tempus edax rerum

      — Значит так, все навострили уши.              Малефисента навострила уши — хотя попросили об этом не её.              Народа на Поляне Совещаний было много: и ушастые маджоны с другого берега пруда, и ворчащие уоллербоги, и серые мисти-каменщики, и даже крохотные речные феи в своих пурпурных одеяниях. Вокруг, вдоль торфяных болот и ручейков, вцепились в землю корнями часовые-деревья: их расположение было для феи и благословеньем, и проклятьем. За ними никому не было видно её затаившейся фигуры, но и она полагалась на один только слух.              — Уверен, вступления излишни. Все знают, чего мы добивались последние месяцы, — говорил Диаваль. Он сидел, скрестив ноги, в общем кругу. Стоял вечерний полумрак, за исключением редких факелов в лапах некоторых присутствующих и огоньков облетающих ворона, как мошки, пикси, фей и нимф. Вдалеке сияло магией Рябиновое дерево на заснеженном Холме фей. — В итоге, должен сказать, у нас вышло вполне замечательно. Многие из солдат-людей стали небоеспособны, за что я должен вас отблагодарить. В том числе и сегодня. Возможно, вы видели ту превосходную летающую кучу спящих людей. Хах! Они размещены в лощине, их охраняют земляные феи и некоторые из уоллербогов, — он указал ладонью на оставшихся, тех, кто пришёл — те неуклюже склонили главы. — К тому же, предполагаю… Предполагаю, Ликспиттл пожелает отыскать сбежавших на наши земли. Но не будем забегать вперёд, это чуть позже. Уверен, у многих есть вопросы, но вам придётся пока потерпеть. Сейчас о главном. Итак, как я и сказал, мы сделали всё возможное, чтобы достаточно разозлить Ликспиттла. Поэтому, я уверен, обход завтра вечером наверняка будет возглавлять он сам, как давно и грозился.              Присутствующие разразились всевозможными возгласами: удивления, предвкушения, испуга.              — Это всё из-за нас… — пробубнил в её сторону Стефан — он со всех ног добежал до неё к месту встречи мимо холмов и лощины, мимо расщеплённого надвое дерева. Теперь они полулежали, облокотившись на него (он — от отдышки, она — от невыносимой тошноты) и пытались осмыслить сказанное на собрании.              — Не боимся. Мы давно этого ждали. Все помнят, почему?              — Если этот гоблин покинет своё тёплое местечко… — произнёс кто-то — Малефисента по голосу узнала мистера Чантерелла, — он станет уязвимым!              — Точно, — кивнул Диаваль. — И мы воспользуемся этим. Можно? — он позвал одну из феечек — она послушно села у его рук на землю, и её подруги вместе с нею — стали видны какие-то очертания. Возможно, у них была карта или что-то ещё — Малефисента не разглядела. — Если их маршрут патруля останется прежним — что должно быть так, ведь его солдаты не вернулись с наступления и не выдали нас — то около полуночи он и его процессия будут проезжать мимо Восточного замка. Это тот, что с горгульями. Все помним, где он?              — Но ведь он, считай, в Персефоресте! — крикнул кто-то из пикси.              — Я знаю. Тем лучше. Предпочтительнее вести бои на их территории, — ответил ворон. Была бы Малефисента там, на поляне, она бы поспорила — на Топях было безопаснее, на Топях и земля помогала, и каждый росточек повиновался тебе. Но её идеи на луговине никто не осмелился озвучить — или даже не подумал, что было странно. И Диаваль говорил с некоторой тяжестью в голосе. Должно быть, они уже когда-то воевали на территории Вересковых Пустошей — и не всем жителям Топей повиновалась земля и зелень. Воронам уж точно. — Вот и чудно, — заключил он тем временем. — Мы будем в засаде именно там, вдоль главной стены — окна большие, стёкол давно нет. Мы их увидим, а они нас — нет. Я буду на самой высокой точке. Как только они достигнут места, я подам сигнал. И тогда — тогда мы нападём.              — И сделаем всё возможное, чтобы от Ликспиттла и его приспешников не осталось и мокрого места! — подхватил вылетевший в центр Робин, диковинно громко для своего маленького тельца. Его клич подхватили остальные — в криках и хлопках, таких оглушительных, что, казалось, от одного звука Малефисенте стало ещё хуже. Он разнесся по поляне, отразился эхом от ледяной воды и холмов. Диаваль, как будто недовольный, встал и руками попросил всех приутихнуть.              — Спасибо, Робин, — сказал он громко, просквозила ироничная насмешка. Толпа в унисон хмыкнула и успокоилась. Диаваль остался стоять.              — А что потом? — крикнул только кто-то.              — Что потом… — Диаваль окинул всех взглядом. Она не могла разглядеть его выражения лица, только тень и переливающиеся блики на щеках и шее от парящих сверкающих фей. — Потом мы пробираемся в замок, провозглашаем смерть Ликспиттла… — вздох. — Я не хочу накаркать, — сказал он серьёзно и задумчиво.              — Ты только и делаешь, что каркаешь!              По гурьбе волной прокатился новый гул смеха.              — Очень смешно, — буркнул Диаваль незлобно. — Мы пробираемся в замок, провозглашаем смерть Ликспиттла, наверняка боремся с сотней или больше несогласных солдат. Они непредсказуемые, там придётся думать на месте. Мои наблюдения подсказывают мне, что многие даже присоединятся к нам, если почувствуют нашу силу — среди них недовольных немало. Главное — иметь при себе защиту от ядов. Надеюсь, у всех с этим всё в порядке? — подал он голос громче, внимательно оглядел всех. Вроде бы остался удовлетворён. — Ну и хорошо. Боремся с солдатами. Находим то, что заставляет Тёмных Эльфов вести себя так, как они себя ведут, и разрушаем это к чертям собачьим…              — Осушаем винный запас этого гнома! — закричал мистер Чантерелл. Этого от него не ожидала даже Малефисента. Диаваль склонил голову набок.              — Если ты так сильно того желаешь. Но сперва надо победить, — рассудил он серьёзно. Несколько шагов вперёд — теперь он стоял точно по центру, и она получше разглядела его решительное, насупленное лицо, прямые плечи. — Для этого нужно всё завтра сделать абсолютно правильно, это в голове и держим. У вас весь вечер и половина завтрашнего дня на то, чтобы набраться сил и подготовиться. Робин уже должен был вам напомнить, — добавил он. Развёл руками: — Как-то так! Пока особо не надеемся, — бросил он тяжело — и обвёл всех взглядом. — Вместе с тем… — протянул он… и улыбнулся. — Мы наверняка их всех порвём.              В этот раз гудение унять не удалось — Диаваль и не пытался. Он глубоко выдохнул (она увидела даже из укрытия), приподнял голову и улыбнулся сильнее, уже не делано.              — Передайте новость всем, кто до нас не дошёл! — крикнул он. — Все должны быть начеку, защищены, вооружены — кто не вооружён, остаётся здесь! Мы выдвигаемся, как только Ликспиттл покинет замок.              Потом его голос скрылся в общем шуме — ему задавали вопросы, кто-то громко шушукался между собой — звук превратился в стену, отделяющую сцену на поляне от Малефисенты и Стефана.              — Это, конечно, серьёзно… — протянул тот как раз, косясь на волшебный народец. Малефисента тщетно давила пальцами на свои виски — от этого болели и виски, и обожжённые руки.              — Вот именно, — протянула она, едва справляясь с дымчатым, холодным страхом в душе. — Как я вообще заставлю его поцеловать меня за каких-то два дня?              Даже не два! Этот короткий хвостик от оставшегося вечера, завтрашний день — и время до рассвета. Мало, ничтожно мало — на Поцелуй Любви? На то, на что ему тогда хватило только двадцати трёх лет? И то, она отказалась, она — у неё не было никаких шансов, он — он был другим —              — Вообще-то, я имел в виду восстание, — буркнул мужчина, цокая языком. — Я так и знал, что на Болотах что-то задумали! А они молодцы, идея хорошая! Мне, знаешь ли, тоже осточертело от этого порядка: вечно тягать тяжести и пресмыкаться перед вельможами за копейки!..              Малефисента смерила его взглядом. Даже пульсация в голове на секунду прекратилась.              — Так тебе и надо, — процедила она.              — Эй! За что?!              За что? Хорошо кому-то, в самом деле, ничего про себя не знать.              — За всё, — выплюнула она только. У неё не было времени на перепалки. У неё вообще ни на что не было времени. Ещё какие-то минуты назад внутри теплилась мысль, эта шальная, тёплая, щекочущая живот мысль — «он уже влюбился в меня однажды — значит, влюбится ещё раз» — а теперь, казалось, она лезла из неё, как тошнотворный яд: едкая, пустая, безнадёжная. Она обречена.              Потому что это был не Диаваль. Вернее, конечно, это был он. Он двигался так же, говорил так же, наверняка и чувствовал так же. За исключением одной детали — этот Диаваль не знал Малефисенты. А это, оказывается, его здорово меняло.              Небеса, что же делать… Она раздумывала над тем, чтобы дождаться конца собрания и поймать его после — но что тогда? Она лишь скажет то же самое, что в первый раз — а он так же этому не поверит. Ей нужен был план. Ей нужно было думать, а голова была такая пустая и больная, будто мысли были осколками маленьких стёкол, и стоило фее пошевелиться, как они пересыпались внутри и царапали острыми углами. Думать было больно, но время шло, оно мчалось…              Что-то просвистело прямо перед её носом — Малефисента дёрнулась, ожидая худшего — и встретилась лицом к лицу с тремя пикси.              — Вот ты где! — крикнула Фислвит.              — Мы тебя совсем потеряли!              — Мы только-только собирались помочь тебе, а ты сразу! —              — Тихо! — шикнула Малефисента. Они были, как всегда, удивительно громкими для своего миниатюрного телосложения — их могли запросто услышать.              — А ты сразу улетела! — они нисколько не сбавили громкости. Мистер Чантерелл оглянулся на шум и смерил их хмурым взглядом. Она нагло возвратила его.              — И… тебе тоже… надо пойти с нами!              — Мне?! — фыркнул Стефан. — Ещё чего! Я не пойду…       Мистер Чантерелл уже бежал вприпрыжку в сторону Диаваля.              — Конечно, пойдёшь! — нахмурилась Нотграсс. — Надо убедиться, что ты в порядке! Яд на всех плохо действует, не только на эльфов! А тебе, дорогая…              — Не надо меня лечить! — вставил Стефан.              Теперь Диаваль точно их услышал. Он наклонил голову набок. Проклятье!              — Теперь что касается… всего остального… — произнёс он громко, медленно сводя с неё взгляд.               — Замолчи и иди с ними, — буркнула фея Стефану.              — Ты тоже идёшь с нами! — пискнула Флиттл. — Уж кому и нужна срочная помощь, так это тебе, милая! Мы не можем оставить…              — Ладно.              Не было смысла сопротивляться более. Она услышала всё, что могла, даже если информация эта её совершенно не обрадовала. Но ей нужен был план, а для него — здравый ум. И сила, ей нужна была сила. И то, и другое требовало срочного содействия. Не говоря уже о том, что её мутило всё сильнее.              Поэтому нехотя она поднялась на ноги и позволила феям увести её и Стефана прочь от дерева и дальше в леса, пытаясь догадаться, чтобы отвлечься от боли, где должен находиться лазарет, осматривая окрестности и тайно боясь, что они изменились слишком сильно.              Но на Болотах всё было по-старому — она бы даже сказала слишком по-старому. Но не так, как в последние несколько лет — скорее, так, как когда она была королевой долгие годы назад. Быть может, зимний вечер имел своё влияние: Топи казались утопающими в голубой тьме, укутанными для сохранности. Будучи на острове, она часто вспоминала об этих землях, когда ей казалось, что раньше, когда она не знала никого и проводила дни одна или почти одна, всё было гораздо спокойнее и лучше. Но спокойствия она пока не чувствовала — только колотящееся сердце и невыносимую тошноту. Она сотни раз ходила по этим сугробам, но сейчас это выбивало из неё весь дух.              Наконец они подошли к огромным деревьям, связанным друг с другом и образующим толстое переплетение ветвей и корней, уровень за уровнем. Почти там же, где стоял дворец Авроры, построенный ею, и очень похожий на него, только меньше — всего два или три уровня. Они ступили к одному из куполов, под этот толстый тёмный шатёр. Внутри никого не было. Только залетев внутрь и усадив их на нечто мягкое, феи приступили к каким-то чудесам: во-первых, они придали себе человеческий рост, как когда-то давно, когда следили за своей «племянницей». Тут же Флиттл выбежала наружу, а Нотграсс чиркнула чем-то в середине комнаты — и вскоре в середине появился слабый огонь. Фислвит же принялась копаться в сундуках и мешках, чем-то звеня — были ли это склянки или что-то другое, Малефисента уже не соображала — она вообще еле-еле думала. Всё плыло и двоилось.              Флиттл возвратилась с огромным ведром. Его начали греть на огне, а потом много раз перелили содержимое из одного сосуда в другой, всё меньше и меньше, подсыпая что-то. А потом ей дали воды, и ещё воды, и ещё, и это было хорошо, потому что, хоть та была тёплая и отвратительная на вкус, у неё пересохло в горле, поэтому она пила кубок за кубком — а потом стало очень плохо, потому что её тошнило и тошнило.              Ей подставляли таз, вытирали лицо и давали ещё воды, и нажимали на горло, и что-то говорили, и гладили по спине, но она всё равно чувствовала себя омерзительно, даже когда из неё вытекала почти такая же вода, какую она выпила.              Она завидовала Стефану, который поодаль от неё только изредка там что-то похаркивал да покашливал. Но больше ничего она не чувствовала. Когда спустя вечность ей показалось, что всё наконец закончилось, она прислонила голову к стене и прикрыла глаза.              — Не спать! — крикнула Нотграсс тут же.              — Хорошо, — прохрипела она, но глаз не открыла.              — Ещё воды? — пискнула Фислвит. Она покачала головой. — Может, принести тебе чего-нибудь поесть? — спросила она осторожно. Малефисента покачала головой снова. Она была уверена, что, если бросит хоть один взгляд на еду, то всё начнётся заново.              — Сейчас Флиттл поможет твоим рукам, но потом тебе всё-таки придётся ещё кое-что выпить, — сказала Нотграсс строго. Она только кивнула. — После этого всё равно лучше не колдовать, хотя бы до завтра… Ох, у тебя ведь ещё и столько стекла в крыльях! Ох, с этим тоже надо что-то делать.              Флиттл присела рядом с ней.              — Дай мне свои руки, дорогая.              Она безмолвно повиновалась. Краем глаза Малефисента следила, как Флиттл медленно колдует. Под её небольшими ладонями собиралась и рассыпалась золотая пыльца — сначала фея испуганно решила, что ничего не изменилось, и её зрение всё ещё было проклято, но нет, магия просто была магией, а всё остальное почти пришло в норму. Во всяком случае, платье Флиттл стало таким же голубым, как всегда, как и бабочки, не покинувшие её даже глубокой зимой, снующие вокруг головы и острия маленького колпака.              Как легко было забыть, что Флиттл погибла больше года назад, когда она сидела вот так и колдовала над её почерневшими пальцами, согревала и что-то тихо говорила. Как будто ей снова было совсем немного лет, и она в первый раз серьёзно заболела, и три пикси уговорили Робина разрешить им посидеть с ней.              Наверное, её что-то выдало, потому что Флиттл спросила, не больно ли она ей делает. Малефисента покачала головой. Даже когда к ней осторожно подошла Фислвит и сказала, что хочет достать всё острое из её перьев, она не дёрнулась.              Так они провели какое-то время: Фислвит чистила её крылья, Флиттл проделывала магические махинации с её руками и горлом, Нотграсс сновала туда и сюда перед Стефаном, потому что тот, в отличие от неё, от еды не отказался. В конце концов, её оставили в покое: Флиттл не дала огоньку в центре комнаты погаснуть, неловко ковыряясь в деревяшках под очагом, Фислвит отставляла обратно склянки. Малефисента озиралась вокруг, пытаясь разглядеть, действительно ли цвета стали настоящими или это она сама себя уговорила, пытаясь разобрать тихое шушуканье пикси между собой.              «Теперь надо отвести их в постель». — «Но мы ведь не можем оставить их здесь, не правда ли?» — «Почему же, можем. Здесь есть свободные места как раз для таких, как они». — «Я имею в виду, наверняка Диаваль захочет задать им вопросы…» — «Он так сказал?» — «Я не помню». — «Я тоже». — «Во всяком случае, мы ещё не дали им чай, нам надо дать им чай. Фислвит, достань листья, пожалуйста. Да, там, наверху». — «А потом? Потом мы сможем их уложить?» — «Посмотрим». — «Нотграсс, тут ничего нет!» — «Что значит «ничего нет»? Они должны там лежать!» — «Но их нет!» — «Дай посмотреть!» — «Ну, я же не вру, в самом деле!» — «Хм. Действительно нет… Ну и куда они делись?» — «Я не знаю! Не смотри так на меня!» — «Не ссорьтесь, пожалуйста! Держу пари, это Диаваль их взял. Он уже делал так раньше». — «Превосходно. И что теперь делать?» — «Ну, нам всё равно придётся ждать его возвращения…» — «Ну уж нет! Раз уж он, живя рядом, позволяет себе такие вольности, то и мы можем. Мне всё равно, что он у нас тут раскомандовался. Нечего утаскивать наши лекарства!» — «Мы что, пойдём в его комнату?» — «Пусть только попробует отругать нас за это!» — «Ну ладно, иди, только быстро!» — «Нет, мы все пойдём!» — «Зачем?» — «Я так сказала! Мы у него ещё и одеяла заберём, чтоб ему неповадно было. Посмотри на этих несчастных! Ну, всё, я всё решила».              И тогда их подняли с мест, и феи, схватив пару кубков, повели их за собой через арку, которую она раньше не видела, по лестнице («Смотрите под ноги!») из веток наверх, в тёмную комнату.              Она была округлой, небольшой, заставленной. Что-то стояло вдоль толстых стен, и во мраке Малефисента различала только острые кончики десятков веточек, уложенных вместе в одном из углов. Это было гнездо, огромное гнездо, больше, чем нужно было бы для птицы. Оно было чем-то укрыто — в самой глубокой части постели скрученные и скомканные лежали какие-то одеяла или пледы. Мягкие кисточки на краях купались в лунном свете — ствол и ветки с одной стороны расходились, образуя немаленькое окно — точнее, просто овальную дыру, сейчас закрытую толстой тканью. Малефисента видела только очертания и тонкую полоску внешнего мира между краем занавеса и рамой.              — Дорогая, присаживайся, — указала Нотграсс на гнездо. — А ты… А, ты и сам уже сел, — кивнула она Стефану, который спрятался с грушей в углу, будто его здесь и не было. — Ну и беспорядок же тут!              — Мы что, будем искать их… здесь? — пискнула Фислвит, отставляя принесённые чаши — Малефисента задумалась лишь, зачем они их принесли.              — Он не оставил нам выбора, — произнесла та серьёзно.              И пикси принялись медленно, бесшумно искать… что-то. Может, они знали, в чём хранились те несчастные листья. Только вот где оно должно лежать, они, видимо, могли только гадать — они сновали туда-сюда, пыхтя, помогая себе волшебными клубками света, слишком маленькими и слабыми, чтобы действительно оказать услугу. Малефисента хотела зажечь свет поярче, но решила вместо этого отодвинуть занавес на окне — она уже давно не видела неба и не представляла даже, который час. Её ощущение времени давно было сломано.              Она одёрнула толстую ткань — та скрывала за собой чернильное небо. Летом оно было бы таким тёмным лишь глубокой ночью, но, судя по положению луны и звёзд, сейчас стоял поздний зимний вечер, не позже одиннадцати. Но было не так темно — снег на торчащих ветках и соседних деревьях подсвечивал отражённым ровным белым светом всё вокруг. Это был старый снег, выпавший рано утром или даже вчера — сейчас небо было чистым. Даже как-то удивительно для их мест. Может, потому что ещё ноябрь. В декабре в такое время обязательно бы пошёл снег, валил бы крупными хлопьями…              «Эй, что случилось? Ты видела? Не знаю, стало как-то темно снаружи. Я посмотрю. О! Пфха-хах! Это факелы на стене погасли от снега… Да нет, не надо, пусть будет темнота. Ух ты. Звёзд так много… И снег… Небеса, какая красота…»              «Закрой двери, Диаваль!»              Лунный свет пикси не подсобил — они только попросили закрыть обратно, пока не стало слишком холодно. Она и сама почему-то больше не хотела смотреть. Вместо этого она, несмотря на протесты фей, всё же подняла к потолку небольшой шар света — он пролился на неровную поверхность пола, на разный хлам в выемках стен. Камни, ракушки, ветки, кристаллы, сложенные повязки и бинты, чаши — пустые и не пустые. Диаваль и её собственную пещеру на каменистых склонах гор превратил в такой же хаос. И комнату, которую ей выделила Аврора на неделю, тоже — хотя ему дали его собственную. Да. В темноте было лучше.              Он что-то ещё тогда сказал про темноту. Это было до того, как погасли огни, или после?              Холоднее всё-таки стало — а ещё Малефисента впервые за сегодняшний бесконечный быстрый день заметила, в каком плачевном состоянии находится её внешний вид. Подол платья был безнадёжно изодран, и даже тёплые брюки под ним не остались целы. О верхе и говорить было нечего. Оно и так было не совсем по погоде — она ведь одевалась на праздник — а теперь от двух рукавов осталась только половина, и она запоздало поняла, что замёрзла, даже после целой бочки тёплой воды. Хорошо бы сменить наряд, но Малефисента остановила себя — всё-таки надо было пока поберечь силы, не тратиться на мелочи, пока она всё ещё чувствует вялость. Она погасила и шар над головами — всё равно успехов не было никаких.              Она присела обратно в гнездо, нащупала клубок из одеял под ладонями. Они были немного разными: одно мягкое, толстое, другое жёсткое, немного колючее, но плотное — в полутьме она могла только понять, что на нём какой-то рисунок. Она распутала их и обернула первое вокруг себя. К нему привязался запах перьев — пыльный, мускусный. Она смогла бы обернуть его и во второй раз, если бы захотела, настолько большим оно было, и второе было не таким уж и маленьким, на взрослого человека — но зачем? Диаваль никогда не любил спать в теле человека…              «Ну и постели здесь! Половина комнаты. Хотя я их не виню, людям нужно много места — надо куда-то девать все эти конечности». Он стащил покрывало и высвободил из-под него большую подушку. «И как им не стыдно, столько перьев! Лучше бы и дальше своих овечек стригли… Держи. Прислонись».              Тогда зачем спать в теле человека? Зачем укрываться одеялами в огромном гнезде, когда можно уснуть в собственном теле — раз уж он умеет превращаться… Почему он, кстати, умеет превращаться?              Что могло дать ему этот дар, если не она? Если он превращался сам, значит, над ним не было никакого господина — может, он научился на Болотах? Но как он попал сюда? Неужели каким-то образом спасся от нападения на поле и скрылся на Топях? Но зачем обучаться магии? Жил бы себе дальше…              — Это безнадёжно! — воскликнула сквозь пелену её мыслей Фислвит, вытирая лоб. — Мы никогда их не найдём!              Возможно, он научился превращаться, чтобы бороться с Ликспиттлом, защищать Топи, на которых жил. Кто знает, сколько лет уже этот коротышка разоряет и угнетает все близлежащие земли. И всё равно вопрос оставался вопросом: как Диаваль смог спастись?              Может быть, пикси его спасли? Поэтому они и терпят друг друга все эти годы…              — Нам что, придётся ждать, пока этот чудик вернётся? — буркнул Стефан из своего угла. — Только, чтобы попить ещё какой-то волшебной отравы?               «У-у-у…», — Диаваль выдохнул в кулак. — «И люди пьют это вместо воды, представляешь? Крошки хлеба кидают, специями посыпают… Даже вересковый эль на вкус лучше».              «То-то ты целый кубок осушил».              «Это для храбрости».              «На что?», — она рассмеялась.              «Пока не уверен».              Она потрясла головой. Нет смысла отвечать на его пустые жалобы. Нет смысла предаваться воспоминаниям. Есть дела более настоятельные.              — Я хочу спросить… — произнесла Малефисента — пикси оглянулись. Она выпрямила плечи. — Как Диаваль выбрался из сети?              Фислвит нахмурилась. Нотграсс наклонила голову.              — Какой сети?              — Сети, в которую его поймал фермер, на поле в Персефоресте. Рядом с Топями, — подсказала Малефисента. Лица пикси не изменились. — Я полагаю, это вы его спасли? Давным-давно, — добавила фея настойчиво, и, когда даже это не помогло: — Больше двадцати лет назад.              — Двадцати? — переспросила Флиттл, замявшись.              — Двадцати трёх. Двадцать три года назад, осенью, — отчеканила фея.              — Лично я никого двадцать три года назад не спасала! — фыркнула Нотграсс, поправляя шапочку. — Вряд ли кто-то двадцать три года назад переживал о фермерах, из всего того, о чём можно было переживать!              — Двадцать три года назад все переживали, как бы Ликспиттл не сожрал их заживо, — буркнул Стефан — ей пришлось его слушать. — Все их средства на жизнь, я имею в виду. Он тогда только на трон сел после Генри, и сразу начал терроризировать всех и всё в Персефоресте. Болотам, наверное, пришлось ещё хуже — он собирался использовать свои ядовитые штучки на волшебном народе. Повсюду его приспешники, переодетые в нормальных людей, ходили…              — Ох, не рассказывай об этом! — пискнула Фислвит. — Это было ужасно!              Даже Флиттл вздрогнула. Она отщипывала от своего платья несуществующие ворсинки.              — Но ведь как-то же он спасся из силков! — воскликнула Малефисента, пылая от непонимания. — Разве он вам не рассказывал?              Нотграсс поджала губы.              — Дорогая, мы понятия не имеем, что было с этим прохвостом двадцать лет назад. Тем более ещё раньше! Он объявился на Вересковых Топях лет шесть назад, не больше семи, а до этого мы его никогда не видели.              — Оу, — вырвалось у неё только.              Нотграсс строго оглядела всех присутствующих и громко вздохнула.              — Ужас, девочки, только семь лет прошло — и теперь мы копаемся в его барахле! Ужасно! — фыркнула она громко и отвернулась от напуганной Фислвит и задумчивой Флиттл. Она принялась переставлять несколько чашей, в которых вряд ли могли бы быть листья. — Двадцать лет! Я даже не знала, что вороны столько живут!              Всё страннее и страннее. Ей казалось, Диаваль должен был уже давно жить на Болотах! Он спасся двадцать три года назад, а поселился на Болотах, если верить пикси, только около семи лет назад — на что ушли остальные шестнадцать? И как он тогда смог спастись от фермера… Она попыталась выудить из головы вопрос, который смог бы помочь ей. Ничего вокруг ей не помогало: только темнота, блестящие в полумраке вороньи перья, большое одеяло…              — Менять обличье его тоже не вы научили, — спросила она вяло.              — О, нет, это он уже умел — хотя намного хуже, чем сейчас, — отозвалась Фислвит. Она от скуки уселась под аркой, ведущей к лестнице, откинувшись на проём. — Его тогда совсем носило… Если уж когда-то мы его и спасли, так это когда он только появился — он выглядел почти… почти как ты сейчас! Его тошнило всё время, он бредил постоянно… Поэтому мы так наловчились и знаем, что делать сейчас, — улыбнулась она.              Улыбка эта Малефисенту не успокоила. Никакая улыбка Малефисенту не успокоила бы — потому что к ней в душу, как ядовитый змей, заползала очень горькая, очень плохая догадка.              Она боялась произнести её самой себе в голове.              Но даже её ослабевшее сознание не находило другого объяснения. Он попался в ловушку двадцать три года назад, появился вновь лишь годами позже, отравленный и наполненный тёмной магией — и скрылся на Болотах, начав оттуда сопротивление Ликспиттлу.              В конце концов, это было первое, о чём он спросил, встретив её сегодня.              Значит, так и есть. Значит…              Значит, Диаваля не спасли из сети ни магия, ни удача. Вместо этого он попался прихвостням Ликспиттла, а тот уже распорядился его судьбой на долгие годы вперёд. А что потом? Он сбежал из замка — несколько лет назад. И спрятался на Вересковых Топях.              Небеса.              Её мутило от одной мысли о том, что Диаваль подвёргся такому — и за что? Неужели Ликспиттл знал, кем Диаваль был в настоящем мире? Было ли это частью его плана? Не могли же его просто так поймать, годами держать в замке, пичкая всевозможными ядами, пока он не перестал походить на самого себя, не потерял свою сущность… Это было хуже, чем… Хуже, чем… Она взглянула на тёмное лицо Стефана, притаившегося в углу. У неё заболела спина. Это было хуже, чем смерть.              Она вцепилась в плед на своих плечах. Это она позволила случиться этому! А теперь ей надо было всё исправить, вернуть на место — но у неё было так мало времени, так мало! —              Мягкое касание ладони на оголённом предплечье. Флиттл.              — Знаешь, дорогая… Тебе нужно…              — И что это мы тут делаем?              Они все подпрыгнули от неожиданности.              Диаваль распугал всех бабочек вокруг головы Флиттл.              — Ничего! — пискнула та.              — Тогда почему бы вам не делать «ничего» подальше отсюда? — оскалился он. Казалось, он отряхивает одежду, как обычно — прищурившись, Малефисента заметила рассеивающийся чёрный дым у его ног.              — Согласен, — раздалось по её правую сторону — Стефан подорвался с места и уже устремился к выходу, сверкая пятками и спотыкаясь о Фислвит перед лестницей. Диаваль проводил его взглядом и деловито обвёл всех рукой и указал в его сторону, приглашая остальных присоединиться к «первоуходцу». Фислвит с коротким «Я прослежу за ним!» удалилась следом, превратившись обратно. Диаваль огляделся.              — Вы что, рылись в моих вещах?!              Флиттл поморщилась. Нотграсс только повыше подняла голову:              — Нам пришлось, потому что ты не вернул нам листья!              — Какие ещё листья?!              — Для чая! Ты взял их себе, а теперь мы не можем дать его нашей больной! — заявила пикси. Диаваль посмотрел в её сторону, с головы до ног — взгляд его был такой, словно он не совсем понимал, для чего она здесь. — И вообще, вещи надо возвращать на место, когда берёшь их!              — А я их брал? — повернулся он обратно.              — Да!              — Правда, что ли? Ты уверена? — он чуть-чуть опустился, чтобы быть на одном уровне с Нотграсс, что была на целую голову ниже него. Та чуть отклонилась. — Вы же вроде всё тут у меня прошерстили — и не нашли. Но я их всё-таки взял?              — Да.              — Выдвигаешь обвинения против меня? — произнёс ворон заискивающе. Та неуверенно, но кивнула. Диаваль с секунду постоял так, но потом ломаная ухмылка разрезала его лицо, и он с фырканьем встал во весь рост и скрылся в темноте угла комнаты. — Больше никогда в моём гнезде не рыться, ясно? — раздалось оттуда строгое. — Это неприемлемо. Кто вам разрешал?              — Ну, а тебе не разрешали брать общие вещи из лазарета! Хорошо, что бедняжке уже лучше! Что, если бы они были срочно нужны, а они прячутся в твоей… птичьей… норе! — подобралась Нотграсс.              — В гнезде, — буркнул Диаваль, высовывая голову. Он снова посмотрел на Малефисенту, теперь более оценивающе — бедняжка она или не бедняжка. — В том-то и дело, что гнездо — моё. Вас сюда никто не пускал. Простое правило, как по мне, его легко соблюдать, раз уж вы работаете и живёте у меня дома.              — А ты живёшь на наших землях!              Диаваль перевёл взгляд на Нотграсс, на Флиттл, а потом на Малефисенту — то ли такой же укоризненный, то ли ищущий поддержки, то ли насмешливый, она так и не поняла, — покачал головой с читаемым выражением «это невозможно» — и принялся искать.              Что-то затрещало, лязгнуло. Малефисента направила в его сторону пучок света («Не надо!»), и из неведомых глубин Диаваль всё-таки выволок небольшую коробочку. Открыл, проверил, закрыл. Прошагал к выходу.              — Пошли, — выдохнул он. Никто не двинулся. — Ну? Кто-то из кожи вон лез, только бы полечить всех пострадавших? Или я к пострадавшим не отношусь?              Флиттл ойкнула, Нотграсс сделалась розовее собственного платья.              — Извини, дорогой, мы совсем не подумали! — сказала она. — Тебе наверняка тяжело пришлось. Кто это был сегодня?               Флиттл помогла Малефисенте встать («Возьми одеяло с собой, дорогая»), а затем превратилась обратно. Нотграсс последовала её примеру, и вместе они стремглав вылетели из комнаты, и Диаваль, вздыхая, подхватил оставленные ими кубки и направился следом. Малефисента бережно, опасливо подняла с пола одно чёрное перо покороче. Оно могло понадобиться. Спускаясь, эльфийка рассматривала его спину, руки, ноги. Он стоял на двух ногах, как человек, и всё же скорее походил на птицу, превратившуюся в человека — точнее, превращающуюся. Как если бы она обращала его из ворона в человека и остановилась на полпути. Птичьего в нём было больше, чем человеческого. И вместе с тем он пока ни разу не превратился в птицу…              Что-то подсказывало ей, что это было связано с тем, что он и спал в таком виде тоже, а не превращался обратно. А в свете последних озарений у неё вообще были догадки одна хуже другой.              Они вернулись в комнату лазарета — ни Фислвит, ни Стефана не было, зато котелок был снят с огня и отставлен — из него валил пар. Теперь, имея возможность прижать крылья к себе и не пораниться, согреться ими и пледом, она даже хотела выпить чего-нибудь горячительного. Тогда она наверняка сможет колдовать совсем, как раньше. И вести настоящие разговоры.              Она села обратно на подушки изо мха и шерсти, где сидела с самого начала.              — Мне нужен только чай, — бросил Диаваль, ставя чаши. — И мазь. Для лица.              Она совсем забыла об этом!              — Я могу помочь! — воскликнула она, стягивая одеяло. Кровоподтек на щеке для магии Тёмного Эльфа был совсем не проблемой, ей хватит нескольких секунд, чтобы…              — Не надо, — вытянул ладонь Диаваль.              — Магией правда будет быстрее, — отозвалась Флиттл.              — Я знаю. Достань мазь, пожалуйста. Спасибо.              Он взял у пикси маленькую скляночку и (очень неуклюже, на самом деле) выскребал когтями немного мази и размазал по щеке и носу, не касаясь перьев. Нотграсс всё ещё готовила настойку — он посмотрел, что она делает, и отошёл — чтобы опуститься перед сидящей на подушке Малефисентой на корточки.              — Значит, что тут у нас… — протянул он, окидывая её внимательным взглядом. — Тебя зовут Малефисента, да? Да. Правильно запомнил. Извини за шутку ранее, она была несмешная. Итак, Малефисента, у меня две новости — одна плохая, другая очень хорошая. С какой начать?              Она пыталась прочесть лицо перед собой — чуть наклонённое набок, с вечно пытливыми глазами.              — С плохой.              Он кивнул.              — Плохая. Из-за твоей тушки мне пришлось брать на себя около дюжины вооружённых, зловонных, наглых людей и собаку. И теперь я устал и ранен, — скривил он губы. — В худший день для усталости и ран, потому что мне понадобятся все силы, которые у меня есть, чтобы сражаться завтра, — добавил он, смотря куда-то наружу — там, где жители Топей отходили ко сну. — Другими словами — ты выбрала действительно неподходящий день для своего маленького побега. Лучше б уж вчера или завтра.              Малефисента оценивала ущерб. Перья его были так же приглажены, как ранее, и даже рана на щеке, блестящая от мази, не заставляла его выглядеть сердитым. В чём бы ни заключалась очень хорошая новость, она должна была перевешивать раненый бок и удар камнем по лицу.              — Теперь хорошая? — справилась она.              — Хорошая, — кивнул тот, уголки его губ подпрыгнули. — Хоть мне и пришлось ради твоей тушки брать на себя около дюжины вооружённых, зловонных, наглых людей и собаку… Разбив часть солдат Диклиттла, мы разозлили его ещё сильнее — шансы того, что он лично поедет завтра на патруль, гораздо выше, — сказал он. И плюхнулся на землю, скрестив ноги, хлопнул себя по коленям — там, где начинались перья. — Так что, в каком-то смысле этого хорошо, что ты сбежала сегодня. Хороший день.              Она улыбнулась — впервые за чёрт знает как давно.              — Я ещё и ползамка разрушила.              — Что?! — воскликнул он так курьёзно, таким высоким тоном голоса, что его настоящий двойник постыдился бы. Она улыбнулась шире.              — Ну, может, не ползамка, — бросила она небрежно. — Большой витраж, несколько колонн. Наверняка с тех пор обвалилось что-то, что эти колонны держали. И люстра. Люстре, думаю, тоже пришёл конец.              Брови ворона ползли всё выше — к концу его покрытые перьями плечи чуть потряхивало в беззвучном хохоте. Он прикрыл нос рукой.              — Какие-либо жертвы?              — Боюсь, у нескольких эльфов должна быть контузия головы. Я этим не горжусь, но они сами напросились.              Теперь он вправду засмеялся — не радостно, скорее удивлённо. С лукавым изгибом бровей он оглянулся к пикси, всё время стоявшим за ними, остановившим свои дела из интереса.              — Чёрт возьми! — фыркнул он в их сторону. — Не последишь за этим лепреконом полдня — и, конечно, замок уже разрушен! — покачал он головой. Нотграсс только сокрушённо покачала головой и продолжила ложечкой постукивать по чему-то, лежащему в маленьком блюдце. От её махинаций это что-то рассыпалось в чёрный песок. — Флиттл, — произнёс Диаваль серьёзнее. Та как раз застыла с задумчивым, погружённым в мысли выражением лица. — Мне придётся попросить тебя кое о чём. Если я сам не проснусь, сможешь разбудить меня ночью? Часа в три, в три десять?              — Ты что, собираешься наведаться в замок? — насупилась Нотграсс, ссыпая порошок в одну из чаш.              — А что мне остаётся? — развёл тот руками. Несколько перьев на плечах встали дыбом. — У него наверняка там все уши полыхают от злости, раз часть дворца разрушена, и некоторые эльфы в плохом состоянии. А ещё и целая дюжина солдат не вернулась. И собака! Я должен убедиться, что не ошибся в прогнозах, что он не поменял своего мнения. Хорошо?              Флиттл оттаяла со вздохом.              — Диаваль, это бесполезно.              — Это может помочь, — нажал Диаваль.              — Ты всегда так говоришь, и всегда оказывается, что он спит. Он не просыпается ночью — точно не для того, чтобы обсудить свои планы, ты сам это знаешь. Ты и так наверняка полетишь завтра утром.              — Полечу!              — Вот завтра утром и лети, — пропыхтела Нотграсс, беря по чаше в каждую руку. — Не перетруждай себя. Сам говоришь, что устал.              — Посмотрим. Всё равно разбуди меня, Флиттл.              Та молчаливо кивнула. Нотграсс подошла к ним с двумя чашами напитка — Диаваль потянулся к ближайшей.              — Это не твоё, — одёрнула его пикси, — это её. Он с углём.              Ворон скривил гримасу отвращения, косясь на её кубок.              — Удачи.              Они сделали по глотку. Он тут же выпил ещё, она же поколебалась — на вкус было и вправду отвратительно, хоть и приятно горячо. Престранное смешение вкуса калины и угля. Даже мёд не помогал. И мелисса, хоть и нужная для успокоения, никогда не была лакомой. Но полно. Она пересилила себя. Лучше залпом. Обхватив кубок обеими ладонями, она осушила большую его часть одним глотком. Какая же гадость.              Она пыталась поймать взгляд своего друга по несчастью, как другие пытались поймать блуждающие огни. В лазарете освещение было куда лучше, чем в тёмных зимних чащах — ничего нового она под ним не увидала, и всё же всякий раз, как её глаза падали на Диаваля, она будто видела его впервые и удивлялась впервые. И вместе с тем он был похож на себя, на её ворона, что остался в её памяти, хоть она и не видела его целый год. Подумать только… Теперь, когда у неё осталось лишь два дня, год казался вечностью. Избегать кого-то год… Было ли это время долгим для него?              Она должна была вернуть его. Она должна была вернуться назад.              Что-то зарождалось в ней ещё тогда, когда она поднимала в воздух бесчувственных солдат, а может, и ещё раньше, когда она увидала человека в перьях падающим навзничь на землю в клубах чёрного дыма, не вызванных его желанием.              — Я могу помочь даже больше, — произнесла она, отставляя напиток. — Я могу помочь лично тебе.              — Мне? Это ещё как? — он отхлебнул ещё. — То, что ты… очень сильная, мы уже увидели. Но я не собираюсь вслепую надеяться использовать тебя, как оружие, — он почесал шею прямо под ухом. Малефисента вздохнула. С красноречием у неё всегда было плохо — она сомневалась, однако, что сможет сейчас обойтись без него.              — Я хочу сказать, ты храбро сражался сегодня, и я представляю, насколько изматывающей может быть каждодневная борьба с противниками и война… Но ты определённо не умеешь пользоваться собственной силой.              — …Что ты сейчас сказала?!              — Только факты. Я видела тебя на поле боя. Ты превращался, но тебе с трудом это удавалось — чем больше животное, чем чаще превращения, тем хуже. Так не должно быть.              — Спасибо большое! — взвилась птица. — Знаешь ли…!              — Магия не должна приносить тебе боль, если она твоя, — понизила голос Малефисента. Ей до боли хотелось коснуться его.              — Она моя во всех отношениях, имеющих значение, — ощетинился Диаваль. Позади них пикси нервно переминались с ногу на ногу. Он отставил свою чашу, пока из неё не пролилось ещё больше. — Что ты хочешь сказать?              — Тебе нужна собственная магия. Не вызванная чьим-то ядом или экспериментами, — изрекла фея, наклоняясь. Диаваль чуть качнулся, напряжённый оскал его чуть ослаб, брови приподнялись — и в глазах его читалось задетое, испуганное изумление. Она добавила, нажав, чтобы у него не осталось и сомнений — она его раскусила. — Нельзя сражаться с Ликспиттлом, когда твоя магия имеет его след.              Диаваль уставился на неё. Она представляла, она представляла это как наяву — как его взгляд бегал бы по её лицу, пытаясь понять. Вместо этого он лишь дёрнул головой и поджал губы.              — И к чему ты ведёшь?              — Я умею обращать одних существ в другие.              — Тогда нас двое.              — Нет. Ты можешь это делать, но я умею это делать.              Он насмешливо ухмыльнулся:              — Ты что это, наставлять меня собралась?              — Нет, — Малефисента силилась, чтобы не вздохнуть. Казалось, слова, просившиеся на язык, были правильными, но всё же плохими — не сейчас, не ему. Давно, настоящему Диавалю, вот кому надо было их сказать. Эта догадка застряла у неё в горле, как камень. Она снова не понимала, что говорить. — Я хочу подарить тебе возможность превращаться. Твою собственную магию, — заверила она мягко, успокаивая своё сердце. — Тогда у неё не будет никаких ограничений, кроме твоей фантазии. Ты сможешь превращаться из ворона в человека и обратно в мгновение ока, не успеешь глазом моргнуть, и…              Диаваль дёрнул коленом.              — С чего это я должен хотеть быть человеком? Или принимать твою помощь? — воскликнул он — скорее пораженно, чем сердито. Теперь его перья точно встали дыбом. — С чего это я должен позволять тебе колдовать надо мной?              Она не сдержалась.              — Я уже сказала! Потому что мы знакомы! Мы помогали друг другу сотни раз, я колдовала над тобой тысячи раз! И я должна… мы должны…              Гримаса отчаянного сопротивления вдруг сломалась, раскололась — а через миг собралась вновь, ещё крепче — он развернул своё туловище —              — Вы! — крикнул он пикси, тыча в них пальцем. — Вы сказали мне, что она в порядке! — он ткнул в её сторону — и развернулся. — Они сказали мне, что ты в порядке!              — Я в поряд…              — Очевидно, нет! — крикнул он, складывая ноги, силясь встать.              — Я хочу помочь, Диаваль!              — Тогда иди и готовься вместе со всеми! — крикнул тот в ответ, рывком поднимаясь на лапы. Теперь, с взъерошенными длинными перьями, с огромными чернильными глазами, с ранами по всему телу, он казался неестественным, чудовищным, жутким. — Ты слышала наш план — не притворяйся, будто это не так — так что знаешь, где тебе нужно быть. Давай.              — Я знаю, но если ты только…              — Это приказ, — прохрипел он. — Может, ты и способнее, и сильнее, и талантливее всех нас, но я всё ещё управляю самим собой, спасибо. Если всем уже достаточно хорошо, чтобы упрекать меня или готовиться к битве, то вам нечего делать в комнате для больных существ. Так что проваливайте отсюда, — он махнул рукой прочь, — вы все.              — Диаваль… — покачала головой Флиттл.              — Я буду наверху, — сказал он только. — Никому меня не беспокоить, пока не наступит время. Флиттл, — он взглянул на неё. Она кивнула, вспоминая о его просьбе. Передёрнув плечами, он поднял свою чашку с пола и упорно прошагал к ступеням. — Оставьте меня в покое.              И уже скоро его не было. Они уловили звук закрывающегося занавеса, отделяющего лестницу от его территории. Нотграсс сердито нахмурилась, но покачала головой.              — Я положила мелиссу рядом с мёдом пустырника!! — крикнула она с ладонью у рта. Ответа не последовало. — Пойдём, Флиттл. А тебе, Дорогая, нужно будет отыскать Берчалина, это большой древесный страж…              — Ступай, Нотграсс, я отведу её, — сказала Флиттл — и кивнула Малефисенте. Нотграсс нахмурилась, но послушалась — обратилась обратно в пикси, становясь крохотной и блестящей, и упорхнула прочь. Флиттл вместе с Малефисентой вышли наружу следом, чуть погодя, когда эльфийка допила свою отвратную настойку, горькую и обжигающую язык. Они чуть отошли. Фея обернулась, пытаясь отыскать где-то наверху окно Диаваля, но оно было занавешено и скрыто во мраке, как и прежде. Запоздало она поняла, что всё ещё несёт на себе его одеяло. Проклятье. Она покачала головой, пытаясь собраться с мыслями. Всё так запутано… Сложенный вчетверо лист договора, спрятанный в платье, неприятно колол в грудь — казалось, он скоро проткнёт ей кожу и вонзится острым бумажным краем в сердце. Что предпринять теперь? Стоило ли хотя бы пытаться? Мысль казалась вдруг такой странной, по-детски смешной — в самом деле, заставить Диаваля подарить ей поцелуй Истинной Любви? Влюбиться в неё… за день? Он не позволил даже помочь себе! Не лучше ли просто сдаться? Она даже не знала его, какими бы правильными ни были её догадки и… — Дорогая, — её плеча снова коснулись. Флиттл вцепилась своей мягкой ладонью в её руку. Лицо её было пасмурно. — Послушай, ты… Это правда? — они остановились. Малефисента подняла бровь. — Ты сказала, вы с ним уже встречались раньше… Это правда?              Сжав зубы, эльфийка кивнула.              — Да.              — И то, что он попался в сеть фермерам давным-давно? Это тоже правда? — спросила фея. Других предположений у Малефисенты не было — она кивнула. Флиттл приобняла себя за бока. — Потому что… Земля слухами полнится… Он почти ничего о себе не рассказывал, но… Ох, что ж это я! — зажмурилась она — и в тот же миг превратилась в крохотную пикси и села прямо Малефисенте на плечо у самого уха. — Он почти ничего о себе не рассказывал, и мы даже не сразу узнали, кто он такой. Мы не знали, птица он или человек: он стоит, как человек, дышит, как человек, но ты ведь видела его перья… И глаза… В общем, он так нам ничего не поведал, и на Топях стали болтать всякое… Что он был у Ликспиттла, что он подвергся всему тому, что Ликспиттл позже направлял на нас… И тут ты сказала, что он попался в сети как раз чуть после того, как Ликспиттл стал королём… Я просто подумала- просто подумала, что это может быть правдой, — воскликнула она. — Если он действительно был у Ликспиттла в заложниках так долго, сразу понятно, почему он ничего нам не рассказал! Должно быть, он побоялся, что его заподозрят в шпионстве — знаешь, прямо как тебя сейчас… Нет, это в самом деле всё объясняло бы! — охнула фея. — И почему он превращается тоже! Может быть, он человек, попавший под действие его яда?              — Он не человек, — покачала Малефисента головой. — Он ворон.              — Ворон? Да, ворон… — вздохнула Флиттл — удивительно облегчённо. — Он всегда так говорит. Мы думали, он шутит так, но нет — он даже обижался, если мы его случайно вороной называли.              — Потому что он не ворона, — выдавила эльфийка горько, пиная грязный снег под ногами. — Он ворон. Он выглядит, как ворон. Он в каждой своей форме выглядит, как ворон. Он становится вороном, чёрт возьми!              — Разве? — пискнула Флиттл ей в ухо, и Малефисента замедлила шаг своего пути…              Нет, он так ни разу за сегодня и не превратился в ворона, с тех самых пор, как они встретились. Даже когда это было бы удобнее во время битвы, когда птица долетела бы до поляны быстрее, чем любая летучая мышь, и достала бы на дереве любого воина… Но этого не произошло.              Она уже задавала себе этот вопрос раньше, но теперь могла представить себе ответ. Ей казалось, она не могла ненавидеть Ликспиттла сильнее — но всякий раз судьба переубеждала её.              — Значит, он не может превратиться в ворона, — заключила она тяжело.              А значит, её помощь нужна была ему ещё больше, чем ей представлялось ранее.              — Может быть, может быть… Послушай… — прошептала Флиттл. — Если это правда, если вы знакомы, а он чего-то не помнит, если ты можешь помочь, то тебе нужно уговорить его! Тебе нужно поговорить с ним! Он согласится, он добрый. Если ты правда можешь помочь… Тогда я могу попробовать помочь тебе.              — ...Я слушаю.              — Он попросил меня разбудить его позже, помнишь?              — В три десять.              — Пойди к нему вместо меня. Можешь даже пойти раньше — я уверена, он не будет спать сегодня, что бы он там ни бурчал. Завтра слишком важный день, — покачала она головой, — для всех нас.              Малефисента взглянула на эту маленькую женщину, на её лицо-сердечко, на цветы на её плечах, цветущие даже посреди жестокой зимы.              — Спасибо.              — О, не за что! Тем более, знаешь… После войны следует мир… Всякое может случиться. Ты очень хорошенькая. Он тоже ничего, пусть и глаза немного страшные… — пробормотала она. У феи подпрыгнули брови. — Я ничего не говорю, конечно. Но кто знает? Любовь — вещь неожиданная.              Малефисента разрывалась между тем, чтобы засмеяться и заплакать.              — Да, — проронила она только. — Она была бы сейчас очень кстати.              — Ну и замечательно, — хлопнула писки в ладоши. — Тогда тебе остаётся только немного подождать — думаю, сейчас всё же немного рано, мы только ушли. У нас всех есть дела. Завтра правда важный день, — склонила она голову. — И у тебя самой есть задания — я отведу тебя к Берчалину и другим, они расскажут тебе, что и как. Будет хорошо, если с тобой будет и Бальтазар — он уже видел тебя, мы можем поручиться за тебя, если кому-то не понравится твоё присутствие…              — Я знаю, как найти их, — заверила Малефисента. В конце концов, не только Диаваля она раньше знала. — Не беспокойся за меня. Ты можешь лететь к Фислвит и Нотграсс.              Флиттл встревоженно насупилась, но Малефисента побудительно закивала головой — и та сдалась и покорно отлетела.              — О, погоди! — сказала она только напоследок! — Твой наряд! — и облетела эльфийку вокруг, оставляя за собой тонкую полоску золотой магии — и обновлённое платье. Теперь бархат на плечах стал цел, а декоративные перья на талии, длинные и коричневые, почти чёрные, выпрямились. Малефисента подвязала к ним украденное из гнезда перо Диаваля. Когда она переубедит его, оно ей ещё пригодится. — Так гораздо лучше. В таком виде только тайно под луной и сидеть… Ой! Одеяло! — подпрыгнула она. — Я его и не заметила!              — Я отдам ему, — ответила Малефисента, кутаясь.              — Ну, вот и твой второй предлог, если ему не понравится первый! — смех Флиттл зазвенел, как колокольчики на её платье. — До скорой встречи, милая!              Она весело помахала рукой и упорхнула вдаль, как светлячок. Горящими глазами Малефисента глядела вслед её удаляющемуся во тьму огоньку. Жизнь аккуратно проводила острым концом часовой стрелки прямо по её сердцу. Даже если — когда! когда! — даже когда она вернётся в настоящий мир, даже когда она получит обратно всё, чему позволила потеряться — даже тогда, всегда будут те, кого не будет рядом с ней, кого ей будет не хватать.              Это было жгучее чувство, ядовитое, как напёрстянка — когда кого-то не хватает.