Притяжение тёмных планет

Дрожь нахлынула с новой силой. Хане показалось, что сразу после происшествия она не тряслась так, как сейчас. Девушка сжала мятое грязное платье в ладонях, в попытках унять слабость. Перед глазами мелькали картинки случившегося: огромный зелёный ящер с угрожающе распахнутыми крыльями летучей мыши, из раскрытой клыкастой пасти стекает крупная слюна, протяжный визг твари — и он вот-вот дотянется до неё. Мгновение — и жёлтый глаз дракона течёт вниз по морде после точного попадания чьей-то стрелы. Мёртвое тело рухнуло в полушаге от онемевшей из-за испуга Ханы. Жизнь девушки спасла лучница. Ёрта и её спутник Ксоголь, по их рассказу, возвращались с охоты когда услышали визги виверны — так эльфы называли это чудовище. Крупный мужчина с длинной медной косой помог Шалфею встать на ноги и передал его в руки более умелой в лечебном деле спутницы, а сам ходил вокруг монстра со скорбным видом и жалел его: дракон был подростком, «ещё вчера детёныш». Только сейчас, находясь в безопасности в тёплой бане, Хана опешила от слов эльфа, которым не успела удивиться в лесу. «Не хотела бы я встретиться с мамой этого детёныша.» Когда ужас отступил, девушка почувствовала боль сбитых локтей и коленей. Нежное платье превратилось в лохмотья, а кожа рук и ног была перепачкана землёй и кровью, сочившейся из многочисленных ссадин. Почувствовав жжение от царапин и глухую боль от падения на землю, Хану окатила жалость к себе. Она с силой сжимала в руках тот самый ядовитый кинжал Шалфея, которым собиралась обороняться от чудовища, сдерживая себя от криков и слёз. «Что, чёрт возьми, происходит?.. Мало того, что я оказалась в другом мире, без возможности вернуться домой, так здесь ещё обитают эти… виверны.» Плакать у Ханы никогда не получалось, поэтому любой стресс, который она испытывала в своей жизни переходил в гнев. Даже на Хэворда, после всего, что он сделал, она так не злилась, как злилась сейчас на труп чудовища. Нервы не выдерживали, вытянувшись в напряжённые до предела струны. Глядя перед собой, на мёртвую морду детёныша, ей хотелось вонзить окровавленный кинжал во второй глаз дракона. Кинжал крепко лёг в правой руке, но занести её для удара девушка не успела, подчинившись своим мыслям. «Успокойся.» Хана оглянулась. Привычка, выращенная в девушке обществом аристократов, не отпускала её даже после второй за сутки возможной гибели. Девушка постаралась сделать невозмутимое лицо и дыханием успокоить порыв злости, не совсем утихший в её голове. Хана сконцентрировала своё внимание на снующем между деревьями Ксоголе: от своего коня к Ёрте, сидящей возле Шалфея и обратно. «Шалфей!» Мысли в голове девушки мелькали беспорядочно, не соблюдая никакой логики. Чувство опасности понемногу отпустило девушку, и хватка рук ослабла — оружие упало в траву. Три багровых пореза сочились алой кровью на вздрагивающей от неровного дыхания груди Шалфея. На лице выступила гримаса боли, которую юноша всеми силами пытался подавить. Над ним склонилась Ёрта — молодая женщина в пламенного цвета косой, чья стрела поразила виверну, как потом узнала Хана. Что-то говоря, она пыталась промокнуть чистой тканью раны эльфа, но тот только отмахивался от помощи и зло, тихо объяснялся с лучницей. Разговор Ёрты и Шалфея она не могла воспроизвести в памяти, ей в принципе сложно было вспомнить многие звуки — складывалось впечатление, будто её оглушило. Почему-то захотелось подбежать, помочь — сделать, что скажут, извиниться и… поблагодарить. Что было бы, если бы эльф не пошёл следом за ней — растерянной, потрясённой его рассказом. Откуда это неравнодушие к незнакомке? Даже если пошёл следом, зачем защитил от виверны, сам подставился, пострадал, едва не погиб? «Удивительная самоотверженность.» Хана вспомнила, как поднялась и, пошатываясь, побрела в сторону Шалфея с бредовой мыслью помочь. Забота о другом выместила гнев, который она побоялась выпускать наружу. Она вспомнила удивлённый и одновременно обеспокоенный взгляд целителя, когда тот заметил её приближение. Дойти до Шалфея девушке не дал Ксоголь. Мужчина увидел её покалеченный грязный вид и поспешил оказать первую помощь, но Хана заверила его, что у неё нет серьёзных повреждений и гораздо важнее сейчас помочь Шалфею. После сказанных ею слов девушка услышала усмешку со стороны лучницы и целителя. Обернувшись на этот звук, Хана не сразу поняла, кто именно из этих двоих усмехнулся и с какой стати — ни о чём смешном речь не шла. Нахмурившись, она сосредоточила взгляд на юноше и не сразу поняла, что гримаса боли на его лице смягчилась, будто Шалфею становилось легче. Девушка решила, что он успел за время её разговора с Ксоголем принять обезболивающее средство, но, опустив взгляд на искалеченную грудь эльфа, она поняла, что ошиблась. Юноша занёс левую руку над центральной раной, не касаясь её. Его губы едва заметно шевелились, что-то нашёптывая. Из боковых порезом всё ещё тоненькими струйками бежала кровь, и приглядевшись, Хана заметила, что центральная рана под ладонью Шалфея перестала кровоточить. Девушка не сразу смогла объяснить себе, что увидела, и отвлечённая Ксоголем, не успела понять действия юноши. Ёрта осталась с Шалфеем в лесу, в то время как Ксоголь поспешил отвезти Хану в деревню. Причины такого разделения девушка не поняла, но сил задавать вопросы эльфам у неё не было. Мужчина посадил Хану на серого блестящего коня и сам пошёл пешком рядом, ведя жеребца за поводья. По дороге в Мальхин Ксоголь заговорил своим громким, басистым голосом: — Когда мы с Ёртой услышали виверну, я бросился вперёд и приблизился к вам раньше жены. Увидел, как детёныш навис над Шалфеем, но всё ещё был слишком далеко, чтобы помочь. Целителю повезло, что рядом оказалась ты, ахайль. — А почему вы не выстрелили? — странное обращение Хана пропустила мимо ушей. Мужчина вздохнул, словно девушка его осудила, и эльфийка решила, что, наверное, это она и делала, и тут же одёрнула себя. «Я не имею права осуждать кого-либо.» — Понимаешь, я не лучник. Моё оружие — клинок, — на этих словах Ксоголь кивнул на свой пояс, где Хана действительно увидела рукоять оружия, видневшуюся из резных ножен. — И как иронично — верхом на коне я быстрее Ёрты. Иногда успеваю спуститься и помочь в ближнем бою, иногда — нет. Из воспоминаний Хану вырвала вошедшая в баню Мята. Девочка с сочувствием взглянула на пострадавшую и спросила: — Ты в порядке? Ничего не болит? Царапины и ушибы Ханы Мята уже очистила от земли и обработала целебными мазями, наложив сверху белые мягкие повязки. Девушка ожидала, что её царапины вылечат при помощи магии, как Шалфей лечил себя в лесу, и озвучила свои предположения, но Мята только звонко рассмеялась и сказала, что на всякие пустяки целитель растрачивать магию не станет, на таком только дети учатся использовать свой дар. Хана смутилась сказанной ею глупости, но не показала виду. Магония отправила девушку в баню, и юная целительница вызвалась помочь Хане. Несмотря на заверения пострадавшей о том, что она справится сама, — только покажите, где что лежит, — Магония согласилась с Мятой, под предлогом того, что сама девушка скорее всего намочит повязки. Хана чувствовала себя неуютно. Забота со стороны наставницы целителей была сухой, чисто врачебной и даже несколько осуждающей — девушка успела объясниться с Магонией и рассказать о том, как и что случилось. Поэтому принимать помощь теперь было странно — в том, что случилось, она видела только свою вину. Лишь внимание Мяты было приятно, оно было искренним. Девочка подошла к Хане и забрала из рук грязное платье со словами: — Не расстраивайся, я принесу тебе другое, ещё красивее! Целительница усадила Хану на деревянную скамью и принялась поливать её водой. Девушка постыдилась своего голого вида перед Мятой, но решила, что пытаться прикрываться сейчас нет смысла — это ребячество. Вместо этого она спросила целительницу: — А можно мне моё? — То странное? Конечно, я его уже постирала и, думаю, оно успело высохнуть. Мята намылила душистым кусом мочалку и принялась стирать грязь с рук девушки — осторожно, чтобы вода не намочила повязки на предплечьях. Хане оставалось только слушаться девочку и подставлять части тела так, как та скажет. — А почему ты занимаешься домашними делами? Ты же ученица целительницы, разве ты не должна всё время уделять врачеванию? — Врачевание? Это от слова врач, того странного, которое ты утром говорила? Понимаешь, я самая младшая у наставницы. И самая неопытная. Пока ребята постарше занимаются чем посерьёзнее, я выполняю работу по дому и лечу совсем простенькие болезни и раны. Возраст ещё не позволяет перейти к настоящему целительству, мой дар не окреп. А чтобы я не бездельничала, мне всегда найдут дело. Даже когда делать вроде бы нечего. Хана мысленно пожалела Мяту, и хотела уже произнести вслух слова сочувствия, уверить её, что её время скоро придёт, но девочка, словно почувствовав, что сейчас та сейчас скажет, поспешила опередить её: — Не подумай, что я жалуюсь. Все целители в моём возрасте проходили через это, даже Шалфей. И лучше я буду помогать тебе, чем мыть полы на кухне и сортировать травы! Нежный девичий голосок наполнился искренним восторгом на последних словах, и в душе Ханы разлилось приятное тепло благодарности. — Как он? Вернулся? — спросила эльфийка. — Да, не переживай. Раны глубокие, но он успел остановить кровь и обезвредить. Заражения не будет. Эти слова Хану немного утешили, но чувство вины никуда не ушло. Мята заметила реакцию девушки скрытую в отведённом взгляде, спрятанном под густыми ресницами. — Знаешь, он и не из таких передряг выбирался, — проговорила девочка, нежно промывая густые волосы Ханы тёплой водой с растворёнными в ней травами. Их аромат одурманивал голову и успокаивал нервы. — Как он попадает в передряги, если он целитель? — недоумённо спросила Хана. Мята плеснула использованной водой на раскалённые камни, и клубы пара повисли в воздухе приятной влажной тяжестью. — Жизнь целителя гораздо интереснее, чем тебе может показаться. Есть два основных рода занятия для закончившего обучение: он может остаться целителем в деревне или участвовать в вылазках воинов, когда те идут, например, на ту же виверну. В такую опасную охоту способностей простого лекаря будет бесконечно мало, нужна магия, дар. Шалфей занимается и тем и тем. — Но ведь нужно уметь и себя защитить, в случае чего, — сказала Хана, откидывая голову назад и позволяя Мяте тщательно промыть корни волос. — Конечно нужно. Целитель, неспособный постоять за себя, никого спасти не сможет. Шалфей учился бою много лет, параллельно с целительством. Хана вспомнила, как ловко юноша дурил детёныша виверны, проскакивая под шипастым хвостом и нанося многочисленные удары, и поняла, о чём говорила Мята. Девушке хотелось ещё поспрашивать эльфийку о Шалфее, но поняла, что с её стороны это крайне невежливо, и потому она спросила целительницу о ней самой: — А ты уже решила, чем будешь заниматься, когда закончишь обучение? Девочка ответила неохотно: — Мне на самом деле очень интересно узнать о животных за пределами Мальхина. Познакомиться со многими существами. Это можно сделать только в походе. Но я жуткая трусиха и просто не справлюсь. — Ты ещё совсем юна, тебе рано решать, труслива ты для чего-то или нет. Жизнь имеет свойство закалять. И даже рядовые трудности, вроде мытья полов, уже сейчас готовят тебя к сложностям, чтобы ты смогла их преодолеть. «Сумбурная мысль. Не совсем то, что я хотела донести, но сформулировать точнее мне сложно. Слишком много волнений.» Девочка улыбнулась: — Пожалуй ты права, Хана. У меня ещё всё впереди. Как и у тебя. Мята протянула Хане крупное светлое полотенце, вышла на несколько минут из бани и вернулась с чёрным платьем, которое обещала девушке. На нём же лежала матовая тёмно-зелёная лента. Хана улыбнулась находке, и высушив полотенцем волосы, привычным для себя образом перевязала их. *** Над окном, выходящим на запад, лучи уходящего солнца в свои цветные лабиринты ловили стеклянные подвески. Солнечные блики падали на стены тёмной комнаты и шевелились в такт с ловцами, качающимися от тёплого летнего ветерка. Иногда камешки и стёклышки бились друг об друга — тогда по маленькому помещению проносился нежный перезвон. Завороженно глядя на ловцы, Шалфей ни о чём не думал. Вспоминать, анализировать ситуации не хотелось. В томительном ожидании, пока все соберутся, юноша включил все пять чувств своего тела и отключил голову.       Один ловец легонько обернулся вокруг себя, затормозил и закрутился в обратную сторону, разбрасывая вокруг себя капли света.       Ветер, заставивший стекло танцевать, принёс в комнату новую порцию ароматов свежескошенной травы, которую заготавливают лошадям на зиму.       На губах чувствовался терпкий вкус травяного чая, которым эльфа напоила Мята, очень сильно беспокоившаяся о самочувствии Шалфея и готовая сделать всё, что он скажет, если ему это будет нужно.       На груди ныли три почти затянувшиеся полоски и чувствовалось, как липкая мазь приклеилась к ткани бинтов.       Монотонный звон колокольчиков прервал тихий звук открывающейся двери. Цефлай вошёл в комнату твёрдой, совсем не старческой походкой. Шалфей быстро встал, приветствуя цалиша и проявляя соответствующее возрасту и положению в обществе уважение. Седовласый эльф кивнул в ответ и прошёл к одному из кресел, стоящих в вокруг невысокого круглого столика в центре комнаты. Следом за ним вошла Магония, непривычно — без фартука на бирюзовом платье. Все трое опустились в свои кресла. Пустовало только одно, слева от Шалфея. Долго ждать не пришлось — Магония и Цефлай даже не успели завести светский диалог, видимо вдоволь наговорившись до встречи с юношей. Дверь вновь отворилась, и словно призрак, плывя над полом, в комнату вошла виновница встречи, новая тень Мальхина — Хана. Шалфей быстро пробежался взглядом по эльфийке: бледна, как в первые минуты встречи на озере, раны перевязаны, и она предпочла надеть свою одежду. Подол чёрного платья заканчивался чуть ниже коленей, невидимый корсет под грудь стягивал её тонкую талию, короткие рукава напоминали продолговатые фонарики. — Здравствуйте, — тихим, но выразительным голосом сказала девушка. Сухо, но без неприязни в голосе, ей ответил цалиш: — Здравствуй, Хана. Я правильно произнёс твоё имя? — Да. Вы Цефлай? — Верно. Я цалиш Мальхина. Приглашающим жестом Цефлай указал на единственное пустующее кресло напротив себя. Хана приняла приглашение и села — спина осталась идеально прямой, щиколотки скрещены и ноги отведены слегка в сторону и назад, а руки девушка положила перед собой на колени, ладонь на ладонь. Положение тела эльфийки было словно кем-то зафиксированным, но изящным, а в плавных движениях заметно, что они отточены до автоматизма. Шалфей обратил внимание на позы других присутствующих в комнате. Магония положила руки на подлокотники, прижатые вплотную друг к другу голени отвела в сторону, спиной легла на мягкую спинку — присесть отдохнуть ей удалось впервые за весь день, поэтому наставница стремилась воспользоваться возможностью, не стесняясь показывать на людях свою накопившуюся слабость. Цефлай тоже сидел глубоко в кресле, одна рука на подлокотнике, пальцы другой — под гладким подбородком, ноги широко расставлены и твёрдо стоят ступнями на полу. Сам Шалфей наклонился вперёд, положил локти на колени и скрестил пальцы рук. Определённо видно, что Хана чужая — эльфы не станут сидеть так точно и ровно. Они не будут ступать так мягко и плавно, как девушка вошла в комнату. Но Шалфей не мог не признать — в этой чужеродности, которую Хана принесла в его мир из своего, даже в самых простых движениях — была своя магия. Цалиш прервал размышления юноши, продолжив разговор: — Тебе уже известна правда о двух мирах? — Да, Шалфей рассказал мне. И о последней воле Дариаля тоже. Я знаю, почему здесь нахожусь, — сухо и будто бы безразлично произнесла Хана, словно ещё несколько часов назад она не была поражена этой правдой. «Поразительное самообладание.» Услышав ответ девушки цалиш бросил взгляд на юношу, и осталось непонятным — добрый это был взгляд или нет. Цефлай ничем не выдал своих эмоций и продолжил: — Тогда наша задача упрощается. Хана, я хочу чтобы ты рассказала о своей прошлой жизни и о роде своей деятельности — это поможет нам найти для тебя место и занятие в деревне. — С чего вы взяли, что я хочу остаться? Вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Хана ни разу не подумала, задавая его — словно бы давно для себя всё решила. Шалфей хотел было что-то сказать, но одёрнул себя. «Кто я такой, чтобы удерживать её здесь?» Тогда в разговор вступила Магония — и Шалфей пожалел, что ничего не сказал первым: — А куда ты пойдёшь? — целительница сделала небольшую паузу. — У тебя ничего нет. Ты не знаешь наших правил и традиций. Ты даже не имеешь понятия о том, как далеко находится ближайшая деревня и в какой стороне. Ты ничего не знаешь о зверях, обитающих в этих лесах и ты не способна защитить себя. На этих словах в глазах Магонии мелькнул огонёк упрёка, брошенного в сторону девушки, но даже это не надломило холодный щит самообладания эльфийки. — Магония, ты не должна её обвинять, — встрял Шалфей. — То, что с нами случилось — моя вина. Я не уследил и позволил нам зайти слишком глубоко в лес. На мгновение целителю показалось, что девушка посмотрела на него с беспокойством, но даже если это было и так, Хана сумела быстро вернуть себе ледяное спокойствие во взгляд. — Даже если и так — с остальным ты поспорить не можешь. Есть ещё одна вещь, из-за которой её не примут в другой деревне, — твёрдо отчеканила Магония, и повернулась к девушке. — Ты тень. — Я это понимаю, — спокойно ответила Хана, не повышая голос и не пытаясь провоцировать сидящую словно на иголках наставницу. — Но поверьте, не по своей воле я оказалась здесь. — Но ведь ты сама коснулась магического сгустка? — спросил Цефлай, но в вопросе не было слышно обвинения, как в тоне Магонии. Цалиш говорил исключительно с любопытством. Хана несколько замялась. Казалось, ещё немного — и в её чёрных глазах можно будет увидеть отражение тех образов, которые в данную секунду проносятся в её мыслях. Наконец девушка ответила, но уже без прежней уверенности: — Д-да… — эльфийка сбросила с себя наваждение. — Но откуда мне было знать о том, к чему это приведёт? Я коснулась тёмной планеты из научного интереса. И разве если бы этого не сделала я, где гарантии, что этого не сделал бы кто-то другой? Если я правильно поняла Шалфея, воля Дариаля исполняется в любом случае. Пришёл бы другой человек, и всё бы произошло точно так же. Рассуждения Ханы становились всё горячее и горячее, а голос твёрже и даже несколько громче. — Поэтому вы не имеете права меня осуждать. Лицо Магонии по мере того, как высказывалась Хана, становилось всё мрачнее. Поджатые губы опустились уголками вниз, и вокруг рта образовались некрасивые старческие складки. — Верно — осуждать не можем. Но мы совершенно не обязаны принимать тебя душевно. — Я об этом и не прошу, — Хана говорила пылким шёпотом, наклонившись корпусом в сторону Магонии и заглядывая в её строгие глаза. — Мне неприятно осознавать, что я напоминаю вам о вашей боли. Я знаю о том мальчике. Корза. Мне жаль, что он погиб. Шалфей похолодел. Волосы на затылке встали дыбом, а по коже пробежали тысячи мурашек. «Кто ей рассказал о Корзе? Когда она успела узнать об этом?» В её словах слышались искренняя грусть и неподдельное сожаление. В честных лисьих глазах замерла кроткая боль. Магония на мгновение застыла. Её выражение лица смягчилось. Девушка облегчила душу целительнице, но та больше не находила в себе сил быть в комнате с тенью, как бы та не понимала её. Наставница встала и твёрдо вышла из комнаты, плотно запирая за собой дверь. Хана снова выровнялась в кресле, и уставилась живым, понимающим взглядом на свои руки. Цефлай приподнял очки себе на лоб и устало протёр глаза, проговорив: — Что ж, надеюсь мы закончили и теперь сможем поговорить по теме. Хана, больше не думаешь уходить? — Пока нет. Я должна рассказать о себе? — Да, самое главное, пожалуйста. — Я студентка… — начала было Хана, но цалиш перебил её: — Извини, кто? — Ох, я ученик, или ммм… познающий науки? Буду подбирать слова внимательнее. Вам знакомо слово наука? Цефлай немного усмехнулся, но ответил: — Да, знакомо. И какой наукой ты занималась? На последнем слове цалиша девушка почему-то нахмурилась, но тут же ответила, не посмев выразить своего недовольства: — Астрономией. Я изучаю звёзды. Цалиш вздохнул и по-старчески поохал, думая над словами Ханы. Шалфей тоже не мало удивился — знакомиться с звездочётами юноше встречаться ещё не приходилось, но он многое слышал об этих эльфах и не совсем понимал, чем они занимаются. — Будет трудно найти тебе занятие в этой области… В Мальхине подобных экспертов нет. — протянул цалиш. — Ты что-нибудь ещё умеешь? — Я дома сад выращивала. Не знаю насколько хорошо выходило… У меня были кот и пёс, за ними ухаживала. Много книг читала… Не знаю, что из этого может вам пригодиться. — Говоришь: сад, животные и книги?.. Не густо. Но пожалуй, у меня есть предложения для тебя. — Какие? Цефлай, очевидно уставший сидеть, встал и прошёлся к окну, любуясь светом от висящих над ним ловцов. Вместо того, чтобы озвучить свои предложения, цалиш зачем-то обратился к юноше: — Шалфей, ты с Ханой весь день. Не замечал проявления дара? До этого молчавший и внимательно слушающий присутствующих, юноша не удивился вопросу Цефлая: — Нет, пока никаких признаков. — О чём вы говорите? — Хана словно бы начинала терять терпение, но старалась держаться так же невозмутимо и не подавать виду. Шалфей повернулся к девушке всем телом и стал объяснять: — Помнишь, я говорил тебе о том, как каждый приходящий в наш мир становится полноценным эльфом, а значит и обретает дар. Цалиш интересуется, проявился ли он у тебя, потому что у нас принято посвящать свою жизнь тому, что даровано тебе природой. — Как ты посвятил себя целительству? — робко спросила Хана. Со стороны казалось, будто ни то тема магии, ни то тема предназначения вызывала в ней необъяснимый трепет. Юноша улыбнулся её реакции и ответил: — Как я. Пока твой дар не проявится, цалиш предложит тебе заняться чем-то на твой вкус. Это временно. Я правильно понял, Цефлай? Старик встал вполоборота и сдержанно кивнул юноше: — Правильно. Хана, я могу предложить тебе помогать здесь, в целительском доме. Рук всегда не хватает. Лечить эльфов ты не будешь. Девушка погрустнела и честно призналась: — Знаете, мне не очень по душе это предложение. Эльфийка намекала на Магонию и то, что она не хочет продолжать тесное взаимодействие с главной целительницей Мальхина. Цалиш понимающе закивал головой, по-старчески что-то бормоча себе под нос. Перемены в лице Цефлая всегда удивляли: то он властный и мудрый правитель, от чьего взгляда и слуха ничего не укроется, то эльф превращается в простого старика со его свойственным возрасту поведением. Одевался он немного старомодно: лёгкие сапоги, брюки, туника с разрезами по бокам, подпоясанная кожаным ремнём, на котором висело минимальное снаряжение воина, с которым ни один обученный искусству борьбы эльф не расставался, панцири-наплечники и походный плащ. Всё было белого цвета — как и полагается цалишу деревни. — Да-да, поэтому у меня есть запасной вариант. В нашей деревне есть библиотека, в ней работает один мужчина. Он не здоров, а поэтому больше не справляется в одиночку. Его дети помогают ему, но и они не могут постоянно там находиться. Предлагаю тебе устроиться к нему помощницей. Хана просияла от восторга и подскочила на месте, мечтательно выдохнув: — Библиотека… А мне будет дозволено читать ваши книги? Девушка прижала правую руку к груди. Жест был непродуманным, в отличие от всех предыдущих, искренним и показывал радость, на короткое время отвлёкшую Хану от потерь. — Наши книги, Хана, — проникшись радостью девушка, по-доброму ответил цалиш. — Ты теперь одна из нас, кто бы что ни говорил. Привыкай считать себя эльфом. — Я благодарю вас за вашу доброту. На этом маленькое собрание закончилось. Цалиш, больше не способный уделять время тени, приставил к Хане эльфа, который должен будет сопроводить её до библиотеки, познакомить с Апрелем и выделить девушке маленький пустующий охотничий домик на краю деревни под личное пользование. Шалфей отметил, что новое жильё эльфийки находится недалеко от него, и юноша всё гадал — везение это или судьба. «Наверное мне суждено присматривать за ней, пока она адаптируется.» И эльф понимал — его не расстраивали такие заботы. Девушка удивляла его с каждым своим решением. То тихая и робкая, то волевая и воодушевлённая, она напоминала морскую волну, которую Шалфей никогда не видел, но часто слышал о них: то угрожающе нахлынет, то затихнет и сляжет, притворяясь покорной и смиренной. Но больше всего юноша не мог выпустить из головы утреннюю ситуацию. Эльф стыдился того, что не убил виверну раньше, чем та повалила его. Слишком увлёкся, загордился своими успехами и попал под лапу чудовища. Юноша собирался приступить к запасному плану — как только дракон распахнёт пасть, бросить ему взрывающуюся ядовитую смесь прямо в глотку. Он уже сжал в руке мешочек с порошком, как виверна отвлеклась и отпустила его. Шалфей сначала не понял, почему дракон решил оставить свою добычу, затем увидел, как детёныш надвигается на неловко вооружённую его собственным кинжалом Хану. Смесь в руках Шалфея была бесполезна, если взрывать её снаружи чудовища — яд не подействует на кожу, только на слизисые стенки. Другого плана или оружия у юноши не было — он не планировал сегодня попадать в лапы чудовищ, в прямом и переносном смысле. Не прибудь на помощь Ёрта с Ксоголем, Хана бы не смогла отбиться и погибла бы в первый же день пребывания в этом страшном, наполненном тварями мире. «В моём мире. И твари здесь не только звери. Как она только узнала о Корзе?» С этими мыслями целитель вернулся домой. Юноша поспешил сменить повязки с ран и заново обработать порезы мазями. Шалфей понимал, что может сейчас настроиться и полностью затянуть свои раны с использованием магии, ведь за день он успел накопить для этого необходимые силы, но он просто не хотел залечивать их. Ноющая боль приносила в жизнь трезвость и помогала ему отличать собственные фантазии от реальности. Боль напоминала ему о том, что Хана ему не приснилась — он действительно нашёл на берегу озера потерянную фею, благодаря которой узнал о смерти друга детства, которой рассказал болезненную новость о том, что она не моет вернуться домой, которую защищал от виверны и которая защищала его. Шалфей закончил с перевязкой и принялся за работу — она тоже спасала его от ненужных мыслей. Юноша понимал, что свой единственный выходной после поездки он уже потратил, а отдохнуть не смог: предрассветный короткий сон не принёс бодрости, утром он прежде всего поспешил к Хане, после попал в передрягу и пострадал, потратил много магии на затягивание ран, поругался с наставницей из-за Ханы, поел вкусную кашу, приготовленную Мятой и построил с ней теории о человеческом мире, отчитался о произошедшем в лесу цалишу и заодно рассказал ему о своей поездке в Филань — о которой на фоне последних событий вспоминать было трудно. Шалфею самому стало смешно от того, сколько всего произошло за одни только сутки. И всё из-за новообращённой эльфийки. Юноша достал из сумки три крохотных флакончика с мутной жёлтой жидкостью — ядом с хвоста виверны. Детёныш был маленьким, жалом пользоваться не научился, но нацедить много всё равно не удалось. Эльф мелким шрифтом подписал пузырьки, уточнив дату сбора яда и возраст детёныша, и стал пытаться придумать, в какой настойке жидкость может пригодиться. Унесённый любимым делом, Шалфей быстро отвлёкся. Он сортировал лекарства, делал заготовки для новых, листал собственную рукописную книжку с рецептами и вносил разные пометки. Когда юноша закончил, на улице было совсем темно. Шалфей затушил огонь в лампе и подошёл к окну. В десятке метров от его жилища, на самом краю деревни светился теплом всегда тёмный в это время суток маленький охотничий домик. Теперь он был жилой и своим светом ещё немного отодвигал границу ночи.