***
На удивление, на работу появилось гораздо больше сил. Будто открылось второе дыхание, и больше не пропадала сосредоточенность, задавленная усталостью. Сама усталость теперь пропала на корню, и Владимир сновал между кушетками с непроходящей тёплой уверенностью в груди, выполняя знакомую рутину с неведанным раньше умиротворением. Даже разбор архива казался теперь интересным занятием. — Маш, ты разве не проверяла Антонова на наличие фарингита? — парень листал записи истории болезни купца, облокотившись на стену возле стеллажа с бумагами. Медсестра красноречиво вздохнула, собирая стопку бумаг в тонкую папку. — Я бы посоветовала проверить его на наличие душевных болезней, — улыбнулась она, просовывая карточку между других согласно алфавитному порядку. — Нещадно симулирует, чуть ли не с пеной у рта. У него будет и язвенный колит и скорлотина — только спроси. Объясняет свои недуги тем, что случайно проглотил гильзу. — И что, действительно глотал? — Владимир удивлённо вскинул брови. — Да какое там, — девушка усмехнулась в ладонь, — соседи по палате, говорят, что он пообещал жене медаль за отвагу, без которой он теперь не может заявиться домой, а сам свалился в окоп в первую же неделю службы и слёг с вывихом обоих ног. Испугался до ужаса, упросил полковых врачей отправку городской госпиталь, и теперь пытается усидеть на двух стульях — боясь и домой возвратиться ни с чем, и на фронт снова загреметь. Зимов удивлялся, что даже находясь в постоянном напряжении врачи умудрялись вычленять из работы поводы улыбаться. В последнее время он совсем перестал вести разговоры в лечебнице, и сейчас, заводя с коллегами диалог, парень находил их участливыми, неожиданно включёнными в жизнь, в течение которой сам Владимир будто только начал вливаться. Он видел, что даже самые отпетые трудоголики говорят о своей семье и ждут, когда снова смогут вернуться домой. Внутри неизменно что-то менялось, словно встают на место детали сложного механизма. И Зимов знал, что хоть это ощущение во многом приправляется засевшим в груди светлым чувством, но он и сам учился яснее смотреть вокруг и действительно был рад меняться. — Я работал с полковыми врачами. Хотел бы посмотреть, что такого Антонов им наплёл, чтобы они прониклись. — Быть может, что проглотил револьвер, — ехидно заметила девушка, — и теперь необходима срочная операция. Владимир засмеялся в кулак, затылком упираясь в стену. Весёлые морщинки собрались у глаз, голос сорвался на высокие ноты, парень искренне радовался любой мелочи и ловил себя на детской мысли, что хотел бы смеяться вечно. Сосед Владимира в последнее время редко бывал дома, поэтому когда парень возвращался в квартиру, то невольно оставался наедине со своими мыслями. Жилище убиралось постольку-поскольку, и оба хозяина невольно смахивали друг на друга эту обязанность, пока слои пыли вокруг не создавали проблем с тем, чтобы сделать вдох. Парень решил, что если он первым нарушил покой пустой квартиры, то и ему вооружаться тряпкой, за занятием рутиной всегда думалось лучше, и, протирая забытый богом полотняный шкаф, парень активно рассуждал об изъянах почтовой службы. Последний раз Владимир отправлял письмо Евгению четыре дня назад, но так и не получил ответа, хотя звучная фамилия Евгения рядом с сургучной печатью часто могла ускорить процесс. Они не договаривались о встрече, и Зимов жалел, что не спросил в письме, свободен ли Застрелов в один из вечеров на ближайшей неделе. Парень оглянулся на окно, прикидывая есть ли шанс добраться до особняка Евгения раньше наступления темноты, и, пожав плечами, рассудил, что вовсе не прочь даже постучать в закрытую дверь.***
Свет в окнах было видно издалека. Парень уже раздумывал, кто же выйдет ему навстречу, Застрелов или Катерина, когда до него донёсся грохот, отзвеневший на много метров вокруг. Владимир не знал, что услышал первее: задорный возглас на немецком, тут же глушимый звуком падения или скрежет мелодии пьяного флейтиста, у которого, судя по внезапно оборвавшейся трели, кто-то выхватил инструмент. Владимир успел только удивиться, тут же бросившись ко входу в особняк, как вдруг увидел, что дверь на веранду отворилась. Выталкиваемая тиснувшимися в проход мужчинами, на лестницу, оступившись, упала Катерина. Зимов кинулся навстречу девушке, подхватывая ту под локти и отводя от шатающихся пьяниц. Захлопнувшаяся дверь чуть не прижала одному из них ногу, и мужчина, потеряв равновесие, схватился за стену, так боком и проследовав за вторым в сторону заднего двора. Катерина охнула, поспешно вставая и подбирая платье. Непривычно взъерошенная, она была главным из всех поводом насторожиться. — С вами всё в порядке? — Владимир бегло оглядел девушку на предмет случайной травмы. — Что здесь происходит? Из приоткрытого окна доносилось столько голосов, что из-за этого ужасного гомона создавалось ощущение, будто в доме развернулась базарная улица. — Владимир!.. — она всплеснула руками, оглянулась в сторону ушедших мужчин и обратилась к Зимову с полными мольбы глазами: — Простите, я не знаю вашего полного имени, а Евгений Александрович так и не сказал, как мне вас называть. Вы… Бог видит, я бы не стала просить вас, будь у меня выбор! Вы с Евгением Александровичем в близких отношениях, присмотрите за ним, чтобы он никого не пристрелил! Боже правый, мне нужно выпроводить хотя бы с десяток человек, иначе они разнесут весь дом! Владимир опешил, хватая за руку рванувшуюся было к заднему двору Катерину. — Стойте! Куда вам тягаться с пьяными телесами? Девушка решительно шагнула назад, вырывая из хвата запястье. — Говорю же, я сейчас последнее о чём вам стоит беспокоиться! Идите! Среди шума голосов раздался явный треск разбившейся посуды, заставив Владимира вздрогнуть. В конец растерянный, парень тут же забежал на веранду, распахивая дверь. Людей в одном только проходе хватило бы, чтоб под завязку заполнить небольшой сарай, а тошнотворный дух алкоголя завесой повис в воздухе, лишая возможности сделать полный вдох. Створка двери упёрлась в лежащее на полу тело, так и не раскрывшись до конца, и Зимов тут же упал перед ним на колени, прощупывая у недвижимого мужчины пульс. — Да брось его ты, брось, он отмокает! За спиной Владимира раздался взрыв пьяного смеха, кто-то даже успел схватить его за плечо, но парень отшатнулся, слыша, как оступившийся тут же мужичок, бухается на пол. Зимов с силой вздёрнул бессознательное тело незнакомца, сажая его возле стены — просто спит. — Что здесь творится? — в исступлении спросил он у ближайшего человека, которого счёл способным на связную речь. — Празднуем выздоровление товарища полкового капитана Коровина! — отрапортовал мужичок, последующий приветственный клич которого потонул в десятке подхвативших его голосов. Женский вскрик где-то в стороне также увенчался смехом и быстрой заливистой болтовнёй на французском. Зимов оглянулся, видя, как раскрасневшуюся женщину за ноги и подмышками тащат несколько мужчин. Рядом с ними улюлюкая, свистела и хлопала толпа, и парень рванулся было ей навстречу, но влетел в спину случайной девушке, сразу хватая её за плечи, так как она тут же накренилась вперёд, намереваясь падать. Зимов сейчас особенно сильно ощутил невозможность нормально дышать. Шум голосов снова стал мешаться с музыкой, дал о себе вспомнить флейтист, где-то даже звонко раздавались струны гитары. Владимир вскинул голову, теряя из виду женщину, которую куда-то несли. Он скрипнул зубами и стал проталкиваться к лестнице на второй этаж. Та тоже не пустовала: на ступенях в ряд были расставлены бутылки, которые небольшим ядрышком по очереди сшибал паренёк в военной форме. Зимов проскользнул мимо, слыша хруст сминаемых подошвой осколков. Вверху, на его счастье, людей было меньше, парень расправил плечи, осмотрелся, хотел было даже окликнуть Евгения, но понял, что его всё равно не услышат. Среди чужих голов над всеми возвышался мужчина, влезший на стул, и терзал пальцами готовые оборваться струны. Кто-то даже аплодировал ему, но не прошло и пары минут, как музыканта стащили с импровизированной сцены. — Я говорю вам, монсеньор!.. Нет, я клянусь, что хуже женщины не видел белый свет! Владимир вгляделся в толпу, где, казалось, мелькнул знакомый силуэт и тут же метнулся в его сторону. — Я сам недавно выгнал одну особу за порог! — громко вторил чужой голос. Пока Зимов пробирался мимо людей в конец коридора, то на миг успел увидеть покосившийся берет и мятый фрак незнакомца, взяв ориентир добраться к нему. — Послушайте по такому случаю мою эпиграмму про строптивых девок! Владимир приблизился достаточно, чтобы видеть, как обозначенный поэт привалился на стену, пригубив бокал, и только сделал шаг к нему, как перед носом тут же выросли двое бугаев, сцепившихся в шутливой драке. — …забыв доколь должна сосать, пощёчиной упокое́нна, осела лань гнедая на кровать! Владимир с трудом вклинился в кружок, отталкивая словоблудов в сторону, но оглядевшись, понял, что обознался. Он обернулся, намереваясь пойти проверить комнаты, но тут же замер, столкнувшись со знакомым плечом. Евгений сделал шаг назад, спешно выпрямляясь и скашивая на парня нечёткий взгляд. Зимов оглядел его с беспокойством — впервые за время их знакомства он был действительно пьян. — Какая встреча… — губы Застрелова растянулись в уверенной хмельной улыбке. — Тоже пришёл отметить? Владимир тупо уставился в ответ, теряясь в словах, когда Евгению на плечо звонко опустилась ладонь. — А-а! Привёл новобранцев? Усатый мужичок в поношенном кителе приветственно свистнул, чуть не ложась Застрелову на спину. — Да, я присоединюсь, — спешно кивнул Владимир, всматриваясь в чужое выражение лица. Оно неуловимо поменялось, стоило Евгению услышать ответ. — Повод же позволяет и мне с вами выпить? — Рождение сына празднуется раз в жизни, и я исполнен сил пить с вами до следующей недели! — с энтузиазмом выкрикнул мужичок. — Я слышал, что предлог другой. — А-а, да нужен ли единый повод, чтобы бражничать? — Верно, Михаил Аркадьевич! — воскликнул Евгений, поднимая руку, в которой сжимал горлышко бутылки. — Выпьем же за сына! Смеясь, они скрестили руки, чтобы пить на брудершафт и, морщась, опрокинули бутылки. Грозная фигура мужичка сжала в крепких объятиях Евгения, после неловко отшатнулась, вливаясь в новую компанию. Застрелов тут же обратил внимание на Владимира и усмехнулся, перекидывая руку через его плечи, чтобы прижать к себе. — Не ожидал тебя здесь встретить! Что тебе налить? Я закупился на добрую сотню человек! Владимир натянуто улыбнулся. От Евгения пахло как в ту ночь после встречи на кладбище — дымом и табаком. Но удушающий запах мешался с невероятно сильным спиртовым духом, так что находится с ним рядом сейчас удавалось с трудом. — Катерина беспокоится, что твои гости разнесут дом, — начал было парень, но его тут же перебили. — Эта девчушка никогда не умела веселиться, — отмахнулся Застрелов. — Пойдём, я познакомлю тебя с такой женщиной, что ты думать забудешь о скуке! Отговаривать от пьянки его сейчас было бы бесполезно, Владимир знал какой он человек, но слова Катерины о том, что он может кого-то пристрелить невольно рождали беспокойство. — Мирославушка, айда к нам! Чего ютишься в стороне? Зимов так и не понял, к кому он обращался, так как Евгений тут же двинулся с места, утягивая его за собой. Они распахнули дверь одной из комнат, напоминавшей небольшое зальное помещение, настолько разгромлённое гостями, что становилось жутко. С кем-то Зимова знакомить у него явно пропал интерес: при виде оживлённой карточной партии Застрелов тут же забыл про Владимира, пристроившись за спиной одного из игроков, чтобы заглянуть в его колоду. Он действительно много пил, и парень не знал дело это привычки или текущее положение на фронте, что принуждало искать в жизни хоть какие-то радости. Точно мог сказать только, что приятель умеет пить и явно знает свою меру, что даже ударные для многих дозы он сносит на ура, оставаясь лишь слегка навеселе. Сейчас граница осознания явно осталась позади. То, как Евгений улыбался, то, как косил его взгляд, как неверно он держался на ногах — он действительно выглядел развязно, именно так, как образ сына генерала наверняка рисует толпа. Парень хотел присматривать за ним со стороны, но заметив, как Застрелов откупоривает новую бутылку, всё же встал рядом. — Не боишься свалиться замертво? Евгений рассмеялся так громко и неестественно, что Владимир опешил. — Какое веселье без виски? Правильно я говорю?! Одобрительный возглас раздался сразу со всех сторон. — А что вы за зануда? — на Зимова обратилась сразу пара глаз. — Из демократов? — Демократы — сплошь облезлые обрыганы, — раздался выкрик со стороны. — Проклятая гуманность нам чужда! — вторили ему из другого конца комнаты. Владимир благоразумно молчал, смиряя взглядом излишне смелый Евгенев глоток. — Раз все мы тут жертвы твоего гостеприимства, то поделись и с нами ещё парой бутылок! Евгений мгновенно откликнулся на чужой голос: — Да хоть ящиком! — крикнул он, оставляя виски на столе, и тут же заспешил к выходу из комнаты. — Проверю только успели ли его откупорить. Зимов тут же пристроился ему за спину. Стоило двери распахнуться, как раздался грохот где-то впереди. Евгений с энтузиазмом двинулся в его сторону, а отставшего Владимира смело ломившимися в комнату людьми. От такой концентрации шума в ушах уже стало звенеть, парень на секунду зажмурился, испугавшись, что теряет ориентацию в пространстве, а когда открыл глаза, то увидел Евгения за раскрытыми дверями комнаты напротив. Стоя у распахнутого окна, тот держал в вытянутой руке револьвер. Внезапно чёткий, уверенный взгляд наметил одному ему известную мишень во дворе, и тут же с щелчком спустился курок. Прогремел шум выстрела, и прямая фигура осталась недвижима — лишь плечо слегка подалось назад из-за отдачи. Владимир с бешено колотящимся сердцем подоспел в момент, когда Евгений с довольной ухмылкой повернулся к приятелям позади себя, передавая револьвер другому в очереди на стрельбу. — На улице люди, — процедил Владимир, склоняясь у него над ухом, — прекращай это. — Да разве ж я целился в людей? — во взгляде напротив не было и тени понимания. Владимир с силой сжал его ладонь. — Что случилось? Губы Евгения расплылись в широкой улыбке. — Хорошее настроение. Редко бывает, но когда находит, то уже не остановишь. — Вот и поговорим о нём. Застрелов вопросительно выгнул бровь, но Зимов уже успел отвернуться. Он шагнул к изготовившемуся стрелять мужчине, резким движением заломил тому руку и вытянул из пальцев револьвер, быстро отступая назад. Кто-то хотел было проучить Владимира за самовольство, но Евгений тут же схватил парня за руку, дёргая на себя и заставляя мстителя повалиться на стену. Оглянувшись, Зимов увидел в чужих глазах проблески сознания, и тут же шагнул к выходу, утягивая приятеля следом. Владимир не сразу заметил, но людей на этаже ощутимо поубавилось. Это было только на руку — свободную спальню удалось отыскать гораздо быстрей. Евгений не сопротивлялся: шёл следом на неверных ногах и дал завести себя в комнату. Дверь жалобно скрипнула, не желая поддаваться, и раскрылась только с третьего раза. Видно, по этой причине комнату и не успели наводнить люди. Владимир быстро захлопнул за собой, отрезая их от шума снаружи, и со вздохом обернулся на Застрелова. Впервые он не видел на нём неунывающей маски. Даже в моменты откровений приятель лишь приспускал её, обнажая серьёзность и сдержанность, но сейчас он был растерян. Это так ясно читалось во взгляде, в неуверенной позе, чуть приоткрывшихся губах. Евгений смотрел на Владимира с непонятным беспокойством, будто что-то упустил и пытается высмотреть в нём. Но парень не спешил полагаться на пьяные эмоции, которые часто могут вводить в заблуждение. — О чём-то задумался? Это длилось всего пару мгновений. Маска тут же вернулась, и Застрелов выпрямился, напуская нейтральное выражение лица. — Ничего, забудь. Он, будто опомнившись, сделал шаг навстречу двери. — Я оставил бутылку прекрасного виски там, нужно… Он замер, когда Владимир медленно вытащил из-за спины револьвер, укладывая на комод дулом в стену. Ещё одна трещина в и без того пробитой защите. Евгений неотрывно смотрел на оружие, когда парень схватился за его руку, потянув на себя. — Что? Что ты делаешь? Мне нужно идти. Евгений высвободил руку, с некоторой пьяной неловкостью шагнул назад, но Владимир схватился за рукав второй. — Ты плохо себя чувствуешь, хотя бы сделай передышку. Застрелов холодно усмехнулся. — Чтобы не свалиться замертво? — медленно процедил он. — Уже зрачки расширены, нарушена координация движений, дыхание участилось, — продолжал парень. — Уже сейчас ты, как минимум, заработал отравление. — Ты и правда зануда, — выдохнул Евгений, снова порываясь уйти. — Поэтому ты не пригласил меня? Владимир говорил спокойным тоном, зная, как у пьяных плохо с восприятием чужих эмоций. Спрашивал без обиды или скрытого недовольства, и снова застал Евгения врасплох. — Ты… не любишь пьянки, разве стал бы я тащить тебя в такое место? — Речь связная только пока, после начнётся неосознанный бред, и будут провалы в памяти. — Да не нужна мне чья-то жалость, — раздражённо ответил Застрелов, окончательно сдавая позиции. — Я не жалею, — качнул головой парень, стараясь теперь не упустить проклюнувшиеся чувства, на сей раз настоящие. — Просто хочу помочь. — Я не нуждаюсь в помощи, — мрачно ответил Евгений, отстраняясь. — Но устраивать в доме стрельбу без причины ты бы не стал. Застрелов медлил, прожигая взглядом дверь, но к выходу всё же не пошёл: медленно приблизился к окну, и опустил голову, опираясь на подоконник. Владимир молчал, терпеливо выжидая. Чужая сдержанность рушилась постепенно: шумно сжимались кулаки, напрягались плечи, едва уловимо горбилась спина. Медленно, по капле, эмоции брали верх, и уставленный в никуда взгляд теперь казался вымученным. — Помощь нужна была… она нужна была моей матери. Она нужна была ей… Нужна была Норову. Владимир едва слышно выдохнул. Он мог отличить, когда люди развлекаются, а когда в попытках забыться колечат себя алкоголем. И продолжал настаивать только потому, что знал о своей правоте. Мысли подёрнулись грустью, образ резвого скакуна всплыл в памяти, и парень сочувственно покачал головой. Застрелов развернулся, роняя уставшие глаза в пол. Спина снова была прямой, а на лице застыло напряжение. — Мне жаль, — негромко произнёс парень. Застрелов ожидаемо промолчал, но Владимир понимал, что никакие слова сейчас не помогут. Зимов может лишь попытаться ослабить этот груз. — Тебе нужно прилечь, — мягко сказал парень, делая шаг навстречу. Снаружи снова гремели струны гитары, кто-то начал петь, а остальные подхватили мотив, воя в унисон. — Лучше тебе уйти, — сухо ответил Евгений. — Почему? Владимир пытался поймать его взгляд, но тот и не думал смотреть на него в ответ. — Я сейчас не в себе, и вовсе не хочу грубить, — коротко бросил Застрелов, на секунду прикрывая глаза. Владимир ушёл бы, будь уверен, что не нужен здесь. Ушёл бы, зная, что Евгений справится один или, что он действительно зол на него и выставляет вон. Однако показная отстранённость совсем не была таковой. Евгений едва держался, будучи уже на грани собственных сил — он обернулся обнажённой раной, срывая перед Зимовым гнилые бинты, и только морщился, пытаясь не выдавать насколько ему больно. Парень сделал робкий шаг в его сторону. — Скажи грубо. Зато слова будут искренними. Приятель медленно поднял голову, и его глаза нерешительно скользнули по чужой фигуре, прежде чем их взгляды встретились. Евгений ничего не сказал. Он стоял, словно ему перегородили дверь, мешая выйти, и тяжело смотрел в спокойное лицо напротив, изо всех сил терпя чужую настойчивость. — Сейчас не время и не место говорить. И я не нуждаюсь в жалости. Владимир покачал головой, касаясь его руки, сжатой в кулак. Он огладил запястье и лишь слегка надавил на костяшки, чтобы после спокойно разжать поддавшиеся пальцы. — Ты прав, должно быть, но я всё же скажу кое-что. Когда мы встретились с тобой на кладбище я стоял у могилы своего пациента, — тихо произнёс Зимов, бережно обхватив чужую ладонь. — Его жизнь вверили лично мне, и я не справился. Когда несёшь за кого-то ответственность, смерть воспринимается совсем иначе. Я лишь хочу сказать, что тебя понимаю. Ты не один. Евгений почти отдёрнул ладонь, но Владимир сжал его руку. Лицо исказилось косыми тенями сдерживаемых эмоций, а пульс, что Владимир чувствовал под пальцами, резко подскочил. — Я хочу тебе помочь, — парень, не глядя, кивнул на кровать. — Ты шатаешься, у тебя явно кружится голова. Приляг, я не прошу большего. — Это и называется жалость. — Нет, это называется принятием чужой помощи, — также тихо возразил Зимов. — Сделать такое бывает трудно, если всегда полагаешься только на себя. Евгений закрыл глаза, болезненно морщась, и выдохнул — больше сопротивляться он не стал. Владимир чуть выждал и аккуратно потянул его за руку в нужную сторону. Парень вдруг понял, почему Застрелов замер, когда он выложил револьвер. Вспомнил, с какой внезапной ясностью он одёрнул его от пьянчуги у окна и как сразу будто бы оцепенел, очнувшись лишь по приходу в спальню. Вспомнил растерянный взгляд, что упал на оружие, мгновенно осажая порыв уйти. На мгновение Евгений испугался снова потерять. Страх за чужую жизнь не дал ему раздумывать, и бросившись на защиту он не сразу понял, что делает. Сердце Владимира на секунду сжалось в болезненном осознании, но сейчас нужно было думать о другом. Он подвёл Евгения к краю кровати, только тогда отпустив его руку. Приятель, сомневаясь, смотрел на тяжёлое покрывало, пока всё же не решился сесть, скинуть обувь и лечь на бок лицом к центру. Парень присел на противоположном краю, заглядывая в лицо, выражение которого Евгений уже так тщательно не скрывал, и надуманная весёлость окончательно уступила место усталости. Он медленно хлопал глазами и невидяще смотрел в стену перед собой. Спустя время стало казаться, что Евгений хотел что-то сказать, но постоянно проигрывал во внутренней борьбе приоритетов. Он редко морщился, претерпевая головокружение и, возможно, тошноту, но уже не рвался делать себе хуже. Зимов какое-то время наблюдал за ним, больше не выражавшим возражений, после чего осторожно лёг напротив. Он не хотел злоупотреблять чужим доверием и старался не переступать черту. Долго молча он смотрел на непривычную пустоту в потухшем взгляде, прежде чем из-за смутного беспокойства осторожно спросить: — Ты с самого утра пьёшь? — Не лучшая тема для разговора, — голос его теперь был совсем бесцветным. — Да, ты прав, — выдохнул парень, глуша ненужный сейчас порыв. — Тогда я могу просто подержать тебя за руку. Если ты позволишь. Парень потянулся к его ладони и, не встретив сопротивления, переплёл с чужими собственные пальцы. Он со спокойным вниманием осматривал измученное подавленное выражение его лица и понимал, что готов остаться настолько, насколько он разрешит. Тяжёлые веки опускались совсем медленно, дыхание постепенно приходило в норму, и Владимир рассудил, что Евгения скоро сморит сон. Снаружи стало ощутимо тише. Парень слегка разжал пальцы, но ладонь до сих пор расслабленно лежавшая на покрывале, вдруг сжалась, пальцы сильно сдавили его руку, и Владимир смотрел, как белеют чужие кромки ногтей, вжимавшиеся в кожу. — Не уходи, — тихо попросил он, всё ещё глядя в стену. Зимов кивнул, медленно поглаживая тыльную сторону его ладони. Евгений прикрыл глаза, и, повинуясь порыву, вдруг двинулся ближе, руками обхватил Владимирову спину и носом уткнулся ему в грудь. Парень растерянно смотрел на единственно видневшуюся светлую макушку, пока осторожно не обнял Застрелова в ответ, одну руку опуская на плечи, а вторую укладывая на затылок. Пальцы на спине Владимира судорожно вцепились в одежду, и Евгений застыл в этом положении, кажется, не позволяя себе сделать что-либо смелее этого. Зимов аккуратно провёл рукой по его волосам, а после невесомо коснулся их губами. С сильными эмоциями трудно совладать, и иногда едва ли нужно даже пытаться. Евгений привык замыкаться в проблеме, уповая на целебную силу времени, привык напрашиваться на пирушки, чтобы отвлечься за смехом и бессмысленными разговорами с людьми, которых больше не встретит. Никто не говорил ему, что нужно по-другому. Парень неспешно гладил его по волосам, чувствуя, как от влажных дорожек, стекавших по чужим щекам, намокает рубашка. Евгений по-прежнему лежал неподвижно, а Владимир больше ничего не говорил.