Наши фотографии.
Иногда, чтобы увидеть тех, кого уже давным-давно нет рядом, мы достаём старые фотоальбомы. Мы смеёмся, плачем, тоскуем когда смотрим на лица, изображённые на фотографиях. Всё-таки фото - это момент, который мы можем увековечить. Люди, изображённые на фотографиях никогда не умирают, ведь пока мы смотрим на их лица - они живут в нашей памяти. Они загораются новой искрой добрых воспоминаний. Но все ли фотографии вызывают такую бурю эмоций? Если да, то все ли они могут быть положительными? Все ли лица, что присутствуют на этих фото нам важны до сих пор?***
- О, Антох, поделись шоколадкой! - сказал Дима, садясь на стул и кивая другу в сторону сладости. - Ты когда в магаз то зайти успел, мы же вместе шли? Антон друга не услышал, ведь держа в руках шоколадку и понимая от кого она, он думал: "Может ли это что-то значить?" "Ну нет, не может быть, Арсений Сергеевич - просто мой учитель. Он запомнил, что я сказал про шоколад, вот и решил сделать мне приятно. Он же учитель, да ещё и такой красивый, у него наверное есть жена."Доброе утро, Антон. Надеюсь, что ты получил
мой небольшой презент. Жду тебя сегодня на дополнительных
занятиях после уроков. С уважением, А.С. Попов".
Смотря на пришедшее сообщение, Антон улыбался и перечитывал его раз за разом, думая отвечать или нет. Сердце мальчишки так сильно билось, что создавалось ощущение, будто его слышат все люди, находящиеся в диаметре трёх километров. "Может написать ему просто "Спасибо" и всё? Да не... Слишком просто. Может "Спасибо, многоуважаемый...", да какой сука многоуважаемый... Блять, Тоха, не тупи. Господи, я говорю сам с собой. Что со мной происходит. Напишу ему "Спасибо, Арсений Сергеевич. На допах буду". И всё!" - думал мальчишка, перечитывая сообщение, и вновь и вновь пытался набрать текст в своём стареньком восьмом айфоне, но каждый раз стирал и набирал что-то другое. Только он собрался с мыслями и стал набирать текст ответного сообщения, как в кабинет влетела злая с самого утра Утяшева. Учительница редко бывала в таком настроении, ведь для всех учеников она добро во плоти, однако если на её лице хоть на долю секунды пропадает улыбка - вам пиздец. Именно поэтому весь 11 класс будто умер, увидев учительницу, кинувшую со злостью на стол огромную кипу каких-то бумаг. - Ну что? Допрыгались? - обращаясь к наблюдавшему за учителем в полной тишине классу, сказала Ляйсан Альбертовна. - Эти бумаги дал мне Павел Алексеевич. Вы в курсе, что из-за ваших "приколов", - учитель сделала пальцами импровизированные кавычки, - вы можете не поехать в лагерь для победителей олимпиад? - по классу тут же разнеслись недовольные возгласы, одним из которых был Антона, который собирался участвовать и выиграть в олимпиаде по любимой истории. Он даже хотел на днях подойти к Арсению Сергеевичу "Какое же красивое имя... Чего бля?" и спросить по поводу дополнительных занятий, а именно увеличить их частоту. - Я не понимаю, вам что, вообще спокойно на уроках не сидится? Почему я только и выслушиваю от Бортич и Гудкова какие вы плохие? - Ляйсан Альбертовна, - подала голос Ира Кузнецова, сидящая на самой первой парте, прямо перед учительницей, - но ведь их задирают всего несколько человек. Почему от этого должны страдать мы все? Я вот очень хотела участвовать в олимпиаде по ОБЖ и поехать в лагерь победительницей, а по итогу останусь тухнуть на уроках в Москве? - "Ой, блять, какая же ты умница-хуюмница. Олимпиаду по ОБЖ она собралась писать", - думал Антон, наблюдая за этой выскочкой. - Ир, да ты в этой олимпиаде только свою фамилию сможешь написать, а в лагерь хочешь, чтобы вожатых клеить, - Сказал Матвиенко, на что по классу прошёлся хохот, а крутившая, ранее с недовольным лицом, свой локон волос Ира, хмыкнув, уткнулась в свою ярко-розовую тетрадь. - Я говорю с вами на полном серьёзе, - прожигая взглядом пол и нахмурив брови, сказала Утяшева, - если к концу сентября никто из вас не исправит это положение, - пройдясь взглядом по каждому ученику, продолжила учительница, - то я сама лично распоряжусь над тем, чтобы каждый из вас сидел на заднице ровно в этом кабинете. Мне очень надоело, что вы пользуетесь моей добротой, - погрустнев, сказала Ляйсан, начиная убираться на своём рабочем месте, ведь кипа бумаг, которую она так отчаянно кинула на стол, разлетелась по всему его периметру. - Всё. Закончили. Открываем тетради и записываем: "Своеобразие лирики Ф.И. Тютчева"...***
Весь оставшийся день в голове Антона кружились навязчивые мысли. Его пугало то, что происходит дома, его напрягало то, что он может не поехать в лагерь для победителей и призёров по различным олимпиадам, а так же ему очень не нравилось то, что Дима и Серёжа, которые и так были не разлей вода, сейчас вообще стали на него забивать. Он понимал, что никогда не сможет стать с ними достаточно близкими друзьями, ведь те дружат почти с пелёнок, а он стал общаться с ними не так уж и давно. Он видел, что ребят напрягает его скрытность, его отношение к прикосновениям и его абсолютное недоверие. Он бы хотел рассказать им всё, но он просто не может. Антон боится, что узнав всю правду о парне, друзья отвернуться от него. Но ещё больше Шастуна пугали мысли о его новом учителе, ведь парень отчётливо понимал, что от обычного сообщения нельзя испытать столько эмоций и чувств. Антон думал об Арсении почти каждую свободную секунду, лишь иногда переключая свой разум на что-то другое, на нечто более, как кажется, важное, но "Что может быть важнее? Неужели я реально педик?.." Из размышлений Антона вывело едва ощутимое (хотя по меркам Антона пиздецки сильное) прикосновение к его плечу. - Антон, привет. Мы можем поговорить, хотя бы минуточку? - сказал Выграновский, переводя взгляд то на Шастуна, то на краешек красной футболки парня. - Я пойму, если ты не захочешь, но я бы очень хотел объясниться... - голос парня дрожал, а глаза были наполнены слезами. Антону было очень жаль Эда. Он будто чувствовал его боль, но он не хотел бы повторения их прошлого разговора. Антону тот разговор был неприятен. Действия Эда были ему неприятны. - Эд, говори. Только прошу, - отходя на шаг от парня и вытягивая руки вперёд, сказал Антон. - Не прикасайся ко мне. Тело Выграновского дёрнулось так, будто бы его ударили чем-то тяжёлым. "Твои слова опаснее любой пули". - Хорошо... Хорошо. Я просто хотел попросить у тебя прощения за мою напористость. Мне жаль, если я приношу тебе такие неудобства, - переведя дыхание и закатав дрожащими не то от нервов, не то от страха пальцами рукава своей рубашки, парень продолжил. - Антон, я просто хочу, чтобы ты знал, - смотря прямо в глаза Шастуну сказал Эд, - я люблю тебя. Я люблю тебя так сильно, что я выдержу всё. Я буду ждать тебя, Тош... Прости, Антон. Я просто хочу быть рядом. Я просто хочу видеть тебя счастливым, - слова парня били под дых, Антон был настолько озадачен, что не мог сказать и слова парню напротив. - И даже если ты будешь счастлив с другим, я буду ждать тебя. Только прошу, прошу тебя, будь аккуратнее с тем, кого ты когда-нибудь к себе подпустишь. Антон не знал, что на это сказать. Сердце билось так, что казалось, будто оно вот-вот выпрыгнет из груди и разобьётся. Но это не было чем-то волнительно приятным, нет. Ни разу. Это был страх, неприязнь, испуг. Шастун не знал, что он должен сделать в данную секунду, что он должен ответить на этот монолог от Эда. Он боялся разбить этого парня, ведь Эд - хороший. Всегда был хорошим. Он никогда не делал больно или плохо Шастуну, всегда был рядом, тогда почему Антон ничего не может чувствовать к парню? "Просто рядом должен быть не ты". - Эд, прости меня. Но я не могу тебя любить. Ты очень хороший, просто я не... - пытался сказать Антон, однако звонок на урок и громкий голос учителя по английскому языку, уже зазывавший учеников в кабинет, прервал его речь. - Прости. И Антон сделал это. В очередной раз пересилив себя, он обнял стоящего напротив парня. Это действие было для Шастуна неожиданным, ведь раньше он обнимал только своих так называемых "девушек на две-три недели", а сейчас обнял одноклассника, с которым они толком и не общались нормально. Хотя Антон был уверен в одном, если бы не чувства Эда - они были бы хорошими друзьями. Ему бы Антон смог довериться. Антон бы смог рассказать Эдику свою тайну. Он бы смог поделиться с ним своим самым страшным из тёмного. - Шастун, Выграновский. Может хватит ласкаться посреди школьного коридора? На урок, быстро! - кричал Сергей Вячеславович, который и так Антона-то не очень любил. Выпустив из недолгих, длившихся буквально шесть секунд, объятий Эда, Антон, делая вид, будто ничего не произошло, сказал: - Ой, блять, разорался. Идём, а то ещё заставит ебланскую контру писать. Вот только Антон не услышал звук разбитого сердца напротив, которое даже в таком состоянии навсегда запомнит и сохранит в себе тепло Шастуновского тела и лёгкий, едва ощутимый запах мяты и шоколада. "Почему я не обнял его в ответ? Почему это закончилось так быстро? Почему мне так больно? Прошу тебя, вернись, не уходи! Заметь мою боль! Полюби меня, умоляю!"***
- ...А к доске у нас пойдёт, хм, Шастун, пожалуй, - сказал Лазарев, громко хлопнув в ладоши и с ухмылкой смотря на парня. - Сергей Вячеславович, почему я? Вы вызываете меня к доске уже второй раз за урок, - сказал Антон, смотря на учителя так, будто готов испепелить его, ведь за сегодняшний урок он уже успел опозориться у доски и получить вторую за учебный период двойку по английскому. - У меня сейчас снова будет два, Вы же сами это прекрасно понимаете. Учитель, несмотря на возмущения ученика, указывал рукой на место около доски, настаивая на том, чтобы ученик таки вышел к ней. Но Антон, будучи самым упёртым бараном, сидел на месте, крепко сжимая в окольцованном кулаке карандаш. Он понимал, что учитель невзлюбил его сразу, но не мог понять причину этого. "Может это из-за того, что я некрасивый? Ну или из-за того, что выше него?". В любом случае, Антона сейчас мало интересовала причина такого к нему отношения. Рядом сидящий Выграновский, который до этого сидел, молча смотря в одну точку, слегка прикоснулся к Шастуну кончиком карандаша, на что тот отреагировал неоднозначно: не отдёрнулся, но сильно напрягся, сжимая уже треснувший карандаш сильнее. - Шастун, я сказал тебе, чтобы ты вышел к доске. Ничего криминального в этом нет, - улыбка учителя, которая Антону уже казалась мерзкой, стала ещё шире, спокойствие тона учителя напрягало его. - Ах, ну да, я забыл. Это такая большая проблема. Лучше уж обжиматься по углам с Эдуардом, верно? "Чего блять?" - Сергей Вячеславович, мне каж-жется, что это не Ваше дело, - сказал Эд с заметной дрожью в голосе. Учитель ударил по больному, задев не только Выграновского, но и Шастуна, который, как могло показаться, уже стал краснее своей футболки. Карандаш в руке у юноши разломился пополам, больно оцарапав нежную ладонь, однако парня это сейчас мало интересовало, ведь он думал о том, как здорово бы было, если на месте карандаша была бы шея этого наглого учителя по английскому языку. - Ох, прости, это был секрет? Тогда почему бы вам в следующий раз не переместиться в более укромное место, а то в школьном коридоре слишком много лишних... Резко вскочив со своего стула, Антон задел парту, с которой в эту же секунду с грохотом посыпались все его вещи, шум от которых прервал дерзкие слова педагога. Парень не хотел слушать то, что говорил этот "ебливый ссаный придурок", поэтому наскоро собрав свои упавшие на пол вещи, Антон выбежал из кабинета английского языка, слыша возмущённые возгласы учителя. Ему сейчас было наплевать на всё: на кровоточащую руку, на слова педагога, на угрозы Ляйсан и даже на мысли об Арсении. "Арсений. Я совершенно забыл ему написать. Чёрт, чёрт, чёрт", - думал Антон, идя по пустому школьному коридору. До конца урока оставалось минут пятнадцать, которые Шастун решил просидеть в школьном туалете. Он понимал, что за такую выходку он получит знатный "нагоняй" от своей классной руководительницы и скорее всего точно не поедет в лагерь, однако слова учителя не только задели парня, но и нашли своё место в новых слухах их школы, ведь теперь телефон парня разрывался от сообщений из их общеклассной беседы, в которой теперь все обсуждали "новый роман" Выграновского и Шастуна. "Придурки ненормальные. Своей жизни что-ли нет?" - думал парень, читая беседу класса, в которой уже было больше сотни сообщений. Одноклассники так и хотели узнать подробности того, что случилось. "А если это дойдёт до Арсения?.. Боже, почему я вообще думаю об этом?" - от тяжести мыслей Антон схватился за голову. Парень не понимал, что теперь делать, как оправдываться перед Утяшевой и как теперь ходить на уроки английского, ведь в последний год учёбы никто не станет переводить его в другую группу по этому предмету. Просидев оставшееся время урока в телефоне, Антон дождался звонка и вылетел из туалета до того, как в него ворвалась куча мальчишек-семиклассников, так отчаянно желающих курить. "Куда же катиться наш мир?" - думал парень, топая на дополнительные занятия по истории.***
Антон стоял у закрытого кабинета уже минут семь, надеясь на то, что учитель вот-вот появится. Опоздание Арсения Сергеевича было странным явлением, ведь за весь период их занятий тот всегда приходил вовремя, а если и задерживался, то всегда сообщал об этом. Сейчас, смотря на часы, Шастун начинал думать, что учитель про него попросту забыл. "Может он обиделся из-за того, что я не ответил на его утреннее сообщение? А если напишу сейчас, не будет ли это казаться странным?" - подумал Антон, доставая телефон и открывая диалог с Поповым."Арсений Сергеевич, добрый день.
Стою у кабинета, занятие же сегодня?
Простите, если отвлекаю."
Нажав кнопку "Отправить" и убрав в карман брюк телефон, юноша сел на подоконник напротив кабинета истории, одной рукой зачёсывая отросшую чёлку назад. В это время в школе уже почти никого не было кроме учителей, снующих туда-сюда с огромными стопками тетрадей, и некоторых одиннадцатиклассников, которые так же, как и Антон, посещали внеурочные занятия. Парня всегда интересовало, почему только он один из двух одиннадцатых классов сдаёт историю, ведь это такой интересный и увлекательный предмет. Безусловно, история очень сложная, однако если прочитать пару книг и заучить несколько дат, то всё непременно становится понятным. Хотя даже Димка, у которого всегда по истории стояла твёрдая пять, всегда отнекивался, говоря что-то вроде: "Нахер мне твоя история не упала". Вспомнив про друга, парень поник, ведь ни Дима, ни Серёжа Антону после случившегося на уроке не написали. Антону было обидно, ведь он правда пытался сблизиться с ребятами, и вроде как получалось, однако после всё возвращалось на круги своя. Шастун чувствовал себя третьим лишним, ему не хватало общения, ему не хватало друзей. Даже сейчас, сидя на подоконнике, ему некому было написать. Пришедшие на телефон уведомления заставили парня отвлечься от собственных мыслей. Два сообщения с двух номеров."Чёрт, Антон, прости, пожалуйста. Я немного не
рассчитал время. Приходи в актовый зал.
Мне нужна твоя помощь, а потом проведём занятие.
Кстати, я бы хотел обсудить с тобой одну важную тему!
С уважением, А.С. Попов."
"Я сегодня останусь на работе. Деньги на столе. Купи себе поесть. Отец звонил, завтра вечером после школы не задерживайся. Он приедет забрать оставшиеся вещи." Опять матери не будет дома. Он опять будет один. Не то чтобы Антон сильно грустил из-за этого, ему нравилось чувствовать себя самостоятельным, пытаться что-то себе приготовить (а это никогда не получалось успешно), даже убираться, слушая музыку на всю квартиру, парню нравилось. Однако оставаться одному в полной тишине наедине с собственными мыслями, которые атаковали голову юноши, парень не любил. Ведь именно в такие моменты, когда он один, воспоминания, которые Антон так отчаянно пытался забыть, возвращались и уничтожали его с новой силой. Слезая с подоконника, юноша поправил отросшую чёлку пятернёй и посмотрел в окно. Солнце уже садилось, небо окрашивалось в яркие цвета, которые дарили невероятное тепло на душе у Антона, заставляя цветы внутри распускаться. Улыбнувшись уходящему дню, парень, напевая песню одной небезызвестной группы, бодрым шагом пошёл на пятый этаж. - Думай позитивно: стакан всегда наполовину полон, всегда. Чувствую хорошее, плохого не существует...***
Из открытых дверей актового зала доносилась невероятно красивая мелодия, которую Антон слышал не в первый раз, однако не мог понять, что это. Стараясь быть незаметным, юноша тихо, не издавая ни единого звука, зашёл в помещение, и картина, открывшаяся ему, заставила затаить дыхание: Арсений. Учитель, сидевший спиной к парню, сосредоточенно играл на пианино. Клавиши не заедали, звук был чистым. Длинные пальцы быстро бегали по клавишам, обтянутая белоснежной рубашкой, спина была немного напряжена, в движениях учителя была такая утончённость, что создавалось впечатление, будто Арсений всю жизнь только и делал, что играл на этом чудном инструменте. Подойдя чуть ближе, Антон увидел лицо педагога, которое сейчас в уходящих лучах солнца выглядело очень расслабленно, на устах играла едва заметная улыбка. Голубые, как небо, глаза были слегка прикрыты. Лучики солнца, играющие с волосами учителя, заставляли их отдавать лёгкой синевой. Арсений выглядел сейчас настолько красиво и безмятежно, что Антону захотелось дотронуться до этого человека, нежно провести кончиками пальцев по контуру прекрасного лица, поцеловать каждую родинку, которая выглядывала из под рубашки. Шастун чувствовал, как быстро бьётся его сердце, будто пытается выскочить из грудной клетки и попасть в руки к Попову. Парень никогда в жизни такого не чувствовал. В животе стало щекотно, будто бы там кто-то расправил свои маленькие крылышки и стал летать. "Так вот, что означает фраза "бабочки в животе"..." - думал парень, зажмурив зелёные глаза. В одной руке парня был рюкзак, а в другой парень сжал свою футболку в районе сердца, будто пытаясь успокоить этим жестом сильное сердцебиение. "Я всегда думал, что никогда не смогу полюбить. В детстве меня разбили об асфальт, кинули в грязь лицом, морально уничтожили. Я никогда больше не мог спокойно смотреть в сторону других людей, вечно искал в них то, что может причинить мне вред. Я всегда боялся и боюсь того, что кто-то снова сделает мне так же больно. Но сейчас, когда я стою здесь, в этом солнечном месте, и вижу тебя, такого спокойного, мирно сидящего и играющего своему невидимому зрителю Лунную Сонату Бетховена, я чувствую себя в безопасности. Ты выглядишь как любовь. Как сумасшествие с первого взгляда. Наша встреча - не случайна. Я хочу верить, что ты сможешь спасти меня, что ты моя судьба. Твоё имя такое невероятно красивое, и оно так подходит к моему. Две А - звучит как начало чего-то нового, как начало того, у чего точно есть продолжение. Закрыв глаза, я вижу тебя, каждая моя мысль - она о тебе. Я так мало тебя знаю, но почему я так много чувствую? Тургенев писал, что есть чувства, которые поднимают нас от земли. Когда я смотрю в твои глаза, гравитация перестаёт работать. Это так эгоистично, но я так хочу, чтобы ты чувствовал то же самое. Неужели это и есть любовь?" Музыка играла не переставая, казалось, что прошла целая вечность. Ноги Антона дрожали, шум внутри него не утихал, на глазах появились слёзы. Воспоминания из детства снова вернулись, ударив по голове с такой силой, что чувство спокойствия, которое было секунду назад, в одно мгновение улетучилось.Flashback.
- Привет, ты же Антон, верно? - сказал добродушный мужчина в новомодных очках. - Меня зовут доктор Тамби. Мне немного понадобится твоя помощь, хорошо? - осторожно сев на корточки рядом с лежащим на кушетке мальчишкой, доктор ласково провёл по его руке, пытаясь успокоить плачущего паренька. Однако на прикосновение доктора Антон отреагировал не так, как ожидалось. Дёрнувшись, мальчик свернулся в клубочек, ещё глубже залезая под лёгкое больничное одеяло и начиная плакать ещё громче. - Тише, солнце, я тебя не обижу, ладно? - Тот дядя тоже так говорил, но мне не понравились его игры! Мне больно, где моя мама? Когда мы поедем домой? - голос мальчика дрожал, то едва хрипя, то переходя на истерический крик, мальчик пытался отодвинуться от врача. - Давай так, я позову твою маму, и мы вместе разберёмся в том, что у тебя болит, ладно? - не оставлял мальчишку в покое Масаев. Просидев рядом с плачущим Антоном около получаса, но не услышав положительного ответа, врач вышел из кабинета, чтобы позвать мать Шастуна. - Майя, пройдите пожалуйста в палату. Сонная, едва стоящая на ногах женщина проследовала за доктором. Дрожащими руками пытаясь поправить свои, выбившиеся из хвоста, волосы, женщина зашла в помещение, где лежал её сын. Присев рядом с ним на больничную койку, женщина поглаживала сына через одеяла и шептала ему: "Тише, сыночек. Мама здесь. Ты в безопасности. Давай доктор будет тебя лечить, а я посижу рядом и посмотрю? Тебя больше никто не обидит, я же рядом." Успокоившись, Антон вылез из под одеяла и встал перед доктором. Синяки и ссадины на теле мальчишки, порванная майка и трусы в крови, от этого вида Майя Шастун чуть не упала в обморок, в голове сразу появилась картина, как её сын, едва переставляя ноги, заходит в квартиру. Куртка на нём порвана, нет штанов, всё лицо в соплях, слезах и крови. "Мама, какой-то дядя сделал мне больно". Никакая мать не должна пережить то, что пережила Шастун. - Так, Антон, ты очень сильный и смелый мальчик, ведь так. Покажи мне пожалуйста, где этот дядя тебя трогал? - сказал доктор Тамби, присев рядом с мальчиком на корточки, но не прикасаясь к нему. - Мне очень хочется помочь тебе, ладно? Я сделаю всё возможное, чтобы у тебя больше ничего не болело. Однако эта ночь стала для Антона самой ужасной. Связав мальчика, чтобы тот не смог вырваться, его раз за разом проверяли, беря анализы прямо из того самого места. Но доктор Тамби не обманул. На следующий день ничего не болело, кроме маленького сердечка девятилетнего мальчика, чья жизнь уже тогда была разрушена. Просто он этого ещё не понимал. Мелодия лунной сонаты всё так же разносилась по всему залу, Арсений, всё такой же красивый, великолепный, грациозный, играл на пианино. Сердце Антона всё так же быстро стучало. Только теперь оно разрывалось не от прекрасного чувства, а от дикого страха, что всё может вновь повториться. Арсений не будет его насиловать, не будет делать больно специально. Не факт, что Арсений вообще на него посмотрит не так, как на ученика. Вытерев слёзы, Шастун прислонился к стене, дабы привести в порядок своё сбившееся дыхание. Ноги едва держали его в вертикальном положении. Задев плечом какой-то выступ, на Антона с грохотом упало что-то тяжёлое и очень пыльное, что-то, что явно не протирали ни разу с момента основания школы. Арсений, до этого момента не знавший, что за ним наблюдают, вскочил со своего места. Поняв, что случилось, Арсений ринулся к Антону, дабы помочь подняться и повесить на место упавшую картину. - Господи, ну как можно было снести такую махину, Антон? - сказал учитель, приподнимая старое полотно. - Вылезай из под неё скорее, мне не так уж и легко. Выбираясь, парень молился, чтобы учитель не заметил его опухших от слёз глаз и дрожащих рук, ведь ему будет очень сложно объяснить педагогу, что он стоял тут на протяжении десяти минут, внаглую следил за учителем и вспоминал своё тяжёлое прошлое. - Простите, я просто так спешил, что не заметил эту хренову картину, - потирая ушибленную руку, высказал парень, недовольно глядя на полотно, с которого на него смотрели три пары глаз. - Кстати, Вы красиво играете, я услышал поднимаясь по лестнице. Лунная соната - это здорово. - Говоришь, как Белла из Сумерек, - ответил учитель, поставив картину на пол. - Только они там Дебюсси слушали. - Только не говорите мне, что вы смотрели сумерки, - сказал Антон, скорчив рожицу в удивлённое отвращение. - Я тебе больше скажу, это мой любимый фильм. Ладно, раненый ты мой, бери вещи и пойдём посмотрим аптечку в моём кабинете.Мой.
***
Зайдя в кабинет, Антон увидел кучу разбросанных фотографий, которые лежали как на учительском столе, так и на некоторых школьных партах. Вошедший в кабинет после парня учитель, недолго думая, стал быстро собирать эти фотографии, будто боясь, что ученик заметит, кто на них изображён. Однако, есть поговорка: "Поспешишь - людей насмешишь", ведь собрав почти все фотографии, Арсений споткнулся о ножку стула и все фотографии, которые он так отчаянно пытался скрыть от глаз Антона, разлетелись по всему полу. - Так, чёрт. Антон, прости за этот беспорядок, - сказал учитель, запустив пятерню в тёмные волосы, было видно, что учитель нервничает. - Я сейчас немного приберусь, и мы начнём занятие. Присев на корточки, Арсений стал быстро, но теперь уже более аккуратно собирать разбросанные по половине кабинета фотографии, стараясь не задерживать на них свой взгляд. Антон, который всё это время стоял у двери, решил помочь учителю, ведь некоторые фотографии лежали почти у его ног. Поправив спавшую на глаза чёлку, Антон, наклонившись, поднял с пола пару фотографий. Но то, что он на них увидел заставило сердце мальчишки сделать кульбит. Арсений, который на этих фотографиях ещё совсем молодой, примерно его возраста, сидит в обнимку с какой-то очень знакомой ему персоной. Шастун уверен, что точно видел где-то этого человека. На следующей фотографии учитель в компании того же молодого мужчины, только теперь они поднимают вверх бокалы и улыбаются друг другу. Они выглядят очень счастливыми, влюблёнными. Антону становится не по себе, когда подняв с пола третью фотографию он видит целующуюся пару и надпись снизу: "Арсу от Серёжи. Я всегда буду любить тебя". Лазарев. Антон понял, что молодой человек рядом с Арсением на фотографиях - Сергей Вячеславович, их учитель английского языка, который устроил сегодня на уроке полный разнос парню. Сердце Антона больно кольнуло, будто об него потушили сигарету, дыхание стало затруднённым, в горле появился ком. Всё встало на свои места. Шастун вспомнил, как учителя ссорились в кабинете истории пару дней назад, руки задрожали. "Небольшая семейная разборка, мило. У Арсения есть любимый человек. Ты ему не нужен". Подняв оставшиеся фотографии, Антон попытался прийти в себя и, уже не смотрев на остальные фотографии, на которых Арсений сиял своей ослепительной улыбкой, положил всё на стол. Учитель, который до этого ползал на карачках и раскладывал фотографии в аккуратные кучки, резко встал. Взяв ближайшую коробку, Арсений скинул туда все ранее собранные фотографии, в частности и те, что поднял ученик. - Надеюсь, что увиденное тобой не уйдёт дальше этого кабинета, - холодным тоном произнёс Арсений. - Вернусь через пять минут, доставай тетрадь и учебник, - не смотря на Антона, учитель взял коробку и вышел из кабинета. Но Шастун с места не сдвинулся. В голове сейчас была непривычная пустота. Казалось, будто сейчас она заполнит собой всё пространство. Тишина, стоявшая в кабинете напрягала. Был слышен только стук глупого сердца, которое уже трещит по швам. "В один день влюбиться и в этот же день потерять надежду. Растёшь, Антон. С днём тотальных проёбов тебя". Подняв с пола упавший рюкзак, Антон присел за парту рядом со столом учителя и достал всё необходимое. Арсения не было чуть больше пяти минут, и парню уже начало казаться, что учитель не придёт, однако звук знакомых шагов раздался в тишине школьного коридора, и Шастун, прикрыв глаза и запустив окольцованные пальцы в свои пушистые русые волосы, опустил голову. Только сейчас, утихомирив своё сердце, парень вспомнил про небольшую ссадину на локте, которую заработал благодаря упавшей на него картине. Кровь уже застыла, однако боль всё ещё была. Зашедший в кабинет учитель заметил, как парень рассматривает свои боевые раны, и направился к ближайшему шкафчику, на котором был наклеен красный медицинский крестик. - Тут есть зелёнка и пластырь. Позволишь мне обработать твою руку? - сказал учитель, открыв дверцу шкафчика, доставая оттуда какие-то разнообразные предметы. Понятное дело, что Антон был не очень-то за. Даже несмотря на то, что мужчина перед ним - Арсений, к которому парень, как сам он понял, не ровно дышит, Шастун всё ещё не хочет, чтобы к нему прикасались. Любое движение в его сторону равно выстрелу пули. А Антон выстрелов боялся. - Да ладно, тут не так уж и сильно. Просто царапина, честно, - пряча ладошкой рану на руке, сказал парень. Но учитель, будто не слыша парня, подошёл к нему почти вплотную и, присев на краешек парты, взял тонкую руку парня в свою крепкую ладонь. Антон, затаив дыхание, попытался не вырваться. Напряжение между этими двумя было размером с Эверест, но никто не хотел начинать разговор о недавнем происшествии. Обильно смазав рану зелёнкой, Арсений наклонился к Антону и подул на место, где была ранка. - Сильно больно? - спросил учитель, находясь слишком близко к переставшему дышать от такой картины Антону. Желание вырваться из хватки учителя то пропадало, то появлялось. Антон не понимал, что чувствует, лишь сидел и хлопал зелёными глазами. Найдя в себе хоть каплю самообладания, Шастун в отрицании покачал головой, и, видимо, такой ответ удовлетворил учителя. - И да, по поводу того, что ты сегодня увидел... - Арсений Сергеевич, я никогда никому не расскажу, я считаю, что любить кого хочешь - это нормально, я очень рад, что Вы счастливы, я очень рад, что Вы любите и... - начал было тараторить ученик, однако Попов, подняв руку в успокаивающем жесте, остановил его. Отодвинувшись от ученика, Арсений собрал все медицинские принадлежности и аккуратно отставил их в сторону, а затем сел за своё рабочее место. Голубые глаза уже не были такими напуганными, как десять минут назад, а лицо уже не казалось таким напряжённым. Две верхние пуговицы на рубашке были расстёгнуты, и последние лучики всё ещё не скрывшегося солнца красиво отплясывали свой танец на чёрных волосах учителя. Попов сейчас казался таким безмятежным, уютным и светлым, что Антону захотелось быть в его объятиях, скрыться в Арсении, как за огромным мягким пледом, укрыться им с ног до головы и никогда не вылезать из такого места.Нельзя.
- То, что ты увидел сегодня на этих фотографиях, было очень давно. Сейчас между мной и Сергеем Вячеславовичем ничего нет. Да, мы действительно долго состояли в отношениях, но сейчас мы просто коллеги. Надеюсь, что твоё отношение ко мне или к нему никак не изменилось. - Арсений говорил так размеренно и спокойно, будто гипнотизировал ученика. Глаза в глаза. Океан снова столкнулся с лесом. Это звучит, как начало одной из красивейших легенд из книги Попова. - Арсений Сергеевич, не беспокойтесь на этот счёт. Ничего не изменится. Я понимаю, что не должен был видеть это, и мне очень стыдно, - щёки Антона едва заметно покраснели, выражая смущение парня, это не ушло от внимательного взгляда учителя. - Кхм... Что ж, на самом деле, я хотел бы поговорить с тобой на тему наших дополнительных занятий. Совсем скоро олимпиада по истории, а с твоими то знаниями ты можешь победить. Не хочешь принять участие? Антон был рад, что они перевели тему. Тем более, что парень сам хотел поговорить с Арсением на тему будущих состязаний и подготовки к ним. - Да, я даже хотел спросить у вас, не будет ли у вас времени на то, чтобы проводить со мной ещё больше занятий? Я понимаю, что это звучит очень эгоистично с моей стороны, просто я хотел бы подготовиться получше и к экзамену, и к олимпиаде, - перебирая кольца на руках, сказал Антон. Учитель, задумавшись, потёр лицо руками и взял рядом лежащий сиреневый блокнот. Открыв его и пролистнув пару страниц, Арсений нахмурился и сделал в нём какую-то запись. Шастуна немного смущала такая сосредоточенность в лице педагога. - Прости, - сказал учитель, отодвигая блокнот в сторону, - в понедельник и вторник я веду дополнительные у девятых и восьмых классов, а их там больше десяти человек. У меня, конечно, есть варианты, но не знаю, согласишься ли ты работать по выходным? - Ради хороших баллов можно пожертвовать парочкой выходных. Просто я не очень хочу напрягать Вас. И разве в выходные школу не закрывают? - сказал Антон, озадаченно смотря на учителя своими зелёными глазами с пушистыми длинными ресницами. - Ты меня не напрягаешь, Антон, - Шастуну показалось, что в этот момент его сердце пропустило пару ударов. - Да, закрывают. Но ты можешь прийти ко мне, я живу не так уж и далеко от школы.Не показалось.
- Я... Арсений Сергеевич, спасибо конечно за предложение, но это слишком. Просто, вдруг я буду смущать Вашу семью и Вас? Мне кажется, что это не очень хорошая идея... Сердце Антона опять застучало очень быстро, дыхание сбилось, а нога от нервов задёргалась под столом. Вновь и вновь перебирая кольца на своих пальцах, юноша уткнулся взглядом в стол, пытаясь не смотреть на такое красивое лицо учителя. Однако, едва слышимый хриплый смех со стороны учительского стола заставил юношу поднять голову и посмотреть на шикарную улыбку Арсения. Шастун впервые слышал смех педагога, однако сейчас он был уверен, что со стопроцентной точностью хотел бы слышать этот хриплый, но такой прекрасный смех рядом с собой всегда. Антон заметил маленькие мимические морщинки у глаз учителя и едва заметную ямочку на щеке. На душе снова стало спокойно, будто солнце, что уже ушло за горизонт, взошло в его сердце, одаряя парня тёплым светом. Только вот парень не понимал, что именно так насмешило его учителя. - Тош, - сказал педагог, глядя прямо на ученика, - раз я предлагаю, значит это не такая уж и проблема. Живу я один... Ну, почти. Если тебя не смутит мой кот, то буду рад видеть тебя у себя. Договорились?Я не люблю, когда меня называют Тошей.
Однако такую форму своего имени
из уст Арсения я готов слышать постоянно.
Кивнув учителю, Антон открыл тетрадь и стал записывать всё, что ему говорит учитель. Занятие прошло в довольно-таки комфортной атмосфере, однако Шастун, всё время будто сидевший на иголках, думал о том, что ему делать с его чувствами дальше. Он отчётливо понимал, что с Арсением у него нет шансов, что скорее всего, если он хоть когда-то сможет собраться с мыслями и признаться, то получит отказ, или ещё хуже, Попов в его сторону больше и не посмотрит. Закончив занятие и выглянув в окно, парень понял, что сегодня они с учителем засиделись. Убирая в рюкзак свои вещи, Антон увидел открытую пачку шоколадки, которую с утра нашёл на своей парте и вспомнил, что так и не поблагодарил учителя. - А, кстати, Арсений Сергеевич. Я хотел сказать Вам спасибо. Ну, за шоколадку, - улыбнувшись, сказал Шастун. - Не за что, Тош, - только и сказал учитель, стоявший у окна и смотря на вечернюю Москву, которая только-только начинала зажигать свои огни. - Адрес я скину тебе сообщением. И слушай, завтра допов не будет, у меня есть неотложные дела, тогда добьём сегодняшнюю тему занятия до конца в субботу, идёт? - Да, хорошо. Спасибо большое, до свидания, Арсений Сергеевич, - сказал Антон, взяв свои вещи и направившись в сторону двери. - Пока, Антон, - сказал учитель, так и продолжив стоять, наблюдая за такой красивой, горящей разноцветными огнями Москвой.Только вот Антон не знал, что не только у него в животе
сегодня бабочки распахнули свои лёгкие крылья.