Притяжение тёмных планет

У подножия Белых гор стояло поселение, которого ныне нет. Дело было очень давно — не прошло и ста лет с момента разделения Земли на мир людей и мир эльфов. Жили в нём эльфы с угасающими дарами — семьи потрепала война, и наследники рождались слабыми. Младенцы часто умирали, и казалось, что магия уходит от эльфов. Много слёз по потерянным душам пролилось в той деревне — не нужны были им дары грозы, лишь бы только дети оставались живы. Однажды в поселении родился ребёнок. Почтенного возраста родители, потерявшие на своём веку десяток детей, не надеялись, что он выживет. Мальчик долго болел, но на удивление всей деревни он пересилил болезнь. К пяти годам своей жизни оказался единственным ребёнком в деревне. Жители видели в нём надежду на будущее только потому что он — есть. В один день малыш принёс маме мёртвого птенца — тот выпал из гнезда. Пушок на коже был залит кровью, сердечко торчало из раздробленной грудной клетки. Мальчик плакал, не понимая, что птенца уже не спасти, и уговаривал маму помочь ему. Женщина вздрогнула от увиденной картины и крикнула сыну, чтобы тот бросил его. Ребёнок не послушался — прижал птичку к сердцу и зарыдал со всей силы от горя. Капли слёз упали на мёртвое тельце, и вдруг птенчик зашевелился. Раны его затянулись на глазах, кровь ушла обратно в жилки, и в детских ладонях затрепетал птенец — живее живых! Он поднялся на некрепкие лапки и нежно защебетал, потянулся к щеке мальчика и стал ласкаться о его кожу. Так в деревне появился первый целитель. Мальчик рос, и вместе с ним росла его сила. Он был способен излечить любую хворь, умел сращивать кости, он исцелять рождавшихся больными детей одним касанием ладони. Деревня ликовала и считала его истинным даром. К родителям мальчика относились с глубоким уважением, те любили и оберегали сына, души в нём не чая. Наконец, в семьи поселения вернулось счастье и радость. В один день всё изменилось. На закате солнца в дверь целителя постучалась женщина. На себе она тащила залитый кровью труп мужа. Эльфийка плакала от горя и умоляла юношу спасти его. Она утверждала, будто бы мужчину загрызла белая волчица. Целитель осмотрел тело и понял, что не в силах помочь — он не способен воскресить мёртвого. Услышав это, жена покойника закричала. Она обвинила его во лжи, вспомнила, как юноша, будучи мальчиком, вернул жизнь птенцу. Целитель ответил, что это было лишь однажды, и с тех пор он не смог оживить никого, даже самого маленького жучка. И тогда женщина прокляла его. Её последними словами было: «Ты потеряешь любимых тобой, гнусный лжец!». В гневе женщина забыла о том, как юноша днями и ночами выхаживал её смертельно больную дочь, забыла, как он вернул память её престарелой матери. Оскорбившись и поверив в проклятие, целитель покинул родной дом поздней ночью, чтобы не накликать беду на семью. Он ушёл в горы. Не разбирая дороги в тяжёлых раздумьях, юноша споткнулся о корягу и упал на землю. На белом снегу — настолько высоко он уже поднялся — разглядел капли крови, и поднял глаза. Перед ним лежал мёртвый щенок с белоснежной шерстью, рядом с ним — следы от мужских сапог. Юноша нежно обнял мёртвое тело волчонка, стал пытаться воскресить его — ведь тогда с птенцом он смог! Но у него ничего не получилось. На возвышавшуюся над его головой скалу вышла мать щенка. Грозная, невероятно большая белая волчица оскалилась на целителя, державшего на руках её детёныша. Приглядевшись, она заметила — юноша плачет. Она почувствовала, какое он испытывает горе из-за смерти её дитя. Они ушли вместе — эльф и белая волчица. Жители деревни искали в горах целителя, хотели уговорить его вернуться, но нашли столько следы — его и звериные. Поговаривают, что он дожил до глубокой старости, а на месте его смерти вырос цветок — Светоцвет. Ночью он озаряет вершину одной из гор, но пока никому не удавалось достать его. Белые волки навсегда покинули это место, а деревня без целителя выродилась за пару сотен лет. Сейчас никто даже не знает, была ли она на самом деле, и правдива ли вся эта история. — Такой сказки я ещё не слышала, — сказала Мята, потеплее закутываясь в шарф. — Это самая первая легенда, в которой упоминаются целители, — ответил Шалфей, вороша длинной палкой угли костра, у которого они грелись. Юноша сдерживал одно обещание за другим: сначала искал Хану, теперь отвёл Мяту в Белые горы, чтобы поискать загадочный цветок из легенды. Он слабо верил в успех этого путешествия, но хотел поддерживать веру в чудо внутри девочки. Заодно нужно было убраться подальше из Мальхина — наверняка чиновник уже вышел на его след и тот привёл его домой к целителю. Только он никого там не найдёт, а местные о нём не расскажут. Краденное устройство, которое Шалфей мысленно окрестил Оком, юноша прятал во внутренних карманах тёмного плаща, с которым никогда не расставался. Он проверил, как работает сфера почти сразу после того, как сбежал из постоялого двора на безопасное расстояние. Как она включается, он понял ещё при объяснении торговца — прошептал полное имя, повернул полукругом обруч, опоясывающий устройство и надавил на одну из пластин. Око показало в воздухе зеленоволосую девочку, посапывающую в постели, разбросившую руки в разные стороны. То же самое проделал с Магонией — увидел, как та работала в своей лаборатории и снова закрывала глаза на необходимость поспать. Третьей Шалфей хотел увидеть Хану. Ему было страшно — вдруг она попала в беду, или вовсе мертва? Что тогда покажет сфера? Вдруг она замучена проходимцем с тракта или разорвана диким кабаном? Целитель отогнал печальные мысли и поставил перед собой цель убедиться, что это не так. Только он не знал, что прошептать. Девушка рождена в мире людей, сработает ли Око, если он скажет: «Хана из Мальхина»? Ведь фактически в образе эльфийки она переродилась на территории деревни, и предположение весьма логично. Юноша подумал немного, и решил проверить. Око задрожало в его руках и сильно нагрелось — но так ничего и не показало. «Она упала в воду озера. Может, всё должно быть настолько точным?» Шалфей проделал то же самое, изменив Мальхин на Зеркало, но результат оставался неизменным — ничего. «Либо устройство не способно показать теней, либо… она мертва.» Юноша больше поверил своей первой теории и, приуныв, убрал Око обратно в сумку. Хана исчезла без следа, так же внезапно и загадочно, как и появилась в его мире. А ведь Шалфей о столь многом хотел её расспросить, услышать, каково живётся там — в мире людей? Он так давно не слышал историй об их мире. «Надеюсь, что где бы ты ни была — ты в порядке.» — Как ты думаешь, чему учит эта легенда? — спросил Шалфей, протягивая Мяте их скромную походную пищу — запечённую в костре картошку и свежие овощи. — Око за око, — ответила девочка. — Эльф убил волчонка, а волчица убила эльфа. Нельзя причинять вред животным. — Но ты же ешь мясо? — спросил юноша. Ему действительно было интересно узнать, какой урок извлекла его подопечная из сказки. — Сомневаюсь, что он убил его чтобы съесть. И ради шкуры не мог. Шкурка у волчат ещё пушком. Да и кто в здравом уме станет носить волчьи шкуры? Это мне папа рассказывал, он много говорит про охоту. — Ты думаешь, эльф убил волчонка ради удовольствия? Мята, хрустя свежим огурцом, ответила: — Конечно! Это гнилой поступок. Оба замолкли, и продолжили есть в тишине. Костёр плясал яркими языками пламени, унося искры высоко, где они гасли и опадали пеплом. Пусть они ещё не добрались до вершины, вид открывался великолепный — в сумраке ночи тонул тёмный лиственный лес, слышались вдалеке филины. Путники разбили лагерь на полпути к вершине, под скальным навесом. Но уже здесь начинался снег. У огня было тепло, Шалфей планировал поддерживать его всю ночь, чтобы Мята не простудилась. Диких зверей в лесах на склоне не водилось — максимум зайдёт на огонёк горный баран. Юноша мог позволить себе только интервальный сон, а вот маленькой целительнице обязательно нужно было выспаться. — Это не всё, чему учит легенда, — Шалфей заговорил серьёзным голосом, наставляя, — Целитель не всесилен. Есть ситуации, когда мы не в состоянии помочь. Это не значит, что ты недоучка. Или что ты слабая. Просто в жизни бывают действительно безвыходные ситуации. Как тот мальчик не смог воскресить покойника, так и наших сил и дара иногда может быть не хватать. Это нормально. Что бы тебе не говорили, как бы не проклинали — не принимай это на свой счёт, не копи ненависть к себе. Просто помни — мы не можем помочь всем. Не потому что не хотим — просто это не в наших силах. Юноша замолк. Девочка, навострив уши, внимала каждому его слову, прекратив жевать. Шалфей вспомнил лицо Ульгельма — именно оно сейчас было самым ярким воспоминанием. После вспомнил посиневшее тело Корзы, его распахнутые голубые глаза за стеклянным барьером смерти. Если бы он только мог воскрешать, как мальчик из легенды воскресил птенчика. — Иногда я и сам это забываю и поддаюсь эмоциям, — продолжил Шалфей. — Это нормально. Нельзя по щелчку пальцев принять истину такой, какая она есть. Этому нужно учиться. И ты и я обязательно придём к этому. Однажды. Мята молча переваривала услышанное. Шалфей не ждал от неё ответа. Над головами пролетел филин — из-за навеса его не было видно, но слышалось, как перья рассекают воздух и кричит птица. Наверное, она нацелилась на мышку-полёвку, которых здесь много. — Шалфей, прости, что я тогда накричала на тебя. И я соврала. Я лишь временами не хочу быть целителем, — девочка говорила почти шёпотом, но юноша ловил каждое её слово. Мята вглядывалась в свои распахнутые ладони, лежащие на коленях. — Это так приятно — иметь возможность помочь кому-то, вылечить. Пусть пока я умею ещё немногое, но больные с такой благодарностью смотрят на меня, даже когда я просто меняю повязку. И Хана смотрела на меня так же. Ради таких моментов хочется становится лучше и лучше! Юноша улыбнулся и ласково потрепал девочку по волосам. — Ты станешь. Обязательно станешь. — Ты скучаешь по ней? — спросила девочка. — Трудно сказать. Я ведь совсем её не знал. Мы знакомы всего пару дней, — честно ответил юноша, вновь взбадривая угли в костре. — А я вот — да. Ну и что, что мало! Она такая чудесная, правда молчаливая. Она сказала, что я обязательно преодолею все свои страхи. Я ведь согласилась на этот поход не только чтобы Светоцвет найти. Хочется и на зверушек посмотреть. Хана сказала, что любое действие закаляет меня. И теперь мне хочется постоянно что-то делать, куда-то ходить! Шалфей посмотрел на девочку удивлённо. Он и не знал, насколько сильное впечатление на его подопечную произвела эльфийка. — Ты поступила очень храбро, когда заявила, что отправишься искать её, — произнёс юноша, и тут же засмеялся. — Хотя, я действительно испугался за тебя. Избавление от страхов — это хорошо, но пожалуйста — в разумных пределах. — А я больше не буду трусить! — заявила девочка, тряся кудряшками. — Сначала на лисят и кабанят посмотрю, а потом пойду за драконом! — Вот это заявление! — улыбнулся Шалфей. — Меня с собой возьмёшь? — Конечно! Говорят, под этой горой дремлет огромный дракон. Может, и его поищем? Юноша поторопился умерить пыл девочки: — Сколько у тебя планов на ближайшие два дня! Нет, давай мы всё-таки для начала цветок найдём. А дракон в следующий раз. — Ну хорошо, — наигранно с неохотой согласилась Мята. — Шалфей, а Шалфей… — Что? — Возьмёшь меня в ученицы по боевому искусству? — осторожно спросила девочка, нервно накручивая на палец колечко волос. Эльф опешил от подобной просьбы. — Но Мята, только воины могут обучать. Я владею тем минимумом, который нужен каждому целителю. Юная целительница долго не отвечала и сильнее укутывалась в плед, который ей связала мама. — Меня должен был обучать Корза… — наконец ответила девочка, найдя в себе силы. Сердце Шалфея замерло на этих словах. Никто в его окружении не упоминал погибшего вслух, словно ничего не случилось и он не умирал — всё так же часто ходит в караул на краю деревни, и поэтому его не видят. «А я и не знал. Корза, как же нам тебя не хватает…» Мята начала тихо всхлипывать. Она совсем не знала будущего наставника, их даже не успели познакомить, но мысль о его смерти трогала ранимое детское сердечко. Шалфей приподнял лицо эльфийки за подбородок и ласковым движением стал стирать слёзы с её щёк. В этом жесте было что-то очень нежное. Юноша всегда оберегал девочку и никогда не спрашивал себя, почему. Он просто помнит, как Магония в качестве выпускного экзамена задала ему вылечить новорождённую от жёлтой лихорадки. Через пять лет она стала ученицей его наставницы, и постоянно крутилась в целительском доме. Юноша в свободные минутки рассказывал ей о травах, которые росли во дворе, катал девочку на спине под гневные крики Магонии о том, что он отвлекает ребёнка от обучения, однажды даже как-то снимал её, непутёвую, забравшуюся высоко на дерево и плачущую от страха. — Если позволят, я обязательно стану твоим наставником. Девочка резко обвила тоненькие ручки вокруг Шалфея, стиснув его в объятьях, и уронила голову ему на грудь. — Спасибо тебе, Шалфей. Юноша ласково обнял Мяту в ответ. — Тебе пора спать. Укрывайся получше — ночь будет холодной. Мята с неохотой залезла в спальный мешок, Шалфей помог ей укрыться дополнительным одеялом. — А ты не будешь спать? — сонным голосом спросила девочка. — Чуть позже, надо поддерживать огонь, — ответил юноша. — Добрых снов. — Светлых снов. Шалфей бросил в костёр собранный заранее хворост и стал вглядываться в яркое небо сквозь столб жара. Звёзды плясали и расплывались через призму нагретого воздуха, колыхались знакомые ему созвездия. Высоко поднялось созвездие белой волчицы, о которой слагали много отдельных легенд, помимо той, которую он рассказывал сегодня. Шалфей вспоминал их одну за другой, придумывая, чем развлекать подопечную вечерами у костра. Он нашёл на небосводе ту самую звезду, под которой рождены все целители и долго всматривался в её блеклые очертания. Ушёл в себя. Упоминание Корзы, услышанное от Мяты, заставило его задуматься о покойнике. Его беспокоило, что убийца до сих пор не пойман. С каждой минутой шанс найти его уменьшался и скорее всего это преступление так и останется нераскрытым. «Что такого ты увидел, или может кому-то перешёл дорогу, Корза? За что с тобой обошлись таким жестоким способом?» Из коротких разговоров с Зэном Шалфей узнал, что Корзы не было дома около суток до его смерти. Где он пропадал всё это время, никто не мог сказать — ходили слухи, что он встречался с кем-то в Верховодье. Зэн считал, будто брат готовил грандиозный подарок матери на день рождения и искал что-то особенное в ближайшем городе. Что это должно было быть, он держал в секрете, чтобы сюрприз случайно не раскрылся раньше времени. В любом случае, ни в озере, ни при трупе ничего похожего на подарок найдено не было. Как и не было никаких зацепок найти эльфа, который знал бы, где пропадал Корза накануне своей смерти. Подождав, пока Мята крепко уснёт, Шалфей достал из-за пазухи Око и попробовал увидеть мёртвого, чтобы проверить, как в таком случае сработает сфера. — Корза из Мальхина, — холодно прошептал юноша. Око озарилось блеклым голубым светом и быстро погасло, не показав Шалфею ничего. «Когда я пытался найти Хану, устройство не светилось. Можно предположить, что так оно работает именно с покойниками. Значит она не умерла… Но я мог и неправильно позвать. Да что ж это такое.» Шалфей выключил Око и долго вертел его в руках, не решаясь исполнить своё желание. Было одновременно страшно, что устройство вновь озарится голубым светом, или что всё-таки покажет ему то, что он хочет увидеть. «Если я увижу её, то можно будет её найти и привлечь к ответственности за преступление. Но хочу ли я, чтобы она понесла наказание? Она — всё, что осталось от моей семьи.» Шалфей вздрогнул от шелеста ткани позади. Обернувшись, он увидел как Мята вертится во сне. Девочка хмурилась и бормотала что-то невнятное. Юноша успокоился и вновь вернулся к устройству в руках. «Если увижу её, захочу сам найти. Захочу спросить, зачем она это сделала. Возможно, сам захочу расправиться с ней. И зачем я только украл Око и получил такую возможность. Будет проще избавиться от него.» Юноша встал и подошёл к обрыву. Под ногами стелился заснеженный горный лес. Не думая, он замахнулся и выкинул руку со сферой вперёд. И завис так. Устройство осталось в крепко сжатой ладони. Мысленно ругнувшись, Шалфей отошёл за наружную стену пещеры, где они разбили лагерь и встал под холодный порыв ветра. Поток воздуха не отрезвил его. Дрожащими пальцами он включил Око, боясь вновь передумать, и зашептал: — Хаммет из Мареона. Секунду ничего не происходило. Казалось, прошла вечность. Когда картинка стала формироваться, Шалфей зажмурился. Он долго не открывал глаза, борясь с противоречивыми чувствами внутри себя. «Зачем, ну зачем я это делаю? Что мне даст это знание? Я должен её ненавидеть, а не мечтать увидеть.» Желание пересилило все остальные доводы, которые Шалфей приводил, лишь бы отговорить самого себя делать это. Он широко распахнул глаза и затаил дыхание. Яркая картинка показала ему то, чего он ждал много лет. Она совсем не изменилась — всё те же аккуратно собранные белые волосы, украшения на талии. Полускрытые ресницами мятежные глаза, губы нашёптывали заклинание. Фоном слышался мужской голос, обращающийся к Хаметт: — Постарайся лучше сосредоточиться. В этот раз должно получиться. Эльфийка склонилась над маленьким ростком в хлипком горшке, и хмурясь шептала заклинания. Полусгнившее растение не шелохнулось, не внимая стараниям Хаметт. Глаза женщины забегали под веками, и через мгновение она широко распахнула их. Такие, которые Шалфей запомнил когда-то и не мог забыть — холодные и безумные, с отблеском мрачного света. Эльфийка замерла, прекратив нашёптывать заклинания и посмотрела строго вперёд. Юноше показалось, что она смотрит прямо на него, что она его видит. По спине пробежали мурашки. «Мне это кажется. Она не может видеть меня. Око работает односторонне.» Шалфей с трудом сдержался, чтобы не отвести взгляд. На лбу проступил пот от волнения, его тут же остудил очередной порыв морозного ветра. «Мама…» — Почему ты остановилась? — вновь спросил голос собеседника женщины, не попадающего в обзор. Хаметт выпрямилась и бросила через плечо: — За нами кто-то наблюдает. Шалфея окатила волна, и на этот раз это был совсем не ветер. В панике юноша стал крутить сферу, совсем забыв от страха, как выключить устройство. — Не может такого быть, здесь никого нет, — ответил мужской голос на фоне. Позади Хаметт показалась высокая фигура в бордовом одеянии, но лица по-прежнему не было видно. — Я чувствую. Кто-то смотрит, — без сомнения отвечала женщина и вновь посмотрела прямо в глаза Шалфею. Юноша наконец вспомнил, как выключить устройство и оборвал связь. Пошатываясь, он попятился назад и упёрся спиной в неровную поверхность камня. Учащённое дыхание не хотело успокаиваться, пепельные пряди прилипли к липкому от пота лбу. «Как такое возможно?» *** Дни проходили незаметно. По утрам Хана пропадала в университете, принося в деканат поток бесчисленных документов и заявлений, и, казалось, этому не будет конца. Она стремилась отстоять своё право на дальнейшее обучение и добивалась встречи в ректорате, надеясь, что там её послушают. Пока труды не приносили результатов — секретарша реагировала всё более раздражённо на посещения Ханы, и сдерживаться, чтобы не нагрубить ей, становилось всё труднее. Господин Эггум, напротив, вёл себя весьма равнодушно и безучастно принимал от девушки документы, лишь изредка давая рекомендации, какое её действие должно быть следующим. Время от времени Хана чувствовала колющие боли в груди. Чем дальше затягивалось решение проблемы, тем чаще болезнь давала о себе знать. Девушка продолжала принимать прописанные ей лекарства и вновь стала наблюдаться у своего лечащего врача, желая предотвратить возможные осложнения. Доктор Соггорт неутешительно посмотрел на девушку, стискивая в руках только что полученные анализы, и проговорил: — Хана, ты уверена, что хочешь вернуться к учёбе? Велик риск повторения той истории. Тебе нельзя испытывать никаких эмоциональных переживаний, и тем более под запретом физические нагрузки. Образование — дело стрессовое. У тебя ведь есть ещё год академического отпуска. Почему ты не хочешь им воспользоваться? Зачем так торопишься? Девушка тяжело вздохнула и откинулась на спинку кресла. — Понимаете, кое-что произошло… Она в подробностях рассказала о письме и разговоре с деканом, чтобы врач понимал сложность сложившейся ситуации в полной мере. Доктор Соггорт слушал внимательно, не перебивая и лишь в паузы задавал уточняющие вопросы, проявляя исключительный интерес к своей пациентке, которую наблюдал уже несколько лет. — Понимаю… Хана, я пришлю в деканат личное извещение, которое поможет убедить университет. Уверен, на основании всего того, что ты им предоставила, не составит труда восстановиться. Но я настаиваю на том, чтобы ты вернулась к учёбе не раньше, чем через год. Тем более, что такая возможность имеется. — Доктор Соггорт, я боюсь повторения ситуации. Кто знает, что случится за год? Будет лучше, если я вернусь к учёбе сейчас и буду наблюдаться у вас. Если понадобится, возьму столько больничных, сколько нужно. Врач вздохнул и ничего не ответил и взял ручку, начал что-то писать. Хана терпеливо ждала, не зная, что для себя решил доктор Соггорт. Наконец, он протянул ей небольшой лист и поставил на стол белый пластиковый пузырёк с таблетками. — Не могу ничего тебе запретить, лишь рекомендовать. Возьми рецепт и купи в аптеке всё из этого перечня. А это, — мужчина указал на пузырёк в руках пациентки. — Принимай в моменты особенно сильных болей и удушья. Держи рядом. Если вдруг станет отдавать в шею и лопатки, немедленно звони в любое время суток. Приеду. Хана кивнула в знак согласия и поблагодарила врача. Выходя из кабинета, она обернулась и попросила: — Пожалуйста, не сообщайте ничего моим родителям. — Пока не стану. Но если посчитаю твои действия неразумными и во вред тебе, поступлю по собственному усмотрению. Помни это — надеюсь, ультиматум тебя образумит. Выздоравливай, Хана. — Спасибо, — пристыжено ответила девушка. Сколько раз она слышала пожелания о выздоровлении, и пока ни одно из них ей не помогло. — До свидания. Наступила суббота. Выходной девушка провела в постели, отсыпаясь. Весь день ей снилась университетская рутина с присыпкой из бреда. Господин Эггум с ослиными ушами что-то доказывал ей в стенах своего кабинета, секретарша с растёкшейся фиолетовой помадой вместо чая подавала ему грязные тряпицы на подносе. Декан брал их в руки и вытирал со лба блестящий пот. Несмотря на очевидное волнение, говорил он без заикания, всё тем же слащавым женским тембром. После в кабинет вошёл Хэворд, протянул Хане ослепительно белую фату со словами «Тебе пора на свадьбу». Девушка отхватила её и швырнула в широко распахнутое окно. Ткань медленно падала, уносимая ветром и быстро намокающая под проливным дождём. Хана яростно обернулась и наткнулась на зеркало, странным образом переместившееся в самый центр комнаты. Хоть она и избавилась от фаты, ткань всё равно увенчала её голову, прикреплённая к венку из грубых тёмных колючек. На худом теле красовалось пышное свадебное платье, а Хэворд пригласительным жестом протягивал сестре руку, загораживая дверной проём. Хана, не понимая, что толкает её на этот шаг, покорно двинулась навстречу брату, как вдруг заметила движение за его спиной. Блеснуло металлом и кожей до боли знакомое обмундирование видением из её несостоявшейся новой жизни. Девушка осторожно обошла брата и вышла из кабинета вслед за юношей, скрывшемся за соседней дверью. Хана толкнула её, и вместо того, чтобы оказаться в широком коридоре университета, попала на цветущую светящимися синими цветами поляну. С открытого простора исчез город. Юноша, за которым она пошла, стоял, опершись спиной на одиноко стоящее могучее дерево и скрестив руки на груди. Кожаный жилет был глухо застёгнут на все пуговицы, рукава белой рубахи перетянуты множественными ремешками, на плечах — металлические пластины. На поясе висели ножны кинжала и меча, блестели в свете, испускаемом цветами, рукояти. Длинные каштановые волосы собраны в колосок и перекинуты через плечо на грудь. Эльфийские длинные уши слегла загибались на кончиках. Хана окликнула юношу, но тот не обратил на неё ни малейшего внимания. Она не знала его и точно не видела его во время пребывания в Мальхине, но сейчас он был единственным эльфом, с кем девушка могла завести разговор. Подобрав полы длинного платья, Хана решила подойти к нему. Внезапно со стороны раздался весёлый девичий оклик: — Корза! На поляну выбежала эльфийка. Струящееся платье из атласа обрамляло идеальную фигуру девушки, на голове изящно лежало украшение в виде металлического обруча с драгоценным камнем по центру. Эльфийка неслась прямо к дереву, не замечая Хану. Девушка попыталась остановить незнакомку, протянув руку, чтобы схватить бегущую за локоть, но её ладонь стала полупрозрачной и прошла насквозь. Хана испугалась и отпрянула, не понимая происходящего. Эльфийка прыгнула в объятия юноши, и нежно прошептала ему: — Я так скучала по тебе. Ждала, когда ты вернёшься. Эльф ласково гладил её по плечам и отвечал: — Я тоже скучал. Первым делом пришёл сюда, чтобы повидаться. — Даже дома не был? — удивлённо спросила незнакомка, разомкнув объятия и взглянув эльфу в глаза. — Успею ещё. Ты важнее, — проговорил в ответ Корза и нежно погладил девушку по щеке. Хана стояла в стороне и наблюдала за ними, понимая, что для пары она остаётся невидимой. Когда влюблённые поцеловались, ей стало совсем неловко и она отвернулась. Постояв так ещё немного, вглядываясь в неизвестные цветы под ногами, девушка решила уйти и двинулась прочь от дерева. Далеко на горизонте бесконечная поляна сливалась со звёздным небом и было не различить, светятся то звёзды или необычное цветение. Сбрасывая на ходу фату с режущим лоб венком, обрывая длинные рукава свадебного платья, снимая многочисленные слои пышной юбки, Хана оставляла за собой шлейф из белоснежной ткани. Обнажившись, она продолжала идти прямо, чувствуя на душе сладкое умиротворение. Ночь не пугала её. Словно самый близкий человек на всём белом свете, она принимала Хану в свои объятия. Сон оборвался так же резко, как и начался. Девушка лениво открыла глаза поздним вечером. Она понимала, что всё увиденное — лишь плод её воображения смешанного с реальностью, и не стала искать объяснения необычной части сна, связанной с незнакомыми эльфами. Грудь сдавило привычной болью. Хана села на кровати и взяла с тумбочки пузырёк с лекарством. Положив на язык две таблетки, запила всё стаканом воды и подошла к окну. Вид открывался на центр города. Безоблачное небо подарило жителям Порта тёплую летнюю ночь. Молодые и пожилые гуляли вдоль широкой освящённой жёлтыми фонарями улицы. «Нельзя просто так тухнуть дома. Я ведь даже не сказала никому из знакомых, что вернулась в город. А ведь могла бы сейчас точно так же, как и все эти люди, наслаждаться вечером в приятной компании.» Хана жалела о проводимых в одиночестве днях. Находясь за городом, она не чувствовала себя брошенной, постоянно была занята учёбой или работой по дому. Но стоило ей оказаться в Порту, как на сердце заскребли кошки. Было больно наблюдать за людьми, живущими полной жизнью. Она осознавала, почему отказалась от возможности быть среди них, идти по улице незнамо куда, главное — с кем. «В Порту я знакома только с одногруппниками. Они уже на курс старше меня. Я не хочу слышать их историй с учёбы и планов на будущее. Моё будущее слишком не определено. И это угнетает.» Девушка бросила взгляд на настенный календарь и сосредоточилась на обведённой в кружок дате. Сверив её с днём недели, она охнула. «Сегодня пик звездопада Персеиды! Как я могла забыть!» Хана бросилась собираться. Быстро переодевшись в первое, что попалось под руку, девушка кинула в сумку несколько тетрадей и вышла из квартиры. На улице она поймала такси и назвала адрес открытой обсерватории — в университетскую она больше не имела доступа. Водитель кивнул ей и за максимально короткое время доставил девушку в нужное место. Башню обсерватории, расположившуюся за городом, окружили толпы людей. Они разбивали пикники и наблюдали за частым метеорным потоком, восторженно всматриваясь в небо. Торопясь, Хана лишь мельком взглянула вверх. Звездопад набирал силу, и частицы кометы всё чаще вспыхивали в атмосфере, рисуя на куполе горящие дорожки конца своего тысячелетнего пути. Девушка ускорилась ещё сильнее и практически вбежала в здание. Получив разрешение на проход и заплатив на кассе, она поднялась по винтовой лестнице на круглую площадку. Желающих смотреть на звездопад отсюда оказалось очень немного. Пара человек сидели за оборудованием, кто-то ходил между столами и тихо переговаривался. Купол обсерватории был раскрыт на максимальный угол. Консультант показал Хане её рабочее место и девушка, не теряя времени, стала настраивать телескоп, отказавшись от предложенной ей помощи. — Нет, спасибо, я разбираюсь в этом. Девушка быстро направила устройство на нужную область неба, включила счётчик и раскрыла перед собой тетрадь с прошлогодними расчётами. «Свифта-Таттла, что ты мне покажешь сегодня?» Хана углубилась в работу с головой. Каждые полчаса она сверяла показания с счётчика, подставляла нужные значения в формулы, смещала телескоп и проверяла секстант, чтобы не сбиться с нужного угла обзора. Время перевалило далеко за полночь. С высоты башни можно было заметить, как поубавилось число наблюдателей, но девушка не отвлекалась от неба и стола, чтобы посмотреть вниз. «Двести пятнадцать метеоров в час!» Со спины кто-то подошёл и замер. Почувствовав чужое присутствие, Хана обернулась на побеспокоившего его, ожидая, что это снова подошёл консультант. На её удивление она увидела рыжеволосого мужчину, черты его лица показались ей смутно знакомыми. — Извините, что помешал вам. Здравствуйте… Просто я вас узнал, — мягко и осторожно стал затевать разговор незнакомец. Хана оторвалась от бумаг и отложила ручку в сторону. — Здраствуйте. Мы знакомы? — без особого интереса спросила девушка. — Нет, но… помните, я толкнул вас пару недель назад, на Кольцевой набережной. Мужчина выглядел смущённо, словно до сих пор испытывал вину за свой поступок. Обветренное лицо, изумрудные глаза, одет опрятнее, чем в их первую встречу — лёгкие брюки цвета хаки, не заправленная цветастая рубаха, поверх выбивавшийся из цветовой гаммы серый пиджак. Это определённо он. Хана согласно закивала головой, заправляя выбившуюся из пучка прядь за ухо. — Да-да, я вспомнила. Наблюдаете звездопад? Девушка решила поддержать разговор. Столкновение со случайным прохожим именно здесь, в обсерватории, удивило её, но она не предала этому большого значения. — Как и вы. Правда, удивлён, что вы предпочли делать это через телескоп. Ведь невооружённым глазом всё прекрасно видно. Я присяду? Получив согласие, мужчина сел на соседний стул. Не зная, куда деть руки, он поставил локти на колени и переплёл пальцы. В его движениях читалась сильная неловкость. — Да, но я не любоваться сюда пришла. Занимаюсь расчётами, — ответила Хана, разводя руки и показывая нагромождённое листами рабочее место. Внутри зародилось желание поговорить, ведь она так давно ни с кем не говорила не по делу. — Вы астроном? — аккуратно продолжил расспрос мужчина. В зелёных глазах светилась искренняя заинтересованность. — Я только учусь. Тренируюсь на подобных явлениях, как это, повторять результаты учёных. Через недельку поверю одно издание и если совпадёт с моими расчётами, значит, я сделала всё правильно. — А вы уже делали это раньше? Хана полностью развернулась на стуле, увлечённая разговором, и обратила всё своё внимание на собеседника. — Да. В прошлом году так же наблюдала Персеиду, правда, в другом регионе. Тогда не очень хорошо получилось. Возможно, из-за недостатка оборудования. Хотя если и сейчас не совпадёт, значит, я просто оправдываю себя. — Я думаю, вы слишком строги к себе. Уверен, что сейчас всё обязательно получится. — Откуда такая уверенность? Вы ведь не знаете меня, — настороженно ответила девушка. Где-то на подкорке сознания зародилось чувство, что перед ней разыгрывают спектакль. «До чего меня довёл Хэворд. Подозреваю первого встречного. Какие глупости.» — Прошу прощения, мы действительно не познакомились. Я Корнил, — вопрос собеседник умело проигнорировал. В знак знакомства мужчина протянул руку, и девушка пожала её, представившись. — А чем вы занимаетесь, Корнил? — Хане надоело, что только она отвечает на вопросы, и девушка решила перейти в наступление. Мужчина пожал плечами, мол, ничего особенного, и коротко ответил: — Я простой рабочий, геолог. Ковыряюсь в камнях и ничем особенным не занимаюсь. Девушка вспомнила труды своего отца. Хана часто бывала в детстве на месторождениях, любопытная от природы, она уговаривала Гарнетта взять её с собой на работу, и долгие отцовские командировки девочка коротала на вахте среди измазанных сажей шахтёров, слушала их басистые сказки про горных троллей и прочих мифических существ. «Интересно, а в мире эльфов есть тролли? Не помню их упоминания в бестиарии.» Хана усмехнулась: — Вы ещё говорите, что я себя недооцениваю. Я имею некоторое представление о работе геолога. Это очень серьёзное и ответственное дело. Именно на людях вроде вас держится большая доля промышленности страны. Корнил покраснел от лестного комментария Ханы. Девушка улыбнулась реакции нового знакомого, потеплев к нему. «Взрослый мужчина, а реагирует так застенчиво. Это очень мило.» — Я польщён, — тихо ответил Корнил, отводя глаза на небо. Поток метеоров поредел, но по-прежнему можно было увидеть одну-две вспышки за минуту. — Не хотели бы пройтись? Посмотреть вживую. Кажется, звездопад утихает. Девушка бросила взгляд на счётчик, подтверждая его слова: — Вы правы, интенсивность падает. Сейчас частота составляет примерно сто пятьдесят метеоров в час. На этот раз Хана увернулась от вопроса. Она засомневалась, стоит ли идти гулять ночью с человеком, которого только что узнала. Корнил прочёл на её лице беспокойство и поспешил рассеять её тревогу: — Я понимаю ваш страх. На улице ещё есть люди. Мы не будем далеко отходить от них, чтобы вам было спокойнее, — и зачем-то добавил, — если почувствуете себя небезопасно, сможете закричать. Девушка ответила предельно откровенно и серьёзно: — Думаю, маньяк сказал бы мне ровно то же, чтобы усыпить бдительность. Корнил растерялся. Заламывая пальцы, он забормотал в своё оправдание: — Хана, я ни в коем случае не настаиваю. У вас действительно нет причин доверять мне. Извините, что побеспокоил. Мужчина встал и отошёл к забору, окружавшему площадку. Опершись на перекладину, он задумался, опустив голову. Девушка пожала плечами и вернулась к работе. Ещё какое-то время она просидела за расчётами и забыла о мимолётной встрече с нерасторопным прохожим с Кольцевой набережной. Когда она закончила, удовлетворённая результатами работы, посмотрела туда, где недавно стоял Корнил. Мужчины рядом не оказалось. Хана поискала глазами по всему помещению, но обнаружила только сонного консультанта, подпершего щеку рукой и похрапывающего на своём рабочем месте. Девушка собрала тетради в сумку, отключила приборы и вышла из обсерватории. На улице не было не души. Наблюдавшие за звёздами разъехались по домам, на парковке стояло несколько машин, очевидно, принадлежавших персоналу. Хана решила не торопиться возвращаться домой и спустилась вниз по склону, покрытому пряно пахнувшей августовской травой. На своё удивление она заметила знакомую фигуру. «Ещё не ушёл.» Первый порыв был — убежать. Почему этот мужчина всё ещё здесь? Выжидает её? «Если бы он следил за мной, то смотрел бы в сторону башни. Хотя даже так бы не заметил моего ухода — вход и парковка находятся по другую сторону обсерватории. У меня очевидно нет причин бояться его.» Не понимая своих действий, девушка подошла к Корнилу и встала рядом, вглядываясь в безоблачное небо. Мужчина заметил её не сразу, погружённый в свои мысли и увлечённый любованием за звёздами. Обернувшись в сторону Ханы, он вздрогнул от неожиданности. — Вы ещё здесь? — вопрос, ответ на который был очевиден, казался заданным случайно и необдуманно. — Как видите, — тихо отвечала Хана, поворачиваясь к Корнилу. — Наблюдать звездопады вживую гораздо интереснее, чем через призму стекла. Мужчина стянул с себя пиджак и расстелил его на траве в полуметре от себя, приглашая Хану присесть рядом. — Что вы, в этом нет необходимости, — девушка смутилась оказанному вниманию. — Земля ещё мокрая после дождя. Вы испачкаетесь. А за пиджак не волнуйтесь — он легко отстирывается. Хана не стала перечить и аккуратно опустилась на землю. Повисла неловкая тишина. Интерес к незнакомцу и его странному учтивому поведению поселил в голове идею узнать о нём как можно больше. — Когда я видела вас в прошлый раз, вы были в рабочем комбинезоне. — Помогал другу в автомастерской, и забыл переодеться. Пришлось грязным идти до самого дома, — Корнил покорно отвечал, не смея задавать собственных вопросов. — Разбираетесь в машинах? — Самую малость. Вынужден, потому что нужно ухаживать за своим автомобилем. Друг меня всему научил, и помогая ему в мастерской, я практикуюсь в этом деле. Особенно яркая вспышка ослепила ночное небо на несколько секунд и пронеслась вдалеке, утопая за горизонтом. На протяжении всего её пути остался крупный дымный хвост, едва различимый в темноте. — Болид! — восторженно выдохнула Хана. — Мне сегодня ночью ни одного не удалось зафиксировать. — Красиво, — ответил Корнил. — А в чём его отличие от метеора? Я совсем в этом не разбираюсь. Последние слова мужчины заглушил громовой раскат, дошедший до ушей спустя какое-то время. — Этим, — Хана отогнула указательный палец, намекая на звук. — А так это связано с размерами. Метеоры — это мелкие космические частицы, от песчинки до нескольких сантиметров. Они сгорают в верхних слоях атмосферы и поэтому не такие яркие. Болиды крупнее и живут дольше, уничтожаясь в более низких слоях атмосферы. Если повезёт, распадутся на метеориты и достигнут поверхности земли. — Думал, что это сложнее. Так много названий. Интересно, из чего он. Девушка улыбнулась. Отец задавал Хане такие же вопросы — а какой метеорит по происхождению, а ценный ли? «Геологи, что с них взять.» — В основном лёд и камень. Ничего необычного. — Необычно, очень даже необычно… Такие простые вещи в должных условиях создают красоту, которую ещё долгие годы не выкинешь из памяти. Всё как с человеком, — Корнил высказался и замолчал, уставившись на едва заметный дымный след болида. — А в чём вы видите сходство с человеком? — Хана задала вопрос с недоумением. Она ожидала, что Корнил тут же объяснит, почему он так думает, и спрашивать его подробнее было жутко неловко — словно бы девушка не понимала какой-то очевидной житейской истины, ясной даже ребёнку. Мужчина напротив, не стал упрекать Хану в недогадливости и спокойно пояснил: — Человек прост как лёд и камень. Как булыжник лежит без дела на обочине и не приносит никакой пользы, так и человек, занимаясь не своим делом, не достигнет в нём вершин. Вы знакомы с творчеством Поля Гогена? Будучи по происхождению аристократкой, Хана была вынуждена получить многостороннее образование. Ей не очень нравилось изучать искусство, она его не понимала, но знала основы и была крайне удивлена слышать не самую известную фамилию художника от простого геолога. — Конечно. «Дух мёртвых не дремлет», «Больше никогда», «Когда же…» — Хана осеклась, так и не произнеся названия последней картины. Корнил закончил за неё: — «Когда же замуж?» На мгновение показалось, что мужчина обращается к ней с вопросом, руки покрылись мурашками. «Надеюсь, никогда.» Хана поспешила выбросить из головы грустные мысли и воспоминания, и кивком подтвердила согласие. От зорких зелёных глаз Корнеля не скрылось, как Хана сникла на этих словах, но виду он не подал, продолжив рассуждения. — Гоген был брокером, но его душа явно не лежала к этому делу. Он бросил работу и ушёл с головой в живопись… — А ещё бросил обеспечивать семью, и его жена из-за этого ушла, забрав детей. Он страдал депрессией и множеством болезней, и пытался покончить собой. Всё ещё не понимаю, при чём здесь болид, — разозлённая тем, как на неё повлияло название картины Гогена, Хана перебила мужчину. Спохватившись своей невежливости, она кротко извинилась, — Прошу прощения. Продолжайте. Корнил стерпел грубость. Казалось, недобрый тон собеседницы совсем не оскорбил его. «А может он слишком добр и воспитан. Где мои манеры… Вне жизни в обществе я совсем забываю, как нужно себя вести.» В груди вновь заныло. Последние дни боль возникала яркими вспышками и заставала девушку в не самые подходящие моменты. Хана проглотила неприятные ощущения и не показала своего плохого самочувствия. Почему-то вспомнила об эльфийских целителях. «Интересно, могла бы Магония или Шалфей вылечить меня? Было бы здорово…» — Вы правы, живопись не принесла ему и его семье ничего, кроме горя. Но раз не бросал, наверное — любил своё дело? Умер в нищете, но оставил человечеству своё наследие. Жаль, что получил признание при жизни. Сгорел, словно метеор в атмосфере. Но яркий след, который он оставил в этом мире, мы видим до сих пор, и будем видеть ещё долгие годы, — Корнил подвёл итоги своих размышлений, и Хана осталась с ним не согласна: — Но ведь нельзя сказать, что он не был полезен в качестве брокера? Гоген получал от этого хороший доход, пока не бросил дело. Нельзя назвать его булыжником на обочине. Мужчина смущённо улыбнулся и ответил: — Возможно, я привёл не самый удачный пример. Но разве работа на бирже приносила ему счастье? — А картины приносили? Человек довёл себя до бедности и страданий, и ради чего? — продолжала пререкаться девушка. Голос звучал уже не так уверенно — сник под нарастающими давящими ощущениям в области сердца. — Наверное, ради чего-то большего, что понимал только он. Жаль, нам его не спросить, зачем были все эти жертвы. Собеседники замолчали, отвернувшись друг от друга и глядя строго прямо. Хана едва сдерживалась, чтобы не завыть от боли и невольно положила ладонь на грудь. Корнил заметил это. — Вам нехорошо? — с беспокойством в голосе спросил он. — Всё в порядке, — соврала Хана. «Я так отвыкла от боли, что теперь не могу даже спрятать её от чужих глаз.» — Давайте я отвезу вас домой? — с заботой предложил мужчина, вскакивая на месте. — В этом нет необходимости. Я дойду до обсерватории и вызову такси в их телефона. Хана встала вслед за Корнилом и подняла с земли его пиджак. Она начала отряхивать траву и пыль, но мужчина торопливо и несколько грубо выхватил ткань из её рук. — Вы испачкаетесь! — прокомментировал он свои действия. — Я вижу, что вам плохо. Сколько времени пройдёт, пока такси приедет из города, пока вас отвезут в город? А у меня машина на стоянке. Вам, верно, нужно в больницу! Хана наклонилась, продолжая держать ладонь на сердце и едва удерживаясь на ногах. К глазам подступили предательские слёзы. Мужчина, не терпя возражений, подхватил девушку на руки и направился вверх по склону. — Что вы делаете?! Поставьте меня! — грозно воскликнула Хана. — Я поеду домой, на такси, дома есть лекарства, просто я не взяла их с собой… — Очень опрометчиво с вашей стороны, — сухо ответил мужчина. — Я просто хочу вам помочь. Отвезу вас, куда скажите, а потом хотите заявление пишите, хотите, мы больше никогда не увидимся. Но я не дам вам навредить себе. Хана не сдавалась и шипела: — Мне не нужна ваша помощь! Я вообще не понимаю, с чего вы так проявляете заботу. Вы меня совсем не знаете. Быть может, вы каждой встречной рвётесь помочь? Девушка забарабанила руками по груди Корнила, как в лопатке резко защемило. Лицо Ханы исказила гримаса боли, и она тихо проскулила: — Пожалуйста, поставьте меня. Вы меня пугаете… От… от переживаний мне становится только… хуже. Корнил, услышав эти слова, немедленно отпустил девушку и сделал два шага назад. «Непредсказуемый… Недалёкий… Болван!» — Я… я виноват, — потупив взгляд в землю проговорил мужчина. — Это я уже слышала, — тихо выдавила из себя Хана и поплелась в сторону обсерватории, виня только себя. Снова незнакомец нёс её на руках, слабую и беззащитную, неизвестно куда. В памяти всплыл образ целителя с озера — его светлые волосы, изящно резкие черты лица, снежные глаза, длинные эльфийские уши. Как осторожно он подсадил её на коня и рванул что есть сил в сторону деревни. Совсем не сравнить с резким порывом помочь от странного маньяка, плетущегося за ней, словно потерянный щенок. «Нет, словно игуана, впрыснувшая яд и ждущая, пока жертва упадёт без сил.» Мужчина не отставал от Ханы, и уговаривал её поехать домой на его машине. — Хотите, можете записку написать. Я отнесу её в обсерваторию. И паспорт свой там оставлю. Выеду вахтёра в дверной проём и передам в руки у вас на глазах. Возможно, это успокоит вас, и вам будет легче поверить, что я просто хочу помочь. «Готов сделать всё, лишь бы я доверилась ему.» Хана припала к стене башни, едва только дошла до неё. Она мысленно ругала себя за забытые на тумбочке лекарства и молила Бога, чтобы всё поскорее закончилось. Ответить Корнилу просто не было сил, но девушка, понимая, что чем дольше она тянет время, тем хуже ей становится, выдавила из себя: — Хорошо… Оставите паспорт сотруднику на моих глазах. Вахтёр долго не соглашался на предлагаемые мужчиной условия. Корнил объяснял ему ситуацию раз за разом и просил войти в положение. На шум спустился один из консультантов. Ему мужчина приврал, что Хана может умереть прямо на пороге их обсерватории, и ни одна живая душа после этого не захочет посещать это место. Испугавшись за репутацию, консультант лично принял у Корнила его паспорт и пообещал вернуть только после того, как девушка или её родственник посетит обсерваторию в следующий раз и подтвердит, что она в безопасности. Если этого не произойдёт в течение следующих суток, сотрудник взял на себя обязательство заявить в полицию о похищении. Вместе с паспортом ему передали записку с контактными данными Ханы и номером машины. На этих условиях Хана села в автомобиль. До города они добрались молча. Девушка сидела на заднем сидении и сдерживала слёзы, не понимая, какие силы позволяли ей держаться на людях в разы прошлых приступов. Корнил не беспокоил её, лишь время от времени называл место, которое они проезжали. На подъезде к дому он задал ей вопрос: — О вас есть кому позаботиться? Друзья, родственники? — Да. Я позвоню отцу после того как выпью лекарство и он приедет ко мне, — соврала Хана. На самом деле в Порте не было ни единой живой души, которой было бы до неё дело. — Хорошо, — ответил мужчина. Провожать себя до квартиры девушка строго настрого запретила. Стоя в дверях парадной, она обернулась к нему и тихо позвала вслед: — Корнил. Удалявшийся в сторону машины мужчина обернулся и вопросительно посмотрел на неё. Хана сдавленным голосом произнесла: — Спасибо. Вам обязательно вернут паспорт. — Я верю вам.