Притяжение тёмных планет

Чем дальше они двигались на юг, тем теплее становился воздух, даже по ночам. Ночевать под открытым небом было страшно, и к этому никак не удавалось привыкнуть. Успокаивал только тёплый вздымающийся бок Банши, который позволил Хане положить на себя голову. Комары больше не одолевали её по ночам: пару дней назад Даэрон всё-таки согласился с тем фактом, что короткие бермуды и тонкая блузка Ханы не годятся для путешествия. В одной из оставшихся позади деревень бард выменял у какой-то селянки за один серебрянник хлопковое бесформенное платье и тёмно-серую накидку с капюшоном, практически полностью выеденную молью. Увидев, что добыл ей Даэрон, Хана поворчала, но всё-таки переоделась. В обновках она выглядела гораздо опрятнее, чем в порванном ветвями и испачканном в земле людском одеянии. Огромный капюшон накидки по ночам защищал лицо от витающей под листвой мошкары. Треск ночного костра, поддерживаемого очень долго благодаря магии Даэрона, ласкал слух, дым от палёного дерева навсегда привяжет к этому запаху воспоминания о неделе пути, проведённой в компании забавного, вечно подшучивающего барда. За время их знакомства она узнала о нём очень немного: Даэрону сорок пять лет, он не имеет постоянного места жительства, кочует от города к городу. Деревни всячески избегает, считая, что там нечего делать и только дух позолоченных улиц способен пробудить внутри него вдохновение. Хана чувствовала, что бард что-то не договаривает: не по зову души он проводил годы жизни бродягой, но не считала себя правой выяснять истину: в конце концов, сама она точно скрывает не мало. Двигаясь к Мальхину день за днём, она не выпускала из головы мысль, что одновременно идёт к Персиковому лесу. Теплившаяся в сердце догадка твёрдо уложилась в сознании: она способна вернуться в свой мир. Ведь если ей уже трижды это удавалось, значит, в воле Дариаля всё-таки есть лазейки, утаенные эльфами или же неведомые им. Только вот как бы Хана не жаждала душой сию секунду оказаться в мире людей, ничего не происходило. Не было знакомого головокружения, синих пятен перед глазами и покалывания на кончиках пальцев. Перед сном, если не была увлечена разговорами с попутчиком, Хана прокручивала в голове все случаи, когда с эльфийской земли переносилась на людскую, и не видела в этом связи. Каждый день она одновременно жаждала возвращения домой и в то же время не хотела его. Воспоминания о ритуале по спасению Даэрона и принесённой в уплату шаману жертвы и его незримому богу померкли, но не исчезли. Хана до сих пор иногда ощущала в носу запах железа и видела перед глазами литры крови, излитой на прелую августовскую траву. Но всё же это уходило на задний план с каждым днём: утомительный поход превращался в приключение. Всё чаще на пути встречались деревни, и каждая следующая — крупнее и богаче. Проходя мимо одной из них Хана и Даэрон попали на ярмарку, посвящённую сбору урожая. Чего только не было на прилавках: спелая кукуруза, переливающаяся на солнце самыми яркими оттенками жёлтого, налитые багрянцем приторно сладкие яблоки, пахнувшие дождём, жидкий цветочный мёд, яркие гроздья облепихи и тут же чай из её ягод. Пока Даэрон застрял у торговки, не жалея денег на яблоки, Хана изучала другие лавки. Ей приглянулась скамья, испещрённая эльфийскими украшениями. Некоторым Хана даже не могла представить предназначение: подходя к таким же заворожённым блеском драгоценного металла девушкам, она подмечала, как те примеряют на ушах витые позолоченные каффы, собирают волосы гребнями с флуоресцентными кристаллами, а объёмные кулоны закрепляют на лбу хитрым способом. Торговка предлагала Хане примерить украшения, но та отнекивалась, стесняясь своего вида — какое ей золото к дешёвому крестьянскому платью? Другие девушки были наряжены: резные узоры обшивались тонкими блестящими нитями на лёгких широких рукавах и по подолу нежных платьев, в волосы всех цветов радуги вплетались такие же многочисленные по оттенкам ленты. На их фоне Хана чувствовала себя замарашкой, хотя никогда особо не следила за тем, насколько хорошо выглядит: главное удобно и опрятно, если только не на светский вечер. Красавицы, обратив внимания на Хану, благодаря настаивающей торговке и вопреки всем ожиданиям, взглянули на неё с восхищением: — Какие у тебя красивые волосы! — Они правда чёрные или зачарованы? — Кудри пышные! Как ты их делаешь? — Надень этот обруч, тебе так пойдёт! Хана потерялась и стушевалась в птичьем щебете внимательных эльфиек. На голову ей взгромоздили серебристый обруч, повторяющий тонкие побеги лиан с острыми листьями, длинные уши украсили каффами с малахитовыми и ультрамариновыми камнями, обвесили впалую грудь звенящими бусами, похожими на монеты. Торговка держала перед ней зеркало. Хана улыбнулась своему отражению. Теперь она больше похожа на местных эльфиек. — Очень красиво, спасибо. Только я не могу ничего из этого взять, у меня нет денег, — вежливо объяснилась Хана, снимая с себя украшения. — Может отец или жених оплатит? — предложила одна из девушек, с крупными височными кольцами на золотой ленте, опоясывающей голову. — Хочешь вместе с тобой сходим, попросим? — Нет, что вы, не хочу обременять своих родных, — не стала вдаваться в подробности своей жизни Хана, — До свидания! Она вернула всё торговке. Эльфийки остались у лавки, а Хана двинулась дальше по ярмарке. Рядом возник Банши — пёс где-то пропадал, отвыкший от толпы. Нигде не слышались крики о страшном кровожадном волке — значит, всё было в порядке, и Хана спокойно отпускала его одного. От прилавков с съестным пахло облепихой, ежевикой и шиповником. Торговцы тут же делали напитки из свежих фруктов и ягод, жарили колбасы на странных приспособлениях, похожих на гриль. Лился из бочонков густой мёд. Мужчины чокались крупными деревянными кружками, слизывали тёплую пену с губ, о чём-то громко переговаривались и смеялись. Голоса весёлой улицы и музыку дальше на площади пытался перекричать громкий голос эльфа: — Магические артефакты! Зачарованные детские игрушки! Зелья, в том числе и любовные! Дамы, не проходите мимо! Любопытная и падкая на всё, что связано с магией, Хана пробилась к мужчине, желая непременно узнать, что же за «магические артефакты» он продаёт. В глазах торговца блеснула жажда наживы. Он стал в красках рекламировать Хане деревянных зайцев, работающих от заводного механизма, птиц, широко раскинувших крылья и якобы с помощью магии балансирующих на кончике пальца, мыльные пузыри, переливающиеся радугой и бензином и другие «волшебные предметы», чья магия скрыта исключительно в законах физики. Распознав в торговце простого мошенника, каких было полно и среди людей, Хана, разочарованная, собралась было уходить, но эльф не хотел так скоро расставаться с потенциальным покупателем. — А может тебе нужно зелье? У меня есть приворотное, или тебя заинтересует средство, меняющее цвет волос? Хотя негоже прятать такую красоту за магией! Только скажи, что тебе нужно, чаровница, у меня всё есть! Хана решила дать продавцу ещё один шанс и заговорщески спросила: — А есть у вас что-то, что способно пробудить магию? Эльф понизил голос и наклонился прошептать Хане на ухо, напуская на себя таинственный вид: — Конечно! А какой магией ты бы хотела обладать? — А что, можно выбрать? Продавец шикнул на неё, заставляя перейти на шёпот. — Можно! — ответил он, выуживая из-под деревянной лавки небольшой сундучок и распахивая его перед Ханой. Он был забит флакончиками с блестящими жидкостями и порошками. — Есть воздух, огонь, вода, земля, свет, эмпатия и даже… Мужчина замолк, осторожно озираясь по сторонам и боясь сказать, словно кто-то мог услышать его в шуме ярмарки. — Что? — поторопила его Хана в нетерпении. Эльф наклонился её ниже к ней и одними губами произнёс: — Легендарная сила Дариаля! Разрезающая пространство и дарующая дар перемещения, стоит только подумать о нужном тебе месте! Ну как, интересует? Хана замолчала, обдумывая предложение. Она чувствовала подвох, но отчаянно хотела верить эльфу. В конце концов, вдруг ей правда повезло, и перед ней настоящий продавец зелий с какого-нибудь чёрного рынка, который действительно может помочь ей обрести магию? И вдруг телепортация поможет ей перенестись домой, в свой мир, и при желании она сможет вновь проваливаться в мир эльфов и потихоньку изучать его, не в ущерб жизни дома? Удручённо покачав головой, Хана вспомнила вслух: — У меня нет денег. Продавец не растерялся. — Я принимаю не только серебром. Что у тебя есть ценного? Взявшись за ремешок сумки, скрытой под плащом, Хана вспоминала, что она успела прихватить из мира людей и чем могла удивить эльфа. — Вот! Из кармана сумки она выудила простую шариковую ручку и показала мужчине. Она знала, что эльфы пишут исключительно пером и чернилами, и даже карандаш для них был бы чудом. Как-то раз она упомянула в разговоре с Даэроном предметы письма, способные писать без обмакивания в чернила, а тот только покрутил у виска, мол «что ты выдумываешь и где ты такое видела?». Хана начала сочинять на ходу: — Волшебное перо! Его разработали в Сокласе и засекретили, — о Сокласе она знала так же из рассказов барда, поразившемуся тому, что «дворянка», не слышала об этом известнейшем на всю страну центре науки и магии. — Мне она досталась от отца по наследству. Достав из сумки старый чек, она нарисовала на нём птичку и продемонстрировала мужчине. Тот ахнул и попытался выхватить ручку, но Хана отдёрнула руку. — Сначала зелье. Улыбаясь себе и возникшей идее, Хана осталась довольна. Если мужчина окажется мошенником и его зелья не сработают, она потеряет всего лишь шариковую ручку, которую не жалко. Эльф скрипнул зубами и протянул Хане флакон с кислотно-розовым содержимым. В придачу к нему девушка всё-таки взяла флакон с зельем, меняющим цвет волос — слишком много внимая привлекала её чёрная шевелюра. Они обменялись, и, довольная, Хана пошла дальше по ярмарке. Банши, которому наскучило сидеть на одном месте, унёсся куда-то вперёд, распугивая толпу. Смекнув, что больше не нужно клянчить у Даэрона монеты на собственные нужды, она направилась в другую лавку, и выменяла у торговца на вторую шариковую ручку тридцать серебряников. Не сильно расстроенная отсутствием пишущим предметов, Хана наконец-то закупилась всем необходимым в путь. Обойдя ярмарку по второму кругу, она нашла удобные высокие сапожки, закрывающие ноги по колено, свободные бордовые брюки, белую шёлковую рубашку, жилет без рукавов на перекрёстной шнуровке на груди, и в завершение образа чёрный плащ, который она не стала надевать в жару, но планировала использовать в качестве одеяла ночью. От дешёвых платья и накидки, приобретённых Даэроном, она избавилась без зазрения совести и тут же почувствовала себя человеком. Большая сумка из непромокаемой ткани заменила её кожаный ридикюль, который ей так же удалось выгодно продать под очередным выдуманным предлогом. Довольная собой и оставшись при деньгах, Хана накормила Банши свежеиспечённой бараньей ногой и наконец вышла на площадь, где развлекался народ. Здесь она снова стала свидетелем магии: на одном конце эльфы показывали трюки, силой мысли поднимая высоко в небо фонтаны воды и тут же разрушая их, обливая на головы зевак. В множественных брызгах застыла радуга. Хана откинула со лба мокрые волосы, улыбаясь. Магия пробуждала внутри чувство, давно позабытое. Она испытывала его в детстве — когда законы скучного серого мира только предстояло познать, а нянечки рассказывали сказки о феях, гномах, принцессах и драконах, всё казалось возможным. Тайны готовы были открыть двери только для тебя одного, по строжайшему секрету пуская ребёнка в мир волшебства. На другой сцене распростёрся театр: актёры играли представление о самом младшем в семье сыне. История была смешная и до боли знакомая: страшные братья главного героя были умными и отважными, демонстрировали навыки владения мечом и магией. Младший же строил из себя дурака и вечно влипал в неприятности, от чего по толпе разносился восторженный гогот. Но в конце, по канонам подобных историй и у людей, и у эльфов, главный герой обрёл всё — жену красавицу, богатство и власть. Дуракам везёт — шуточная мораль, сопровождающая истории в обоих мирах. В самом центре площади звучала заводная музыка — в мире людей этот жанр назвали бы фолк. Оркестр из уличных музыкантов играл на волынке, лютне, флейте и тальхарпе. Толпа танцевала традиционный южный танец: пары кружились, обмениваясь партнёрами. Эльфы собирались в большой круг и изящно разбивались на маленькие. Хана испугалась, когда какой-то юноша затащил её танцевать — она ведь совсем не знала движений. Но оказалось, это не так трудно. Немного помявшись по началу, Хана смекнула, как нужно двигаться. Быстро сменяющиеся партнёры помогали ей в этом: то подставляли ладоши, то подхватывали её под локоть, кружа вокруг. Хана отзеркаливала их резкие, совсем не изящные движения. Благодаря балам, которые она регулярно посещала вместе с семьёй, Хана знала все классические танцы: вальс, танго, фокстрот, пасадобль и другие. Задорная бесовщина, втянувшая её в движение на площади, была совсем незнакома, но гораздо больше пришлась по душе, чем все светские вечера вместе взятые. Хана растворилась в ярмарке, среди незнакомцев, разделяла вместе с ними радость дня и на душе стало тепло, как давно не было. Юноши и девушки подхватывали её, делились своими улыбками и счастьем. Никто не смотрел на неё с осуждением, презрением — никто не знал, что она человек, и длинные уши, торчащие из-за спутавшихся растрепавшихся волос, ни у кого не вызывали сомнений, что они у неё не от рождения. Было приятно побывать загадочной незнакомкой, простой путницей, случайно оказавшейся среди местного народа на их празднике жизни. К вечеру площадь залил ярким красным светом магический костёр. Снопы искр поднимались в тёмное звёздное небо, превращались в огненных зверей, пляшущих над головами эльфов. Воздух заполнил сладкий запах разливаемого вокруг медового и ягодного алкоголя. Разобщавшись с местными юношами и девушками, угостившими её пряным элем, Хана не заметила, как наступила ночь. Праздник утих ближе к полуночи. Банши понемногу начал зевать. Новые знакомые стали зазывать Хану с собой продолжать кутёж, но та начала волноваться, что давно потеряла из виду Даэрона, и отказалась. Попрощавшись с ними, в свете угасающего костра, Хана двинулась на поиски барда. На душе было легко и просто, в голову приятно ударил слабостью алкоголь. Опустели улочки, закрылись лавочки, и редкие прохожие не вызывали страха: инстинкт самосохранения и боязнь одиночества растворились пару часов назад в кружке эля. Барда Хана нашла на краю площади. Пьяный, в обнимку с лютней, он лежал в притоптанной за день траве. Радужка красных глаз блестела матовым стеклом, румяные от хмеля щёки выдавали нетрезвость ума. Матерные песни, которые бард горланил на всю опустевшую площадь — признак хорошего настроения и неадекватного состояния. — Ты где был весь день? — спросила Хана, подойдя к нему и попытавшись успокоить. — Я тебя не видела. — Работал! — обиженно ответил бард, продемонстрировав Хане плотно набитый серебром кошель. — Кто-то же должен обеспечивать наше путешествие! — Так уж и обеспечивать! Мы спим в чистом поле, потому что ты жмотишь! — возразила со смехом Хана, поджидая, когда Даэрон заметит на ней обновки. В ответ бард промямлил заплетающимся языком: — Ты бы знала, сколько дерут даже местные за ночёвку! Я экономлю! С трудом сев, Даэрон невидящим взглядом уставился на свои ноги. — Ой, я ботиночки потерял. Хана опустилась перед ним на корточки и тоже заметила босые ноги попутчика. Бард смешно пошевелил пальцами, словно надеясь, что кожа соприкоснётся с утраченными ботинками. — Хо-о-о-лодно… От Даэрона несло перегаром и табаком. Он перевёл взгляд на Хану, наконец-то заметив, что в ней что-то изменилось. — А где платье, которое я тебе купил? И что это за одёжа? Ты её украла? — задавался вопросами он, ощупывая коленку Ханы, обтянутую штанами. — Купила! — обиженно насупилась Хана, демонстрируя барду свой кошель. В три раза больше кошеля Даэрона. Бард удивлённо выкрикнул: — Откуда? — Выгодно кое-что продала. Сегодня можем где-нибудь заночевать. Я соскучилась по благам цивилизации. Хочу мягкую кровать и жаркую баню. Поднимайся, мне тут посоветовали постоялый двор. Даэрон шатался из стороны в сторону, и Хане приходилось придерживать его за талию, чтобы тот не упал, а бард противился и всё твердил, что дойдёт сам, «своими ножками». — Расскажешь, как прошёл твой день? — спросила Хана, укладывая попутчика в постель. От простыней пахло терпким травяным мылом и чистотой. Бард развалился звёздочкой на мягкой перине, тут же смяв под себя одеяло. — Н-ничего, и-ик, интересного, — прерываясь на икоту, ответил Даэрон. Хана присела на краешек постели, с теплотой в глазах смотря на барда. Хотелось, чтобы этот день длился вечность. — Совсем-совсем? — Хана ласково смахнула с лица попутчика каштановые кудри. Раньше она бы никогда себе этого не позволила, однако сегодня она разрешала себе всё. И прямо сейчас безумно хотелось позаботиться о ком-то, пусть этот кто-то — сумасбродный пьяный бард, язвительный задавала. Глаза Даэрона посерьёзнели. С грустью, которой не было объяснения, он вздохнул и протрезвевшим голосом сказал: — Завтра в сторону Мальхина отбывает телега с товаром. Она свернёт в Винсгольм, и на полпути мы сойдём и дойдём пешком. Я договорился. Откинув голову назад, Хана уставилась в деревянный потолок комнаты. В глазах застыли слёзы, она не хотела, чтобы Даэрон их увидел. Значит, пару дней пути, и путешествие закончится. И они расстанутся, каждый снова заживёт своей жизнью, и возможно, бард даже и не вспомнит о ней. — Ты говорил, нам нельзя сворачивать на главный тракт, нас ищут, — не опуская взгляда от потолка, говорила Хана. — Можно, мы далеко ушли от Царьгрота. Надо постараться доставить тебя в Мальхин как можно скорее. — Дела? — в вопросе сквозило разочарование. — Да, мне надо как можно скорее тебя покинуть. Хана отвернулась, украдкой вытирая слёзы, которые не удавалось сдержать. Слишком сильно она расчувствовалась под влиянием алкоголя. Голос задрожал. — Может, остаток пути я сама дойду? Возвращайся, куда хотел. Зашевелилась кровать — Даэрон приподнялся на локтях, усаживаясь. — Я обещал, и своё слово сдержу. Хочу, чтобы ты была в безопасности. Сомневаюсь, что зверюга сполна тебе её обеспечит. Эй, ну ты чего? Даэрон взял Хану за локоть и попробовал развернуть к себе, но та сопротивлялась. — Всё хорошо… — плача во всю, ответила Хана, больше не в силах сдерживать себя. Даэрон вздрогнул, заметив, как попутчица утирала слёзы. — Просто я буду по тебе скучать. Бард застыл, удивлённый. Хана ещё сильнее разревелась, поняв, что попалась. В воздухе повисли невысказанные утешения. Вместо того, чтобы ответить, что он тоже будет скучать, Даэрон потянулся к жакету, лежащему на стуле. — У меня для тебя кое-что есть. На ладони в тусклом свете свечи блестели тонкие серебряные каффы. Один — простой, с завитками стеблей роз, усыпанный шипами, а второй — с тремя крыльями бабочки, наложенными друг на друга и покрытый перламутровой краской. — Я хотел взять подороже, с камнями, которые ты примеряла, но хватило только на такие. Тебе нравятся? Хана приняла подарок, поднесла его поближе к свече, разглядывая каффы. Крылышки были тонкими, словно бумага, и прозрачными, с множественными прожилками. Металлической была только дуга, которую следовало надевать на ухо. — Очень, — ответила Хана, вытирая последние слёзы. — Они самые лучшие. Спасибо. Поддавшись порыву, Хана обняла барда, крепко сцепляя руки за его спиной, словно они уже прощались. Отчасти, так и было — она уже видела, как они сдержанно кивают друг другу на входе в Мальхин, желают удачи и расходятся в разные стороны. Даэрон положил подбородок на голову Ханы, аккуратно гладя её по волосам. А моменты слабости останутся здесь — в чужой маленькой комнате и в воспоминаниях, которые они никогда не озвучат. *** Яблоки были его любимым лакомством. Вкуснее — только жареное мясо в томатном соусе, обильно посыпанное специями. Даэрон высматривал на прилавке те фрукты, что покраснее. Взяв в руки большое румяное яблоко, он втянул в себя воздух, проверяя, достаточно ли оно сладкое. Аромат не оставил равнодушным, и бард набил полмешка провизии только фруктами. Ярмарка смыкалась вокруг него кольцом. Давно не было так приятно находится в толпе. Мимо сновали красавицы в шёлковых одеждах и с длинными косами, Даэрон то и дело оглядывался им вслед, подмигивал. Девушки смущённо хихикали и прятали улыбки за широкими рукавами. Он выглядел не хуже них — пусть и помятый с долгой дороги, бард гордо носил жакет цветастой стороной наружу, поправлял отросшие кудри вымытых с утра волос. День обещал быть чудесным: дальше на площади лилась музыка, водили хороводы эльфы, а это значило, что можно хорошо заработать. Да, предстояла сильная конкуренция, но бард не сомневался в своих талантах. Дворянка потерялась где-то в толпе, но за неё Даэрон не волновался — рядом с хрупкой девушкой всегда держался ручной волк. Он бы и сам боялся к ней подойти, если бы не обстоятельства. Бард постоянно удивлялся странностям со стороны Ханы — она часто задавала банальные вопросы, ответы на которые были слишком очевидны, чтобы их озвучивать. Про себя ничего не рассказывала, и Даэрон выстроил свою гипотезу — она росла в богатой, но очень строгой семье, её не выводили в свет, воспитывали гувернантки, и девушке это надоело, вот она и сбежала. И теперь романтично-наивно познаёт этот мир. Одно не было понятно — почему ей нужно именно в Мальхин? Были мысли, что там её живёт её возлюбленный, и Хана спешит к нему. А что, если мужчина ничего не подозревает? Отвергнет её, и что Даэрону, бросать её? Не бросит, конечно. Из чувства долга — пусть и непутёвая, ничего не знающая, но попутчица была верной подругой и множество раз выручала его. Однако Даэрон всё же надеялся, что его помощь окончится в этой сопроводительной операции. Издалека бард заметил тёмную шевелюру у палатки с драгоценностями. Хану окружили местные девицы, примеряли ей украшения, с истинно женским восхищением трогали упругие волны кудрей. Дворянка смущённо краснела и улыбалась, смотрелась в зеркало, о чём-то с ними говорила. Самоцветы в каффах сияли на солнце и слепили глаза даже с большого расстояния. Хана с грустью сняла с себя все украшения и вернула их в руки продавщицы. Та явно настаивала на приобретении, ей горячо вторили девушки вокруг, но дворянка мотала головой. Определённо ссылалась на то, что у неё нет денег. Торговка с разочарованным вздохом забрала украшения и потеряла к девушке интерес. Почему-то кольнула совесть. Вгрызаясь в свежее яблоко, Даэрон подождал, пока Хана потеряется в толпе, и направился в сторону палатки. — Подскажите, какие каффы выбрала та девушка? — обаятельно улыбаясь, Даэрон подошёл к торговке. Женщина с восторгом показала ему тонкие посеребённые серьги с вкраплениями зелёных и ультрамариновых самоцветов. — Хотите девушку обрадовать? Берите обязательно, они так ей идут! — закудахатала торговка, окучивая потенциального покупателя. — После такого подарка она вся ваша! Над каффами трудились лучшие мастера Винсгольма! — Цена вопроса? Даэрон присвитнул от услышанного числа. Столько денег у него было разве что когда он служил в королевской страже. Сейчас он не мог себе позволить такое приобретение. — Может, мы как-нибудь договоримся о снижении стоимости? Боюсь, после такой красоты моя девушка больше ни на что не посмотрит. А я провинился, хочу извиниться перед ней. Бард предложил свою цену. Торговка оскорбилась и вытолкала его из палатки. Под её напором Даэрон врезался в какого-то эльфа, коротко извинился и пристыженно поторопился уйти. — Возвращайся, когда будут деньги! — кричала ему вслед эльфийка. Насупившись, бард пошёл в сторону площади. Ему не составит труда выкрасть эти каффы — вокруг много народу, шумно, вот только не хотелось одаривать спутницу краденными драгоценностями. Для себя не стыдно — и не такие дорогие вещи он выкрадывал, да и Хана не узнала бы. Но знание о том, что дворянка не оценит такой поступок, не давало пойти на воровство. Встав в свободном уголке площади, вынув лютню, Даэрон заиграл заводную песню — не свою. Но куда ему было инструментального оркестра, игравшего на сцене в центре — все эльфы собрались там. Пара зевак кинула по медной монете в мешок, и она этом закончился его заработок. Бард срывал голос, разливался соловьём, однако даже на приличном расстоянии не мог привлечь внимание танцующих. Огорчённый, он обдумывал другие варианты — к ночи можно будет устроить представление огней, однако он не был силён в фигурах из мгновенно распадающихся в пепел искр, да и палатки к тому времени закроются. К нему подошёл эльф. В тёмном плаще, он сильно выделялся среди ряженой толпы. Даэрон не останавливал песню, заглядывал в глаза единственному слушателю, рассчитывая на щедрое вознаграждение. — Сладко поёшь, Даэрон, только эту песню со всех концов площади слышно, — отозвался незнакомец. Бард прервался, пальцы соскользнули со струн от шока. Высокий рост, плотное телосложение, квадратные черты лица и раскосые зелёные глаза с по-кошачьи узким зрачком, надменный вид. — Чертак, ты что ли? — изумлённо спросил он. — Не узнал? — театрально обиженно нахмурился старый знакомый. — Не сразу, много лет тебя не видел. Изменился, — ответил Даэрон, и подумав, добавил, — Похорошел. Чертак повернулся к нему обожжёной щекой, которую до этого прятал в тени капюшона. Уродливый ожог тянулся от линии роста волос вниз по скуле. Узкие глаза мужчины под нависшим веком недобро блеснули — Даэрон нервно сглотнул. — Ты так считаешь? Думаю ты прав, шрам выглядит лучше, чем тогда, когда ты мне его оставил. От мгновенной кары Даэрона защищала только многолюдная площадь. Он в который раз убедился, что судьба любит шутить злые шутки — на огромном континенте, в глухой деревушке ему повезло встретить Чертака, которого он годами умудрялся избегать, даже находясь в одном городе, у него под носом. — Как ты меня нашёл? — бард спрятал свой страх за каменной маской невозмутимости. — По приметам. Тебя разыскивают в Царьгроте. Хрен с ним, что ты сбежал из-под стражи, но ты вдоволь поиздевался над служащими. Эти ожоги ещё долго будут напоминать им о тебе. — Они живы? — задал Даэрон вопрос, волнующий его с той самой ночи побега из тюрьмы. — Один — нет. Как тебе пришло в голову раскалить докрасна кольчугу на живом эльфе? Это слишком даже для тебя. Его сердце не выдержало, — с издёвкой в голосе рассказал Чертак, и понизив голос, добавил, — Ты заслуживаешь самой глубокой ямы, Даэрон. Бард закусил внутреннюю сторону щеки до крови, пытаясь сдержать эмоции. Огонь, ревущий в глубине души, забился в тёмный угол. Он ненавидел причинять боль эльфам, но его магия слишком опасна даже при обороне. Даэрон внимательно вгляделся в лицо Чертака — так странно. Раньше он не переносил одного его вида, до того сильно ненавидел, что хотел убить. А теперь не осталось ни ненависти, ни даже лёгкого призрения — лишь горькое разочарование и грусть по ушедшим годам дружбы. Делая вид, что ему всё равно, Даэрон принялся настраивать лютню, подкручивать ослабевшие струны. — Что тебе нужно, Чертак? — спросил прямо Даэрон, желая как можно скорее распрощаться со старым другом. Эльф подозрительно оглянулся по сторонам, придерживая капюшон. Он указал в сторону переулка, бросив короткое «Не здесь». — Я никуда с тобой не пойду. Если хочешь что-то сказать, говори здесь, — не без опасений выдвинул свои условия бард, убирая лютню за спину. Празднество всё равно велось в центре площади, и случайные прохожие не обращали внимания на накал между бывшими товарищами. — Ты не в той ситуации, чтобы диктовать свои условия. Думаешь, я здесь один? — угрожающе понизил голос Чертак. — Ничего ты мне не сделаешь, раз я тебе нужен, — самонадеянно возразил бард. — Тебе — нет, ты прав. А вот твоей новой подружке — может быть. «Как глупо. Конечно, если они следили за мной, то и про Хану знают.» — Она мне никто, — Даэрон попытался отвести интерес Чертака от дворянки. Глупая попытка — эльф знал барда слишком хорошо. — О, ну тогда у меня нет рычагов давления на тебя, — с наигранной досадностью в голосе произнёс Чертак, оглядываясь на танцующую толпу. Там, среди разноцветных шевелюр молодых юношей и девушек, темнела копна непослушных чёрных волос, слишком сильно привлекающая к себе внимание. Больше не противясь, Даэрон первый двинулся в сторону переулка, коря себя за очередную привязанность, как ни банально — связавшую ему руки. Яркий свет, играючи, рассыпался солнечными зайчиками по кирпичным стенам тупика. Слишком тёплый, слишком хороший день для того, чтобы ввязываться в неприятности. Две ряженые в цветастые одежды фигуры поджидали в конце переулка. В отличие от Чертака, щеголявшего в чёрном балахоне, двое его приспешников додумались слиться с толпой. Даэрон узнал их — с первым мужчиной от столкнулся, когда торговка выпроваживала его из лавки с драгоценностями. Коренастый, достающий Даэрону едва ли до подбородка, эльф был очень широк в плечах и неприятен своей хмуростью. Полное рыхлое лицо второго сообщника было испещрено язвами, кожа отдавала нездоровым зеленоватым оттенком. Стараясь держаться от него подальше, чтобы не подхватить заразу, Даэрон остановился спиной к выходу, готовый дать дёру в любой момент. Чертак начал говорить: — Есть одна работёнка. Помимо того, что я прощу тебя, за её выполнение хорошо заплатят. — Звучит щедро, — ухмыльнулся Даэрон, перебивая Чертака. Тот недобро прицокнул, веля заткнуться. — Мы ведём охоту на теней, — прямо огласил эльф. — И чем больше эльфов этим занимаются, тем лучше. По спине пробежал мороз — будто сегодня не был самый жаркий день уходящего лета. Даэрон пробежался взглядом по лицам присутствующих, надеясь, что сейчас те рассмеются и предложат выпить по старой дружбе. Эльфы оставались невозмутимо серьёзными, не думая шутить. — Я не стану убивать, — строго изложил свою позицию Даэрон. — Я знаю, что ты считаешь меня тем ещё злодеем, но я не стану кого-то убивать из чужой прихоти. — Мы их не убиваем, а похищаем, — возразил Чертак, всплеснув руками. Ему точно так же, как и Даэрону, претила мысль об убийстве. — Ну это сильно меняет дело! На кой чёрт? — Вот этого тебе знать не надо, сердобольный. Присоединяйся, если не хочешь провести остаток своей жизни в яме за того стражника. Даэрон тяжело вздохнул. Он понимал, что выхода не было — если не вступит в ряды охоты, то Чертак донесёт на него Чёрной Ласточке. Та из-под земли его достанет — от руки закона нигде нельзя будет скрыться. И наказание будет справедливым — неважно, что он был на эйфории после снятия магических оков — он пошёл против стражи и убил служащего, а за это положена самая суровая кара. — Хорошо, я согласен, — повременив, ответил Даэрон. — Я должен буду делать это вместе с вами? — Нет, наша работа грубая и невкусная. Ты будешь охотиться один. Не все тени в курсе своего плачевного положения, не все оказывают сопротивление. Твоя задача — втираться в доверие и выманивать их хитростью. Пускай в ход всё своё обаяние. Идея состоит в том, что тебе придётся в основном приводить к нам женщин и детей. Ты красивый, статный — девушки сами пойдут за тобой. «Некрасиво. Не люблю обманывать чужое доверие.» — У тебя будет десять дней. Буду ждать от тебя весточку — нашёл ли ты подходящую кандидатуру, убедился ли, что это человек, и ведёшь ли за собой. Не уложишься в срок — знаешь, что будет, — поправляя капюшон, изложил требования Чертак. Его товарищи, чувствуя завершение разговора, пошли на выход из тупика, сурово оглядываясь на барда. — Куда мне их вести? — спросил вдогонку Даэрон, смирившись со своим положением. — В столицу. Все трое скрылись за поворотом. Бард остался стоять меж узких стен подворотни, сжимая кулаки от ярости. Огонь забурлил в груди, просился наружу. Выдав гортанный крик, Даэрон махнул рукой в тупик. Огненный шар разбился о кирпичную стену, искрами рассыпаясь к её подножью. Как глупо он попался. Если бы только он был умнее, когда обманывал в карты тех пьяниц, если бы он не попался в руки стражи. Но история не терпела сослагательного наклонения. *** Сойдя с телеги на перекрёстке, Даэрон и Хана углубились в лес и спустились к реке, планируя провести последнюю ночь под открытым небом. Они без умолку болтали, подшучивали друг над другом, каждый пытался спрятать свои истинные мысли за пустым трёпом. Уже завтра на закате они будут в Мальхине, распрощаются добрыми друзьями и каждый пойдёт своей дорогой. Тёплый бок Банши снова заменял Хане подушку, и в целом она уже привыкла к кочевной жизни. Мысли о доме одолевали её всё чаще — если она не сбилась со счёта, близилось двадцать пятое августа, на которое у неё было запланирована встречала в ректорате. Зелье, выпитое накануне, оказалось пустышкой — обещанный дар телепортации к сожалению не открылся Хане, но это было неудивительно, хоть и очень грустно. Выпив кислое зелье перед сном, она пыталась силой мысли вызвать те ощущения, которые переносили её в мир людей, но всё было без толку. Всё-таки торговец на ярмарке оказался обманщиком. Уже много дней Хана не была дома, и казалось, что чудесное перемещение больше никогда не повторится. Видимо, ей всё-таки придётся провести остаток своих дней, хоть и увеличенных в три раза, в этом новом, жестоком, но совсем не плохом мире. Голос Даэрона утих и он отложил лютню. Скорее всего, это была последняя песня, которую бард сыграл для неё. Она была о том, как у рассказчика не хватило смелости признаться любимой девушке в чувствах, и та вышла замуж за другого. И герой обещал ей, что в следующей жизни, которая непременно настанет, он не допустит этой ошибки. — Думаешь, душа перерождается? — спросила Хана, снова глядя на попутчика сквозь жар костра. — Не знаю, но было бы здорово. В новой жизни мы могли бы не совершать ошибки из прошлой. — Это значит, что в следующей жизни мы будем совершать совершенно другие ошибки. Иначе почему не существует тех, кто ни о чём не сожалеет? — почёсывая Банши за ушком, рассуждала Хана. Бард разглядывал звёзды, заплетая в руках сорванные травинки в косичку. — Тоже верно. Повисла тишина, но никто ещё не думал спать. Даэрон раздумывал о своём, тень пролегла в складках нахмуренного лба. — Видишь вон ту звезду над горизонтом? — сказала Хана, неопределённо указывая в сторону, противоположную от реки. — Достаточно яркая. Бард кивнул, и Хана продолжила. — Это Венера. Её можно увидеть на восходе и чуть позже заката, на востоке. Даэрон обернулся, так как сидел лицом на запад. Над кромкой деревьев, совсем невысоко блестела яркая точка на тёмном небе. — Я в звёздах не разбираюсь. — А это и не звезда, я просто так тебя сориентировала. Это планета. — Планета? Как наша Земля? — переспросил бард. — Да. Её только называют утренней или вечерней звездой. Она практически полностью состоит из углекислого газа, её атмосфера — полужидкий океан. А поверхность покрыта облаками серного газа. Хана внимательно вслушивалась в свою речь, пытаясь проследить, на каком языке она говорит. Понятные ей слова произносились странно, чуточку чуждо. Пребывание в мире эльфов всё сильнее подкрепляло знание местного языка. Единственное, что она произнесла на людском — это Венера, остальная информация будто бы сама собой перевелась на понятные Даэрону слова. Про себя Хана подметила, что бард не удивился химическому составу — значит, он был в курсе элементарной химии. — А я думал, что всё на небе — это звёзды. Ну, кроме Солнца и Луны — с ещё большим интересом всматривался в небо Даэрон, хмурость сошла с его лица — значит, Хане удалось отвлечь его от грустных мыслей. — Солнце это тоже звезда, просто она ближе всего к земле, вот и выглядит по-другому. — Да ладно, ты шутишь? — не поверил бард, прекратив заплетать траве косы. — А ты что думал, что это? — спросила Хана, пытаясь узнать, насколько широки познания эльфов о мире за пределами Земли. — Ну, Солнце это солнце… А ты, получается, звездочёт? Хана насторожилась. Она боялась выдать своё происхождение, но подумав, посчитала, что эта информация безопасна для её дальнейшего пребывания здесь. — Учусь только. Но очень люблю изучать космос. Слово «космос» тоже автоматически перевелось и прозвучало по-другому. Хана даже не поняла, насколько точно смогла донести до барда его значение. — Тогда тебе не в Мальхин нужно, а в Соклас. Говорят, там очень много зведочётов, у них даже есть специальная башня для наблюдений. — Когда-нибудь может и туда отправлюсь, — неоднозначно ответила Хана. Было трудно строить какие-то планы — возможно, если не удастся вернуться домой, то ей придётся обустраивать свою жизнь здесь, и предложение Даэрона звучит не так безумно. Однако будет ли толк в сотрудничестве с эльфами-звездочётами? Наверняка у них своё деление неба, свои созвездия. — Дворянка, я помню, что обещал тебе не спрашивать, но ответь — зачем тебе в деревню? Хана прикусила язык, поняв, что сболтнула лишнего. — Мне там помогут. Больше некуда идти. — Ты сбежала из семьи? — сделал свой вывод Даэрон. Хане только оставалось соглашаться с его предположениями. — Вроде того, — ответила Хана, и предложила, — А у тебя какие планы на будущее? Может, остановишься в Мальхине, отдохнёшь? — Не могу, мне нужно вернуть один должок, — с горечью в голосе ответил Даэрон. Завуалированно, осторожно, они говорили о жизни друг друга. Каждый боялся сказать лишнего, осторожничал, от чего разговор становился искусственным и заторможенным, с долгими паузами. После очередной реплики барда не последовало ответа — Хана тихонько сопела, утопив ладони в жёсткой шерсти Банши. Заметив, что попутчица дрожит от холода, Даэрон достал из её сумки плащ. Пёс вопросительно наклонил голову. Бард кинул плащ, как одеяло, на Хану, побоявшись подходить близко к волку. Плащ, слегка паря, абы как упал на дворянку, укрыв только ноги. Хана в полудрёме сама натянула его повыше на плечи. Даэрону не спалось. Платком он ласково протёр любимую лютню, поухаживал за инструментом, поигрался с белыми браслетами на поясе, жарче распалил костёр одним движением руки, докинул в пылающий огонь хвороста и даже съел очередное яблоко. Когда дела закончились, он сел рядом с Ханой и просто смотрел на неё, размышляя. Она полностью ему доверяла: не сомневалась в еде, которую готовил бард на ужин, не страшилась спать при нём. Возможно, она была так спокойна благодаря защитнику Банши. Как бы он не боялся собак, при необходимости не составит труда перерезать горло спящему волку, стоит только захотеть. Даэрон не старался втереться к ней в доверие, всё произошло само собой — они по очереди выручали друг друга, одна дорога сплотила попутчиков. Однако ему придётся постараться, чтобы втереться в доверие какой-нибудь другой девушке — тени, каким-то неведомым способом заставить её добровольно идти за ней. Зачем Чертак похищает теней? Понятно, что не ему это нужно — кто-то выше просто нанял бывшего гвардейца. И что с ними делают, когда приводят к тому, кому надо? Пусть и бывшие люди, в этом мире они были такими же эльфами. Магия — не сильнее не слабее. Если бы только не их загадочные истории появления во всех концах континента, не необходимость местным объяснять, что произошло и как им предстоит жать теперь, никто бы и не обращал внимания на теней. Человеку был пусть в этот мир, однако эльф никогда не попадёт в измерение людей. Может, в этом кроилась причина? Найти лазейку? Только кому это нужно? Глаза слипались от усталости. Не заметив, как заснул, Даэрон низко склонил голову, по-прежнему оставшись сидеть. Сладкая дрёма продлилась недолго — волчий вой оглушил округу, отразился от водной глади и вспарил вверх, к звёздам. Бард очнулся. Пёс беспокойно носился из стороны в сторону, завывая на всю округу. — Чего шумишь, псина? — раздражённо бросил Даэрон. — Дворянка, угомони волка! Ответа не последовало. Даэрон заметил примятую траву в месте, где спала попутчица, оглянул весь берег в поисках её силуэта. Ханы нигде не было. — Хана! — позвал он, в надежде, что девушка отзвётся из-за ближайших кустов. «Куда подевалась, непутёвая?» Банши обнюхивал траву и не мог напасть на след, от того беспокойно мельтешил, то отбегая дальше, то останавливаясь, втягивая в себя воздух. Поведение пса вызывало беспокойство — куда могла уйти Хана, чтобы волк не мог найти хозяйку? Как он вообще отпустил её куда-то одну, если столько дней практически не отходил от дворянки ни на шаг? Пространство впереди разрезалось синим свечением. Воздух покрылся тёмными сгустками липкого тумана. Постепенно, свет и тьма соткали эльфийский силуэт. Из ничего возникла Хана. Пошатываясь, она схватилась за голову, словно от сильной боли, второй рукой вслепую пыталась нащупать перед собой что-то. Чёрные волосы обвисли под тяжестью воды, мокрая одежда прилипла к телу. Не удержавшись на ногах, дворянка с высоты своего роста грохнулась на землю. «Что за чертовщина?» — промелькнул вопрос в голове барда. Подбежав к Хане, он стал похлопывать её по щекам, пытаясь привести в чувство, а у самого в голове кричало непонимание. Как она возникла из воздуха? Это какая-то магия? Может, она была невидима? Таких магических артефактов просто не существует. Единственным способом узнать правду было только узнать у Ханы самому. Бард трепал дворянку за щёки, громко звал по имени. На ладонях осталась влага. Хану словно окатили из ведра водой, а земля под ногами была сухая и растрескавшаяся — дождей не шло уже много дней. Дворянка недовольно поморщилась от прикосновений. Пёс подбежал к ней, стал тыкаться мокрым чёрным носом в лицо. Недовольная, что её привели в чувство, Хана вялыми движениями скинула руки Даэрона с лица и попыталась оттолкнуть Банши, но беспокойный пёс не отставал. — Банши, прекрати, — хриплым, как после долгого сна, голосом говорила дворянка. Глаза она упорно не открывала, явно не желая подниматься. — Я хочу спать… — Ты где была? — строго спросил Даэрон, настойчиво тряся Хану за плечи. Дворянка открыла глаза, недовольно посмотрела в непонимающее лицо попутчика. Постепенно картинка складывалась. Осознание рождалось на глазах вместе с ужасом. — Что произошло? — спросила Хана, не поднимаясь. — Это я у тебя спрашиваю! — повысил голос бард, раздражённо всплескивая руками. — Ты только что материализовалась из воздуха! Что это было, объясняй! — Что?.. — недоумённо протянула дворянка. — Что за чушь ты несёшь? Я проснулась, идёт дождь. Ни тебя, не Банши не было. Пошла искать. Потом в глазах потемнело, и я упала. Голова очень сильно болит. — Пёс выл на всю округу. Это тебя нигде не было! — Не может такого быть, это вы ушли! — оправдывалась Хана. — Тебе самой не смешно пытаться выдать это за правду? Чтобы я и твой громадный волк вдвоём ушли на променад? Ты вся мокрая до нитки, хотя на небе не облачка, — бард потянул дворянку на руки, усаживая её против воли. Хана проигнорировала слова Даэрона, ощупала свою одежду. Вода обильнее закапала на землю, выжатая из ткани под её пальцами. Кожа на тыльной стороне ладоней побледнела и покрылась мурашками. Краски схлынули с щёк, посиневшие от холода губы задрожали. Замечая это, Даэрон выплеснул своё раздражение через магию, распалил костёр так сильно, что пламя взмыло выше голов и принялось лизать множественными языками звёзды. Поднимая дворянку на ноги, он подвёл её к костру. — Сейчас всё мне расскажешь, но сначала — раздевайся. — Ещё чего! — вспыхнула Хана. Красные отблески огня плясали на её лице, создавая впечатление смущённого румянца. — Заболеть хочешь? Делай, как сказал, я отвернусь, — на этих словах бард подобрал с земли плащ — единственное, что у дворянки осталось сухим, и всучил его в дрожащие руки. Даэрон действительно отвернулся, но весь пустился во слух — не исчезнет ли снова? Пока дворянка шуршала мокрой одеждой, стягивая её с себя, он перебирал в голове все варианты и злился, что Хана оттягивала свои объяснения. Ни одна догадка не приходила на ум, только вопросы пчелиным роем жужжали в мыслях. Одна безумная мысль — и разум накрыл штиль. — Ты — человек, — тут же выплюнул, словно обвинение, Даэрон. Ткань затихла. Посчитав это за разрешение повернуться, бард посмотрел на Хану. Тень стояла в одном нижнем белье — чужом, незнакомом эльфу. Кружевной лиф на тонких бретелях прятал маленькую грудь, короткие обтягивающие панталоны не скрывали её узких бёдер. Хана, слишком обескураженная, застыла, не пытаясь прикрыться. Наваждение ушло спустя несколько секунд, и она равнодушно накинула на плечи плащ, пряча голое тело. — Да, — ответила дворянка, хотя то был совсем не вопрос. — Тени не возвращаются в мир людей, — сухо констатировал Даэрон, подначивая попутчицу не замолкать. — А я возвращаюсь, — полушёпотом сказала Хана, и с горьким смешком добавила, — Кстати, погода там сейчас не самая лучшая. Даэрон юмора не оценил. — Я заметил. Ты знаешь, почему это происходит? — снова спросил он. — Нет, оно само собой. Я над этим не властна, — дворянка отвела взгляд в сторону, поглаживая успокоившегося Банши, стоящего подле неё. — Теперь я понимаю, как ты выбралась из темницы. Только почему ты не застряла? Мы были под землёй, — бард тоже свободно выдохнул, избавившись от главного вопроса, но готовый задавать новые. Он подошёл к костру, силой мысли успокаивая огонь и возвращая его к нормальному прежнему состоянию. Остановился напротив Ханы, глядя в её чёрные, словно омут, глаза. Дворянка не отвела взгляда, стойко выстояв пламенный напор красных очей. — Мне повезло, в моём мире там оказался подвал. — Из темницы вперёд меня ты так же вышла? — Да, но это действительно происходит случайно! Если бы я могла этим овладеть, я бы осталась дома! — горячо оправдывалась дворянка, словно была в чём-то виновата. — Я тебя не обвиняю, просто хочу разобраться. В Мальхин ты идёшь, потому что там о тебе знают? Первый раз провалилась сюда в его окрестностях? — Даэрон скрестил руки на груди, не зная, куда их деть. — Верно. Там Шалфей меня привёл в деревню, всё объяснил. Меня поселили в охотничьем домике на окраине. Тогда я не знала, что могу перемещаться — как-то среди ночи снова оказалась в Персиковом лесу. Обрадовалась, вернулась домой. Потом уехала в другой город. И через неделю всё повторилось. Очудилась в Царьгроте, познакомилась с тобой. А дальше — ты сам всё знаешь. Устав стоять на одном месте, Хана села на землю, всё ещё держась за голову. Даэрон последовал её примеру. Игнорировав незнакомые имена и названия, он остался доволен сутью. — Это очень опасно. Ты можешь переместиться, и застрять в дереве, или в земле, — уверенно изложил он, а потом добавил, — Наверное. Я не знаю. Никто не путешествует по измерениям Дариаля. Хана продолжала гладить Банши, перебирая пальцами шерсть на его голове, которую пёс положил ей на вытянутые ноги. Это занятие успокаивало дворянку, приводило в чувство мысли и кажется, даже ослабевало головную боль. Даэрон достал из походного мешка небольшой железный котелок, налил речной воды и, не ставя на огонь, вскипятил её, сжав пальцы в кулак над посудой. Добавил ягодный сбор из припасов, разлил готовый чай и предложил кружку Хане. Дворянка, благодарно кивнув, приняла напиток. Совсем чуть-чуть отпивая горячий чай, от которого шёл ароматный пар, она молчала. Даэрон быстро осушил кружку, словно не заметив кипятка, и налил себе ещё. — Ты теперь думаешь обо мне плохо? — едва слышно спросила Хана, ссутулившись от переживаний. Даэрон удивлённо посмотрел на неё. Нет, его одолевали совсем другие мысли — девушка, перед которой он в неотплаченном до сих пор долгу, оказалась той, кого велел привести к ней Чертак. Редкая удача — встретить тень, а у него есть всего неделя на то, чтобы доложить о начале работы. Судьба — злая штука. Человеком оказалась та, кому он не хочет, не имеет права причинять вред. И теперь перед ним стоит выбор — отплатить дворянке добром и судорожно искать где-то другую тень, под страхом ямы, или же опорочить свою честь и выйти сухим из воды. — Нет, я так не думаю, — ответил Даэрон. — То, что ты из другого мира, не делает тебя плохой. — Не все так считают. В Мальхине многие с отвращением смотрели мне вслед, осуждали за спиной. — Тогда зачем ты туда возвращаешься? Можно же смешаться с толпой где-нибудь в другом месте, где никто не узнает? — не ожидая сам от себя, Даэрон стал клонить к тому, чтобы увести Хану за собой. — А куда мне идти? Я почти ничего не знаю об этом мире, придётся раскрыть своё происхождение. И кто знает, как отреагирует чужие эльфы, когда об этом узнают? Мне страшно, Даэрон, — дворянка говорила, уставившись в одну точку перед собой, глядя в тёплое пламя костра, грея замёрзшие руки о горячую кружку чая. — Мне повезло, что я встретила тебя. Ты хороший. Спасибо. «Слишком хорошо ты обо мне думаешь, дворянка. А ведь я планирую тебя похитить. Как после таких мыслей, я могу оставаться хорошим?» Поклявшись себе ни за что не отдавать Хану в руки Чертака, Даэрон ответил: — Я отведу тебя в Мальхин. Но будь осторожна. Никому не доверяй, даже мне. У тебя действительно незавидное положение, и будет лучше, если никто больше не узнает о том, что ты тень. — Даже тебе? Но почему? — изумилась Хана. От его речи в душе усилился страх, отпустивший её после откровения перед бардом. — Ты же не сделал мне ничего плохого. — Но это не значит, что не могу. «Не удержусь. По истечению отведённых мне дней вернусь, попробую уговорить её пойти за мной. Неизвестно, что я смогу сделать, когда донос властям окажется более осязаемым, чем сейчас. Пусть знает, что я представляю опасность.» — Я тебя не понимаю, Даэрон. Что-то произошло? — допытывалась Хана. — Пожалуйста, не спрашивай. Не верь мне, если ещё раз встретишь. Что бы я не говорил, как бы не убеждал — не верь мне. Пообещай, — твёрдо настаивал на своём Даэрон. Хана настороженно замолчала. Изящные уши, торчащие из-за начинавших подсыхать волос, украшали каффы. Она сидела к нему правой стороной, — тонкие крылья бабочек трепетали от слабого ветра. «Сколько чудес в мире не видал, а не могу поверить, что передо мной — существо из другого мира.» — Хорошо, обещаю, — Хана дала своё слово. — Надо поспать, — забирая у дворянки кружку, констатировал бард. — И ещё. Послышался щелчок карабина. Бард отстегнул от пояса белые браслеты и попросил Хану вытянуть руки. — Не знаю, поможет ли это в твоей проблеме, но мне кажется, они смогут сдержать даже такую магию, как перемещение между мирами. До конца не могу быть уверен. Прочно застёгивая браслеты на тонких запястьях попутчицы, Даэрон сожалел, что расстаётся с такой полезной вещицей. Но очень хотел, чтобы дворянка могла спокойно жить, без страха врасти в дерево или камень в одном из миров. Протягивая ей магнит, способный отпереть браслеты, он добавил: — Не потеряй. В груди поселилась пустота, но зато окончательно прошла головная боль. Словно кто-то действительно запер на замок что-то очень мощное, циркулирующее по венам вместе с кровью. — Спасибо, — приняла подарок Хана, в очередной раз выражая свою признательность барду, а Даэрон лишь помотал головой из стороны в сторону. — Довольно благодарностей.