tempus edax rerum

      Ночь пронеслась без снов — раннее утро встретило Малефисенту тёмно-синим, тяжёлым небом, прохладой и несильным ветром. Её разбудил шорох внизу. Рывком фея поднялась и заправила за собой постель, гонимая стылым ощущением спешки, смешанным, тем не менее, с полным безразличием.              Всё тело ныло, пробуждалось медленно — но главное, что она чувствовала в себе прилив магии, которой так не хватало вчера. Стало теплее, и головная боль совсем отступила. Небольшая разминка, и она совсем придёт в себя — разве что её внешний вид наверняка оставлял желать лучшего. Копаться в чужих вещах, конечно, было неправильным занятием, но раз уж он сам имел такую привычку… Между оставленными чашами, разворошёнными пикси вчера ночью, нашлось зеркало. Разочарованно, брезгливо всмотрелась она в отражение: глаза опухшие и размазанные, краска на губах потускневшая от еды и питья, лицо болезненно-жёлтое, осунувшееся, уставшее, как будто бы ещё более грозное, чем обычно. К тому же, её волосы выбились из повязки, и всё выглядело предельно неряшливо. Одним щелчком она избавилась от подтёков под глазами, вернула устам кровавый цвет. Аккуратно, руками, она стянула повязку, освобождая спутанные длинные локоны, ещё одним щелчком — привела их в приемлемое состояние. Но нужно было торопиться — чем бы Диаваль ни занимался внизу, наверняка он скоро закончит.              Безучастно вгляделась фея в медленно рассеивающиеся, как чернила водой, сумерки снаружи, в блестящую луну. Последний настоящий день её жизни. Ну что ж.              Диаваль действительно нашёлся внизу, как, впрочем, и Стефан — если последний и удивился тому, что она спустилась с комнаты наверху, то ничего не сказал. Он молчаливо, хмуро поедал серую кашу — лицо Диаваля скрывалось за тарелкой, из которой он дохлёбывал свою порцию, как из чашки. Стоило ему увидеть её, спускающуюся по лестнице, брови его поползли вверх.              — Клянусь, каждый раз, когда я тебя вижу, ты выглядишь как-то иначе, — нахмурился он. Она поправила волосы. Вообще-то, это не было никакой уловкой, но… Неважно. У неё больше не было планов никого завоёвывать, нравились настоящему Диавалю её распущенные волосы или нет. — Ну, как бы красиво это ни было, боюсь, скоро тебе придётся завязать всё обратно. В общем-то, в этом вся суть, — улыбнулся он. — Но это неважно.              Он указал сначала на тарелку, затем на покоящийся над потушенным огнём котёл. Завтраком оказалась голая каша — сырой рыбой, чьи останки она тоже видела на столе (и определённо ощущала носом) она побрезговала. Она не напомнила Диавалю о планах, но видимо, не было и необходимости — он и так, оставив посуду, возился с тем, что напяливал что-то за их спиной. Малефисента смотрела в тарелку — всяко лучше, чем встречаться взглядом со Стефаном. Тот факт, что он существовал в принципе, до сих пор выводил её из себя.              Наконец ворон показался — его голову теперь скрывал толстый тёмный шаперон, ничем не украшенный, даже кисточкой. Он тянулся вниз, покрывая плечи, как пелерина, и застёгивался на шее. Там же завязывалась и накидка, скрывшая руки, кроме концов его ладоней, но и они, кажется, были скрыты перчатками. Когда он прошёл мимо, она увидела нечто большое на его спине, привязанное за шею, похожее на ещё один откинутый капюшон, но он быстро развернулся, лишая шанса рассмотреть поближе.              — Мистер Чантерелл, — напомнила она тогда.              — Мистер Чантерелл, — согласился тот. — Две мили отсюда. Как насчёт того, чтобы полететь?              Она не могла отказаться.              — Эй! — вставил тогда подорвавшийся на месте Стефан. — Куда это вы полетите? Как я, по-вашему, смогу вас догнать?              Сам его голос был ей противен. Диавалю как будто бы тоже. Он стиснул зубы — а потом вдруг повернулся к ней с зубастой улыбкой.              — Послушай! — подпрыгнули его брови. — Кому-то было прямо-таки невмоготу превратить одно существо в другое… — он кивнул в сторону Стефана. — Смотри-ка. Твой шанс.              — Ну нет! С меня хватает того, что…              — Не трать моё время! — каркнул Диаваль. Передёрнул плечами. Поправил перчатки. — В шмеля. Трутня какого-нибудь. Дерзай.              И в следующую секунду обернулся летучей мышью.              Больше причитать Стефану не дали — Малефисента воспользовалась заклинанием, которое умела теперь совершать даже во сне и при смерти:              — В птицу.              Сама она взлетела секундой позже, не глядя вслед — только вперёд, где в рассветающем, перетекающем из синего в серый небе летела маленькая чёрная точка. Цель визита к мистеру Чантереллу была неизвестна, за исключением того, что она была связана с предстоящей атакой Тёмных Эльфов. Возможно, ей со Стефаном как неофитам необходимо было нечто получить — только чем таким особенным мог заниматься мистер Чантерелл, этот грибной носатый тощий коротышка, фея не представляла. Куда Диаваль пытался их завести, она тоже могла только догадываться. Вскоре она догнала ворона — точнее, конечно, летучую мышь — и поравнялась с ним: бойко и беспорядочно он хлопал крыльями, словно слепой, и это совсем, совсем не походило на то, с какой грациозностью и классом Диаваль-ворон кружил вокруг неё над вересковыми пустошами, когда они отправлялись в полёт вместе. Ей стало горько.              Под ними размазывались и пробегали деревья, матовая вода и лысые макушки пробуждающихся холмов, укутанные низким жидким туманом, как седой бородой. В небе было чисто, но холодно, и к тому времени, как они приземлились, эльфийка почти продрогла.              — Ты здорово летаешь, — заметил Диаваль, когда чёрный дым вокруг него рассеялся.              — Не понимаю удивления в твоём голосе, — ухмыльнулась она — он улыбнулся в ответ — Стефан приземлился рядом и испортил весь момент. Она щёлкнула пальцами, и вместо воробья перед ними предстал ошарашенный, летавший впервые в жизни человек. Он тщетно пытался скрыть своё изумление, но оно всё равно настигло его при виде окружавшего их леса.              Место было ей знакомо — мистер Чантерелл, должно быть, работал недалеко от дома: вокруг них возвышались толстые стволы, усеянные столь же огромными грибами — насколько она знала, почти все из них несъедобны или даже опасны, хоть такими и не выглядели. Но она не помнила прохода за небольшим водопадом, поначалу скрытым от глаз. Диаваль повёл всех за собой, обогнул камень, таивший за собой тёмный проём, и негромко позвал мистера Чантерелла.              — Мы уже здесь! — сказал он громче.              — Так быстро? Я едва успел вернуться с собрания! — прокряхтел возникший напротив них дедуля. Зажёгся свет — он отнял руки от лампы. Приветствие всех присутствующих было в том, что он снял круглую шляпку гриба со своей лысеющей головы. — Это и есть наши незащищённые гости? Сразу двое… Надеюсь, я успею. Каков запрос?              — Всё то же, что у меня, — он ступил вперёд, ближе к свету. — Плащи, мазь, что-нибудь на руки. И «воронов».              С этими словами он снял с себя и вытащил из тёмного чехла свою ношу на спине.              В подрагивающем свете Малефисента увидела большую птичью голову.              Нет — не голову — маску. Большую маску в форме птичьей головы.              Она видела такие раньше — на рисунках людей, такую же чёрную и вытянутую по форме — у маски был длинный острый кожаный клюв, вдоль которого тянулись швы и стежки. Над клювом блестела пара прозрачных стеклянных круглых глаз. Стежки проходили линий между ними, а также по бокам, к самым вискам и выше — кожа покрывала всю голову и шею, не имея даже отверстия для ушей — только несколько ремешков, позволяющих закрепить маску покрепче на затылке.              Диаваль повертел её немного в руках для демонстрации — мистер Чантерелл только понимающе кивнул.              — Ну конечно, мортус, — фыркнули вдруг прямо у её уха. Развернувшись, Малефисента встретилась с оскалом Стефана. — Чего ещё ожидать от дьявольской птицы. А крюк случайно не полагается?              — А что, тебя надо куда-то забросить? — прошипел Диаваль.              — Я пока ещё живой, — оскалился тот в ответ. Но пыл быстро пропал. — Такой приходил за моими родителями, вот и всё.              Малефисента невольно поджалась. Ей следовало вспомнить раньше. Родители Стефана погибли от Чёрной смерти давным-давно, чуть ранее того, как они встретились в настоящей жизни. Его как раз собирались отдать в приходский монастырь, но он пытался из этого выкрутился. В монастыре нет никакого будущего, говорил он — а лучше уж остаться в амбаре, но вырваться из него, чем остаться на долгие годы среди «малых часов» и рефекторных столов.              Во всяком случае, так считал прежний Стефан, мёртвый Стефан, будущий Стефан Первый. Что скажет этот?              — …Ну, а теперь будешь прятаться в такой под землёй, — бросил Диаваль бесцветно, очевидно просто, чтобы не молчать. Тяжёлым шагом он направился к мистеру Чантереллу, говоря что-то про дёготь…              — Тебя отдали в приход? — сказала Малефисента тихо.              — Что?              — Ты ушёл в приходский монастырь? — повторила она. — После их смерти?              Стефан нахмурился, но кивнул.              — Но не то чтобы мне там понравилось.              Ух ты! Казалось бы, причём тут её существование… И всё же…              — Меня продержали, сколько смогли, а потом решили отдать в подмастерье к торговцу рыбой. Сделать меня кабальным слугой, с индентурой и прочим, — он звонко клацнул зубами. Она понятия не имела, что это должно было значить, но ей не дали ни слова вставить. — И тогда как раз король сменился.              — И ты решил, что Эльфов привозить в замок выгоднее, чем рыбу, — ощетинилась фея.              — Всем надо как-то выживать.              — Разумеется, — прошипела Малефисента и ушла прочь к действительно важным вещам. Мистер Чантерелл как раз зазывал их рукой, попутно включая свет вокруг.              Теперь мастерская предстала их взорам получше: невысокая, но большая, она тянулась вперёд и немного в сторону, как понималось, под водопад. Вдоль стены простирался заставленный стол, а над ним и вокруг него — несчётное количество крючков и чехлов со всевозможными инструментами. Малефисента узнавала щипцы, ножницы и плоскогубцы, кусачки, лобзики и какие-то предметы, похожие на огромные ключи, или иголки, или ложки. Рядком красовалось целое семейство молоточков: от крошечных до тех, чей клин был крупнее головы мастера. Сложенные и скрученные лежали также толстые рулоны, среди которых он и принялся выбирать: наверное, кожа для масок.              Мистер Чантерелл пригласил их обоих к низким табуреткам недалеко от стола. Сложив крылья, Малефисента присела.              — Боюсь, это надо будет приподнять, — сказал он ласково, глядя на её волосы, и принялся раскладывать листы кожи на пустом участке стола. Малефисента щёлкнула пальцами — и повязка оплела её голову снова, будто она никогда её и не снимала. Пикси хмыкнул. — Смотри-ка, а ты уже половину маски сделала… Диаваль, мальчик, прекрати топать. Ясное дело, все нервничают…              — Я не нервничаю, — возник тот, прерывая хождение пойманной птицы из угла в угол. — Во мне две чашки отвара с мелиссой, между прочим… Так, ладно, — он махнул рукой. — Я не буду отвлекать, если немного поболтаю?              Мистер Чантерелл рассмеялся:              — Разве ты не наболтался за утро?              — Я тоже считаю, что наболтался, только вот кое-кто, — он сверкнул глазами в сторону сидящих на табуретах, — проспал всё собрание. Придётся проводить личную аудиенцию. И инструктаж, потому что на него попал только один из вас, — он кивнул в сторону Стефана и послал в неё ещё один грозный взгляд.              — Ну, тогда я послушаю ещё раз, — ответил Чантерелл — он достал длинную мягкую ленту и обвёл её вокруг головы Стефана, по лбу, затем по щекам, по шее. Престранное занятие              Диаваль прочистил горло. Когти на его ногах царапнули по полу.              — Значит так. Объясняю на пальцах. Через пару часов сюда собираются наведаться Тёмные Эльфы — заколдованные, безмозглые, обезбашенные Тёмные Эльфы с кучей волшебного порошка. Будут летать над землями и сыпать им, как снегом, забираются в места поглубже, чтобы попробовать нас достать. Порошок опасен для всех, но для некоторых — особенно, — он кивнул в их сторону. — Всё зависит от вашего размера, количества вещества, того, как оно на вас попало. И от того, подвергались ли вы ему раньше и как часто. Предполагаю, это ставит нас, — он обвёл пальцем и их обоих, и самого себя, — в опасное положение. Поэтому мы здесь. Вы получите костюмы и средства защиты от влияния пыльцы на случай, если вдруг окажетесь в опасности.              Грибной пикси записал что-то на маленький зелёный листик, а затем достал ещё один, побольше, и принялся чёткими движениями чертить на нём фигуры угольком: длинный изогнутый расширяющийся треугольник, один поменьше, с перекошенным основанием. К последней части, похожей на сечение круга, он приставил круглую трубку и два раза наметил полукруги рядом с границей. Малефисента подозревала, что это было для глаз.              Он перепроверил записи и подскочил к ней.              — Но, — Диаваль выставил один тонкий длинный чёрный палец, — вам не придётся беспокоиться об этом, если вы будете слушаться указаний. Почти…              — Диаваль? — перебил мистер Чантерелл — она отвлеклась на него и поняла, что тот показывает на её рога. — Как быть вот с этим?              Ворон прыснул, как будто ждал этого вопроса.              — Ну, это ты у нас масками занимаешься, а не я, — ухмыльнулся он. Мистер Чантерелл цокнул языком, почесал свой большой нос, поправил мухоморный котелок и поднёс к фее портновскую ленту. — Почти на всей территории Топей есть подземные убежища именно для таких случаев, — продолжил тот. — Как только мы закончим здесь, сразу же отправимся туда, чтобы не терять время. Вы поймёте, что пора спускаться, когда зашумят деревья — это предупреждение. Там не так плохо, места хватает. Советую в это время поспать и набраться сил. Атаки обычно недолгие, но нужно будет подождать, пока воздух хотя бы немного очистится от пыльцы, иначе есть опасность надышаться отравой.              — Это делают деревья? — воскликнула Малефисента — мистер Чантерелл цокнул: он как раз измерял её голову от лба до подбородка. — Очищают воздух? Это наверняка губит их.              — Я не говорил, что это идеальная схема, — буркнул ворон. — Боюсь, нет выбора. К счастью, скоро им не от чего будет страдать. Мы переждём атаку в убежище, после удостоверимся, что всё готово, и с сумерками отправимся в путь — двинемся к руинам… эту часть повторять излишне, надеюсь?              — Да! — брякнул вдруг Стефан. — Мы двинемся к руинам Восточного замка, в Запретных горах, засядем вдоль главной стены наверху и внизу и будем ждать твоего сигнала.              Диаваль вскинул брови и почти улыбнулся — и глянул на неё:              — Вот! Видишь? Знала бы, если бы ходила на инструктажи.              После этого он почти больше ничего не говорил — только поторапливал время от времени бедного мистера Чантерелла. Тот работал на износ: в удивительно короткое время он нарисовал такие же отметины для неё на листике, вырезал заготовки для обоих, приложил их к коже и вырезал по контуру — некоторые части один раз, некоторые дважды. Он разложил части по кучкам и принялся копаться в другом отсеке, полном стёклышек — достал по два для каждого, принялся вставлять их в приготовленные оправы. Проделал в коже дырочки огромной иглой, чуть ли не со свою голову размером, накрепко сшил все части между собой, включая застёжки, а потом пришил к задней части одной из масок большой кусок ткани помягче, которую собрал в районе шеи и проверил, чтобы она растягивалась. Со второй он повозился чуть больше — она подозревала, это было ради её своеобразной анатомии. Он проделал отверстия для рогов и взял с феи обещание, что та наденет повязку на все рога, а не только нижнюю их часть.              Потом он принялся за накидки. Выкатил рулон толстой жёсткой ткани неясного бурого оттенка, достал заклёпки, верёвки и огромные ножницы. Очень серьёзно обошёл Малефисенту несколько раз, а потом молча покопался в ящике, достал небольшую баночку с чем-то блестящим, показал Диавалю, и тот кивнул. Тогда оказалось, что её бедные крылья придётся покрыть специальным защитным веществом. Зачем смазывать её перья всякой гадостью и лишать полёта, она совершенно не понимала — её справедливые возмущения, к её ужасу, сначала оставили без внимания, но, как известно, с Владычицей Топей, хоть и прежней или несуществующей, спорить невозможно и бесполезно. Она настояла на том, что будет чахнуть под землёй в толстом плаще и уж о своих-то крыльях точно позаботится — она заткнула их всех — её бедные перья оставили в покое. Накидка, правда, всё равно воняла дёгтем, а Диаваль покрывал свои перья на руках и ногах, просверливая её взглядом, но она выстояла.              Она ещё не видала столь быстрой работы. И почти без использования магии. Что-то подсказывало фее, что здесь все старались беречь волшебство — начиная с маленьких грибных пикси, кончая Диавалем. Она могла только догадываться, что привело к такому положению дел — что происходило всё то время, что она пропустила.              Мистер Чантерелл наконец озвучил свою готовность. Он и ранее прикладывал маски и плащи к ним, убеждаясь, что всё хорошо и плотно сядет, но теперь настал час надеть страшные защитные обновки по-настоящему. Она вернула на место повязку, покрывая в этот раз рога полностью. Пикси вновь обратился к Диавалю, и тот отвязал от своего пояса мешочек. В нём оказались какие-то травы, которые мистер Чантерелл зашил в тонкую, почти прозрачную ткань и всунул в самый кончик клюва масок. Когда она глядела на растения, то увидела засушенную лаванду и мяту, но на деле по запаху больше всего выделялись невыносимая камфора и ладан. Как будто она моль какая-то. Или будто её хоронят. В общем-то, правильно, хотя они и поторопились на несколько часов.              Теперь Малефисента видела чуть меньше, чем раньше — только то, что находилось прямо перед нею. Но маска оказалась хорошо сконструирована, и её дыхание не заставляло стёкла запотевать. Перчатки оказались у мистера Чантерелла наготове, разных размеров — они оба взяли пару. В отапливаемой пещере в накидке поверх крыльев было очень уж жарко, поэтому Малефисента завязала её на спине, оставляя крылья свободными. На этом их убранство подошло к концу — Диаваль со странным почти мечтательным выражением лица окинул их фигуры, сказал, что у него набралась целая стая, нахлобучил маску обратно и подошёл напоследок к зеркалу.              — Почти сам на себя похож! — разобрала она сдавленное бормотание — слуху мешали две маски. Он и впрямь походил на птицу больше, чем когда-либо — на переросшую, очень большую и очень жуткую птицу в одежде.              Зря он не согласился принять её дар, очень зря.              Мистер Чантерелл сказал, что на время атаки останется здесь, в дальних комнатах под самым водопадом, куда никто не доберётся. Диаваль коротко кивнул и поспешил вывести их наружу.              За время их отсутствия лес преобразился: оттенок серого неба стал светлее, всё вокруг поголубело, снег переливался, и она даже видела дорогу впереди. Диаваль попросил поторопиться: теперь, когда он смазал всё, что можно, противной мазью, он лишился возможности летать, они же не знали дороги, а ближайшее убежище было не таким уж и ближайшим.              Они продвигались по занесённой снегом дороге, по редким сугробам, хрустящим и хлюпающим под их ногами, и Малефисента вспомнила, как часто они вдвоём — она с Диавалем, Стефан мог только мечтать об этом — пробирались так к домику лесника в глухой чаще леса, к Авроре.              Аврора. Одно имя её теперь ударом тупого ножа по сердцу. Наверное, потому здесь за всё время так и не появилось солнце — какое солнце может быть без неё?              Последний день её жизни. Она встретила мистера Чантерелла, по какой-то небесной иронии оказалась в компании Диаваля и Стефана одновременно, должна была провести полдня среди волшебного народа и ещё полдня — борясь с людьми и эльфами, но так и не увидеть свою родную дочь.              У неё шумело в ушах. Премерзкий, усиливающийся гул.              Он всё не смолкал. Он окружал её со всех сторон и спускался с самих небес, с крон деревьев.              Её толкнули в плечо.              — Чёрт возьми! Рано! Слишком рано! — услышала она еле-еле сквозь маску. Диаваль оглядывался по сторонам. — Укрытие. Укрытие.              Он потянул её за руку.              — Укрытие! Быстро! Пока они не… Быстро!              Взгляд её разделился надвое — два неполных полукруга. Диаваль тащил её за собой и толкал Стефана в спину впереди — вместе они добирались куда-то. Всё тряслось. Она больше не слышала свиста сквозь маску, не могла взглянуть наверх, но от этого тревога только росла.              — Ещё немного! Спускаемся и добираемся до остальных…              — Слушайся меня!              Она обернулась, силясь посмотреть. Как гром, прогремел в небе низкий голос. Она знала этот голос — но не видела, кому он принадлежит. Её ладонь выскользнула из руки Диаваля.              — Пойдём!              Да, в укрытие. В укрытие, под землю, выжидать, как и сказано. Она приказала себе ступать дальше — маска сработала, ничьи слова не имели на неё эффекта, кроме её собственных, ей надо двигаться…              — Слушайся меня!              Теперь она точно видела их — нескольких Тёмных Эльфов, около десяти или пятнадцати, всплывающих из-за крон деревьев, и чёрную фигуру в их главе, как в острие клина. Она застыла в изумлении — что-то внутри неё догадалось скорее её самой.              — Слушайся меня!              Тёмная кожа, длинные волосы, переливающаяся опасным золотом на свету пластина на теле. Звук застрял в её горле забившейся птицей. Коналл. Коналл был жив.              Он парил над их головами вдалеке, но его голос пронизал воздух — остальные эльфы следовали в одинаковых позах, как воздушные змеи — Коналл вторил: «Слушайся меня! Слушайся меня! Слушайся меня!»              Малефисента вернулась к своим мыслям — они не следовали их словам. В ней не рождалось желания выполнять их поручения.              Но в ней рождалось желание другого порядка.              Эльфы собирались атаковать Топкие Болота. Пытаться достать до сбегающих, урваться за скрывшимися, обрести не сумевших скрыться на погибель, отравляя землю, оставляя свой ядовитый след, как печать маньяка. А она должна будет в это время сидеть под землёй, в безопасной темноте, в катакомбах, надеясь, что кошмар закончится скоро и не затронет её. Что ей удастся высидеть угрозу и жить дальше, как ни в чём ни бывало, как будто ей самой не остались считанные часы, как будто над ней не склонялась морщинистая рука смерти…              Не бывать этому.              К тому же…              Коналл никогда не простит себе того, что делает. А она никогда не простит себе того, что вновь дала ему исчезнуть.              Она должна это остановить.              — Слушайся меня!              Они пролетали мимо, видимо, рассчитывая найти жертв там, где они сначала и собирались укрыться с остальными. С неба посыпалось золото. Пора.              Она взмыла наверх, усиленно хлопая смазанными крыльями, держа руки наготове, едва представляя, что собирается делать.              — Малефисента!              Она мысленно попросила у Диаваля прощения. От неё никогда нельзя ждать субординации.              Эльфы всё ещё летали высоко, и она двигалась медленнее, чем хотела бы, но у неё было преимущество — она делала, что хотела. Во всяком случае, пока. И у неё было её собственное золото.              С вырвавшимся из её горла кличем она послала в их сторону луч оглушающей магии. Та ударилась о них, как струя воды. Трусливо — она нападала почти со спины, но у неё не было выбора.              Поражённые эльфы пошатнулись, обернулись — даже вдалеке она разглядела жгучую желтизну глаз. Она знала их — некоторых по имени, кого-то только в лицо. Коналл не покидал её поля зрения. Но он был не один. Была Ини. Был Удо. Его лицо, искажённое злобой, перечёркнутое магией, вселило в неё уверенность. Этому надо положить конец.              — Слушайся меня!              Он протянул к ней руку — он держал что-то в ладони — оно посыпалось вниз прямо на неё. Она машинально увернулась, прежде чем пыльца попала бы ей на лицо — запоздало она вспомнила о маске — маска, с ней ничего не…              Её потянуло вниз.              Крылья перестали слушаться.              Она усиленно забила ими, приказала работать, но они продолжали деревенеть, возвращать её на землю, как якорь. Она обернулась — они поблёскивали золотом.              Проклятье.              Медленно падая, она посылала в эльфов пучки магии — Ини закричала. Она приказала себе не морщиться из-за этого, не сожалеть. Пусть проснутся, пусть позлятся, не ей же одной злиться. Пусть решат, что застывших крыльев с неё мало — пусть спустятся к ней на настоящий поединок. Она умеет сражаться на земле. Она умеет сражаться без крыльев.              Она почти поняла, что она делает. Что собирается делать.              Маска мешала, мешала, но она кое-как прицелилась — тёмная фигура во главе стаи. Она сжала кулаки. Земля приближалась. Она набрала воздуха, набрала магии —              Колдовство отбилось от её ладоней — сильный поток, настолько сильный, что её отдало назад прямо на землю, на бок.              Щурясь, она вгляделась в небо — магия поразила Коналла, и он пошатнулся. Направился к ней —              — Я тебя сам сейчас убью! — раздалось вдруг у самого её уха и её потянуло назад по земле.              — Диаваль!              — Заткнись! Ты нас всех угробить хочешь?!              Она выхватила ладонь из когтистых рук, взглянула. Его лицо терялось за маской, но вся его поза говорила о том, что он вот-вот на неё набросится.              — Быстро в укрытие, — прорычал он.              — Я останусь.              — Ни за что!              — Я останусь! Я справлюсь. Вы оба спасайтесь.              — Я…              — Не заставляй меня прилагать силу, — рыкнула Малефисента, поднимаясь на ноги. Магия уже клубилась у её пальцев, хоть и предназначенная не для него.              — Мы ещё посмотрим, кому из нас придётся…              — Оставь её! — крикнул Стефан, толкая его назад. Диаваль дёрнулся, вспомнив, что защищает не только фею. Она чувствовала приближение Коналла — вот-вот с грохотом приземлится. За ним уже следовали другие.              — Иди, — повторила фея, боясь, что через маски её не услышали.              Диаваль вцепился в руку Стефана и потащил за собой. Они скрылись в деревьях. Малефисента выдохнула и обернулась. Пора встречать гостей.              Всего около десяти или двенадцати. И что у них есть? Мускулы, магия, порошок и неработающие головы. У неё же было её колдовство и что-то наподобие плана. Недурно.              Коналл приземлился чётко на ноги, распахнув крылья.              — Слушайся меня!              Её магия была уже наготове. Драться с Коналлом не доставит ей никакого удовольствия — впрочем, она не собиралась с ним драться. Только эльф сделал шаг вперёд, как из-под земли вырвались толстые зелёные стебли и опутали его ноги. Он покачнулся, опрокинулся вперёд, спасая себя от падения ладонями, прижатыми к земле.              Она приблизилась, чтобы перейти к следующему пункту —              — Присядь со мной!              Под его руками зашлись трещины. Земля под нею содрогнулась и резко сдвинулась. С грохотом земля прямо под её ногами двинулась наверх и в сторону, откидывая её назад на спину. Так и не движимые крылья отдали страшной болью.              Она прыгнула на ноги. Напросился.              В неё снова целились, она снова отбивала удары. Было в этом что-то почти увлекательное. Она никогда раньше не боролась с кем-то, кто тоже владел магией. Ей почти нравилось — если бы, конечно, не смертельная опасность.              Был бы только Коналл — было бы не так трудно. Но в их сторону уже мчались его соратники. Они опять отвлекали её.              Врать себе нечего — у неё было слабое место. Очень слабое, очень знакомое. А значит, для победы надо поставить их на равных. Вернуть с небес на землю.              Вспышка — Малефисента швырнула пучок магии в летящих эльфов, кто бы это ни был. Потянула вниз. Она повалила их на землю — прямо в сугробы. Мягкое приземление. Но им не стоит обольщаться.              Колдунья увернулась от ещё одного заклинания Коналла и прижала ладонь к снегу, к земле под ней — по той пошли трещины. Они протянулись вдаль, огибая упавших эльфов, по кругу.              Она стукнула кулаком.              Земля рухнула вниз.              Она прикоснулась к снегу.              Он начал таять.              Она отбежала дальше, к деревьям, стараясь не стать мишенью, сама целясь в следующих своих жертв. Удо, Ини, тундровые эльфы. С ними снег не сработает. Нужно что-то другое.              Раздался рык Коналла — слишком близко — земля под ней задрожала — она отбежала и увернулась в последний момент, чтобы увидеть, как прямо перед нею падает дерево — она выставила руку, и разлетевшийся снег не завалил её с головой. Огромный дуб с грохотом рухнул — корни его остались, оторванные, во льдах. А ствол почти прибил её к земле.              Дыхание сбилось. Она почти ослепла за запотевшими стёклами. Запах трав давил на виски. В этих масках не сражались, в них прятались.              Коналл где-то близко — надо убираться подальше. Она дёрнулась, но вдруг не смогла отойти — подол платья застрял под упавшими ветвями и стеблями.              Чёрт возьми. Ладно.              Огненной вспышкой она оторвала всё, что мешало ей бежать — чёрт возьми, как хорошо, что она носит брюки под юбками. И на всякий случай подожгла и всё дерево — может быть, хотя бы дым заманит их на землю, как гнусных насекомых с джунглей.              Крылья нервно подрагивали. Она приподняла одну из веточек из-под грязи и земли, приказала ей вырасти, как когда-то давно. Посох лёг в руки знакомой тяжестью.              Дальше, дальше от дерева — куда-то, откуда она хоть что-то сможет видеть и не задохнётся сама. Она побежала, стараясь не провалиться в трещины — за спиной что-то громко зашипело — она обернулась. Дерево больше не горело: Коналл стоял на поваленном почерневшем стволе, словно только и ожидая, когда же она снова ему покажется.              Ладно. Шутки кончились. Она поразила его магией, прежде чем тот смог поразить её. Он повалился на землю. Земля под ним проломилась и заросла стеблями, связывая, стягивая. Думал, он один так умеет?              Лёгкие сдавливало. В ушах звенело. Что теперь? Сразу подойти к нему и попытаться? Или нужно сначала совсем его утомить, чтобы он не сопротивлялся, когда она начнёт? Но что, если она измотает не только его, но и себя? Что, если она не успеет — что, если ей помешает кто-то из эльфов? Она видела только половину из них, даже не представляла, где остальные. А те, с кем она уже сражалась — где они? Где Удо и его часть нападающих? Она выискивала их глазами. В небе их не было. На земле, на снегу, она не могла его разглядеть, только поваленных ею в огромную лужу эльфов… Ах.              Он там и был, белый на белом. Превращал воду обратно в снег. Надеясь так спасти своих помощников. А мозги-то и правда не работают! Пусть старается. Их крылья только покроются льдом. Ей же лучше.              Она направила посох в их сторону — над ними поднялась стена грязи и снега. Кому-то надо остудить пыл. Нечего сожалеть. Будет не о чем сожалеть, когда она их вылечит — а она их вылечит.              Фея опустила руку, чтобы — свист — обрушить на эльфов грязную лавину — как вдруг сама рухнула на землю.              В неё вцепились чьи-то когти. Маска накренилась — она даже не видела, кто навалился на неё всем телом. Она бездумно махнула локтём и наткнулась на твёрдое. Ещё и ещё раз, уворачиваясь от рук, тянущихся к её маске, ещё удар — над ней сдавленно, будто через ткань, вскрикнула эльфийка.              Бездумно фея махнула посохом в другой руке — куда придётся. Он врезался во что-то, но противница не повалилась. Снег забился за шиворот — плохо, плохо, может попасть пыльца — она продолжила стучать набалдашником, подпитываемая страхом и сгорая от сожаления, но хватка не ослабевала. Казалось, женщина только вцепилась в неё крепче, чтобы не упасть. Маска слезала —              — и вдруг вес пропал, слетел с глухим звуком. И раздался ещё один звук — теперь звонче.              Малефисента сморгнула.              — Скучала по мне? — раздалось невнятное у её уха.              Небеса. Зачем он вернулся? Самоубийца.              Диаваль ей руки не подал, и она поднялась сама, дрожащей рукой поправляя маску.              — Нет. Всего двенадцать на одну, я бы справилась, — выдохнула она.              Диаваль сидел перед ней, такой же, какой был, не считая отсутствия плаща — сидел полулёжа поверх эльфийки, что он повалил. Наверное, это было хорошо, что он здесь.              Она огляделась. Удо и другие всё же оказались под снегом. Она могла выиграть немного времени. Надо бежать к Коналлу. Если он вообще до сих пор в яме.              — Двенадцать? Тут только половина!              — Да! — шикнула Малефисента. — Я не знаю, где остальные!              — Ха! Сейчас узнаешь!              Как проклятье, его слова оказались призывом — несколько эльфов появились оттуда же, куда Диаваль со Стефаном убегали. Значит, эта часть напала на него, а он привёл их за собой сюда.              — А нельзя было взять их на себя?! — шикнула Малефисента, зная, что это несправедливо. Она не представляла, как Диаваль мог так долго держаться против шести эльфов. Он даже не мог превращаться.              — Извини, что хотел тебе помочь! — крикнул он.              — Кто кому помогает? — цыкнула она в ответ — и побежала вперёд, выставляя руки — чтобы путы, сковавшие Коналла, не распались — она уже чувствовала, как он пытается вырваться.              Ей не стоило ронять эти слова — потому что как раз тогда Диаваль пригнулся, чтобы по нему не прошёлся рогами гнавшийся эльф. Тот на скорости продолжил полёт, и Малефисента послала вслед волшебную золотую стрелу — он подкосился и начал падать. Один из шести. Ещё одну подбил Диаваль. Четверо лежали под снегом и грязью. Коналл запутался в силках. Сколько осталось?              Она оглянулась — оковы снова едва сдерживали предводителя Тёмных Эльфов. А она уже не чувствовала себя такой сильной. И не так хорошо представляла, как именно подступиться к магии, что нужна была ей.              — Берегись!              Теперь она услышала свист — как раз вовремя. Бум! Она врезала по летящему на неё эльфу посохом. И ещё раз — на всякий случай. Им не нужна погоня. Пусть только кто попробует на ней полежать теперь.              Чего она не ожидала услышать, так это смеха Диаваля.              — Только не посохом!              Да уж. Как в старые добрые времена.              Она оглянулась на упавшего эльфа, что стал жертвой её волшебной дубинки. Надо попробовать. Может, так и стоит начать. Третий союзник им не помешает — если, конечно, у неё всё выйдет. А если не выйдет… если не выйдет, эта борьба сильно сменит свою цель.              — Диаваль. Постереги нас.              Не снимая перчаток, Малефисента развернула упавшее тело. Эльф был в сознании, но засыпан снегом — со сдавленным мычащим стоном перекатился на спину. Половина лица скрыта — что-то вроде кляпа. Крылья его дрожали — он не поднимется. Это был её шанс.              Она приложила ладонь к его груди и сосредоточилась — настолько, насколько могла. Подумала о магии, которой исцеляла сотни деревьев за всю свою жизнь, которой лечила Диаваля, которой пыталась оставить Коналла в мире живых. Магии, которая проникает в самое нутро.              Она приказала ей исцелить его сознание.              Потечь под кожей, добраться до сердца и до головы. Протиснуться сквозь туман наваждения, забрать тот яд, что меняет цвета, превращает белое в болезненно-жёлтое, чёрное — в грязно-коричневое. Разорвать узы.              Её крылья бесполезно затрепетали. Голову пронзила такая боль, от которой не уберегла бы никакая защита — нить, протянутая от виска до виска и дальше, туда, откуда звучали приказы. Раздайся сейчас хоть чьё-нибудь «Слушайся меня!», она не смогла бы, показалось ей, не подчиниться.              — Не слушайся никого, — сказала она тихо — себе и ему. — Слушайся только себя.              Она представила, как дурман исчезает, уходит сквозь кожу, ссыпается с пальцев. Что-то золотое порхало вокруг них обоих — она не знала, её ли это магия или порошок, и боялась узнать. Оно завертелось вихрем, хватаясь за порванное платье, за его крылья. Глаза напротив неё зажглись ярче всего на секунду — настоящее жидкое золото — а потом потухли и стали зелёными.              Эльф моргнул и дёрнулся. Попятился назад. Малефисента вдохнула глубже. Даже травы в маске показались благоуханными. У неё всё получится.              Щелчок — оковы вокруг его рта распались. Фея не подозревала, что когда-нибудь будет рада тому, что кому-то насильственно заткнули рот. Если на остальных бездумных нападающих такие же кляпы, и только Коналлу разрешалось давать приказы, всё становилось гораздо проще. Можно не бояться, что излеченных ею эльфов тут же завербуют обратно зачарованные сородичи.              А значит, на самом деле у неё только одна мишень. Один будущий помощник.              И фея уже чувствовала, как он вырывается из пут. Измотать не получилось. Ну что ж. Значит, придётся зарабатывать победу обычным путём.              Ослепнув ко всем вокруг, Малефисента помчалась навстречу Коналлу. Ей вслед поднимался снег, грязь и вода — твёрдые глыбы, несущиеся в его сторону, как бешеные псы. Под ногами по-прежнему всё содрогалось и рассыпалось — трещина прошла прямо под её ногой — она дёрнулась вперёд — нога и посох застряли — её рывком повалило вниз. Рука больно свернулась. Глыбы снега за нею рухнули вниз, ударили в спину, выбили дух. Её собственная заледеневшая земля подвела её. Громкий хлопок крыльев — вождь эльфов поднялся в воздух над ней.              — Слушайся меня! — проревел он, глядя сверху вниз. Она могла только слышать его, совсем ничего не видела — маска съехала набок, травы посыпались ей на лицо, и холод обжёг её оголённую шею. Мир снова стал шумным, его голос — смертельно громким. — Слушайся меня!              — Не дождёшься, — прошипела Малефисента — и из-под земли, как из-под воды, вырос огромный ледяной шпиль — он проломился наверх, сбив Коналла вниз. Наверное. Она на это надеялась.              Фея подняла слепую голову, ища в себе всю магию, на какую могла быть способна сейчас. Он не потерял сознания — это хорошо — но он мог и восполнить силы. И его сейчас же начнут защищать остальные эльфы. Нужно торопиться… Она еле могла подняться…              Что-то просвистело прямо перед ней, и негромко прогрохотало, а потом она услышала голос Диаваля.              — Сюда! Быстро! Быстро!              Кое-как Малефисента поднялась, заранее зная, что с её ногой что-то не то — но это подождёт. Она понесла себя вперёд, тряся головой, поправляя маску — перед её взором лежал Коналл, поваленный на спину, и двое, придерживающих его у земли — Диаваль и лесной эльф, которого она излечила.              — Живо, живо, чего ты медлишь, — прошипел Диаваль. Его маска тоже сидела плохо. — Нам ещё задерживать всех остальных.              Она бросилась к Коналлу, мгновенно чувствуя, как камень застрял в горле. Он глядел на неё яростно, так, как она и представляла себе уже почти два года — ненавидящий, прожигающий взгляд — он плевал ей в лицо всем, чем она перед ним провинилась, всем, от чего она не смогла его защитить.              — Пожалуйста, — прошептала она, прикладывая ладонь к его груди.              Золото потекло с её пальцев.              Ей хотелось кричать. Ей хотелось думать о чём угодно, только не о том, как она уже однажды склонилась перед ним, пытаясь что-то исправить — пытаясь безуспешно. Что он сказал ей тогда? Вспомнить, кто она такая. Она уже давно не знала, кто она такая. Теперь никто не знал. Она знала, кем должна быть — но не умела ею быть. Если ничего не вышло даже тогда, что изменится в этот раз? Почему бы времени не насмехнуться над нею напоследок?              Она приказала магии добраться до него, до самой его души — пролить ливнем всё, что она не смогла сказать. Извини меня. Прошу, извини меня. Ты умер ради меня — из-за меня. А теперь живи. Живи так, как сам хочешь. Слушайся только себя.              Золото закружилось вокруг них, как давным-давно, но она не смела прильнуть к его груди. Она могла только смотреть в его очи с трепещущей надеждой, следить за тем, как золото зажигается ярко-ярко, переливается — и превращается в зелёный.              Коналл выдохнул. Она позвала его по имени. Он поглядел на неё. Ненависть превратилась в замешательство. Даже рисунки на его лбу разгладились.              Малефисента могла только вернуть ему заворожённый взгляд. Жив, он был жив! Она прикусила щёку. Только бы не заплакать — такая глупость, плакать в третий раз за два дня… Она бы и осталась так сидеть, если бы по её левую руку не свистнул Диаваль:              — Я уже могу слезть с него?              — Коналл, — отозвался эльф, сдерживающий другое его крыло. — Мы так долго спали… Она разбудила нас. Коналл, проснись.              — Что это за птица?.. — прохрипел тот, глядя на неё. Малефисента моргнула, потому что… Оу. Оу. Да. Маска.              — Небеса, они и когда не зачарованные тупые, — бросил Диаваль, слезая с крыла Коналла. Блеснул его кристальный клинок. — Это маска, дурень. Которая нужна, чтобы защищаться от таких, как ты — и твои летающие дружки. С которыми мы уже битый час тягаемся.              — Мне нужно твоё содействие, — вымолвила Малефисента наконец. — Излечить всех остальных от яда. Уверена, ты сможешь мне помочь.              Коналл поднял взор выше их всех, туда, где, наверное, сейчас витали эльфы — она не слышала свиста.              — …Да, — выдохнул он наконец. — Боюсь, я должен.              Она помогла эльфу подняться на ноги — Диаваль шикнул на неё, бурча, что он весь искупался в порошках и отраве за последние годы, и его даже трогать опасно, — и вместе они выбрались из-под тени всего, что выросло и упало — поваленного обугленного дерева, возвышающейся ледяной глыбы, вспаханной и расколотой земли. Она попала в цель, даже не поняла сразу, в какую важную — когда они взглянули вокруг, оказалось, что остальные эльфы почти не двинулись с места. Как кляксы или застывшие в паутине мухи, они зависли на земле и в воздухе точно как если бы без связи с Коналлом совершенно не знали, что делать. Наверное, так оно и было.              Малефисента прикоснулась к земле — по ней поползли корни, стебли и лоза, обвились вокруг рук и ног зачарованных эльфов — на этот раз гораздо бережнее — и потянули их к ней, вниз и вперёд: из-под снега, трещин в земле, всех десятерых.              — Могу стукнуть их всех посохом, если хочешь! Чтобы наверняка, — воскликнул Диаваль. Малефисента цокнула и покачала головой. Но он всё равно достал её трость из-под завалов, повертел в руке. Она могла почти детально представить, какое бы у него было выражение лица — у Диаваля, которого она знала.              Медленно они подошли к каждой жертве, окутывая золотой магией, приводя в чувство, объясняя одно и то же, всё забытое: они прилетели отвоевать свой дом, но попались Ликспиттлу. Он погрузил их в глубокий дурманный дрём, лишил рассудка, превратил в инструмент достижения коварных планов. Это не их вина — они ничего не могли сделать. Яд не оставил им никакого выбора. Они напали на Топи, как нападали и раньше, но в этот раз их смогла исцелить эта фея, которую, правда, никто, к удивлению Диаваля, не мог узнать. Она боялась, что он что-нибудь спросит, но он молчал — только присвистнул, глядя на обращённую в абсолютный хаос поляну. Малефисента вздохнула и вскинула руки: десятки прогрызших почву корней и стеблей вернулись под землю, лёд треснул и, как раздавленный снеговик, развалился на части, каждая из которых растаяла. Коналл метнул рукой — земля, осенние листья и снег уложились теми же слоями, какими раньше. Стражница оставила поваленный дуб напоследок — лечить деревья всегда было приятнее всего.              Поднимая дерево, как свергнутого идола, соединяя вместе разорванную кору и камбий, она почти убедила себя, что ничего не случилось. Что она не жила последний день своей жизни. Она была дома, дышала родным воздухом, занималась тем, чем занималась всю жизнь, что действительно умела и любила делать. А теперь здесь с ней был и её народ, и Диаваль.              …У неё всё внутри сжалось, как в силках, так горестно, как от слезоточивого дыма — от внезапного осознания того, как сильно она на самом деле этого хотела.              — Представляю, как там себя чувствует волшебный народец… — присвистнул Диаваль. — Полдня в подземелье в темноте и неведении. И на их вожака напали! — сокрушённо вздохнул он.              — Это ты-то их вожак? — пропыхтела приходящая в себя Ини.              — Представь себе… — протянул ворон. Он засунул кинжал за пазуху. — Это временно. Война закончится, и с завтрашнего дня можете назначать вожаком кого угодно: и Коналла, и кого другого, хоть ёжика, хоть Феникса.              — Феникса?! Откуда ты…              — Сегодня последняя битва, — провозгласила Малефисента, пока разговор не зашёл в совсем не нужное ей русло. — Сегодня ночью. Мы сможем освободить всех остальных.              — Мы будем сражаться с вами, — расправил плечи Коналл. Его поддержали остальные — но Диаваль только буркнул что-то, скрывая свой ответ ото всех за кожей и стеклом.              Они собирались полететь обратно — Диаваль кое-как очистил мокрым снегом свои перья от засевшей в них защитной гадости и превратился — но не в летучую мышь, а в волка. Его большая мохнатая фигура огибала деревья и прокапывала снег внизу, пока все Эльфы, включая её саму, огибали ветки деревьев, стараясь держать друг друга. Никто из них не летал так, как следует — вспоминая своё состояние после вчерашнего отравления, Малефисента могла только представить, как себя чувствовали те, кто был под гнётом наваждения долгие годы. Четыре раза кто-то из эльфов падал или почти падал на землю, в грязь и слякоть, как марионетка, которой оборвали нитки. Она сама едва держалась в воздухе: как и с Удо, её крылья сильно спутало снегом — она уже представляла, что увидит, когда займётся ими.              Наконец они подобрались к сердцу Вересковых Пустошей, к Хрустальному пруду — Диаваль круто повернул налево и остановился, а затем принялся пронзительно выть.              Сначала не последовало никакой реакции — эльфы приземлились неподалёку — но задвигались камни и корни деревьев, кажется, сами холмы заходили ходуном, пока из каждого такого местечка не стали показываться пикси, из больших пологих каменных пещер — мисти-каменщики, а из-под самой глубины — слизкие уоллербоги. Даже Робин подкрался. Стоило им, однако, высунуть головы и приблизиться, как начинался вопль и бегство — Диаваль тут же преобразился.              — Спокойствие! — крикнул он, разводя руки, стягивая маску на спину. — Спокойно! Вам нечего бояться. Они не зачарованные. Мы их излечили. Они на нашей стороне! — у их уха просвистели ревущие пикси. — Я сказал, они не зачарованные!              — А откуда нам это знать? — вякнул Робин, сложив лапки на груди. — Диаваль, ты позволяешь себе слишком много!              — Опять ты запел старую песню, Робин…              — Мы уже взяли одну эльфийку «на нашу сторону», и посмотри, к чему это привело! — навострился пикси. — Уже второй день подряд нам устраивают диверсии! Разве ты не видишь, как одно связано с другим?! Кто знает, может, они все до сих пор околдованные, и она в том числе? Что, если это она их сюда заманила? А ты привёл их прямо в наш тыл!              Она бы и ответила что-нибудь, что-нибудь очень подходящее, но в горле совсем пересохло, да и вообще она предпочла бы, чтобы на неё никто не смотрел.              — Он прав, Диаваль! — пропищала вдруг Нотграсс. Она сложила руки на талии. — Мы не можем принимать к себе всех встречных по доброте душевной!              По одному тому, как Диаваль стянул перчатку, можно было догадаться о его чувствах.              — Вы приняли меня к себе по доброте душевной, если я правильно помню, — шикнул ворон, тыча пальцем. — Разве нет? Или вам нужен был только защитник?              Нотграсс покраснела, как собственное платье, и качнулась прочь от его лица.               — Это не одно и то же, пернатый, — бросил Робин. — Ты был полумёртвым — даже если бы у тебя и были корыстные намерения, тебе пришлось бы быть на нашей стороне из долга.              — Ах, вот оно как? Я, оказывается, служу вам всем только из долга! Что-то вы забыли мне об этом сказать! Кто ж знал, что вам только…              Коналл ступил вперёд, плечом к плечу с вороном, и сама походка его раскрывала всю силу и авторитет, скрывающиеся в нём. Он поверг всех в тишину.              — Мы знаем о ваших планах, — объявил он, обводя всех взглядом. — Нам известно, что волшебный народ собирается сегодня ночью напасть на короля Ликспиттла и его прихвостней — в том числе на наших братьев и сестёр, которые по-прежнему находятся под жестоким влиянием одурманивающего порошка и требуют помощи. Мы считаем правильным и необходимым оказать вам в этом поддержку нашей магией и силой, внести наш вклад в восстановление мира на этих землях, которые мы испокон веков считали родными. Так мы исцелим наших сородичей, а также сможем сражаться против гнёта тирании вместе со всеми на вашей стороне.              — Сражаться на нашей стороне? — шикнул Робин. — Диаваль, ты совсем с ума сошёл? Ты не можешь допустить —              — Я не говорил, что они будут сражаться, — ощетинился Диаваль — и за его спиной раздался возмущённый гул эльфов. Он медленно развернул корпус на одной ноге. — Я не говорил, что вы будете сражаться, — повторил он гробовым голосом. — Я сказал, вы на нашей стороне. Вы для нас больше не опасность. Но это совсем не значит, что я пущу вас на поле боя, — процедил он. Ини крикнула ему проклятья в ответ, Удо простонал. — А что, вы думали, если я не согласен с ними, значит, я согласен с вами?! Вовсе нет. Взгляните на себя! — он обвёл Тёмных Эльфов пальцем. Как назло, именно в этот момент Удо болезненно опустился на снег, хватаясь за живот. — Вы же пропитаны этой мерзостью, она в каждом волоске на вашей голове, под кожей у вас! Как я могу взять вас с собой, вы же ходячие мишени! Если что-то случиться — или даже если ничего не случится, если мы просто доберёмся до замка — вы же обратно спятите! И что мне тогда, бороться с вами снова? — он фыркнул. — Ну уж нет! Опять надеяться на то, что кто-то, — он кивнул в её, Малефисенты, сторону, — спасёт меня и вас всех от беды — этого делать я не стану.              Фея видела, как сначала спокойный, даже величавый Коналл закипает медленно от каждого слова Диаваля, и, как назло, чувствовала то же кипение в собственной душе, хоть и перемешанное с чем-то гораздо более горьким, чему она не могла дать имени — эльф ступил вперёд и расправил величавые крылья. Но Диаваль остался недвижимым камнем.              — Я уже предупредил вас, — оскалился тот, почти не меняя выражение лица. — Когда всё закончится, можете выбирать кого угодно вожаком — или предводителем, или королём Топей, кем угодно и кого угодно. Но пока что лучший способ признать свою вину и доказать вашу надёжность — это послушаться меня, — отчеканил он, и остался глух ко всему, что ему пытались сказать. — Отправляйтесь в лазарет, — бросил он, когда возражения Эльфов прервались измученными стенаниями и просьбами воды. — Вам предстоит несколько худших вечеров в вашей жизни и много угольных настоек. Я сам отведу вас туда и прослежу за тем, чтобы о вас было кому позаботиться.              Даже Ини и та женщина, что напала на Малефисенту на поле, не нашлись с ответом, как, впрочем, и она сама — происходящее немного плыло перед нею, напоминая скорее плод её воображения, нежели действительность — какой-то сон, о нереальности которого она уже догадалась, но который не могла изменить. Жаль, конечно, что другие эльфы не смогут сражаться с нею, но её больше беспокоило их самочувствие — какой-то осколок памяти, что последние два года только и думал, что об их самочувствии, эхом отбивался от стен её головы.              Когда они достигли лазарета — пленники тогда еле передвигали ноги — небо уже рдело пламенеющим растекшимся закатом. Диаваль не переставал глядеть на него время от времени, как и сама фея — но, наверняка не по тем же причинам. Они вошли под зелёный купол — ворон призвал к себе Нотграсс, Флиттл и Фислвит и нескольких других пикси, и те принялись копошиться среди тарелок и тазов и сетовать на так внезапно выросшее количество работы. Диаваль заметил, что таким образом он освобождает их от обязанности биться с кучей людей в железе, и возражения притихли.              Тёмные Эльфы тайком поглядывали на неё — раньше Малефисента никогда бы и не заметила, но ей пришлось привыкнуть к такому на острове: к осторожным любопытным взглядам, шушуканьям, о которых она узнавала только позже и окольными путями. К смешанному, как в котле, чувству раздражённости и стыда.              Сейчас, она догадывалась с неприятным ощущением в горле, они наверняка глядели на неё потому, что не могли узнать. Она скрылась от их взоров, уйдя из прохода в лазарет в переднюю комнату, к пикси, хотя её там вряд ли ждали.              Одним щелчком она разожгла огонь в очаге, чем знатно порадовала троицу пикси — за это ей даже дали обед. Огонь немного согрел и её саму — она вновь почувствовала свои замёрзшие конечности и с досадой обнаружила, что лодыжку до сих пор саднит. Медленно она принялась делать то, что пикси проделывали с остальными: сложила маску, осторожно, стараясь не касаться лишний раз, сняла повязку с головы, потому что на неё наверняка попала пыльца, опустила и то, и другое в холодную ужасно пахнущую воду, вымыла руки. Затем пришёл черёд её несчастных, только начинающих оживать крыльев. Она поменяла и нагрела воду, смочила тряпку и постаралась как можно аккуратнее почистить свои перья — и от ядовитого порошка, и от грязи, и от всего, что успело в них застрять во время битвы. Да уж, совсем не то — в любой другой день она бы и ужаснулась. Диаваль бы наверняка упрекнул за такую запущенность.              Она пыталась сформулировать хотя бы одну хорошую полноценную мысль в голове, когда её расправленные греющиеся крылья вздрогнули — её позвали по имени. Лёгок на помине. За её спиной стоял Диаваль — такой же вымытый и потому уморительно жалко выглядящий. Он тряхнул головой.              — Ты… ты в порядке? — она кивнула. — Это хорошо… — протянул он. Она невольно усмехнулась — нечасто из них двоих именно у него было туго с речью. — Тогда у меня к тебе есть дело. Времени мало. Пойдём, — сказал ворон и указал на лестницу в свою комнату. Она выгнула бровь. — Это личное. Пойдём, я сказал, нам почти пора выдвигаться, — он поспешил наверх — маска его подпрыгнула на спине, плащ развеялся от поворота, как пара крыльев.              Было что-то знакомое в его почти неловкой молчаливости — заинтригованная, Малефисента последовала за ним.