь понимая, почему дрожат пациенты на кушетке. Сигнал сразу отдаёт в голову, ещё даже не распознанный на уровне ощущений — они невозможно резкие. В расширенный проход стал проталкиваться второй влажный палец, и синхронно с первым сразу толкнулся глубже, гораздо ощутимей проезжаясь по простате. Владимир зажмурился, снова бормоча под нос ругательства. Пальцы стали заходить смелее, тягуче проезжаться по сгусткам мышц, и теперь ощущения были более чем понятны. Дрожь в руках становилось трудно контролировать, а скольжение внутри давалось всё легче. Парень собирался сползти ниже, чтобы случайно не упасть, но на следующем толчке Застрелов задержался на простате, принявшись аккуратно массировать её подушечками пальцев. Владимир замер на выдохе, будто скованный, не зная, как справляться с водоворотом ощущений, когда на челюсть легли чужие пальцы, размыкая губы. — Дыши. Из раскрытого рта невольно вылетел стон. Вдох вышел рваным, задушенным, и Владимир рад бы впустить больше воздуха, но внутри всё сжалось, как от удара. — Всё хорошо? — голос совсем близко, почти над самым ухом. Зимова ломает от него только сильнее — от того, что слышно, как стал ниже, и слова налиты тяжестью. Парень согласно промычал, снова утыкаясь лбом в подушку и чувствуя, как пальцы внутри снова начинают растягивать стенки. Но и к этому отчасти удалось привыкнуть. Владимир отрывисто дышал, мысленно отмечая, как растянулся проход, и чувствуя чужие руки на теле, то нетерпеливо оглаживающие ягодицы, то сжимавшие талию. Грудь Евгения прижалась к его спине, и между лопаток лёг невесомый поцелуй. — Готов? Следующий поцелуй пришёлся у затылка. Зимов повернул голову, щекой натыкаясь на тёплый кончик носа. — Наверное. Пальцы выскользнули, оставляя странное ощущение пустоты. — Давай на спине. Тебе будет проще. Владимир опустился ниже, перекатываясь на спину. Застрелов склонился над ним, губами касаясь виска, а Зимов обнял его за плечи, притягивая ближе. Он провёл ладонями по напряжённым мышцам, прижался к нему, трепетно целуя и с благоговением получая ответную нежность. Рука Евгения скользнула вниз, раздвигая владимировы ноги, проезжаясь по промежности, сжимая член, и Владимир судорожно выдохнул, пальцами хватаясь за плечи. Сквозь поволоку возбуждения проклюнулась одна единственная мысль, и бросив взгляд вниз, парень заметил, что Застрелов не вылез из брюк. Он потянулся рукой вниз и нащупал застёжки на ткани, но его руку тут же перехватили, поняв намёк. Когда последняя одежда слетела с Застрелова, парень невольно задержал взгляд на его теле. Он правда не помнил, чтобы раньше думал о мужчинах в категории красоты, не помнил, чтобы раньше к обнажённому мужскому телу также сильно хотелось прикоснуться. Парень ладонью провёл по торсу вниз, но не успел опуститься достаточно, когда его придвинули ближе, а потом ухватили за лодыжку, чтобы закинуть ногу на плечо. Зимов растерянно замер, смотря, как Евгений оглаживает голень, губами касается колена, ни на секунду не отводя взгляда от его лица. Это завораживало, заставляло сердце на мгновение перестать стучать, а после снова зайтись бешенным темпом, когда вторую ногу развели шире и чуть приподняли таз. Евгений ладонью собрал вытекшее масло у входа, чтобы размазать по члену и склонился, коротко целуя раскрасневшиеся губы Зимова. — Потерпишь немного? Владимир прикрыл глаза, невольно пальцами цепляясь за покрывало. Он вдохнул повисший в воздухе масляный аромат и попытался расслабиться, когда головка медленно стала входить. Тянущее ощущение заставляло замирать, мышцы поддавались неохотно, не спеша раскрываться. Зимов морщился, стараясь не мешать Евгению двигаться, и дрожащими пальцами нащупал чужое бедро, цепляясь за дополнительную опору. От этих резких ощущений хотелось отвлечься, и Владимир судорожно искал куда увести внимание, когда над ухом раздался сдавленный стон. — Такой узкий, — голос Евгения теперь надломленный, а слова быстрые, чтобы успеть сказать на одном дыхании. Зимов невольно задрожал и придвинул голову ближе, в неосознанном желании услышать больше. Дышал Застрелов прерывисто, с редко пробивающейся хрипотцой, и Владимир ловил каждый неосторожный вдох, постепенно привыкая и расслабляясь. Евгений вошёл не до конца, сдал назад, почти выходя, а потом продвинулся на ту же длину. Аккуратные толчки давались всё легче с каждым разом, Застрелов склонялся всё ниже, и теперь Владимир сжимал его поверх лопаток, чувствуя, как они дрожат под пальцами. Такое проникновение было ощущением совсем новым, необычным, и парень пока терялся в нём, зная только что не хочет отстраняться. Он больно прикусил губу, чувствуя, как член продвинулся дальше. Головка снова прошлась по простате, и парень всхлипнул, понимая, что положение Застрелов менять не собирается. Владимир краснел, судорожно мыча сквозь зубы, но когда Евгений начал выцеловывать его шею, содрогнулся, срываясь на стон. Застрелов внезапно замер, шумно выдыхая, а после медленно стал наращивать темп. У Зимова закатывались глаза, и пальцы впивались в кожу на его спине. Ощущение того, что внутри неконтролируемо движется горячая плоть становилось всё привычней, трение теперь слилось в приятное тянущее чувство, и Владимир отдался ему, пульсирующим удовольствием наполнявшему тело. На члене сомкнулись чужие пальцы, начиная скользить в такт толчкам, от повисшего жара становилось трудно вдохнуть, и вес, вжимавший в кровать, увеличился, когда Евгений согнул руки в локтях. Стоны беспорядочно мешались с дыханием, напрочь терялось ощущение времени. Только рука на члене, заставлявшая выгибаться, и толчки, будто слившие их с Евгением в одно целое. Уже нет желания себя сдерживать, да и сил на это не нашлось бы. Владимир приоткрывал глаза, мутно всматриваясь в лицо напротив. Закушенная губа, светлые пряди липнут ко лбу и удовольствие, застывшее в каждой черте. Его тоже вело, он беспорядочно трогал, гладил тело под ним, склонялся, чтобы отрывисто целовать, оставляя следы на коже, вкладывая всё желание и страсть в свой порыв. Владимир не верил, что когда-нибудь сможет чувствовать столько за раз. Что с невероятным обожанием будет смотреть на человека и видеть в его взгляде отражение своих же мыслей. Парень слегка напрягся, ощущая, как Застрелов замедляется, начав входить отрывисто и резко, а после постепенно отстраняется, явно будучи на пределе. Владимир вцепился ему в спину, не давая уйти, и насадился сам, под чужой удивлённый стон. Внутри тут же разлилось горячее семя, пальцы судорожно сомкнулись на члене, и парень кончил следом, чуть не задыхаясь от захлестнувшей волны ощущений. В голове невероятно пусто, а тело будто промокло насквозь. Застрелов вышел, и растянутые мышцы тут же сжало в спазме. Кто бы знал, что даже в нижней позиции можно так сильно устать. Смеющийся поцелуй лёг у скулы, а пальцы погладили бедро, собирая склизкую жидкость. — Это теперь долго нужно вытаскивать, — как бы между прочим заметил Евгений. — Ага, — пробормотал парень в ответ, и сглотнул, прочищая пересохшее горло. — А ещё у нас осталась бутылка, — его губы на секунду прижались к щеке, — а на веранде есть отличное место для того, чтобы красиво завершить вечер. Владимир всматривался в застывшее в глазах веселье, и улыбнулся своим мыслям. Он запустил пальцы в светлые волосы, вороша взмокшую чёлку, и чувствуя, как внутри медленным потоком стало расстилаться граничащее с уверенностью спокойствие.