Притяжение тёмных планет

Ночью Хана правильно приняла импровизированное дупло за окно, только изнутри оно выглядело не так голо, как ожидалось. Девушка провела кончиками пальцев по деревянному подоконнику, состоящему из ряда плотно прижатых друг к другу тонких веточек. Они были живыми — по краям тянулись насыщенные зелёные листья орехового дерева, местами виднелись сами орешки, пока совсем не созревшие. Сама дугообразная поверхность подоконника была поразительно ровной и лишённой растительности. Ветки тянулись снаружи и загибались внутри, словно по чье-то воле. Листва окружала и оконный проём, но она совсем не закрывала вид на деревню. Свет лился в комнату беспрепятственно и играл солнечными зайчиками на совершенно обычных стенах, состоящих из обтёсанных досок. При изучении предоставленной ей комнаты Хана быстро поняла, что живым дом являлся только снаружи, поэтому маленькая комната была неправильной формы — закруглённая с той стороны, где ограничивалась внешней стеной. Обстановка была минималистичной, но приятной: односпальная резная кровать напротив окна, тумбочка рядом, ажурное металлическое зеркало над ней и пара табуретов. Справа от окна несколько полок, на которых располагались пустые склянки и немного книг. После пробуждения Хану навестила маленькая девочка, на вид ей было не больше двенадцати лет. Эльфийка представилась нежным и таким подходящим ей именем — Мятой. Невысокого роста, по-мальчишески худенькая, она была неуклюжей и жутко волновалась рядом с Ханой. Острых эльфийских ушек почти не было видно за копной коротких, кудрявых, светло-зелёных волос, перетянутых кофейной повязкой так, чтобы те не упали на глаза. Круглые карие глаза смотрели на Хану в молчаливом изумлении, но сама девочка слишком сильно стеснялась, чтобы задать вопросы и утолить своё любопытство. Курносое личико было усыпано множеством светлых, почти бесцветных веснушек. Одежда на Мяте была по-летнему лёгкой и с виду очень удобной: просторные брюки до колена орехового цвета, белая рубашка с широкими рукавами, не достающими локтей. На ногах — милые белёсые лодочки. Мята протянула Хане стопку одежды и вышла, пообещав скоро вернуться. Девушка, задаваясь вопросами о цвете волос новой знакомой и её странном имени, медленно изучала полученное от девочки платье. Лёгкое, почти невесомое, оно достигало длиной колен. Молочная ткань заструилась по телу, обдавая кожу приятной прохладой. Платье непривычно оголяло костлявые плечи. Впервые у неё появилась возможность взглянуть в зеркало и рассмотреть себя отчётливее, чем в отражении озера. Уши дерзко выглядывали из-за взлохмаченных волос. Хана отвела пряди с лица и стала внимательно изучать правое ухо. Острым концом оно смотрело вверх, ушная раковина своими изгибами тянулась вслед за ним. Изменений на лице девушка не обнаружила — такое же худое, с чёрными лисьими глазами, прямым носом и тонкими губами. Девушка спустилась взглядом по всему своему телу, проводя ладонями по бледной коже шеи, рук. Коснувшись внешней части предплечья, Хана обратила внимание на поразительную гладкость. Посмотрев на руки и ещё раз ощупав их, девушка поняла, что не даёт ей покоя — волосы стали совсем короткими, светлыми и неощутимыми. Прощупав ноги она убедилась в своей догадке — растительность на теле заметно уменьшилась. Поёжившись, девушка посмотрела на своё отражение и обхватила себя за плечи. Вернувшаяся Мята застала Хану в таком положении, и, немного помедлив, робко поддержала её: — Ты такая красивая. Девушка улыбнулась и опустила руки. Эльфийка не лукавила — в её глазах действительно светилось восхищение. Хана тихо ответила: — Но до тебя мне далеко, Мята. Девочка зарделась, пробормотала что-то невнятное, неуверенно выражая своё несогласие. Она поставила на тумбочку деревянную миску с водой, рядом положила светлое полотенце. Пока Хана умывалась, Мята задавала ей вопросы о самочувствии. — Я хорошо себя чувствую, спасибо, — отвечала девушка, и, решив воспользоваться случаем, обратилась к эльфийке, — Расскажи мне немного об этом месте. Я совсем не знаю, где оказалась. Я в полной растерянности. Это было правдой. С того момента, как она проснулась, Хана пребывала в странном оцепенении — она без труда вспоминала минувшую ночь, и бродя по пустой комнате, пыталась развязать комок ощущений, сконцентрировавшихся в груди. Испуг крепко привязался к недоумению, холодный рассудок, присутствующий при Хане в любой ситуации, сдерживал наступающую панику и превратил все чувства в одно — полнейшую растерянность. Встреча с Мятой, представившейся ученицей и помощницей Магонии, несколько успокоила Хану: она не одна. Девочка стеснительно проговорила: — Ты в целительском доме Мальхина. Так называется наша деревня. — Так ты, получается, — врач? — спросила Хана, сомневаясь в том, что маленькая девочка является доктором, но готовая ожидать всё, что угодно от этого места. Мята недоумённо ответила вопросом на вопрос: — А кто это? «Наверное, у эльфов врачей называют как-то по-другому.» Девушка быстро исправилась: — Доктор, лекарь. Мята нахмурилась и с кроткой гордостью ответила: — Нет, я не лекарь, у меня есть дар. Я тоже целительница, просто ещё только учусь. — Дар? О чём ты? — не поняла её Хана. Девочка была готова к любому странному вопросу, осознавая, с кем говорит. Перед тем, чтобы попросить Мяту позаботиться о гостье, Магония объяснила начинающей целительнице, кем является Хана. — У каждого эльфа есть свой дар. Есть дар воды, огня, воздуха, земли, — это магия стихий. Есть дар сознания, дар света, дар живого. Много разных. Я обладаю даром целительства. Он самый редкий. Последние слова Мята произнесла без гордости, как очевидный факт. Хане показалось даже, будто с некоторой грустью в голосе — словно бы девочке не нравилось учиться исцелению. Хана недоумённо помотала головой. Она была готова принять своё перевоплощение в представителя выдуманной расы, но определённо не понимала, как может существовать магия. «Я увидела тёмную планету, превратилась в эльфа и при этом удивляюсь существованию магии. Пора воспринимать этот мир проще.» Девушка не успела задать свой следующий вопрос, как собеседница не сдержалась и всё-таки полюбопытствовала, заламывая пальцы от волнения: — А ты правда была человеком? Оленьи глаза девочки светились неизвестным Хане восторгом. Девушка приняла вопрос с грустью, вспоминая всё то дорогое, что осталось до её решения последовать за тёмной планетой. — Да, правда. Думаешь, я перестала им быть? — Конечно. Теперь ты эльфийка, как я, — Мята смотрела на Хану с восхищением. По мере разговора девочка стала чувствовать себя совсем свободно рядом с гостьей, и говорила теперь громче и звонче. Стеснительность растворялась на глазах. — Мне так интересно, какой у тебя дар! «Дар?» Внезапно в дверях оказалась знакомая Хане изящная фигура хозяйки дома. Девушка внимательно рассматривала Магонию, пользуясь возможностью увидеть её в дневном свете. Золотые волосы теперь были собраны в идеальный гладкий пучок на затылке, морщин на бледной коже лица оказалось больше, чем показалось ночью. На вид женщине было не больше пятидесяти лет, и если бы не суровая строгость во взгляде, Хана могла бы смело сказать, что с возрастом эльфийка не утратила природного женского очарования. На Магонии было бирюзовое крестьянское платье в пол, с идеально чистым фартуком спереди. Девушка могла поспорить на телескоп, что сзади окажется так же идеально завязанный бант. От женщины разило строгостью, точностью и порядком. После появления эльфийки в комнате, гармония, возникшая между Ханой и Мятой, исчезла без следа. Юная целительница вытянулась по струнке перед хозяйкой дома. В карих глазах зародилось беспокойство. — Мята, пожалуйста, отнеси лекарства. Я просила тебя заняться этим, когда закончишь здесь. От голоса эльфийки тянуло холодом, и на этих словах она смотрела вовсе не на девочку. Мята кивнула и проскочила в дверной проём, обходя наставницу. Женщина хотела было выйти следом за воспитанницей, как вдруг её окликнула гостья: — Магония, постойте. Стоя вполоборота, эльфийка повернулась к Хане только лицом. Девушка сразу поняла, что ночное дружелюбие женщины явно было простым сочувствием к потрясённой гостье, или минутной слабостью. Сейчас Магония смотрела на Хану с плохо скрываемой неприязнью в застывшем лице. — Я понимаю — тебе нужны объяснения. Но у меня много обязанностей, и я не могу уделить тебе время. Жди цалиша. На спине уходящей женщины девушка увидела идеально завязанный бабочкой белый бант. Кто такой цалиш, Хана понятия не имела, но ждала. У цветущего окна, вглядываясь в частых прохожих и изучая место, в котором она очутилась. В душе она надеялась, что к ней придёт не неизвестный ей цалиш, а Шалфей. Минуты шли, а сомнения закрались в душу — вдруг юноша не сдержит обещание? Хана поспешила отвлечься на что-то, не имея возможности повлиять на ситуацию — ей никогда не найти эльфа самой в огромной деревне. Она думала о сказанных Мятой словах о дарах и магии и разглядывала эльфов — вдруг кто-то начнёт колдовать? Проходящие мимо целительского дома и вдоль по улицам Мальхина жители удивляли девушку один за другим, хоть и не практиковали магию. Непривычные, яркие, невообразимые цвета волос блестели в утренних лучах солнца. Хана разглядывала головы прохожих и мысленно коллекционировала увиденные ею оттенки: тёмно-зелёный, ярко-голубой, бледный лиловый, приглушённый алый. Уши у эльфов, к её удивлению, тоже оказались разными по форме и размеру: одни смотрели своими острыми кончиками вверх, другие — округлёнными вершинками в стороны. Девушка разглядывала одежду и предметы в руках, силясь угадать род деятельности каждого прохожего. Больше всего внимания привлекли эльфы в обмундировании: тонкий кожаный щит брони на груди и спине, крытые металлической защитой плечи, жёсткая ткань брюк, луки и стрелы за плечами или меч в ножнах на поясе. Хана приняла этих эльфов за неких стражей или воителей. Остальные жители были одеты как Мята и Магония — по-рабочему и по-летнему. Они шли с плетёными корзинами или с инструментами в руках. Вскоре взгляд девушки привлёк серебристый блеск собранных на затылке волос, быстрая уверенная походка и неизменная коричневая сумка через плечо. Тёмная одежда сменилась на светлые брюки и мятного цвета рубашку без пуговиц, но с завязками под ключицами. Шалфей приблизился к дому и неожиданно для Ханы поднял голову. Их взгляды пересеклись. Юноша приветливо улыбнулся, смотря на девушку дольше ожидаемого. Хана вопросительно наклонила голову, но глаз не отвела. Эльф ухмыльнулся и поспешил внутрь дома. Долгожданные ответы пришли вместе с тем, кто обещал их минувшей ночью. — Здравствуй, — юноша уже стоял на пороге комнаты, а Хана даже не успела отойти от окна. Девушка тихо ответила то же самое, не показывая своей радости. Она старалась держаться прямо и увереннее, чем есть на самом деле. После холодного обращения Магонии ей жизненно необходим был кто-то знакомый в этом незнакомом ей мире, но показывать своих слабостей она не хотела. — Не хочешь прогуляться? Хана охотно кивнула. На удивление девушки, юноша заговорил с ней не сразу. Он определённо вёл её куда-то, и скоро пара оказалась за пределами деревни, выйдя на небольшую, чистую поляну. Хана решила, что Шалфей искал место потише, ведь разговор предстоял долгий и трудный. Обсуждать ситуацию на ходу казалось неудобно. Шалфей бесцеремонно упал в высокую траву, сминая её под собой. Эльф вырвал один из колосков и стал жевать его стебелёк, в лежачем положении смотря на недоумевающую Хану с незнакомой ей задоринкой в снежных глазах. Девушка была действительно удивлена поведению эльфа — ночью он казался ей собранным и серьёзным. Юноша усмехнулся реакции Ханы и поднялся, теперь усаживаясь на траве. — Присаживайся, — мягко пригласил Шалфей, кивая на примятую только что им же траву. Жевать стебелёк он не перестал. Хана приняла приглашение и аккуратно опустилась на указанное место, чуть отводя в сторону подогнутые под себя колени. Нет, ей не в первый раз доводилось сидеть в поле среди травы, но в первые — в присутствии других. Воспитанная среди аристократов, девушка понимала — можно делать всё, что хочешь, пока этого не видят те, кто может перемолоть тебе косточки за это. — Прежде чем начать отвечать на твои вопросы, я расскажу тебе одну легенду. Она ответит на большинство твоих вопросов, а после — ты сможешь задать мне оставшиеся. Договорились? — Да. — Устраивайся удобнее, фея, это очень и очень длинная история. Хана удивлённо изогнула бровь, реагируя на услышанное обращение. Шалфей оставил её реакцию без внимания, приступил к обещанному рассказу: — Много лет назад на единственной Земле жили только люди. Эльфов не существовало в природе. Но произошло неизвестное — или же люди просто об этом забыли. Но впоследствии случившегося со стороны океана пришла страшная гроза. Она смогла поглотить весь континент и бушевала около суток. Люди спрятались в домах, а те, кто не смог, не успел, стали пленниками стихии. В них били молнии — они поразили почти всех за пределами укрытий. На удивление, многие выжили. Гроза закончилась, и эти люди смогли вернуться домой. Спустя некоторое время, поражённые молнией стали открывать в себе особенные дары. Магию. Кто-то обрёл способность исцелять раненых и больных одной только силой мысли, воле других подчинялась вода, третьи могли считывать самые сокровенные тайны чужого разума, и это не предел. Способностей было великое множество, и они не поддавались никакой классификации. Первое поколение таких людей мы называем охтри. Со временем выяснилось, что союз охтри и простого человека не даёт детей. Дети рождались только от чистой крови, и дети охтри тоже имели свои дары. Они получали в наследство дар одного из родителей. И второе поколение тоже не могло иметь детей от людей. Так возникла раса эльфов. Потомки охтри со временем стали значительно отличаться от обычных людей: уши стали длинными и острыми, цвет волос и глаз обрёл оттенки, какими человека природа не наградила. Внешних отличий возможно и мало, зато присутствуют и физиологические. Например, у эльфов изменился состав крови. Большего не знаю, — я никогда не видел людей, но в легенде точно говорится о крови. Наверняка это как-то связано с магией, с её источником, который мы пока не обнаружили, но я сейчас говорю не об этом. Эльфы стали новым народом. Их жизнь длится всё дольше и дольше, этапы старения оказываются растянутыми на целые десятилетия. В конце концов, в процессе эволюции эльфы стали жить в два-три раза дольше людей. Конечно, непонимания и разногласия возникли не сразу. Изменения были медленными, но заметными. С дарами грозы к охтри пришло и странное милосердие. Первые эльфы не были кровожадными, они не стремились к власти или порабощению слабых в сравнении с ними людей. Они охотно шли на контакт, помогали строить города, исцелять людей, и почти никогда не просили ничего взамен. Вместе с присутствием дара пороки словно не уживались. Не было ни злости, ни стремлений к мести. Словно бы эльф — посланник небес, идеальное разумное существо. Бархатный голос Шалфея замолк на звонкой восхищённой ноте сказанного в последних словах. Юноша с незаметной печалью взглянул на свои руки, зажимая помятый зубами колосок. — Это имело свои последствия, верно? — спросила Хана. Она легко уловила изменившееся настроение эльфа, и погрустнела сама. Сказка явно увлекала её, хоть и не объясняла, при чём тут она сама. — Верно. — Поначалу всё было так. Не сразу в людях проснулись зависть, страх, лишь спустя столетия, когда превосходство и совершенство расы эльфов стало слишком очевидно, когда их эволюция подходила к своему идеальному завершению. Милосердие и доброту эльфов люди стали объяснять тем, что те пытаются втереться в доверие и прийти к власти мирным путём. Пролилась первая эльфийская кровь. Эльфы давали отпор, но слабый. Что-то внутри не давало им возможности оказывать ожесточённое сопротивление, они не могли в силу своей природы поднять руку на живое существо. Люди легко и быстро сократили численность эльфийского народа, те оказались почти на грани вымирания. Из-за того, что дары передаются по наследству, очень многие способности оказались утрачены среди новых поколений, их осталось ничтожно мало в сравнении с прошлым числом. Народ так и вымер бы, если бы внутренний барьер не разрушился. С первой пролитой человеческой кровью от руки эльфа оковы будто спали с его сородичей. Поначалу убийства давались им морально тяжело, природа ещё какое-то время пыталась вернуть в народ милосердие, но желание мести за родных и близких его пересилило. Такими темпами война утратила характер истребления. Эльфы в силу своей магии оказались более способными бойцами. Эта межрасовая война затянулась на столетие, и казалось не было ей конца. Как ты наверное уже могла догадаться, возник переломный момент, а за ним и закончилось кровопролитие. Древний эльф по имени Дариаль обладал магией совершенно уникальной материи. Она пронизывала всё пространство и существовала всегда, и он — мудрейший представитель нашей расы, мог управлять этой материей. С ней ты сталкивалась — ты назвала её тёмной планетой, помнишь? Хана нахмурилась. Она начала понимать, к чему весь этот рассказ, но у неё оставались вопросы. Самый яркий из них, самый ранний, с момента знакомства с Шалфеем, немного потеснил остальные. «Если эльфы существуют до сих пор, — почему люди не сталкивались с ними раньше? До Персикового леса рукой подать — я не могла не заметить Мальхина, никто не мог.» Тем временем юноша продолжил: Неизвестно, как, какими силами — всё-таки природу материи эльфы не способны объяснить — Дариаль прекратил войну. Мудрец разделил единую Землю на две параллельных, совершенно идентичных. В одной остались люди — исчезли не только эльфы, но и следы их присутствия. На другой Земле, в нашем мире — оказался эльфийский народ и всё, что ему принадлежало. Только разделение остановило ту войну. Шалфей пристально всматривался в лицо Ханы, следя за её реакцией на услышанное. Девушка снова хмурилась — она делала так всякий раз, когда впадала в глубокую задумчивость или с трудом признавала какую-то правду. Сейчас обе причины были справедливы — поверить в сказку было сложно. Она понимала — эльф преподносит рассказанную им историю как самую настоящую правду. «За эту ночь я уже поверила в существование эльфов. Наверное, стоит принять и это. По крайней мере это отвечает на многие вопросы. Но не на все.» Резко и неожиданно для юноши, Хана подняла глаза. Шалфей сглотнул от колющего взгляда лисьих глаз, с которым девушка смотрела в его лицо, словно пытаясь уличить во лжи. — Но при чём здесь убийство, о котором ты вчера упоминал? Хана выглядела сурово и серьёзно — только внешняя хмурость помогала ей держаться в этот момент и с трезвым видом слушать сказки Шалфея, понимая, что просто обязана им верить, хоть и не может. — Прямая связь как раз есть, — ответил эльф, и продолжил свою историю. — Дариаль умирал после тяжёлого колдовства. Не удивительно — чтобы один эльф раздвоил весь мир — такое в голове не укладывается. На смертном одре, в кругу семьи, в новом, очищенном от порочных людей мире, Дариаль исполнил свою последнюю волю, заплатив последними минутами своей жизни. В надежде вернуть в эльфов утраченное милосердие, мудрец завещал: если эльф убьёт эльфа, в мире людей откроется проход, переступив который в нашу Землю сможет войти человек. Этот человек обретёт дар и станет полноценным эльфом. Их мы называем тенями. Что говорить — эльфы обозлились на весь мир, и одно только отделение от людей не гарантировало того, что война не вспыхнет внутри народа. Последняя воля защищает нас от междоусобиц. Объяснять дальше не было нужно — по вытянувшемуся в изумлении лицу Ханы было ясно как день — она всё поняла. Но юноша решил произнести всё вслух, словно услышанное поможет принять правду и успокоить потрясённую девушку: — Хана, поэтому ты появилась в нашем мире. В деревне убили эльфа, прошлым вечером. Незадолго до твоего появления. Тяжесть осознания упала на девичьи плечи, но больше всего Хану волновало, что именно ей суждено было провалиться к этим существам и стать для них наказанием. «Назвала пса именем предвестника смерти. Но сама стала для эльфов вестницей погибели. Той же Банши.» Хана тихо усмехнулась промелькнувшей в мыслях иронии. «Наверное, поэтому я так не нравлюсь Магонии. Я — порочный человек. Я — тень, отбрасываемая прошлым эльфийского народа на их новый, безупречный мир. Память о прошлых грехах, которые они предпочли бы забыть» Подумав ещё немного под терпеливым взглядом сидящего рядом эльфа, девушка с надеждой в голосе спросила юношу: — Шалфей, скажи, а можно вернуться? Есть ли путь назад? В сияющих от слёз чёрных глазах девушки эльф увидел одновременно надежду и отчаяние. Отчаяние — потому что она заранее знала ответ на свой вопрос. Если бы было можно — разве не вернули бы её сразу домой? Зачем ухаживали, рассказывали, словно маленькому ребёнку, сказку о происхождении двух миров? Разве тогда не теряется смысл последней воли, если вдруг ей — можно домой? Надежду — потому что Хана безумно хотела оказаться не права, возможно, впервые за всю свою жизнь. Эта печаль на грани рыданий волновала Шалфея. Ему казалось, что он стал безразличен к бедам других — неважно, эльф ли, человек. Ему казалось, что он никогда больше не захочет проявлять ласку, стремясь успокоить чью-то душу — ведь его душу никто не лишил ноющей мятежности. Он достаточно делает для окружающих, вылечивая их тела на износ своих сил — разве он должен дарить им иной покой? Им — не должен, но перед чуть ли не плачущей напротив него девушкой, — обязан. В её глазах Шалфей не хотел быть бесчувственной сволочью и бросать её на произвол судьбы в душевных муках — навечно оторванную от родного дома, ненавидимую всем этим новым для неё миром — а ведь они её совсем не знают, чтобы судить. Эльф до боли понимал Хану — настолько это знакомо ему. Но всего возникшего в юноше сочувствия хватило лишь на то, чтобы понизить голос и произнести горькую правду: — Попавшие на нашу Землю люди — не возвращаются обратно. Они навсегда остаются здесь, понимаешь? Слёзы на глазах перестали дрожать. Они не потекли по худым щекам, а постепенно высохли прямо на глазах. Хана уронила голову в ладони, словно в бессилии. Просидев так около минуты, она зарылась пальцами в спутанные волнистые волосы и зачесала кудри назад. Девушка стремительно встала и побрела вглубь поляны, в противоположную сторону от деревни. Шалфей подскочил и тут же пошёл за ней следом. «Что значит не вернусь домой? Вот же, тут совсем рядом озеро, за озером — Персиковый лес, Банши наверняка ждёт меня. Я письмо родителям написала. Мне сегодня нужно было в столицу.» — Куда ты идёшь? — спросил юноша, догнав Хану уже у деревьев. Она его не слышала, погружённая в хаотичные мысли, мечущиеся в голове роем пчёл. Девушка не замечала дороги — ей чудом удавалось не врезаться в деревья. Ботинки, которые она успела надеть перед выходом, единственный предмет из дома, который был при себе сейчас — давили хрупкие ветки и шуршали жухлыми прошлогодними листьями. Хана шла, обхватив себя за оголённые плечи. Шалфей верно шёл следом, не понимая, почему он не хочет оставить её. Почему не развернётся и не пойдёт заниматься своими обязанностями, или хотя бы поспать — торопясь навестить тень, исполнить данное ей обещание, юноша совсем не выспался. Он сдержал своё слово — так почему же сейчас идёт за ней, шагающей бесцельно в глубь дикого леса? Ни Хана, ни Шалфей не смогли бы ответить на вопрос, как долго они двигались прямо. Время в яростном потоке мыслей одного и другого эльфа шло незаметно. Физическая усталость не приходила. Внезапно что-то тяжёлое с пронзительным криком упало перед эльфами. Хана подняла глаза от земли и застыла в ужасе. Зелёный дракон, высотой с лошадь в холке, с крыльями вместо передних лап по-змеиному вытянул шею и звонко верещал, угрожающе наступая на эльфов. Девушка не знала, как поступить. На кончиках пальцев закололо тысячами игл от всепоглощающего ужаса, ступни превратились в мягкую вату. Дракон, распахнув пасть, метнулся на эльфийку, как вдруг что-то другое, налетевшее сбоку, сбило её с ног. Хана упала в траву, разбивая о колени и локти. На место, где она была секунду назад, упало разъярённое существо, проскользив вперёд по сырой земле и неуклюже врезавшись в деревья. Тут же девушку кто-то стал трясти и тащить вверх. — Вставай, ну! Шалфей рывком поднял Хану на ноги. В левой руке эльфа мелькнул кинжал и он отскочил от девушки, переманивая чудовище на себя. Дракон, обретя равновесие, яростно метнулся на вызывающе кричащего ему юношу. Шалфей изловчился и увернулся от удара, а затем бросился сзади под ноги существа и полоснул кинжалом чуть выше пятки. Дракон взвизгнул и встал на дыбы, едва не наступив на эльфа, как тот внезапно оказался спереди чудовища и резанул его уже по груди. Хана стояла, как вкопанная, наблюдая за бушующим существом и танцующим под его ногами и неказистыми крыльями юношей. Он полосовал чудовище в разных местах раз за разом, и вдруг остановился позади него, доставая зубами пробку из какой-то склянки и плеща на лезвие серым содержимым. Хане показалось, что делая это, Шалфей произнёс какое-то слово одними губами, и на мгновение жидкость, стекающая с кинжала, загорелась ярким блеском, тут же потухая. Существо заметно ослабевало. Дракон мялся на месте и медленнее реагировал на возникающего тут и там эльфа. Упоённый успехом, юноша заметно заулыбался, и тут же потерял контроль над ситуацией. Хвост чудовища, который до этого эльфу успешно удавалось держать на расстоянии, сбил Шалфея с ног. Юноша упал навзничь в двух шагах от дракона, выронив кинжал из рук. Существо обернулось и ступило к эльфу, кладя когтистую лапу ему на грудь. Юноша вскрикнул от боли, когда когти полоснули кожу и предпринял бесполезную попытку сбросить чудовище с себя. Хана в панике дрожала, смотря на страшную картину. Время словно замедлилось — она видела со стороны, как, немного заторможенный, дракон заносит пасть выше, готовясь откусить эльфу голову. В ушах било собственное сердце. Адреналин попал в кровь, даруя способность двигаться. Хана схватила первую попавшуюся под руку крупную ветку и с криком бросила её в гигантскую голову чудовища. Существо среагировало на крик и поймало её, раскусив с громким хрустом. Щепки посыпались в лицо лежащего под драконом Шалфея. Тем временем эльфийка сразу после удара метнулась в сторону — она видела, куда отлетел кинжал. Отвлёкшийся на Хану дракон встал с юноши и угрожающе двинулся на девушку. Новообъявленная эльфийка успела поднять с земли кинжал и, схватив его обеими руками, она неумело выставила его перед собой. Напротив неё разъярённый дракон раскрывал пасть в нападающем манёвре. «Я не хочу умирать!» Одичавшего жёлтого цвета глаз чудовища пронзила стрела. С мерзким хлюпающим звуком она вошла в череп на всю свою длину, снаружи осталось одно только красное оперение. Умирая, существо издало свой последний пронзительный крик и упало перед Ханой, чуть не подбирая её под себя. Девушка в ужасе отпрянула и застыла, глядя в единственный уцелевший мёртвый глаз дракона. — Шалфей, никудышный из тебя охотник. Рослый мужчина в знакомом Хане обмундировании протягивал юноше руку, помогая встать на ноги. Шалфей горько усмехнулся и тут же его лицо исказила гримаса боли. Три багряные полосы на груди выглядывали из дыр разорванной рубашки. Мятная ткань стремительно пропитывалась кровью от стекающих из ран струек. Смотря на эту картину, девушка почувствовала ком в горле и рухнула на разбитые колени перед чудовищем, всё ещё зажимая отравленный кинжал до побелевших костяшек пальцев.