Ледяной ветер, какой бывает только в далёкой чернильной вышине, со свистом бил по ушам, сгонял волосы в глаза, вставал комком в горле. Малефисента опустилась перед огромными полуразрушенными воротами, чувствуя себя ледышкой — что снаружи, что внутри.
Стражи с грохотом отлетели по сторонам, поверженные изумрудным пламенем. Малефисента ступила вперёд.
В прошлый раз её тащили по этому замку, ослабшую, помутневшую рассудком. Теперь она шла сама, чувствуя себя как никогда уверенно, пожалуй, даже увереннее, чем когда она наведывалась с проклятьем к другому королю, поднимаясь по этим же ступеням. За тяжёлыми дверьми — голос. Писклявый, недовольный. Что ж. Она его порадует.
Её последнее выступление, не без драмы.
Оглушительно, как удар грома, распахнулась дверь в тронный зал.
— Ликспиттл! Слышала, ты ждал кое-кого…
Тронный зал был мрачен и наполнен, но мелкого гадёныша стало видно сразу — далеко впереди, у самого трона. Он прямо подпрыгнул на месте, задетый эхом её раскатистого, громового голоса, как ужаленный, и обернулся с горящими глазами.
— Ну наконец-то! — крикнул он, соскакивая с престола, влетая в толпу — желтоглазые эльфы расступались перед ней, шаркая по полу — на нём как будто были трещины, которых она раньше не видела. Неважно. Во всяком случае, на неё пока не нападали — эльфы оттекали, как живое море. Волшебный народец, наверное, был спрятан где-то. Зная Ликспиттла, наверняка в далёком подвале, полном железа и опасных жидкостей. Но это ненадолго. Пикси нёс ей навстречу бумажный свиток. Как удобно. — Ну, кто её привёл? — крикнул он. Кто наш счастливчик с желанием?
И фея выхватила свиток прямо из морщинистых лап.
— Я, — улыбнулась она. —
Я привела тебе Малефисенту. И я заслужила исполнение желания.
Вперёд, к столу — одним махом возмущающийся, вопрошающий Ликспиттл с его «но-но-но-не-но» отлетел на собственный трон перед нею, а яства и бокалы полетели прочь со звоном и лязгом. Осталась одна чернильница. Фея рывком выдернула перо из собственного крыла — больно — неважно — будет ещё большее. Она обмакнула его. Кровь и жидкое золото.
— Это значит, я в праве потребовать чего угодно.
Любое желание. Чего ей хотелось больше всего на свете.
Зимний холод приятно холодил голову. Выветривал последние крупицы наперстянки, замораживал всякие сомнения, превращал в метель едкий страх. Она наконец-то всё сделает правильно.
Она занесла руку. Начала писать желание под заголовком. Ликспиттл заёрзал на месте.
— Не тут-то было! — крикнул он, потянувшись руками к бумаге — она отодвинула её. Продолжила писать. — Ты внимательно читала договор? Только Поцелуй Истинной любви может расторгнуть его! Думаешь, — хохотнул он, — ты можешь просто написать своё имя и получить обратно свою жизнь?!
Малефисента взглянула ему прямо в глаза.
— Я не собираюсь расторгать договор.
Впервые Ликспиттла тронуло изумление. Круглые глаза, поднятые брови. Даже уши его дёрнулись. Казалось, краска сошла с лица.
— Но чего ты тогда хочешь?..
Малефисента улыбнулась.
Чего она хотела? Чего она хотела, уже так давно? За что боролась всю свою жизнь, в чём успела так часто и чудовищно разочароваться, к чему никак не могла подступиться? Мир для своего рода и мир для самой себя — вещи так опасно переплетённые, едва ли друг друга не исключающие. Ей так казалось. Но теперь она получила подарок. То прощение, на которое могла только надеяться. Ту крупицу мира, которую, наверное, заслужила. Пусть даже тело её сгниёт в оковах, она освободилась от вериги над своим сердцем — теперь она слышала его, как никогда прежде.
А когда дело касалось больших вещей, сердце всегда звало её за собой сильнее чего-либо ещё. Для него остались теперь только те вещи, в которых точно был виновник, которые точно можно было исправить. Она знала, кто этим виновником был, и кто теперь всё исправит.
Она дописала своё имя.
Перо со скрежетом остановилось — и выпало из пальцев. Вокруг её рук в ту же секунду сомкнулись железные горячие оковы. Она сжала челюсти.
Неважно. Главное, чтобы…
Раздался знакомый шелест магии, приятный золотой перезвон — засветилась бумага, и её вырванное перо, и воздух вокруг них. Снаружи, за цветным узорчатым окном, на небе зажигались огни, как золотые цветы — тот единственный раз, когда взрывы в небе не вызывали в ней страха.
А затем из тронного зала один за другим, окутанные золотым облаком, начали исчезать эльфы.
Снаружи раздался грохот. Сильнейший грохот. Может быть, было неприятно падать с высоты. Они разберутся. Теперь они всё смогут делать сами.
«Освободить волшебный народ, Тёмных Эльфов и людей от яда и тюрьмы. Навсегда».
Ей подумалось — она позволила себе надеяться — что Коналл гордился бы ею. Что Диаваль гордился бы ею. И Аврора тоже.
Руки начинало серьёзно печь. Она покачнулась.
Ликспиттл спрыгнул вниз, в зал, где его бывших зачарованных воинов становилось всё меньше и меньше. Боковая дверь жалобно распахнулась, и из неё, как из пасти чудовища, вывалились солдаты. «Заключённые! Заложники с Болот!», «Они пропали!», «Эльфы исчезли! На них подействовала какая-то магия!» — издалека до неё доносились крики.
Она думала лишь о том, как сильно болят руки, как гулко отзываются голоса стражников в опустевшей комнате, и как она рада, что все свободны. Радость билась, как птица в клетке. Всё закончилось. Для неё тоже всё скоро закончится.
Кажется, она на какое-то время отвлеклась слишком сильно — сквозь пелену боли она успела лишь понять, как её хватают сзади и оттаскивают, как ведут вниз по лестнице. Пролетали ступени, отбиваясь о колени, поднималась в глаза пыль, но она не дёргалась — только крылья подрагивали. Перед ней со скрежетом открылись тяжёлые двери — гигантская комната, тёмная, синяя и холодная, как затонувший корабль. Наверху с балконов вдоль стен сходились скрытые во тьме солдаты и глядели сверху вниз. На весь зал не было ни единого окна — только факелы вдоль одной из стен, их едва различимый свет на солдат, груду железного мусора на полу. Сломанные наручники, разваленные клетки. Бывшие пристанища зачарованных заключённых.
— Даже не знаю, даже не знаю… — залился в стороне Ликспиттл, хлопая себя по бокам, шагая спиной вперёд с факелом в руке. Теперь их глаза были на одном уровне, разве что её вечно покачивали из стороны в сторону. — Какой интересный конец истории! Самая могущественная фея всех веков, легендарная Феникс храбро отдаёт себя на растерзание ради кучки писклявых говорящих грибов!
Послышался вздох — может, это она вздохнула.
Её отпустили, и одни каменные оковы сменились другими — длинными, вкованными цепью в стену. Они с тяжёлым щелчком закрылись на её руках. Она упала на каменный пол, как сломленная ветка. За спиной стояли несколько солдат — как и позади Ликспиттла. Но нельзя давать ему фору.
— Зато они свободны, и пока Диаваль с ними, тебе придётся с ними бороться, — выплюнула Малефисента.
От стен отбился смех.
— Как трогательно! — промямлил коротышка — умиление в его голосе совсем не подходило зубастому оскалу. Он сделал шаг в сторону. — Ему передать?.. или сама скажешь?
Солдаты за его спиной отошли поодаль, и Ликспиттл швырнул за спину факел — тот приземлился у ног прикованного к противоположной стене узника.
— Диаваль!
Всё в ней обрушилось.
Малефисента дёрнулась вперёд — боль пронзила её тело жгучей волной, от рук к самому сердцу. Крылья бесполезно, беспомощно затрепетали. Чем больше она тянула цепь, тем сильнее Диаваля прибивало к стене.
— Ублюдок, мы договорились!! — прогремела Малефисента, содрогаясь — дрожало в ней, как разваливающиеся руины, всё, за что она боролась. — Ты должен был отпустить всех!
— Всех-то, да не всех! Как ты написала? — прищурился пикси. — Волшебный народец, эльфы и люди. Лучше и не скажешь. Но вот что интересно… — Ликспиттл подошёл к Диавалю и схватил его за подбородок. Тот зашипел. — Твоя милая пичужка — не эльф и не говорящий куст. И даже не настоящий человек, как бы вы ни старались… Кем он действительно является, так это моим первым подопытным…
Ворон воздел руку, чтобы ударить, но Малефисенту потянуло назад, и он тут же с шипением отпрянул. Ликспиттл со смехом потрепал его по щеке.
— О, я помню тебя, маленькая птичка. Отвратительный монстр! — Диаваль зарычал, клацнул зубами, дёрнул кулаком снова — так же безуспешно. Ликспиттл только сильнее разозлился. — Ты думал, обзавёлся тузом в рукаве? — прорычал он. — Что я больше не контролирую тебя? Глупец, — он потянул Диаваля на себя, поднимая за подбородок. — Ты слуга, и всегда им был. Слуга всю свою жизнь, даже ту часть её, которой ты не помнишь — слуга другой пташки, попавшей в мои силки! — он отбросил его. Диаваль пошатнулся, но не упал — только взглянул на Малефисенту пристально, потерянно. — Гляньте, какие голубки — всё-таки нашли друг друга! Но меня не проведёшь, — пророптал он. Диаваль оскалился — и бросился к его блестящим крыльям, но осёкся, когда её снова оттащило к стене. — Ну же, прибереги свою ярость, она тебе ещё понадобится, — пропел в этом время злодей. — Да, да, мой подопытный… Увы, ты сбежал раньше, чем я придумал второй вариант яда. Но это ничего, это поправимо. Одна колбочка у нас точно найдётся. Жидкость всегда легче хранить, чем тонны порошка. В самом деле, зачем нам целая толпа зачарованных эльфов, — он занёс ногу, — когда есть один замечательный оборотень!
И тогда Ликспиттл ударил Диаваля ногой в грудь. Тот упал на спину с гулким звуком и не встал. Он весь будто поник от произнесённых слов — он повернул голову к ней и не сводил глаз. Пикси со злорадным «Я скоро вернусь!» наступил на факел, гася его огонь, и удалился. Двери за ним с грохотом закрылись и забрали последний свет.
Малефисента осталась сидеть на полу — или лежать, она уже не чувствовала. Ноги измёрзли от холодных камней, зато руки дрожали от горячей боли.
— Я никого безбашеннее ещё в жизни не видел, — раздалось неподалёку. Она едва видела лицо Диаваля — только крошечное пятнышко света на его щеке, блеск глаз. — И храбрее. Я… буду вечно тебе благодарен.
Она постаралась запомнить это. Блеск его глаз. Его благодарность — несравнимую с тем, сколько благодарности чувствовала она к нему. Она спасла его жизнь однажды, а он спасал её жизнь каждый день после этого. Пока она не положила этому конец. Видимо, это ей уже никогда не исправить — даже здесь.
— Ты был прав, — обронила она. — Я… Я должна была быть с тобой, когда была тебе нужна. Как ты всегда был мне нужен. И ты всегда был со мной.
Она подумала о нём, о Диавале — о настоящем Диавале, о другом Диавале, который пошёл за нею в замок спасать их дочь. О том, что Диаваль перед нею никогда не узнает, что когда-то просил её сказать эти слова. О том, что того Диаваля больше никогда не будет — и о том, что и этого сейчас замучают прямо на её глазах. Когда она пыталась всё исправить.
Она услышала прерывистый смешок.
— Значит, ты сказала правду… насчёт нас двоих, — он повернул голову, и она не могла предугадать его ответ, в висках пульсировало. Но он прищурился. — Угораздило же тебя влюбиться в своего слугу.
В свете какого-то удивительного чувства она улыбнулась.
— Ты не оставил мне выбора.
— Да, я догадался. С твоих слов выходит, я был безнадёжный романтик, — покачал он головой. Малефисента зажмурилась и кивнула. На секунду ей даже конец света был нипочём. — Повезло нам, — выдохнул тот кратко. Кажется, она разглядела улыбку. Улыбался он всегда не очень широко. Тишина. Только звуки солдат наверху и его сдавленное дыхание. А потом — короткий, рванный вдох: — Малефисента… — прошептал он. — Я постараюсь… не ранить тебя.
Фея выдохнула. Его глаза блестели ещё сильнее. Её тень дрожала на полу.
— Оставь. Я так или иначе умру.
— Не говори глупостей, — шикнул он — но тут двери снова распахнулись, и знакомая короткая тень подбежала к Диавалю. Ликспиттл нёс в руках крохотную блестящую колбу — с каждым коротким прыжком золотая жидкость плясала за стеклянными стенками. Диаваль взревел, уворачиваясь, занося ногу, чтобы выбить её из рук, но его немедля окружили солдаты и прибили к полу, как бы он ни шипел и не кусался. Ворон бешено мотал головой — бесполезно: жидкость капнула ему в рот. Диаваль дёрнул головой и сплюнул — тогда Ликспиттл с яростным криком сам схватил его за подбородок и задрал голову — и через несколько долгих секунд весь оставшийся яд вытек из колбы.
Его отпустили — солдаты тут же чуть ли не отбежали в сторону, и карлик скрылся за балками, поднимаясь над их головами. Диаваль плевался, зашёлся оглушительным хриплым кашлем, от которого всё внутри Малефисенты переворачивалось, но с каждой секундой он оседал всё ниже, трясясь, как от холода, усиленно стараясь отползти к стене, но дёргаясь непроизвольно, не по своей воле.
Вдруг наручники на её руках щёлкнули — и упали, а мгновение спустя наверху вдруг раздался невыносимый грохот, и потолок раскололся на части и отъехал в стороны, открывая глазам всё, что творилось наверху: освещённые балконы с солдатами, каменные стены тронного зала, где она только что сдалась и подписала договор. Радужные окна, отбрасывающие свет огромной сломанной люстры. Весь свет, все взгляды были обращены на них.
— Господа! — провозгласил Ликспиттл. Диаваль корчился на полу. — Момент, которого мы все ждали! Главный номер сегодняшнего вечера — мятежник, что годами рушил мои планы, и та, кто устроила всё это! С кем же им обоим придётся бороться? — потёр он руки, отходя, поднимаясь по лестнице подальше, на лучшее место. — Я знаю!
Диаваль с криком перевернулся на бок, не в силах остановить клубы чёрного дыма и пыли, окружившие его, пожирающие. Малефисента подалась вперёд, боясь подойти слишком близко. Руки всё ещё болели — она чувствовала лишь лёгкое покалывание магии на ладонях. Ей нужно было время. Времени не было. Он увеличивался в размерах. По полу с грохотом ударил огромный чешуйчатый хвост. Крик превратился в рык.
— С драконом!
На неё взглянула пара золотистых глаз.
—
Слушайся меня!
Пронёсся оглушительный рёв. Дракон начал подниматься на ноги. Цепи со звоном упали с его лап, будто разорванные — он широко раскрыл пасть. Малефисента успела лишь увернуться, прежде чем полился огонь. Он лизнул пол и растёкся, но быстро погас. Диаваль не переставал рычать и медленно продвигаться вперёд.
Фея взмыла вверх — ей надо было выиграть время, прежде чем руки заживут достаточно, чтобы использовать магию. Тогда… Тогда она сможет ударить его?
Нет, нет. Дракон задрал голову и послал целую струю огня вверх — она отлетела в сторону и спряталась под потолком. Нет. Она не могла бороться с ним в ответ. Она должна его исцелить. Хотя бы ненадолго. Надо выиграть время, а затем подобраться к нему. Надо… надо…
Диаваль ударил хвостом по стене — содрогнулся весь замок, и разъехавшийся потолок раскололся по-настоящему: огромная каменная часть прямо над её головой содрогнулась — и, стоило ей уклониться, упала наземь. Дракон яростно зарычал.
Это могло быть ей на руку. Просто нужно… Малефисента взмыла выше — к балкону, где всё ещё стояли солдаты — и зависла в воздухе прямо перед ними. Диаваль тут же повернул голову.
Раз, два… Диаваль раскрыл пасть.
Три.
Малефисента отскочила — и Диаваль окатил волной огня стоящих на балконе стражей. Послышались вопли. Малефисенте было их почти жаль. Она была слишком занята тем, чтобы не попасть под горячий вал — дракон понял свою ошибку и начал поворачивать голову, преследуя её, поджигая воздух прямо за её спиной.
Воздух коптился. Глаза слезились. Она едва увидела, как он целится, когда дракон решил выстрелить прямо перед нею — и отскочить прочь. У неё зажглись кончики волос — она не думая спугнула огонь рукой, и та заболела ещё сильнее. Чёрт!! Ей нужны руки! Ей нужна магия!
Надо излечить его. Надо подобраться к нему поближе. Надо выждать время. Надо не попасться ему.
Она отлетела к ближайшей стене, где её не касались языки пламени. Она почти чувствовала холод камней перьями. Время, время… Сколько ещё времени? Она взглянула на свои руки… Хотя бы немного, хоть капельку магии… Только…
Внезапно всё перед ней перевернулось — с каким-то грохотом, животным рыком, её собственным криком — и пронизывающей болью в спине. Из неё вышибло весь дух. Она оказалась на полу. Что-то придавило её сверху. Пыль во рту. Она почти не чувствовала своих крыльев.
Двигайся, двигайся, двигайся!
Малефисента всем телом подалась вперёд — и вылезла из-под чего-то огромного. Взгляд наверх, по сторонам: на разрушенную стену, к которой она только что прильнула, на дракона, ударившего по ней головой, на огромные упавшие глыбы, клубы пыли. Она попыталась пошевелить крыльями — но её тут же пробрало болью. Они дрожали, но не двигались. Левое крыло будто вовсе ей не принадлежало. Взлететь не получится. Проклятье. Нет магии, нет крыльев.
Внезапно дракон показался ей в десяток раз крупнее. Рёв, с которым он болезненно качал ударенной головой — ещё громче и опаснее.
Проклятье. Проклятье.
Она попятилась, оглядываясь, ища хоть что-то, за чем можно будет спрятаться — даже за той же глыбой, которая задела её недавно. Пойдёт. Что угодно.
Благословенные секунды — дракон всё ещё качал головой. Видимо, ударил очень сильно. Малефисента вымученно ждала возвращения магии. Что-то уже точно было. Хотя бы минута. Она исцелит его — и они смогут сбежать через окно. Тогда может быть не так уж и плохо, что она оказалась намного ближе, чем надо. Диаваль ревел от боли — или от чего-то ещё, потому что через секунду он вдруг снова взглянул наверх и выдохнул огонь в сторону солдат.
Ликспиттл возмущённо закричал, вскочил с места.
—
Слушайся меня!
Значит, что-то шло не так. Превосходно. Это поможет. Это должно помочь. Малефисента погладила свои кисти. Пожалуйста.
Пожалуйста. Прямо сейчас. Пока он смотрит на Ликспиттла. Прямо сейчас.
Пора бежать.
Она бросилась прочь от спасительной глыбы, вдоль оставшейся части стены, стараясь держаться в тени — но чёртов карлик снова прокричал:
«Слушайся меня!» — и Диаваль повернул голову обратно, ища её. Не было даже времени проверять, жёлтые ли его глаза или чёрные — она бежала, пытаясь не споткнуться об оковы или острые камни, а вслед за ней плескался огонь, облизывая руины и расплавляя железо.
Нужно подобраться ближе, нужно… Он чуть не попал в неё. Огонь лизнул её ногу. Она с криком упала.
Дракон остановился, пригнулся. Сделал шаг вперёд. Она попятилась назад, не обращая внимания на ногу, на крылья — только на руки. Прямо сейчас. Пожалуйста. Дракон вытянул шею. Перья встали дыбом перед решающим ударом. Она ждала, сколько смогла. Прямо сейчас.
Диаваль поднёс пасть, чтобы сжечь её заживо. Она глядела в его жёлтые глаза.
И выставила руки.
Полилось золото.
Оно окутало его зев, глаза — золотые, потом карие, потом чёрные. Он опустил голову. Дракон выдохнул — огня не было, только тяжёлый вздох. Он прислонил голову к стене прямо над нею, выдохнул, ещё и ещё, соскальзывая вниз, уменьшаясь — утыкаясь ей в плечо.
— Прости меня, — прорычал, прохрипел он. Он дрожал. — Прости меня.
—
Слушайся меня!
— Это ты меня прости.
Она едва шевелила губами. Она не могла думать, не могла дышать — почти не могла колдовать. Золото, золото — тонкое облако, тонкое, слабое, угасающее. У неё не было минуты. У неё было гораздо меньше. Они едва успеют подняться в воздух, не успеют подлететь к окну — он снова станет драконом. Слишком рано. Ей нужно было больше времени. У неё больше никогда не будет его в достатке.
—
Слушайся меня!
— Я не могу. Я больше не-
—
Слушайся меня!!! — прогремел Ликспиттл снова — и Диаваль вскрикнул, дёргаясь, снова не подчиняясь себе. Чешуя на шее, длинный хвост, гигантские клыки. Его глаза пожелтели.
Он не отходил от неё, потому что Ликспиттлу этого не было надо. Он добился необходимого — Диаваль загнал её в угол, придавил к стене. Никакого спасения. Всё кончено. Ну и пусть.
Дракон поднял голову, чтобы прицелиться посильнее. Клацнул зубами. Раздался оглушительный звон.
Где-то разбилось стекло. Посыпалась радуга. И послышались крики. Даже не крики, а… Боевой клич?
А потом уже крики. Кричали солдаты. А зазывали на бой Тёмные Эльфы.
Через огромную неровную дыру в витраже в тронный зал вламывались только что освобождённые эльфы. Стрелой они влетали внутрь, сшибая всё и всех на пути. С треском и свистом они скинули нескольких солдат с балкона, а ещё несколько приземлились прямо на пол перед нею. Дракон разъярённо рявкнул, мотая головой, клацая зубами и яростно водя хвостом — Борра, опустившийся неподалёку, едва увернулся от его острого конца.
— Это что за ящера нам подсунули? — проорал он по ту сторону и воздел руки вверх — тут же из-под земли прорвались многочисленные стебли, толстые и жёсткие, и обвили лапы дракона. Борра отлетел в сторону и потянул на себя — ветви сжались, и Диаваль рявкнул.
— Осторожнее! — крикнула Малефисента, вставая — уклоняясь от упавшего солдата. — Он зачарован, он не ведает, что делает!
— Да мы знаем! — бросил тот. — Поэтому мы все здесь! Его нужно-
Голос утонул в шуме — в шуме лязгающего железа дерущихся солдат, хлопающих крыльев, обваливающихся стен, криков Ликспиттла, а главное — в оглушительном огненном дыхании дракона, зажёгшем зелень. Огонь поглотил зелёные оковы — как и сами лапы Диаваля, но, похоже, для него это не имело значения — он продолжал создавать пламя, как будто выкашливать его и непрерывно рокотать.
— Чёрт возьми! — плюнул Борра. — Другой план!
Он опустился за землю и схватился за оковы, что совсем недавно сдерживали её и Диаваля, а теперь валялись, выпавшие из разрушенной стены — схватился за них так, словно для него они не представляли никакой опасности. С ними в руках он вновь поднялся в воздух.
Малефисенте не нравился этот план. Ей совсем не нравился этот план. Но вокруг неё полыхало всё на свете, и Диаваль, опознав шум, собирался метнуть шар огня прямо в Борру. Нет времени сомневаться. Она побежала в сторону — дракон отвлёкся на неё и повернул голову. Борра закинул цепь прямо ему на шею и потащил на себя. Диаваль взревел.
Прости меня. Прости меня.
— Так тебе! Ты! Крылатая змеюка! — прогремел эльф, облетая дракона вокруг, обвязывая цепь. Диаваль мотал мордой, увиливая. — Коналла или Удо! Сюда! Быстро! — крикнул он Малефисенте.
— Их здесь нет! Они-
— Они здесь! Зови!
Она хотела ответить, что даже не может взлететь, но сначала на всякий случай хлопнула крыльями, и те кое-как подчинились. Она взмыла в воздух, качаясь.
Коналл. Удо. Малефисента огляделась. Балкон, где Диаваль поджёг солдат — всё ещё объятый огнём. Несколько эльфов боролись с солдатами на противоположной стороне. Надо лететь выше, к тронному залу. Чёрт возьми.
Она хлопнула крыльями снова, ища глазами хоть кого-нибудь. Разбитое окно, осколки, проломанный пол. Эльфы, солдаты, даже кто-то с Топей. Проклятье, проклятье, проклятье. Рёв дракона. Эльфы, солдаты, осколки, всё не то, камни, Коналл, эль- Коналл!
Он встретился с ней глазами и тут же полетел навстречу.
— Я не могу найти Ликспиттла! — возвестил он.
— Плевать! Вниз!
Коналл взглянул в дыру и тут же крикнул:
— Все справа — за Ликспиттлом! Все слева — вниз, за мной, живо!
За ним с места спрыгнули несколько десятков эльфов, и вместе они вихрем устремились туда, где Борра из последних сил сдерживал дракона среди огня и дыма. Увидев их, он отпустил цепи и отлетел, приземляясь рядом с ней — она от бессилия тоже опустилась. Над их головами эльфы окружили Диаваля, и тут же его со всех сторон окружили лианы и цепи. Диаваль рыкнул.
— Мы должны придумать что-то другое! — крикнула Малефисента Борре.
— Они исцелят его. Мы здесь, чтобы исцелить его, — сказал тот, тяжело выдыхая. — Но сначала следует его усмирить.
Усмиряли они его хорошо. Диаваль уже не ревел, потому что цепь обернулась прямо вокруг его морды — он лишь покачивался, пока не покачнулся настолько, что с грохотом упал на бок, поднимая пыль. Он чудом не приземлился на камни. Круг эльфов в воздухе стал плотнее.
Она должна быть там.
Малефисента сорвалась с места, полу-летя, полу-бежав к нему, взывая ко всем высшим силам, чтобы в ней было достаточно магии для помощи. Вокруг него эльфы приподняли руки — и золото — не ядовитое, целительное — как медленный дождь, окутало его, стекло по лапам, осветило блестящую чешую. Она подбежала к его тёмной пасти — он уже почти не дёргался, только глядел на неё своими огромными глазами.
Фея приложила ладонь к его шее, к мягким густым перьям, и медленно погладила, оставляя после себя золото. Он был горячим на ощупь. Она следила за тем, как его кожа светлеет, как он уменьшается в размере, и цепи соскальзывают с него, как перепончатые крылья превращаются в когтистые руки. Как чернеют его глаза.
Диаваль тяжело дышал, его немного потряхивало. Он моргнул пару раз и перекатился, чтобы смотреть на неё и эльфов над его головой прямо.
— Это… было… очень грубо… между прочим, — прокряхтел он, обегая их взглядом. — Прямо как… силки какие-то…
Он сжимал её руку.
— Ты хотел спалить меня живьём, долбоящер! — крикнул за её спиной тяжело шагающий Борра. Он протянул ладонь Малефисенте — и по её крыльям и рукам полилось золото, тёплое и исцеляющее. Она благодарно кивнула — и потянула ладонь Диаваля на себя, чтобы тот встал. Ворон улыбнулся ей, немного пошатался, но уверенно выпрямился, глядя наверх. Оттуда по-прежнему доносились звуки борьбы.
Малефисента увидела карлика первой.
Оставшийся один из своей некогда армии, но по-прежнему мелкий и проворный, Ликспиттл ловко перепрыгнул туда, где его не искали — оставшаяся часть эльфов сражалась с особенно храбрыми солдатами выше, в тронном зале, но коротышка, спрыгнув с расколотого пола, очутился на балконе и сейчас стремительно нёсся в противоположную сторону.
— Куда-то торопишься? — прогремела Малефисента, одним движением взмывая вверх. Настигнутый врасплох, пикси со смазливой улыбочкой попятился — когда за его спиной оказался Борра, улыбочка испарилась.
Однако прежде, чем Малефисента успела сразить его магией — или хотя бы кулаком, — Ликспиттл забрался на перила балкона и, не глядя, помахал рукой, крикнув:
—
Слушайся меня! — и со смехом полетел вниз.
Громкий хлопок. И снова смех — но теперь низкий и хриплый.
— Чёрта с два! — сказал Диаваль далеко внизу, поставив ногу ему на грудь. Взглянул наверх, окидывая зал горящим взором, своими блестящими глазами. — Голову сейчас снести или подождать? — Ликспиттл дёрнулся. — Видишь ли, мы собирались отрубить тебе голову, а потом освободить эльфов. Как видишь, эльфы уже освобождены, а голова твоя ещё на месте. Непорядок!.. — он наклонился. С трудом Малефисента расслышала: — Я бы хотел, чтобы ты превратился в муху, но, боюсь, это будет слишком щедро, — и Диаваль поднялся. — Битва окончена! Победа за нами!
Эльфы тут же принялись восторженно кричать — что внизу, что вверху, в тронном зале. Они воздели кулаки над головой, били ими по груди, улюлюкая и хлопая друг друга по спинам, расправляя крылья, праздную завоёванную свободу после долгих лет, десятилетий заточения. Диаваль убрал ногу с Ликспиттла, но ему не дали никуда деться — его тут же перехватил спрыгнувший с балкона Борра. Он потребовал его себе, и Диаваль отмахнулся. За вожаком последовали несколько эльфов, высказавшие особенно сомнительные мысли по поводу гномов на ужин.
Малефисента опустилась на пол чуть поодаль от всеобщего веселья, что звенело колоколами в ушах. Ни саднящая нога, ни болящее крыло, ни пульсация не шли в сравнение в приятной пустотой в её голове, в груди. Словно огромная глыба, расколовшись, упала с её сердца — как через разбитый витраж, теперь его освещала занимающаяся, теплящаяся заря.
Диаваль отыскал её взглядом.
— Хе-е-ей!! — крикнул он, улыбаясь своей до слёз знакомой однобокой ухмылочкой. А потом вдруг подался вперёд и оказался со всех сторон. — Мы сделали это!!
От Диаваля пахло пылью и гарью, и она удивилась тому, что он хорошо дышит и разговаривает — в прошлый раз Дракон оставил его с воспалённым горлом и отравленными дымом лёгкими. Может, магия пожалела его, когда стала принадлежать ему.
Его объятия были такими же крепкими, как и всегда. Они очень редко обнимались, но она помнила каждый раз. На неё нахлынули воспоминания. После рождения Мэрейд. Раньше — на годовщину его спасения, которую он считал своим днём рождения. Она впервые лет за двадцать что-то выпила, и он очень долго смеялся с её неожиданной тактильности. Раньше — несколько раз, когда ей снились кошмары. До этого — после коронации Авроры, когда они впервые летали вместе. Раньше — в первый раз — когда Аврора проснулась. Она затащила их обоих в огромное объятие.
Аврора обожала обниматься. Она бы завизжала с них двоих, если бы была здесь. Одна мысль об этом грела её и светила на голову, как рассвет.
— Спасибо, — выдохнул он ей в плечо. — Я бы не справился без тебя.
Малефисента фыркнула и вцепилась в него сильнее — её покачивало. Вокруг всё свистело. Пыль забилась в нос.
— Да, — согласилась она только.
— Теперь всё будет хорошо, — улыбнулся ворон.
— Да.
Удивительно, но она действительно в это верила.
Свет из разбитого окна падал на него, и его перья казались не чёрными, а фиолетовыми, зелёными, синими — переливающимися магией. Он улыбнулся совсем, от уха до уха, обнажая зубы, — а потом и вовсе захохотал, когда кто-то неподалёку напомнил, что после победы они собирались опустошить винные запасы замка. Радостно верещали и жители Топей, которых недавно заключили в замке — они закружились в воздухе, со свистом гоняя вместе с собой подсвеченную восходящим солнцем золотую пыль.
Солнце.
Малефисента вздрогнула.
Солнце восходило.
Она взглянула наверх, на прореху в витраже — из неё лился ровный, золотой свет. Мягкий и спокойный. Как она и хотела.
И ей было почти не страшно.
Она почувствовала знакомое тепло — и то, что показалось ей свистом и пылью, оказалось золотой магией, с шуршанием окутывающей её с ног вверх, вверх, лишая движения. Ей лучше опуститься.
— Малефисента? — нахмурился Диаваль — и дёрнулся вперёд, когда она упала. — Малефисента!
— Её время закончилось! Уроборос! Темпус эдакс рерум! — захохотал Ликспиттл где-то вдалеке, в чьей-то хватке, за миллионы миль отсюда. — Её время-
— Малефисента… — позвал её Диаваль. Он немного мотал головой — двигал одними глазами, прыгал взглядом по её лицу, ища ответ. Вечно такая сконфуженная нервозная паника. Она всегда находила это забавным. Аврора переняла эту дурацкую привычку у него.
— Всё в порядке, — сказала она только.
— Должно быть что-то, что я могу сделать… — сказал он тише. Она почувствовала его ладонь у себя под головой, его пальцы на своей руке. Но она мало что чувствовала, кроме захватывающего её тепла. Как солнечный свет в тёплый летний день. Аврора обожала такие дни, она сама же просто их терпела, а Диаваль их любил и вместе с тем ненавидел, потому что у него вечно сгорала кожа и он ходил остаток лета весь красный.
Она потянулась к нему рукой. Забавно, после такого долгого времени, когда она была бесчувственной и бесполезной, только рука у неё и осталась. Фея коснулась перьев за его ухом.
— Ты уже очень много для меня сделал… — улыбнулась она. — У нас… У нас есть Аврора…
У него были такие же мягкие и гладкие перья, как и всегда. Это успокаивало, несмотря на то, что тепло отступало.
— Аврора, кто такая Авро… — он вдруг проглотил собственный вдох, и брови его подпрыгнули. — Так зовут нашу дочь, не так ли?.. — выдохнул он почти благоговейно.
Малефисента кивнула.
— И у неё уже есть собственный ребёнок.
Он выдал смешок — короткий и восхищённый, натянутый и дрожащий. У него блестели глаза, но почему-то он всё равно выглядел печально. Он наклонился ближе, качая головой.
— Невероятно, — выдохнул он, улыбаясь. Она улыбнулась в ответ. Он улыбнулся шире.
Она больше не чувствовала его перьев под своей ладонью, но ещё ощущала его руку, придерживавшую её голову и теперь поглаживающую её волосы, и его дыхание на своей щеке. Почти как в тот раз. Остальное рассыпалось в небытие. Она уже знала, каково там, и надышаться перед этим было нельзя. Но тем не менее.
— Знаешь, что невероятно? — сказала она тихо. — Я так люблю тебя прямо сейчас, что страшно подумать, насколько я, должно быть, любила тебя всё это время.
Это была самая сентиментальная вещь, которую она говорила в своей жизни, пусть и абсолютная правда — поэтому ей стало грустно видеть, как её слова, казалось, разбили Диаваля окончательно. Он зажмурился, с силой вдохнул и выдохнул. Склонился над ней. Мог уткнуться ей в щёку, как часто делал, будучи птицей — как делал в те несколько раз, когда они обнимались. Жаль, что она почти ничего не чувствовала.
— Тогда мы встретимся в другой жизни, — коснулось её где-то близко. — Этой мне не хватило.
Её забирало отсюда в невыносимую пустоту — в вечный холод, что уже распахнул перед ней двери однажды и больше ждать не собирался. Оно ждало — Всепожирающее Время. Мир уже проваливался в его пасть вокруг неё. Всё, что она видела перед собой, было лицо Диаваля, перья растворялись во мраке. Он грозил поглотить его всего — и, пока этого не случилось, Малефисента закрыла глаза первой.
Она почти ничего не почувствовала — только лёгкое прикосновение к своим губам.
…А потом — темнота.
Бесконечная и расширяющаяся.
Беззвучная, бесцветная, бестелесная.
Пожирающее, втягивающее ничто.
Она рассып
алась в нём. Она уже расс
ыпалась.
И осталась висеть. Как отдельная бестелесная мысль, медленно вянущая.
Медленно ли?
Времени здесь не было.
Казалось, прошла
целая
вечность.
Холодная, пустая, чёрная — вечность.
Чёрная.
Чёрная.
Чёрная.
Чёрная.
Чёрная.
А потом появилось золото.
Сначала, как распускающийся цветок, оно развернулось вдалеке — а потом, как молния, взорвалось и ударило её — и бросило в неё что-то тяжёлое, и горячее, и живое.
Её сердце.
К ней возвращалась жизнь. К ней…
Поцелуй. Он поцеловал её. Это был… Поцелуй Истинной Любви.
Он сработал.
Договор расторгнут.
Она… она вернула свою силу Феникса — она вернула свою жизнь. Она…
Она…
…Она кричала.
Она горела.
