Наизнанку

      — Здравствуй, Скарлетт!       Мисс Сайрус не прождала Снейпа на лавочке возле парковой аллеи и пяти минут. Он появился бесшумно — видать, как всегда, явился на полчаса раньше и крутился где-нибудь неподалёку в невротичном ожидании.       Пока волшебник шагал ей на встречу, то первые несколько мгновений по привычке изображал бесстрастное хладнокровие. Но стоило ему оказаться в полуметре о скамьи, а Скарлетт — взглянуть ему в глаза, как мужчина поплыл: оробел, залился рдяным. От него внезапно повеяло такой трепетностью, свежестью — он словно стал моложе лет на пятнадцать. Какие ещё чудеса способна сотворить с человеком вторая весна?       Женщина подступила к Снейпу вплотную и мягко припала к его губам. Северус впервые не проявил секундного порыва вырваться — наоборот, сразу обнял её за плечи. Его движения стали плавными, мягкими. Словно после совместной ночи внутри разрушился тот невидимый барьер, который столько времени не позволял ему раскрыться.       У Скарлетт Сайрус было много мужчин. С разными характерами, социальными статусами; даже из разных социальных слоёв. В безрассудной юности девушка меняла любовников, как перчатки, бросая предыдущего сразу же, как только с ним становилось скучно. Скарлетт до сих пор содрогалась при мысли, как из-за своих дурной головы и неугомонного тела умудрилась отделалась только ребёнком, а не подцепила в придачу кучу всякой гадости в виде трудно выводимых болячек.       Сын не сильно мешал развлекаться. С ним было тяжело только первый год, пока он требовал особого внимания. А когда подрос, Скарлетт без угрызений совести стала оставлять его на пару часиков с сестрой или подругой. По ночам же Джеймс спал крепким сном наивного ребёнка, которому нет дела до взрослых утех, так что молодая мать не сильно тяготилась его существованием. К тому же, из-за частых переездов вокруг постоянно менялись люди, поэтому в глубоком детстве Джеймс не отличал любовников от друзей. Или же делал вид, что не отличал — скрывать свои чувства мальчик научился задолго до судьбоносной травмы. С высоты прожитых лет Скарлетт всё чаще жалела о том, как бездумно растрачивала себя на других вместо того, чтобы уделять внимание сыну.       С появлением работы безумные вечеринки до четырёх утра отошли на второй план. Скарлетт стала сдержанней, серьёзнее, но из-за своенравного характера продолжала жить по принципу «либо по-моему, либо никак», а потому все её страстные романы зачастую разваливались сразу же, как только перерастали из огня в обыденность.       О необходимости завести более стабильные отношения Скарлетт задумалась после возвращения в Коукворт, когда Джеймс пошёл в школу. Отсутствие отца его не смущало, но он видел, как живут другие и задавал вопросы. Однако стабильные отношения означали нечто большее, нежели регулярный секс и совместное времяпровождение, и именно тогда Скарлетт вдруг осознала, что никогда не любила по-настоящему. Горела страстью — да. Зависела от эмоций, которые дарил ей мужчина — да. Но любить — не любила.       Обрести семейное счастье не давала и высокая планка. Отказаться от свободы Скарлетт была готова только ради идеального мужчины.       Идеальный муж должен принять её такой, какая она есть, без попыток перекроить её жизненный уклад, без ревности к друзьям и профессии, без нравоучений. Идеальный муж должен уважать её ребёнка — а ужиться с этой подрастающей бестией было той ещё задачей. Идеальный муж — это человек, которому можно всецело доверять. А как тут довериться, когда каждый третий норовит то переложить на тебя свои же проблемы, то обмануть в деньгах, а то и вовсе — переспать с твоей подружкой?       После череды предательств, выпавших на её долю, Скарлетт больше не прощала ошибок: не могла забыть измены Арни — человека, к которому испытала, пожалуй, самые сильные чувства; не собиралась мириться со слабостями, памятуя о наркомании лучшего друга Стивена, чуть не наложившей пятно на её деловую репутацию. Не давал покоя и опыт, полученный в отношениях с мистером Сандерсом. Этот серьёзный деловой человек, управлявший в Коукворте сетью продовольственных ларьков, был старше Скарлетт на семь лет и сперва был очень близок к идеалу. Сандерс относился к Скарлетт с уважением, не лез в её дела, не бесил Джеймса. Женщина даже почти решилась выйти за него замуж. Но стоило делу пойти к свадьбе, как идеальный мужчина переменился: стал гнать её с работы, ревновать к друзьям и коллегам, вести разговоры о совместных детях. Примерять роль примерной жены и домохозяйки Скарлетт не собиралась, и хотя Сандерс мог с лихвой обеспечить беспечное существование и ей, и её ребёнку, женщина гордо вернулась в скромную квартирку на Брук-стрит, где снимала комнату пополам с подругой.       Все эти случаи являлись гнусными крайностями. Но с тех пор Скарлетт стала бояться любых проявлений чего-либо похожего, будь то вредные привычки или попытки загнать её в рамки. Поэтому, едва в поведении партнёра появлялся лёгкий звоночек, женщина предпочитала сразу бросать, нежели ждать, пока звоночек перерастёт в набатный колокол.       Время шло. Идеальный мужчина на горизонте не появлялся. Скарлетт стала учиться договариваться. Научилась мириться с мелкими недостатками, какие есть у каждого мужчины, начала учитывать интересы партнёра, а не продвигать свои. Однако постичь, где проходит та тонкая грань, за которой компромисс перерастает в подчинение, свободолюбивой красавице так и не удалось. Неистребимое убеждение, что она слишком сильно входит в роль второго плана, так отравляло ей разум, что Скарлетт так и не сумела позволить себе расслабиться и насладиться ролью слабой женщины за спиной крепкого надёжного мужчины.       Все её принципы рухнули, когда Джеймса сбила машина. Оказавшись один на один с прикованным к больничной койке ребёнком, которому давали один неутешительный прогноз за другим, Скарлетт впервые почувствовала себя настолько беспомощной, что готовилась сама броситься под автомобиль. Впервые рядом остро не хватало поддержки — крепкого мужского плеча, за которым можно было бы спрятаться и забыть о горе хотя бы на день. Такой мужчина возник из ниоткуда. Явился в тот самый момент, когда Скарлетт балансировала на грани. Подошёл к ней, когда она сидела в слезах в коридоре реабилитационного центра, и спросил, нужна ли ей помощь.       Дэвид Хёрд не сразу понравился Скарлетт. Он был намного старше и оказался ужасно инициативен: тут же полез с советами, надавал своих контактов, принялся звонить какому-то знакомому врачу. Но от него веяло таким спокойствием и надёжностью, что Скарлетт сдалась. Хёрд появился именно в тот момент, когда ей особенно хотелось плыть по течению.       Джеймс пошёл на поправку с удивительной быстротой. В поддержке сильного мужчины Скарлетт больше не нуждалась. Но Хёрд продолжил ухаживания — ухаживал красиво, с чувством, с расстановкой. Он был таким галантным, таким заботливым и великодушным, что непокорное сердце Скарлетт дрогнуло.       Хёрд соответствовал всем основным параметрам: уважал, не напрягал, поддерживал. Нашёл подход к её сыну. Не испугался, когда у мальчика появились странности. С Хёрдом было комфортно даже несмотря на разницу в возрасте аж в тринадцать лет — он был как дорогое элитное вино, которое с годами становится лишь лучше. Мужчина не торопил события, не спешил съезжаться, как тот же Сандерс. Отношения с ним походили на роскошный гостевой брак, и Скарлетт это безумно нравилось. Так удавалось поддерживать страсть и не мешать друг другу совместным проживанием.       Всё пошло под откос, когда Дэвид стал проявлять те самые качества, которые так бесили Скарлетт во всех предыдущих партнёрах. Он начал доминировать. Сначала изредка: то встретит с хмурым видом, когда она задержится на работе, то намекнёт, что в коротких юбках со школьными друзьями не встречаются. Потом стал лезть в её методы воспитания. Высказывал, что она слишком много позволяет сыну, осуждал, что она разрешает ему заниматься опасным спортом, когда с его травмами «ему только в шахматы играть». Тогда же Хёрд и предложил съехаться: всё чаще заводил разговоры о совместной жизни, о переезде в другой дом. Обмолвился, что хотел бы завести собственных детей…       Всё это Скарлетт уже проходила. И потерпеть опять — не собиралась ни в какую. Расстаться с Хёрдом оказалось непросто: он и правда сделал для Скарлетт слишком много; она и правда по-настоящему его полюбила. Но он совершил ту же самую ошибку, какую десятки раз совершали до него: так и не понял, что нужно в жизни любимой женщине.       И вот она снова была свободной. Хёрд принял её решение с разочарованием, но без скандала. Однако свобода впервые не принесла ожидаемого облегчения — на душе остался горький осадок, от которого было очень больно. Скарлетт скучала. Впервые страстно хотела вернуться. Но возвращаться назад не давал липкий, разъедающий сознание страх: ведь если она прогнётся сейчас, значит прогнётся и потом.       Скарлетт потребовалось около трёх месяцев, чтобы привыкнуть к жизни без Хёрда. Ещё через месяц к ней вернулась тоска по мужскому телу. Ещё через один женщина стала задумываться, а не ответить ли взаимностью инспектору Уиллису. Увы, в Уиллисе постоянно отталкивало. Он был каким-то чересчур правильным, без искры. На поиск других мужчин уже не хватало времени. Скарлетт вновь затянуло в круговорот обыденности: следствие, коллеги, домашние дела, выкрутасы сына-подростка…       Таких, как Северус, ей не попадалось ни разу.       Первое впечатление, которое Снейп на неё произвёл, было крайне неприятным: грязные, сальные волосы, тёмные круги вокруг глаз, болезненная желтизна кожи. Ему было не так-то много лет, но он словно явился из далёкого прошлого: ходил в старомодной изношенной одежде, какую носили в середине века, косился на технические приборы, будто впервые их видел. Если бы не фотография в паспорте двадцатилетней давности, Скарлетт бы в жизни не поверила, что именно этот человек когда-то разделил её судьбу на «до» и «после». Однако затем, когда Снейп случайно встретился ей на улице, то показался довольно адекватным, даже почти интеллигентным. На алкоголика он не походил: неопрятный вид больше указывал на какое-то физическое заболевание, тогда как ментально он оставался более чем здоровым.       Скарлетт так и не смогла себе объяснить, зачем вообще решила поведать Северусу о сыне. Она не знала об этом странном мужчине ничего, кроме места жительства и размытой информации о его профессиональном прошлом. Однако женщина так устала мучиться вопросом «кто же?», что решила во что бы то ни стало поставить наконец жирную точку в многолетнем расследовании. Как отреагирует Снейп, ей было всё равно. Захочет познакомиться с сыном — хорошо, пошлёт лесом — да ради бога, не больно-то и хотелось.       К её удивлению, мужчина выбрал первое: без протестов, без осуждения. Вцепился в Джеймса, как в спасательный круг. Тогда Скарлетт ещё не знала, что Северус потерял всё, ради чего когда-то жил. Но больше всего поразило другое: то, как его появление воспринял сам Джеймс. Ко всем её мужчинам Джеймс относился с надменностью, с едва уловимым презрением, словно считал их недостойными своей матери. В ранние годы такая придирчивость стоила Сайрусам сотни конфликтов, но Джеймс невероятным образом всегда оказывался прав, когда обвинял очередного претендента на звание отчима в каком-нибудь проступке. Со временем Скарлетт стала прислушиваться к его мнению, хотя и не смогла понять, каким образом Джеймсу удавалось так точно подмечать в её мужчинах всё то плохое, что ускользало от её вроде бы опытного взора. Оттого было особенно удивительно, что этого неказистого, нелюдимого выходца из Скэмдауна великий критик принял сразу же, как только увидел. На первой встрече даже не стал показывать характер — так, чуть прощупал болевые точки для приличия.       Против общения сына с родным отцом Скарлетт не возражала: отчего-то в голове всю жизнь свербило убеждение, что мальчику непременно нужно мужское влияние. Но вот когда она влюбилась в Снейпа сама — этот момент так и остался для коуквортской бомбы незамеченным.       Скарлетт и в голову не могло прийти заводить с ним отношения. Поначалу этот странный человек вообще не походил на мужчину в классическом понимании. Снейп относился к ней как к равной, не реагируя на её женскую сущность. Не доминировал, не прогибался. Был максимально закрыт, холоден и неприступен.       Сначала Скарлетт просто хотела получше его узнать — как-никак решилась доверить ему самое дорогое. Ей понравилось, как Снейп сразу же установил дистанцию: близко к себе не подпускал, вёл себя сдержанно, серьёзно, без малейшего намёка на влечение. Хотя при всей его закрытости опытная леди всё же чувствовала, что зацепила его.       Затем они встретились ещё раз. В отмытом виде Северус оказался вроде даже ничего и как человек показался Скарлетт интересным. Он был умён, рассудителен, со своей странной логикой, которая не всегда была ясна, но тем не менее приводила к правильным выводам. Но главное — Снейп видел в Скарлетт в первую очередь привлекательную личность, и лишь потом — женщину, с которой желал лечь в постель каждый первый. Последнее оказалось до того странно и непривычно, что Скарлетт растерялась. Уже не помнила, когда в последний раз общалась с мужчиной, который питал такой интерес к её разуму, а не к телу.       А затем — она вдруг утонула в этих чёрных, как дёготь, глазах и поплыла.       Её изумило, что Снейп вместо того, чтобы скорей воспользоваться ситуацией (с его-то данными плыли перед ним уж явно не часто), продолжил держать дистанцию, словно и не было у него никаких ответных чувств. А чувств внутри было много. Они росли с каждой встречей, разгорались, как безудержное пламя. Но мужчина упорно продолжал изображать равнодушие, не реагируя на флирт и не оказывая знаков внимания. Скарлетт было интересно узнать, в какой же момент Северус, наконец, сломается.       Ломался он с болью. С титаническим сопротивлением. Скарлетт не сразу догадалась, почему. Поначалу считала, что Снейп просто стеснялся социальной разницы. Он и так был недоволен собой, хоть и скрывал самокритичность, как мог. А тут ещё и проигрывал ей по всем фронтам: и по происхождению, и по месту жительства, и по финансовому положению. Хотя у него определённо было хорошее образование, а в недавнем прошлом — ещё и престижная работа. Но первый поцелуй, который в его случае подозрительно отдавал действительно первым, заставил Скарлетт задуматься: а были ли у него другие женщины? Его нерешительность, зажатость, то, как старательно он избегал интимных тем — всё это было настолько необычно, что вызывало немало вопросов, но вместе с тем подогревало интерес. Северус всё больше привлекал Скарлетт как мужчина, а его странная неприступность лишь выступала катализатором, под действием которого женщина испытывала к нему всё бóльшее влечение.       Скарлетт до сих пор не могла забыть ту панику в его глазах, когда впервые предложила ему близость. Своим предложением женщина будто вторглась за какую-то черту, за которую Снейп под страхом смерти не позволял переступать себе сам. Тогда его резкий отказ здорово задел её. Но когда он ушёл, а она остыла, холодный разум набросал несколько версий. Самый логичный вывод напрашивался сам собой — Скарлетт решила, что Снейп страдал проблемами по мужской части. Эта версия лучше всего объясняла и его загнанность, и упорное нежелание раскрываться. Ей даже стало неловко перед ним: ему и так было нелегко, а тут ударили по самому больному. Реальность же оказалась настолько ошеломительной, что когда Скарлетт ехала от Снейпа домой, её трясло так, что она чуть не въехала в чужой автомобиль.       Ей потребовалось около двух недель, чтобы окончательно уверовать в существование волшебников. Больше всего пугал не сам факт их существования, а то, что из-за их разборок пострадали обычные люди. А главное — в той невидимой войне участвовал и он. Причём на обеих сторонах, и Скарлетт не сразу разобралась, к какой же стороне Снейп относил себя сам. Северус изо всех сил доказывал, что воевал за светлых, но, доказывая это, словно сам себе не верил. Причастность к тёмному миру не давала ему покоя, марала душу, как грязь, от которой никак не удавалось отмыться. Снейп ненавидел себя, но бесконечным раскаянием как раз и отличался от тех, кого мгла поглотила навсегда. Разглядеть оступившегося среди подонков юрист со стажем могла и безо всяких знаний о светлой и тёмной магии.       Новый виток симпатии к Северусу Скарлетт пережила, когда узнала его уже волшебником. Как бы старательно мужчина не прятал эмоции, она прекрасно видела, как тяжело ему было реабилитироваться перед ней после двух месяцев притворства и как страшно было потерять её доверие во второй раз. Скарлетт простила ему всю его ложь, впервые переступив через собственные принципы — Снейп не походил ни на одного другого мужчину, и ей впервые не захотелось его терять.       Как только тайное стало явным, общаться со Снейпом вдруг стало гораздо легче. Северус начал раскрываться, стал искреннее, теплее. Со своим миром он знакомил Скарлетт очень осторожно, делая всё возможное, чтобы она не боялась. Его причастность к изолированному сообществу прекрасно объясняла все его странности: и что в родном городе он вёл себя, как чужой; и что ходил в одежде, видавшей ещё пятидесятые; и что не знал ни названий популярных произведений, ни имён знаменитостей; и что шарахался от хлопков, всякий раз хватаясь за невидимый пистолет (из-за чего Скарлетт изначально сочла его бывшим военным). Даже проблемы Коукворта, которые не обсуждал только самый ленивый, были далеки от Снейпа так же, как от неё — пять исключений какого-то Гэмпса. При этом мужчина поражал её своим интеллектом — не эрудицией, а именно умением мыслить. Хотя и кругозор его тоже был достаточно широк. Снейп хорошо разбирался в естествознании, в социальных аспектах, понимал процессы в политике и экономике. Сам того не ведая, знал некоторые аспекты криминальной психологии; даже пару раз натолкнул Скарлетт на верную версию в её расследованиях. В его аналитическом складе ума было что-то такое родное и хорошо понятное, что женщина-инспектор окончательно потеряла голову.       Как известно, дьявол кроется в деталях. Невероятная мыслительная машина в голове Снейпа превратилась в его же врага, стоило их отношениям вновь развиться во что-то бóльшее, нежели обоюдную симпатию. Каждое новое действие, каждое решение давалось волшебнику с таким трудом, будто он не общался с женщиной, к которой испытывал любовные чувства, а решал стратегическую задачу, где любая ошибка грозилась стать фатальной. И как бы Снейп не пытался изображать уверенного в себе человека, из него так и сквозили необъяснимые, чуть ли не юношеские беспомощность и стыдливость.       На этот раз Скарлетт объясняла его нерешительность тем, что у волшебников просто не принято быстро переходить к делу. Судя по тому, что Северус ей рассказывал, маги вообще были народом очень консервативным. Они даже письма писали перьями! Однако чем дальше Скарлетт его узнавала, тем больше убеждалась в том, что к его заморочкам магическое происхождение ни имело ни малейшего отношения. Снейп просто был таким по натуре: закрытым, неуверенным, с вагоном комплексов и оравой тараканов в башке. От посторонних жалкую сущность скрывал многослойный бетонный замес из холодности, серьёзности, железной выдержки и едкой желчи. Но под сканирующим взором опытной леди этот бетон размокал, как от кислоты, безбожно обнажая ранимого, глубоко несчастного человека, которому ужасно хотелось любить, но который так сильно ненавидел себя за прошлые грехи, что считал себя этой любви недостойным.       Скарлетт тоже умела хорошо играть, поэтому позволяла Снейпу обманываться, с не меньшим профессионализмом делая вид, будто совсем не видит его истинного нутра. Обманывать его было не честно, но безумно интересно. Скарлетт получала огромное удовольствие, наблюдая за тем, как её чары постепенно ломают его стены, высвобождая того, кем Северус являлся на самом деле. Волшебник понемногу оттаивал, привыкал к ней. Уже не цепенел, когда она его целовала, не сжимался в комок в её объятьях. Но по-прежнему впадал в панику при малейших намёках на близость. Хотя Скарлетт отчётливо видела, что Снейп сам её хочет, и поначалу забавлялась тем, что выбивала его из равновесия. Он краснел, бледнел, но продолжал яростно сопротивляться, подавляя желание с каким-то уже патологическим упорством.       Это начинало раздражать. У Скарлетт не было мужчины уже почти год, и мириться с отнекиваниями этого закомплексованного ханжи становилось совершенно невыносимо. Последний раз ей почти удалось его уломать — Снейп загорелся так, что, окажись в голове другое мышление, овладел бы ею прямо в такси. Но вместо этого опять сделал то же, что и всегда: одёрнулся, пустился выдумывать какие-то оправдания, срочные дела. В тот момент Скарлетт хотелось убить его. Ей стоило титанического усилия взять себя в руки и не высказать этому нерешительному мужчине всё, что так её в нём бесило. Когда через день Снейп позвонил, Скарлетт была так зла, что чуть не послала его к чёрту.       Кузен Эдди Пристли приехал очень кстати. Скарлетт с радостью отвлеклась его обществом. Эдди был самым обычным, абсолютно нормальным человеком: открытым, общительным, со своими заморочками и грешками, но и без тёмных тайн за пазухой. Работа в море лишила его возможности завести полноценную семью, но холостяцкий образ жизни его вполне устраивал. Эдди любил выпить и покутить и каждый отпуск заводил себе новую подружку.       Несмотря на фривольный образ жизни свободного раздолбая, у Эдди было одно замечательное качество — он с большим вниманием относился к тем, кто был ему близок. Поэтому душевные терзания двоюродной сестры не смогли ускользнуть от его прозорливого взора. На ненавязчивый вопрос, всё ли в порядке в личной жизни, Скарлетт сначала соврала. Затем пропустила стаканчик, не выдержала и вывалила на Эдди всё, что накопилось в душе. Рассказала про Северуса, про то, как с ним познакомилась. Про его нелюдимость и интимную холодность. Эдди выслушал с участием, не перебивая и лишь изредка уточняя детали. Когда Скарлетт закончила, кузен долго думал, молча пригубливая пиво. Высказал свои предположения: про болезнь, про социальное неравенство — ничего нового предложить не сумел. И тут выдал фразу: «А ты не пробовала с ним поговорить?»       Скарлетт и вправду никогда не говорила со Снейпом прямо. На эту тему. Она ведь видела, как он сам мучился от собственных отговорок. У мужчины могла быть сотня причин, по которым он отказывался перейти к близости, от какой-нибудь неприятной болячки до банального запрета вступать в интим с неволшебниками. Озвучить причины, наверняка, было очень неприятно. Может даже больно и постыдно. Иначе почему Снейп так упорно молчал? А Скарлетт вновь и вновь ставила его в неудобное положение. Напирала. Как Хёрд, как Сандрерс. Как все те люди, которые когда-то пытались перекроить её.       После разговора с Эдди Скарлетт почувствовала себя виноватой. А тут ещё Джеймс вдруг полез с расспросами: «Что у тебя с отцом?»       Звонить Северусу было неловко. Так же, как неловко было идти к нему на встречу. Скарлетт понятия не имела, как завести непростой разговор. Снейп явился взвинченный, сам не свой. Женщина не подала виду, что заметила. Не подала виду, что обижалась на него все эти дни. И вот тут-то он вдруг и раскрылся. Сам. Просто взял и обрушил на неё весь вагон своих комплексов. Признался, как боится потерять её, как боится разочаровать. Скарлетт изумило, что Снейп готов был отпустить её ради её же собственного счастья. Поразило, насколько же глубоко в нём сидела ненависть к собственным ошибкам. Мужчина чуть ли не прямым текстом доказывал, как сильно её не достоин. А она не знала, что сказать в ответ. Как убедить его, что он устраивал её, как никто другой.       Скарлетт совершенно не ожидала, что после всех откровений Снейп вдруг решится. Он словно слетел с катушек. Минут пять нёс какой-то вступительный бред про бутылку вина, которая несколько лет пылилась дома на полке. Скарлетт стояла, не веря своим ушам, и глядела, как его выкручивает от стыда и страха — будто он предлагал не секс, а что-то в край незаконное.       Проводить ночь в самом сердце Скэмдауна не хотелось: этот кошмарный дом в нищем квартале совершенно не располагал к интиму. Но отказать Снейпу Скарлетт не смогла — этого забитого мужчину и так трясло от той дерзости, которую он осмелился предложить. Столь неадекватная реакция почти убедила Скарлетт в том, в чём она подозревала его последние несколько недель. Она догадывалась, что у Северуса было плохо с женщинами. Но даже в мыслях не могла предположить, что всё окажется настолько плохо…       Ощущать себя его первой и единственной было крайне необычно. Это даже заводило. Скарлетт будто окунулась в глубокую юность, когда, уже поднабравшись опыта, совращала новичков. Но показывать превосходство этому несчастному, неуверенному в себе человеку, который каким-то невообразимым образом умудрился довести себя до такого состояния, означало добить его окончательно. Чтобы сгладить столь невыгодное положение своего любовника, Скарлетт полностью ему подчинилась: разрешила делать с собой всё, что он хочет, сделала так, чтобы ему было максимально комфортно. Заставить Снейпа расслабиться оказалось сложно: его переполненный комплексами рассудок был на порядок сильнее тела и до последнего не желал отключаться. Но Скарлетт всё же сумела помочь телу одержать верх.       Секс её не впечатлил. С её опытом у неё было гораздо лучше. Однако, не удовлетворившись физически, Скарлетт неожиданно ощутила удовлетворённость душевную от того, что помогла своему любовнику разделаться с одним из тех бесчисленных демонов, что кишели в его голове. Излечивать этого невероятно умного, стойкого, сильного духом мужчину от такой глупости, как комплекс неполноценности, оказалось приятно. Гораздо приятнее всяких плотских утех. И когда утром Скарлетт увидела, как Северус опять нервничает и впадает в ступор, то уже не винила его. Наоборот, прониклась. Влюбилась. Ещё сильнее.

***

      Последняя неделя октября раздражала непостоянством. Если в девять часов утра комнату заливало солнечным светом, то уже через полчаса, стоило только выйти на улицу, небо затягивала плотная пелена тяжёлых грязно-серых туч. Подгоняемые жестоким ветром, тучи ведь день ползли над городом, грозясь в любой момент обрушиться на прохожих проливным дождём.       Дождь отпугивал громоздкий нескладный зонт. Он, разумеется, занимал много места и при весе всего пятьсот граммов необъяснимым образом ощущался как кирпич. Но пока зонт лежал в сумке, чернота туч оказывалась лишь обманкой, и дождь неизменно миновал город, проливаясь далеко за его пределами. Однако, стоило только хоть раз забыть волшебный талисман дома, как по закону подлости небо тут же извергало на город если не ливень, так мерзкую сопливую изморось.       В один из таких переменчивых дней Джеймс Сайрус, ругаясь через каждые пять шагов, с несгибаемым упорством пёрся по развороченной Индастриал-стрит. Дождь застиг подростка как раз в тот момент, когда он в сухости и сохранности доехал на автобусе до Сейнт-Роджерс и теперь шлёпал прямо по лужам сквозь унылые кварталы Скэмдауна. Перепрыгивать лужи не позволяла старая железная тележка, которую Джеймс волочил за собой. К тележке была примотана скотчем картонная коробка, поверх которой мальчишка натянул от дождя целлофановый пакет.       Индастриал-стрит сменилась узкой улочкой с тесно налепленными кирпичными зданиями. В конце улочки находилась цель его прибытия — убогий закуток с разбитым асфальтом, обшарпанными домами и бетонной стеной, отделявшей всё это безобразие от размытого глинистого берега реки.       Паучий тупик. До знакомства с отцом Джеймс даже не догадывался о существовании подобного адреса. Хотя Скэмдаун всегда славился своим неблагополучием. В середине пятидесятых там селились в основном низкоквалифицированные рабочие — малообразованные, малообеспеченные, безуспешные люди, приехавшие из своих глубинок в тогда ещё сильно индустриальный городок в поисках лучшей жизни. Контингент не располагал к высокой культуре, поэтому в свободное от работы время обитатели района занимались самыми что ни на есть приземлёнными делами: прозябали в местных пабах, пили, собачились, распространяли городские легенды, заводили несчастливые семьи. Их дети, не получая от родителей денег на нормальные развлечения, развлекались тем, что целыми днями ошивались по улицам, занимались вандализмом и приобщались к пагубным привычкам. Затем вырастали и превращались в своих родителей: людей без цели, хорошего образования и надежды на светлое будущее. Те, кому всё же удавалось вырваться из этой индустриальной клоаки, перебирались в соседние районы либо вообще старались уехать из Коукворта навсегда, к чему, впрочем, стремились и жители более благополучных частей города. А уж с закрытием бóльшей части предприятий Скэмдаун стабильно терял и тех, кто, казалось бы, не мог позволить себе переезд даже в прилегающий Бёрнингтон.       Джеймс до сих пор не мог вообразить, при каких обстоятельствах его мать умудрилась познакомиться со Снейпом. Нормальные люди и так обходили этот район стороной, а уж полиция местных жителей и вовсе ненавидела: на Скэмдаун приходилась основная масса бытовых преступлений, на расследование которых хоть и уходило мало времени, но тратилась куча бумаги и нервов от общения с обывателями. И уж мать-то, выросшую как раз среди таких скэмдаун-ненавистников, явно не могло занести в этот район в здравом уме.       Не понимал Джеймс и другого: почему отец — мало того, что человек с высоким интеллектом и высшим образованием, так ещё и, на минуточку, волшебник — до сих пор жил среди этого убожества. С такими способностями, какими Снейп обладал, он должен был уже давно жить где-нибудь в Майями! Ну или на худой конец наколдовать себе особняк под Лондоном.       Отец вообще был странный. Нервный, вечно навострённый, будто в любой момент ждущий угрозы. Имел кучу денег в банке, но почему-то не хотел их оттуда забирать. Умел колдовать, но почти не пользовался своими способностями — только без конца варил какую-то дрянь в котлах и разглагольствовал, что, мол, магия не может всё. Изображал из себя страшного, жёсткого человека, к которому на пушечный выстрел лучше не подходить, а на деле сам боялся своих же новых родственников.       За то время, что Джеймс успел пообщаться со Снейпом, у мальчика сложилось стойкое впечатление, что его отец чего-то натворил и теперь пустился в бега, опасаясь расправы. Хотя, судя по его скупым рассказам, ничего откровенно преступного он не сделал. Да и что такого преступного мог сделать человек, который всю жизнь прожил в стенах закрытого учебного заведения? Да, в волшебном мире прошла какая-то война, но, насколько Джеймс понял, Снейп хоть и был какое-то время членом магической преступной группировки, но вложил огромный вклад в победу именно светлой стороны, так что расправляться с ним теперь было не за что. Но почему-то при всей своей неприязни к Коукворту и вообще к немагическому миру, отец всё равно не желал возвращаться в родной мир.       Несмотря на все странности и некоторые особенности характера, Джеймсу Снейп нравился. В нём было что-то такое магнетическое, что манило к себе, но одновременно не позволяло подойти слишком близко. Снейп относился к Джеймсу, как к взрослому. Не воспитывал, как делали некоторые бывшие ухажёры матери, не пытался с ним дружить, удерживая строгую дистанцию. При этом и не отгонял — всегда выслушивал, пытался понять — и Джеймс необъяснимым образом чувствовал, что может доверять ему.       Джеймс никогда бы не подумал, что воспримет факт о существовании волшебников с таким смирением. Словно и не было в его характере того неуёмного скептицизма, с каким он привык смотреть на мир. В жизни мальчика слишком многое отдавало необъяснимостью. В детстве задевали некоторые маленькие несостыковки с реальностью, после аварии — не давала покоя способность к телепатии. Последние же два года были наполнены столькими мистическими совпадениями, что Джеймс испытывал навязчивое, почти параноидальное предчувствие, будто помимо людей в мире есть кто-то ещё. Кто-то, кто тоже умеет видеть мысли, излечиваться от чудовищных травм с живучестью таракана. Кто-то, кто стоит за всеми загадочными преступлениями, волной прокатившимися по стране.       Для того, чтобы окончательно поверить в невозможное, не хватало последнего кусочка. Того, кто привёл бы Джеймсу материальные доказательства существования нереального. Таким недостающим паззлом как раз и стал родной отец. С появлением Снейпа всё разом встало на свои места. Подросток до сих пор помнил то невероятное облегчение, когда отец объяснил ему, что Джеймс действительно видит чужие мысли, а не галлюцинации из-за какой-нибудь шизофрении. Мальчика даже не расстроил тот факт, что он не может колдовать — страх сойти с ума так отравлял жизнь, что Джеймс был счастлив оказаться просто человеком.       Подход к дому отца преграждала гигантская лужа, раскинувшаяся по всему периметру Паучьего тупика. Остановившись у кромки, Джеймс вытянул шею и стал вглядываться в грязную жижу, выискивая скрытые кочки, по котором можно было бы подобраться к дому. Дождь кончился, но тащиться с тележкой к оставшемуся в начале улицы телефонному аппарату, чтобы попросить отца себя встретить, не было ни малейшего желания.       Заприметив несколько кочек, Джеймс вцепился в тележку покрепче и стал осторожно пробираться через море жижи. Лужа оказалась не такой глубокой — лишь в паре мест полностью закрывала носки сапогов. Добравшись до дома, Джеймс позвонил. По ту сторону двери стояла глухая тишина. Подросток вгляделся в матовое стекло, вставленное в дверь. За окошком стояла непроницаемая чернота. Джеймс был почти уверен, что отец давно стоит где-нибудь посреди коридора и точно так же вглядывается в ответ, навострив волшебную палочку. А не видно его, потому что всегда одет в чёрное.       Отец был очень осторожен. Ходил бесшумно, смотрел по углам, как оперативник на задании. Двери открывал с большой неохотой, хотя Джеймс уже приучился предупреждать его о своих визитах.       Джеймс уже собрался постучаться ещё раз, когда в коридоре, наконец, зашевелились.       — Я же просил тебя позвонить от остановки! — рявкнул Снейп, едва открыв дверь.       — Да тут вроде не глубоко, — небрежно отмахнулся Джеймс.       Снейп хмыкнул и отступил, пропуская его в дом. Джеймс протиснул за собой тележку. Отец запер дверь и, обернувшись, сразу прицепился к примотанной к тележке коробке:       — Это что?       — Сканер.       Его хлёсткий взгляд переметнулся на Джеймса.       — Ты же мне сам разрешил его принести, — беспечным тоном напомнил Джеймс, бесстрашно глядя Снейпу в лицо. — Помнишь, на прошлой неделе?       Было заметно, как у мужчины свело скулы. Крыть было нечем. Джеймса веселило, как в такие моменты отец всегда боролся с желанием что-нибудь рявкнуть.       Подход к нему Джеймс нашёл не сразу. Снейп часто бывал резковат, мог грубо одёрнуть, но то являлось скорее частью непростого характера и отпечатком профессиональной деятельности. О том, что в своей школе зельеделец был самым злобным преподавателем, Джеймс догадался задолго до того, как начал читать его мысли. Для подростка это стало своего рода вызовом: не каждый день приходилось приручать кого-то, кто годами наводил жуть на таких, как ты. Помогало то, что отец сам старался вести себя по-другому, не как со школьником, хоть это и не всегда удавалось.       — Ну и зачем ты это притащил? — холодно спросил Снейп, когда Джеймс отвязал коробку и вытащил из неё сканер.       — Чтобы узнать, что будет с отсканированными фотографиями.       — Твоя мать в курсе, что ты таскаешь сюда её приборы?       — Она им почти не пользуется.       Джеймс аккуратно переложил агрегат на диван и огляделся в поисках розетки. Две стены кабинета скрывало сплошное полотно книжных полок. Единственная розетка, которую удалось выцепить внимательному взору, располагалась под письменным столом и уже приютила вилку от настольной лампы.       — У тебя есть удлинитель? — спросил Джеймс, оборачиваясь к отцу.       Тот мягко скривил губы и покачал головой.       «Блин, я же хотел наш взять!» — Джеймс досадливо приценился к розетке. Если поставить сканер на стол, длины шнура не хватало, но вот со стула до розетки вполне можно было дотянуться.       Воспользоваться розеткой Снейп разрешил, хотя всем видом демонстрировал, что категорически не одобряет подобных манипуляций со своим имуществом.       — Кстати, как у тебя с мамой? — как бы вскользь поинтересовался Джеймс, копаясь в настройках.       — Нормально, — скупо выдавил отец после натянутой паузы.       Интонация прекрасно выдавала яростное нежелание говорить на эту тему. Джеймс не настаивал. Отец вообще довольно болезненно реагировал на любые упоминания своих отношений с мисс Сайрус. Будто в них было что-то неправильное. Но, наверное, отношения действительно развивались хорошо, раз мать у него ночевала. Главное, чтобы опять не начала выдумывать проблемы там, где их нет.       Когда сканер был готов к работе, Джеймс осведомился, есть ли у Снейпа газета, над которой не жалко провести эксперимент. Отец приманил магией несколько газет со второго этажа. Джеймс выбрал одну — с фотографией расфуфыренной дамы в пышной мантии. Дама стояла посреди сцены на фоне тяжёлого бархатного занавеса и сияла улыбкой, как голливудская дива. Джеймс сунул газету под крышку сканера, прижал поплотнее и нажал на кнопку. Прибор с жужжанием выплюнул лист А4 с отсканированной фотографией. Подросток в замешательстве уставился на полученное изображение.       Отсканированная фотография оказалась пустой. На ней остались только предметы интерьера: сцена и занавес. Расфуфыренная дама исчезла. Джеймс выхватил из-под крышки газету: оригинал тоже оказался вымершим.       — Похоже я её сломал, — озадаченно пробормотал Джеймс.       Сзади фыркнули. От неожиданности Джеймс вздрогнул. Снейп стоял прямо за его спиной и с бесстрастным видом глядел на ксерокопию. Заметив замешательство сына, он криво ухмыльнулся и кивнул на газету. Джеймс перевёл взгляд на оригинальный снимок. Из-за бортика фотографии боязливо высунулась голова дамы. Женщина опасливо огляделась и грозно потрясла Джеймсу кулачком.       — Она может выходить за пределы фото? — изумился Джеймс.       — Может, — кивнул Снейп. — А ты думал, она будет тебе позировать? Она, конечно, дура, но не настолько.       Джеймс разыскал в газете другую фотографию, на это раз с любительской командой по квиддичу, и торопливо сунул её под крышку. Жужжание — и сканер выдал обрывок статьи с ещё одним опустевшим квадратиком. Все семь игроков попрятались за кадром, оставив после себя только красивое озеро и лужайку, на фоне которых позировали мгновением ранее.       Хотя Снейп со снобизмом воспринимал попытки Джеймса изучать магию маггловскими способами, но все же не смог подавить любопытства, что произойдёт с колдографиями в сканере и, после ещё нескольких неудачных экспериментов над газетой разрешил отсканировать иллюстрации из книг. На реалистичных картинках все живые существа вели себя схожим образом: прятались за бортики либо в ужасе перебегали на картинки на соседних страницах. С примитивными же изображениями трюк не срабатывал, и сканеру наконец удалось поймать странное животное с щупальцами, похожее на Ктулху, и толпу схематичных человечков, изображавших какой-то обряд. Впрочем, даже здесь человечки сошли со своих позиций, отвернулись или закрыли глаза руками.       — Получается, у изображённых людей есть как бы разум, — задумчиво подытожил Джеймс, перебирая полученные пустые снимки.       — Нет. Если говорить конкретно о фотографиях, то изображения людей просто копируют поведение своих прототипов в тот момент, когда их фотографировали.       — То есть это как бы не фотография, а кусок видео?       Снейп скривил губу, обдумывая ответ.       — Не совсем. Это скорее запечатлённый момент, который изображённый человек бесконечно проживает заново. Если в реальности он сидел на скамье и ел бутерброд — то и на фотографии он тоже будет сидеть и есть бутерброд. Да, он может помахать тебе рукой или сделать какой-нибудь характерный жест, но никогда не станет делать чего-то, чего вообще не было в реальности, например, петь или плясать. Потому что тогда это будет уже другая фотография.       Снейп взял нетронутую газету и нашёл два похожих снимка в качестве подтверждения своих слов. На одной фотографии двое мужчин в мантиях обменивались рукопожатием, а на другой — просто позировали на том же фоне, размахивая руками. Снейп потыкал вторую фотографию пальцем, заставляя человечков испуганно отскочить в разные стороны.       — Единственная ситуация, когда запечатлённые люди могут отступать от заложенного сценария — если фотографии угрожает опасность. Тогда они могут спрятаться или убежать на соседнее изображение, если, конечно, их туда впустят.       — А если я захочу разорвать эту тётку? — поинтересовался Джеймс. — Она ведь не успеет убежать.       — Если рвать быстро, то не успеет.       — И что с ней будет? Она застынет?       — Нет. Будет двигаться, но более ограниченно.       Джеймс с интересом отделил от газеты страницу с первой подопытной. Пышная дама тут же навострилась.       — С этой уже не получится, — лениво махнул рукой Снейп, — она знает, что ты задумал.       Он взял со стола другую газету. Бегло пролистнув в поисках какого-нибудь ещё не пуганного человечка, отец вдруг вернулся на предыдущую страницу, ядовито ухмыльнулся и вырвал лист с фотографией очкастого парня, который пожимал руку какому-то коренастому мужчине в длинной мантии.       — Рви вот этих, — он протянул снимок Джеймсу.       Очкастый уже неоднократно встречался Джеймсу в газетах, однако в последнее время подростка всё чаще преследовала навязчивая мысль, будто он где-то видел это лицо за пределами прессы. Впрочем, подобное чувство Джеймс, в силу своих особенностей, испытывал нередко. После того, как узнал о легилеменции, даже придумал ему термин — «вторичное воспоминание».       — Можно тупой вопрос? — спросил Джеймс, чувствуя, как происходящее начинает веселить, — а им не будет больно?       — Ты совсем-то с ума не сходи, — брякнул отец. — Рви давай. Только быстро.       Джеймс разорвал, не глядя, из-за чего человечки оказались разорваны пополам. На одной половинке фотографии теперь рассеянно топтались две пары ног, а на другой — верхние части туловища очкастого и коренастого продолжали жать руки, только теперь на их лицах застыло недоумение. Коренастый обернулся к Джеймсу и, насупившись, пригрозил ему пальцем. Очкастый вгляделся в подростка, перевёл взгляд на нависшего за его спиной отца и что-то беззвучно выкрикнул.       — Вот, видишь, — профессорским тоном протянул Снейп, показывая пальцем на нижнюю половинку снимка, — они движутся, но только на месте. Уйти никуда не могут, — он отобрал у Джеймса верхнюю часть фотографии. — А тут от них ещё много осталось, поэтому у них больше свободы движений.       Снейп взял половинку в обе руки и аккуратно разорвал ещё пополам. Джеймсу на долю секунды показалось, будто в его глазах блеснула искорка садизма. Отец положил получившиеся полоски на стол. На верхней теперь остались лишь две головы с хлопающими глазами и крайне недовольными лицами, а на нижней — два туловища, как ни в чём не бывало, пожимали друг другу руки.       — Всё равно головы как будто разумнее, — отметил Джеймс, глядя, как коренастый строит гневные рожи.       Снейп поджал губу и, разложив все обрывки перед собой, осмотрел их задумчивым взглядом.       — Ну да, — хмыкнул он после непродолжительного осмотра. — Потому что голова задаёт манеру поведения.       — Так я о том и говорю: значит, у неё разум есть!       — Нет у неё разума! Она копирует поведение, — Снейп раздражённо откинул назад лезущие в лицо волосы и, схватив обрывок с ногами, сунул Джеймсу под нос. — Вот, смотри внимательнее: они по-разному движутся. Поттер на месте стоит, а Руфус на правый бок заваливается, потому что его, по всей видимости, контузящим проклятьем подбили. Так что тело без головы тоже копирует поведение.       Снейп говорил с таким терпеливо-вымученным видом, словно в сотый раз объяснял, почему два плюс два равняется четыре, и был готов вот-вот сорваться. А Джеймс и рад бы был довольствоваться его объяснениями, но никак не мог постичь, как же устроены движущиеся фотографии изнутри. Объяснить этого внятно Снейп не мог и продолжал долбить, что это магия, которую нужно просто принять как данность без описания её природной сути.       — Просто смирись, что есть вещи, не подвластные разуму. Ваши учёные тоже до сих пор не выяснили, откуда появилась Вселенная.       Подростка с техническим складом ума такой расклад не сильно устраивал, но дальнейший спор превращался в замкнутый круг. Отец хоть и производил впечатление невероятно умного человека, но в строение естества явно никогда не углублялся. Да и вообще Джеймс всё больше убеждался, что магическая цивилизация в принципе отличается от людей куда меньшим любопытством к окружающему миру. Хотя научно-технический прогресс у них всё же шёл, если слово «технический», конечно, можно было применить к тем приборам, которыми они пользовались. Магия заменяла волшебникам электричество и источники света, отопительные и холодильные системы, позволяла перемещаться в пространстве и связываться друг с другом, не прибегая к помощи транспортных и телефонных средств. И именно этой универсальностью магия ужасно раздражала как феномен. Она была слишком нелогична, слишком фантастична и шла вразрез с теми законами, которые так логично и понятно объясняли мироздание.       Провести ещё несколько опытов с газетами больше не получалось: почти все человечки на снимках пребывали в таком взволнованном состоянии, что прятались кто куда, едва их страница оказывалась на виду. Снейп собрал измятые сканером газеты и кинул их в камин. Вернувшись к столу, хотел смахнуть в ладонь обрывки фотографий, чтобы тоже их выкинуть, но Джеймс преградил ему путь рукой и ткнул в голову очкастого:       — Слушай, а кто вот это? Всё время на него натыкаюсь.       Снейп бесцеремонно сгрёб обрывки в кулак и презрительно процедил:       — Местная знаменитость.       — И чем он знаменит?       Снейп швырнул обрывки в камин.       — Победил Тёмного Лорда.       — А, так это он «Мальчик-который-одержал-победу», — Джеймс сразу вспомнил одну из статей с таким заголовком и фотографией очкастого. — И как он его победил? Прямо один на один?       — Я не знаю, как он это сделал, — ледяным тоном отрезал отец.       — Он же вроде пацан совсем. Наверное, как я, — бездумно продолжил рассуждать Джеймс.       Снейп повернул голову и смерил подростка оценивающим взглядом.       — Да, — он легонько кивнул, — как ты. Только гораздо тупее.       Джеймс усмехнулся.       — Он тебя бесит?       Сверлящий взгляд Снейпа оставался холодным, но на виске вдруг забилась жилка. Мужчина высокомерно зашипел:       — Если бы за спиной этого героя не стояло полсотни человек, которые делали всю работу и прикрывали ему задницу, он бы уже лет пять как отправился на тот свет из-за своей непробиваемой тупости. А мы бы сейчас не разговаривали тут с тобой, а думали над тем, как прожить хотя бы на день дольше.       Его непроницаемое лицо совсем не сочеталось с тем, сколько яда он вкладывал в свои слова.       — Погоди, — не понял Джеймс, — а зачем вы вообще его прикрывали? И почему именно его?       Снейп отвёл взгляд. Джеймс не считал себя наблюдательным, однако не смог не обратить внимание на то, как у отца напряглись мышцы. Очкастый пацан определённо являлся одной из тех болевых точек, каких у Снейпа было выше крыши и на которые Джеймс постоянно натыкался даже тогда, когда вообще не хотел его задеть.       — Давай сразу договоримся, что ты не будешь спрашивать меня, как устроены пророчества? — напряжённо произнёс Снейп.       Джеймс согласно кивнул. Отец окинул его недоверчивым взглядом и отошёл к окну, встав к подростку полубоком.       — В нашем мире есть волшебники, которые умеют видеть будущее, — холодно начал он. — Они делают пророчества: предсказывают важные события, которые произойдут в ближайшем или далёком будущем. Одно такое пророчество как раз гласило, что должен родиться мальчик, который сможет повергнуть Тёмного Лорда. Таким мальчиком оказался вот этот Поттер. Поэтому мы и готовили его к предстоящей войне.       — И как он к этому относился?       — Нормально относился, — огрызнулся Снейп, — Тёмный Лорд убил его родителей. Ему было за что мстить. Правда, — он оскалился, — у него корона на башке была больше, чем у королевы. Считал, раз он избранный, значит ему всё можно. Поэтому вместо того, чтобы внимать советам старших и набираться опыта, всё время лез, куда не следует. Сколько операций из-за его выкидонов сорвалось!       Снейп вскинул голову и гневно выдохнул.       Внезапно Джеймса повело. Собственные мысли отошли на задний план, продолжая крутиться где-то за затылком, а перед глазами высветилось бледное лицо очкастого на фоне какой-то облезлой комнаты. Очкастый протянул руку с пробиркой… В этот же момент в виске стрельнуло, как от разряда электричества. Джеймс вскрикнул и схватился за висок. Очкастый исчез. Вместо него в глазах поплыли фиолетовые вспышки.       Сбоку раздался выдвигающегося ящика. Через несколько мгновений на плечо легла жёсткая рука отца, а другая пихнула в губы стакан с жидкостью. Жидкость оказалась горькой, и Джеймс инстинктивно оттолкнул стакан от себя.       — Пей давай! — прорычал Снейп, от злости чуть ли не насильно вливая мальчику в рот жидкость. — Это обезболивающее.       Подросток с сопротивлением проглотил тягучую жидкость. Боль в виске сразу отступила, фиолетовые вспышки исчезли. Отец отставил стакан на стол, навис над Джеймсом и, схватив его за обе руки, строго спросил:       — Ты делаешь упражнение, о котором я тебе рассказывал? Концентрируешься на себе?       Джеймс неопределённо повёл плечами. Признаваться, что его запала хватило всего на пару дней, отчего-то стало страшно. Снейп догадался без слов и гневно выпалил:       — Мы же с тобой договорились! Ты тренируешься переключаться на себя, и после я учу тебя контролю!       — Да оно мне не помогает!       — Конечно не помогает! Ты же нихрена не делаешь!       Отец бросил его руки и яростно прошёлся по комнате. Отчасти Джеймс понимал, почему он так бесится. Его воспоминания являлись тем сокровенным, что по идее вообще не должно становиться доступно окружающим. Но Джеймс их видел, хоть и без собственного желания, что конечно Снейпа раздражало. Джеймс бы и сам взбесился, если бы кто-то без спроса влез в его разум.       Отец подошёл к окну и выглянул на улицу. Его яростный взгляд пометался из стороны в сторону. Постояв немного, Снейп резко схватил табуретку и сел напротив. Его горящие чёрные глаза уставились прямо на Джеймса.       — Значит будем тренироваться сейчас, — жёстко высказал Снейп. — Ты проникаешь в моё сознание, а потом пытаешься сам выйти.       Джеймс навострился.       — Не-не, не надо. Я сейчас не хочу.       — Надо! — злобно отрезал Снейп. — Пока ты не начнёшь собой как следует заниматься, тебя так и будет постоянно водить!       Джеймс вжался в спинку стула, не в силах оторваться от этого гипнотического взора.       — Слушай… вообще-то я уже привык их игнорировать…       — Их надо не игнорировать, а уметь отключать!       — Может тебе просто не акцентировать на этом внимание? — неуверенно пробормотал Джеймс. — Вот пока ты мне прямо не говоришь, что я куда-то лезу, я даже не замечаю. Ну, вернее замечаю, но не вникаю.       Снейп оскалил зубы и выговорил с расстановкой, предательски выдающей накалившиеся нервы:       — Ты должен научиться легилементить по-нормальному! Считывать мысли тогда, когда этого хочешь ты, а не когда тебя переклинивает, — он с шумом выдохнул, будто собираясь с духом, — давай, попробуй что-нибудь считать и выйти.       — Ага, чтобы ты меня опять током шарахнул!       Отец сделал медленный вдох и выдох.       — Я больше не буду тебя выбивать.       Джеймс недоверчиво прищурился.       — Попробуй, — повторил Снейп уже мягче.       Джеймс чуть расслабил спину и уставился отцу в глаза, пытаясь сообразить, что надо сделать для того, чтобы уловить чужую мысль. Обычно мысли появлялись в голове сами, при чём порой мальчик даже не смотрел на своих собеседников. Собственный разум был абсолютно пуст и категорически не желал опять подключаться к человеку, который бил за это по мозгам электричеством. Джеймс выждал минуту, вглядываясь в чёрные глаза отца, похожие на два колодца, за которыми скрывался омут кошмара и безумия. «Шумы» не приходили. Джеймс представил перед собой консоль и клацнул пальцем по невидимому пуску…       …В голове возник образ помещения, похожего на смесь погреба и лаборатории. На полках шкафов стоят стеклянные банки с не то соленьями, не то экспонатами кунсткамеры, а на столе выставлена батарея из пробирок. Отец сидит за столом и переливает из одной пробирки в другую какую-то склизкую гадость…       …В помещение входит пожилая женщина в длинной мантии и остроконечной шляпе. Подходит к отцу и начинает возмущаться, по какому праву он оштрафовал Гриффиндор на пятьдесят очков. Снейп парирует, чтобы она научила своих подопечных обращаться с палочками…       — Теперь попробуй выйти.       Голос Снейпа звучал как бы поверх изображения. Джеймс по привычке поднял к виску левую руку, чтобы щёлкнуть пальцами.       — Без рук. Сконцентрируйся на чём-то, что связано с тобой.       …Другой кабинет, тоже погреб. Двое мальчишек — один рыжий, другой мелкий, похожий на очкастого — стоят с понурыми лицам перед письменным столом. Отец нависает над нами и ядовито полоскает их за то, что они летали на машине на виду у магглов…       Своих мыслей не было вообще. Зато вместо них под рукой уже ощущалась невидимая клавиатура. Отец схватил Джеймса за обе руки, не давая клацать по воображаемым клавишам.       — Сосредоточься! Ну же!       …Ещё один кабинет. Просторный, сверкающий. У окна стоит старик с длинной белой бородой и в фиолетовой мантии с золотыми звёздами. Старик спрашивает Снейпа, удалось ли ему убедить Волдеморта в своей преданности…       — Ты слышишь меня?!       …Ночь. Старик стоит посреди какого-то балкона, усталый, измождённый. Чуть поодаль жмётся мальчика — белобрысый, с до смерти перепуганным лицом. Старик с мольбой глядит на отца и произносит: «Северус, пожалуйста». Отец нацеливает палочку…       …И голову пронзает током.       Темнота вокруг постепенно рассеивалась. Вот напротив уже высветился книжный шкаф, а в стороне различился потёртый комод с облупленными углами. Предметы располагались под таким углом, будто Джеймс смотрел на них из положения лёжа. Чья-то рука заботливо обхватила его за голову, а другая мягко подставила к губам стакан.       — Вот, выпей. Осторожно.       Снейп приподнял Джеймсу голову и влил ему в рот какой-то напиток, на этот раз сладковато-кислый. Его рука легонько тряслась.       Сознание медленно прояснялось. Джеймс огляделся и обнаружил, что лежит в кабинете на диване. Отец сидел перед ним весь бледный, с подрагивающей нижней губой.       — Прости меня, — сбивчиво прошептал он, обнимая Джеймса за шею. — Я не хотел. Это… само получилось…       — Меня вырубило?       — Да. Прости, пожалуйста. Я обещал не выбивать…       — Почему меня вырубило?       Снейп обхватил Джеймса за плечи и прижал к себе, как маленького.       — Не знаю, — его голос дрожал. — Честно, не знаю. Так не должно быть. И голова болеть не должна.       После удара подросток чувствовал себя обессилившим, поэтому не сопротивлялся. В голове опять стало пусто, словно все мысли высосало оттуда пылесосом.       — Это из-за аварии?       Снейп рассеянно потеребил Джеймса по волосам.       — Не знаю. Скорее всего.       Джеймс впервые увидел отца в таком состоянии: растерянного и сломленного. Случившееся так его напугало, что с него разом сошла вся спесь, открывшая человека, который, оказывается, умел переживать и бояться.       — Какой же ты сильный, — поражённым голосом прошептал Снейп. — Как тебе вообще удаётся меня считывать?       — Ты сам попросил, — вяло отозвался Джеймс.       — Да. Но ты не должен был этого видеть. Я же закрылся… — Он отнял руку и сокрушённо вскинул голову, — Мерлин, ну почему? Почему же ты не можешь колдовать?!       — А тебе так хочется, чтобы я колдовал? — безэмоционально протянул Джеймс.       Теперь голову опоясывала давящая боль, какая бывает при смене погоды, и мальчику было вообще всё равно, есть у него магические способности или нет. Снейп не ответил и опустил Джеймса на диван с такой бережностью, будто укладывал в коробку хрустальную вазу.       Комната погрузилась в напряжённое молчание. К Джеймсу возвращались мыслительные образы. Блёклые, неоформленные, похожие на фантомы. По потолку разбегалась паутина из трещин облупившейся штукатурки. Такая же штукатурка украшала палаты коуквортской городской больницы, когда её ещё не начали ремонтировать. Воображение дорисовало над головой треногу с капельницей и тянущуюся к сгибу руки трубку.       — Ты считаешь меня неполноценным? — спросил Джеймс, неотрывно пялясь в потолок.       — Нет.       Отец хотел говорить жёстко и уверенно, но в голосе отчётливо слышалась боль. Джеймс оторвал взгляд от потолка и приподнялся на локте. Снейп сидел к нему боком, уперев локти в колени и опустив голову на ладони. Его рёбра механически двигались, выдавая сдавленное дыхание.       Подросток заворочался и неуклюже принял полусидячее положение.       — Давай на чистоту. Я инвалид, да?       Лицо Снейпа яростно вспыхнуло.       — Нет. Нет!       — Да ладно. Я же вижу, как тебя выкручивает от того, что я не колдую.       Губы Снейпа вновь дрогнули. Он отвернулся, судорожно заламывая пальцы, и с надломом выдохнул:       — Что ты хочешь от меня услышать? Да. Ты инвалид. С магической точки зрения. Но это не делает тебя неполноценным.       — Но ты всё равно так думаешь, — лукаво ответил Джеймс.       По телу отца будто прошла судорога. Снейп сделал глубокий вдох и вдруг с жаром выпалил:       — Да! Да, я так думаю! А как бы ты себя чувствовал? Твой единственный ребёнок лишается магии из-за какой-то грёбаной маггловской машины, а ты узнаёшь об этом только семь лет спустя! Я даже сделать ничего не смог! Ты мог бы стать лучшим… из них. Я каждый год таких тупиц учил! Они же все бараны безмозглые. А ты… у тебя же всё есть! Было. Ты даже от меня взял… лучшее…       Снейп закрыл глаза рукой и сдавленно выдохнул. Джеймс молчал. Вся эта яростная тирада, высказанная в его адрес, наверное, должна была звучать обидной. Но отчего-то подростку было всё равно.       Снейп растёр глаза и закинул голову, судорожно выдыхая через рот. Затем надрывно забормотал:       — Прости. Прости, пожалуйста. Я не должен так говорить. Это дурное убеждение. Очень глубоко сидит во мне. Прости. Я не должен так думать. И не хочу так думать… — он сглотнул. — Просто… то, что с тобой случилось… Я ведь даже не знал! Я был в Коукворте летом и не знал, что мой родной сын лежит в больнице в километре от моего дома!       — Ну, ты же не провидец, — безэмоционально произнёс Джеймс. — Откуда ты мог знать? И потом, как бы ты мне помог? Ты же не врач.       — Не знаю, — прошептал Снейп. — Что-нибудь бы придумал. У нас хорошая медицина. Главное, я был бы рядом, когда у тебя начались приступы легилеменции. И тебе не пришлось мотаться по этим маггловским психушкам и переживать весь этот идиотизм.       Джеймс пожал плечами:       — Да я и не переживал особо. Скорее напрягало, когда эта херня только началсь. А потом как-то приспособился.       Отец судорожно сглотнул и медленно повернул голову. Джеймс совсем не ожидал, что эти холодные глаза может затянуть поволокой.       — Ты молодец, — хрипло выдавил Снейп. — Я же говорю, что ты сильный. Гораздо сильнее меня.       Он вытянул руку и, по-отечески обхватив Джеймса за плечо, притянул к себе.       — Прости, — он прижал подростка крепче. — Главное, чтобы теперь тебя самого не напрягало, что ты не можешь колдовать. Это всё мои заморочки. Меня это волнует, потому что, на самом деле, это я неполноценный. Хреновый отец, хреновый человек. И волшебник, наверное, тоже. Я бы в жизни не смог тебя правильно воспитать.       — Почему?       Снейп помолчал, рассеянно теребя подростку волосы, и медленно выговорил, тяжело подбирая слова:       — У меня… очень дурные наклонности. Тёмное начало. Я борюсь с ним, но мне кажется, я мог бы тебя этим заразить, пусть даже не осознанно. К тому же отец должен подавать положительный пример. А я… если б ты только знал, кто я. Какой из меня пример? Я очень жалею, что меня не было в твоей жизни, но так ты хотя бы вырос нормальным, психологически здоровым молодым человеком. И то, что ты лишился большей части магии, не делает тебя хуже. Магия — всего лишь инструмент. Она не делает волшебников лучше магглов. Просто даёт некоторые возможности, которые… по сути ничего и не дают. Только разделяют миры. Ты… ты гораздо умнее многих волшебников. У тебя есть разум. Это намного важнее. И хотя я не очень хорошо тебя знаю, я горжусь тобой. Ты никогда не повторишь моих ошибок. Потому что ты умеешь думать.       — А ты не умеешь? — выдохнул Джеймс ему в плечо.       Отец сглотнул и с болью выдавил:       — Я совершил слишком много плохих вещей, о которых до сих пор жалею. Их бы не случилось, если бы у меня всё было в порядке с головой. Ты же видишь, я… не совсем нормальный.       Джеймс издал пустой смешок:       — Значит, мы оба ненормальные. Так что ты уже меня заразил.       Согнув ноги в коленях, подросток осторожно выбрался из его рук и сел прямо. От смены положения в голове зашумело, и Джеймс невольно прикоснулся к виску. Отец навострился:       — Болит?       Джеймс поморщился.       — Так, немного.       Снейп взял палочку и притянул со стола склянку с зеленоватой жидкостью. Взяв стакан, он наколдовал в него воду и накапал туда несколько капель.       — Выпей ещё, — он протянул Джеймсу стакан.       Подросток скривился и нехотя взял.       — Надеюсь, это не та горькая хрень? — он опасливо глотнул и тут же выплюнул. — Тьфу, ну как знал. У тебя ибупрофена нет?       Снейп настоял на «горькой хрени». Джеймс выпил, морщась от горечи. Несмотря на отвратительный вкус, «горькая хрень» подействовала молниеносно: едва подросток допил лекарство, сдавленность в голове сразу отпустила.       — У тебя раньше так не болела голова? — обеспокоенно спросил Снейп.       — Нет вроде. Она болит, только когда ты меня выбиваешь. Как будто током бьёт.       Лицо отца стало серьёзным. Он задумчиво поводил пальцем по нижней губе.       — Кстати, как ты меня выбиваешь? — поинтересовался Джеймс.       — Окклюменцией. Это обратная легилеменции магия.       — Как она работает?       — Я создаю в сознании ментальный блок и закрываю мысли, которые не хочу показывать. Но такой блок не должен провоцировать боль. Он просто выталкивает из сознания тех, кто уже залез в нежелательную мысль.       — Погоди, ты же сказал, что закрылся!       Снейп медленно кивнул.       — Да, я закрыл несколько воспоминаний… Но ты всё равно в них влез. И я усилил блок, чтобы вытолкнуть тебя, — он озадаченно хмыкнул, — видимо, из-за травмы ты стал чересчур чувствителен к блокирующей магии, поэтому так остро на неё реагируешь.       Джеймс шумно фыркнул:       — И что мне теперь делать?       Отец растёр глаза рукой и устало выдохнул:       — Для начала научиться себя контролировать. А вообще… по-хорошему, тебя надо показать целителю. К сожалению, я больше по мыслительной стороне мозга, нежели по физиологической, поэтому, честно, пока плохо понимаю, что с тобой происходит и как тебе помочь. А так мы хотя бы узнаем, что конкретно в тебе повредилось. Легилеменция — очень продвинутая магия, и странно, что именно она осталась в тебе.       — Видимо, потому что самая продвинутая, — предположил Джеймс.       — Да, но после травм обычно возвращаются более простые способности. Палочковая магия гораздо легче ментальной.       Джеймс хмыкнул:       — А это не может быть потому, что мне обе руки переломало?       Снейп хмуро отмахнулся и погрузился в задумчивое молчание.       Джеймс откинулся на спинку дивана и рассеянно уставился на книжный шкаф. У отца было очень много книг. Так много, что от их вида пестрело в глазах. Почти все книги выглядели старыми и потрёпанными, с затёртыми корешками и жёлтыми страницами, из-за чего кабинет напоминал букинистическую лавку. Да и сам отец был таким же: потрёпанным, пожелтевшим, застрявшим в далёком прошлом. Причём он был почти ровесником матери Джеймса, но выглядел старше своих лет, а поведением и вовсе тянул на человека, который давно отжил своё и навсегда утратил вкус к жизни.       — Кстати, мы с тобой хотели в банк сходить, — неожиданно вспомнил Джеймс.       Снейп очнулся от транса и с непониманием уставился на него. Джеймс напомнил ему про махинацию с липовым завещанием.       — Я пришёл к выводу, что этот вопрос лучше решить через твою маму, — с долей неохоты сказал Снейп. — Для получения наследства нужно обращаться в Министерство магии, а так как ты несовершеннолетний, то без участия матери тебе всё равно ничего не отдадут. К тому же, в Министерстве скорее всего сразу поймут, что ты мой сын, и заставят регистрироваться в Отделе по делам сквибов.       — А как они узнают, что я твой сын, если ты меня официально не признавал? У меня даже фамилия другая.       Снейп скользнул по его лицу буравящим взглядом и выдавил мрачную ухмылку:       — По тебе и без признания видно.       Джеймс невольно провёл пальцем себе по носу.       — Ну хорошо, давай я там зарегистрируюсь. В чём проблема?       — Я не хочу тебя там регистрировать, — твёрдо произнёс Снейп. — Хотя бы потому, что ты не сквиб. И вообще, не хочу привлекать к тебе внимание Министерства.       Джеймс иронично вскинул бровь.       — Ты меня стесняешься?       Отец смерил его пристальным, считывающим взглядом.       — Нет, — его лицо стало серьёзным. — Дело вообще не в тебе. Не нужно им знать, кто твой отец, ясно? Не хочу.       Джеймс в недоумении вытаращился. Снейп нервно вскинул голову и тяжело выдохнул:       — Пойми меня правильно. Меня, конечно, оправдали, но за мной осталось слишком много грехов. И я не хочу, чтобы из-за родства со мной у тебя возникли какие-нибудь проблемы. В нашем мире хватает идиотов — он ядовито скривился, — поверь, я знаю, какие чувства может вызвать сын, похожий на отца. С твоей мамой всё гораздо проще. Магглы не интересны ни Министерству, ни банку, поэтому, чтобы получить наследство, ей не надо ни регистрироваться, ни создавать магическую ячейку: Министерство выдаст разрешение на получение денег, банк переведёт их в фунты и выдаст наличными. Без лишнего шума. Понимаешь?       Джеймс растерянно похлопал глазами.       — Честно? Не очень.       Снейп терпеливо поджал губы.       — Ничего. Просто пойми: в моей жизни сейчас и так всё слишком запутано. И я не хочу впутывать в свои проблемы ещё и тебя.       — А тебе не кажется, что ты сам всё усложняешь? — задумчиво протянул Джеймс.       Отец неуверенно качнул головой:       — Возможно.       — Кстати, как тогда ты собрался показывать меня магическому врачу? В больнице ведь тоже могут догадаться, что я твой сын.       Судя по тому, как беспокойно заметался его взгляд, о таком исходе Снейп не подумал.       — Там нет такой бюрократии, как в банке, — нашёлся он. — Нигде не надо регистрироваться, чтобы получить помощь, — он снова задумчиво почесал нижнюю губу. — Да, надо придумать, как это лучше сделать. Возможно, целитель сможет выставить диагноз и по твоим анализам.       Снейп откинулся на спинку дивана и погрузился в размышления. Джеймс скрестил ноги и стал рассматривать банки, теснившиеся на полке одного из шкафов. В кабинете это был единственный шкаф, которые не содержал книг, из чего подросток сделал вывод, что большинство ингредиентов отец хранил в ящиках, подальше от света. В самой большой банке плавало что-то зелёное и продолговатое, похожее на огурцы.       — Это у тебя в животе урчит? — раздался голос отца.       Джеймс прижал руку к пустому желудку. Снейп решительно поднялся с дивана и поманил его за собой:       — Пошли. Приготовлю тебе что-нибудь.       Джеймс до сих пор не мог забыть тот шок, который испытал, когда впервые увидел его убогое жилище. Как и всё в доме, кухня была старая и довольная убитая. Единственными техническими приборами здесь выступали только пузатый холодильник, заставший ещё правление Гарольда Вильсона, и крохотная микроволновая печь, каким-то боком занесённая в этот лишённый технического прогресса дом. К ведению хозяйства Снейп относился наплевательски: газовую плиту покрывал многолетний слой нагара, дверцы кухонных шкафов болтались на петлях и скрипели при открытии; когда белая плитка фартука давно пожелтела, а между швов повсюду просматривались тёмно-рыжие пятна, похожие не то на засохшие капли жира, не то на плесень. Хотя профессиональная привычка содержать в порядке магическую лабораторию всё же вносила некоторые коррективы, поэтому какой-никакой порядок зельеделец здесь всё-таки поддерживал: хранил каждую вещь на специально выделенном месте, не разводя бардака, и тщательно мыл посуду. Возможно именно поэтому Джеймс и не испытывал чувства брезгливости, когда оставался у него на обед.       Раскрыв холодильник, Снейп осмотрел полки в поисках чего-нибудь, что можно было предложить.       — Тебе лампочку так и не починили что ли? — удивился Джеймс, заметив, что в холодильнике не горит свет.       — Она мне не нужна, — буркнул Снейп, вытаскивая из дальнего угла замотанные в целлофановый пакет сосиски.       Достав сосиски из пакета, он кинул их в кастрюлю и принялся колдовать над плитой. Газом волшебник не пользовался — конфорка загорелась синеватым пламенем от прикосновения палочки. Джеймса посетило расплывчатое подозрение, что и холодильник теперь работал от магии. Снейп сердито кашлянул. Подросток тряхнул головой, и мысль растворилась, превратившись теперь уже в собственную догадку.       — Слушай, всё хотел тебя спросить, — сказал Джеймс, рассеянно уставившись в серое окно, — а кто был этот дед?       — Какой дед? — спросил Снейп, отвлечённо шуруя в ящике с приборами.       — Ну, такой, с длинной бородой. На котором ты меня выбил.       Звяканье вилок в ящике тут же прекратилось. Снейп застыл, на мгновение погрузившись в гробовое молчание, после чего безэмоционально бросил:       — Наш директор.       — Ты о нём часто думаешь, — заметил Джеймс.       Снейп снова сделал паузу.       — Да, наверное.       Несмотря на полнейшее безразличие в голосе, его движения стали дёрганными, что говорило о том, что бородатый дед неспроста циркулировал в его воспоминаниях. Джеймс не смог подавить разгоревшегося любопытства и продолжил:       — А тётка? Такая, старая, с пучком. В очках.       — МакГонагалл, — сразу откликнулся отец, зашерудив в ящике громче, чем надо, и вяло добавил, — декан Гриффиндора.       — Она тебя явно не любит.       Снейп издал пустой смешок:       — С чего бы ей меня любить?       Он выставил палочку над кастрюлей и заставил разварившиеся сосиски выпрыгнуть из кипящей воды на тарелку. Стукнув тарелкой перед Джеймсом, мужчина с грохотом отодвинул стул и сел к сыну боком.       — Мне вот интересно, — спросил Джеймс, отрезая кусок сосиски, — а как бы ты отреагировал, если бы я всё-таки попал в вашу школу?       — Даже не хочу представлять, — бесстрастным тоном произнёс Снейп.       — Не, ну серьёзно?       Отец коротко глянул в его сторону и поджал губу.       — Понятия не имею. Наверное, спуску бы тебе не давал.       Джеймс ухмыльнулся:       — Почему?       Снейп смерил его оценивающим взглядом и коротко произнёс:       — Потому что я себя знаю.       Его голос звучал отстранённо, но Джеймсу всё же показалось, что в глубине промелькнула нотка горечи. Судя по мрачному виду, Снейп уже нафантазировал крайне негативный сценарий развития их отношений, окажись Джеймс учеником Хогвартса.       — Думаешь, мы бы не нашли общий язык? Мы же сейчас вроде нормально общаемся, — сказал Джеймс, следя за выражением его лица краем глаза. Смотреть в открытую подросток больше не решался.       Снейп пусто усмехнулся:       — Это потому, что ты меня мало знаешь. И мы с тобой не в школе. Там совсем другая обстановка: факультеты эти грёбаные, дисциплина… — его тяжёлый взгляд метнулся к Джеймсу, — вот было бы тебе одиннадцать, я бы тебе, наверное, все мозги вынес. Пытался бы воспитывать.       Он выдавил мрачную ухмылку. Однако, когда продолжил говорить, его голос вдруг стал чуточку теплее:       — Ты у меня уже такой взрослый, — Снейп скользнул взглядом по лицу подростка. — Даже не знаю, могу ли я дать тебе что-нибудь теперь.       — Ты мне уже дал! Я хоть о шизы избавился.       Отец мягко кивнул, слабо улыбнувшись. Затем сказал уже серьёзно:       — Ты всё равно особо не обольщайся. То, что у тебя нет психического заболевания, не значит, что надо пускать всё на самотёк. Ты должен научиться контролировать эту магию, и чем скорее, тем лучше. И так столько времени потеряли. А у тебя уже закрепились неправильные ассоциации.       Последняя фраза несколько задела Джеймса. К его изобретению отец мог бы относиться и полояльнее, учитывая, что в борьбе с чужими мыслями подростку совсем никто не помогал.       — А почему я обязательно должен легилементить именно так, как это делаешь ты? — с протестным вызовом заявил Джеймс. — Если мне реально помогает воображаемый джойстик, то почему я не могу его использовать? Главное же достичь нужного результата, разве нет?       Снейп слегка шевельнул скулами, обдумывая ответ.       — Начнём с того, что нужный результат ты далеко не всегда достигаешь. Даже с руками, — он сделал акцент на последнее слово. — А во-вторых, когда ты так крутишь пальцами, это и со стороны выглядит странно, и в принципе может обернуться против тебя же. Вот сломаешь себе пальцы, и что будешь делать? Легилеменция — это ментальная магия. По-хорошему, в ней даже палочка не используется, если, конечно, речь идёт о продвинутом волшебнике. А ты как раз продвинутый, — его голос прозвучал с нажимом, — ты таким родился. И моя задача сейчас — научить тебя правильно управлять твоими способностями, потому что иначе они так и будет тебе мешать или вообще разовьются в какое-нибудь магическое расстройство. Магию нельзя пускать на самотёк, без должного контроля она может стать опасной. А как я могу учить тебя контролю, если я даже не знаю, что у тебя в голове происходит, а ты из-за своих ассоциаций не понимаешь мои объяснения?       Джеймс слушал его строгие нравоучения в пол-уха, а сам задумался о том, как ему вообще удалось подчинить магию собственному воображению. Эта борьба была непростой. Первые «шумы» вызывали у мальчика такой сильный страх, что часто перерастали панические атаки. Джеймс был уверен, что сходит с ума.       О сумасшедших подросток знал не понаслышке. Через три квартала от Академической улицы когда-то жил другой мальчишка, страдавший шизофренией — настоящей, страшной и опасной, без всяких глупых романтический прикрас, какие часто витали вокруг этой болезни. Мальчишку звали Грег, но все ребята в округе называли его нецензурным словом, обозначающим «огромную проблему», и даже «взрослые» пацаны, которые в травле слабых считались закоренелыми знатоками, старались его не трогать. В периоды просветлений Грег вёл себя тихо и был похож на обычного замкнутого ребёнка, который был всегда сам себе на уме. У него имелась воображаемая собака, поэтому он часто шатался в одиночестве по району, волоча за собой пустой поводок. Иногда «собака» сбегала, и тогда Грег отправлялся её искать, с маниакальным упорством обходя одни и те же улицы ровно по четыре раза. Местные ребята часто развлекались тем, что «подсказывали» ему, куда могла убежать «собака», и ржали, когда Грег пытался её там отыскать.       Веселье заканчивалось в тот момент, когда у Грега случались приступы. Тогда мальчик превращался в полнейшее чудовище. Схватив в кулак первое, что попадалось под руку — палку, булыжник — Грег с диким воплем нёсся колотить всех, кто оказывался у него на пути. Бить его в ответ не представлялось возможным: взбесившийся шизофреник не чувствовал боли и продолжал молотить даже тогда, когда в него в ответ кидались камнями. Наносить же ему серьёзные увечья грозило обернуться ещё бóльшими проблемами теперь уже с его родителями или даже с полицией. Поэтому ребятня оперативно предупреждала друг друга, что «настала «серьёзная проблема», и уходила гулять куда-нибудь подальше от местного сумасшедшего. Грега забирали в больницу, пацаны вздыхали с облегчением, а через пару недель «серьёзная проблема» появлялась снова — смирная, заторможенная, с пустым поводком в руках и пустотой в глазах.       Про Грега ходили разные слухи. Кто-то говорил, что во время припадков он видел вместо людей зомби. Кто-то утверждал, что в его голове появляются голоса, которые заставляют его драться. Как бы то ни было, когда Джеймс Сайрус впервые столкнулся со странностями сам, то почти сразу поверил, что его ждёт то же самое.       Первые приступы легилеменции были поистине пугающими. Чужие мысли проявлялись как раз в виде голосов. Они не говорили с Джеймсом напрямую, только бубнили что-то на фоне, но очень отвлекали и ни на чём не давали сконцентрироваться. Голоса говорили о повседневных вещах и часто принадлежали людям, которых Джеймс знал. Рядом с матерью он слышал диалоги её коллег, рядом с Рендольфом — заезженные шутки общих друзей. Рядом с учительницей по математике постоянно ругались она же и какой-то мужик — как выяснилось позже, её тираничный муж.       Новый виток ужаса Джеймс испытал через пару месяцев после начала приступов, когда внезапно осознал, что слышит реальные мысли. Вопреки героям из фильмов, искренне радовавшихся обнаруженным способностям, у критически настроенного подростка радоваться столь неожиданному дару не получалось. У удивительной способности было слишком много «но». Во-первых, смущала нереальность: легиленция казалась слишком фантастической, чтобы происходить на самом деле. Во-вторых, угнетала невозможность отключиться: чужие мысли, которые к тому же часто оказывались неприятными, сами навязчиво лезли в голову. В-третьих, раздражало отсутствие такой способности у других: Джеймсу, конечно, хотелось чувствовать себя уникальным, но такая уникальность слишком тесно граничила с ненормальностью. В-четвёртых, пугала перспектива рассказать о своём даре окружающим: в лучшем случае Джеймсу бы просто не поверили и подняли его на смех, а в худшем — забрали бы в дурдом, а то и вовсе в какую-нибудь закрытую лабораторию.       Сделав столь невообразимое открытие, подросток мужественно продержался целых семь месяцев. Скрывал свою способность, как мог, пытался её игнорировать. Даже почти привык. Но вот в голове закрутились уже не просто голоса, а целые зрительные образы. Доходило до того, что Джеймс даже не мог банально пройти по школьному коридору: всё пространство в голове заполнял бесконечный водоворот из звукового и зрительного шума, который полностью блокировал собственное мышление и ослеплял, не давая ориентироваться.       Образы были настолько навязчивые и так жутко похожие на реальные мысли, что в один прекрасный момент Джеймс сломался. Рассказал о галлюцинациях матери, затем врачу. Так началось его хождение по разным специалистам. Подросток до сих пор удивлялся, как ему хватило ума скрыть реальное положение дел. Слово «шумы» звучало куда безобиднее, чем «голоса» или «глюки», и мальчик ограничился лишь постановкой на учёт у невролога и курсом лёгких психотропных препаратов.       Идея посоветоваться с Грегом возникла из ниоткуда. На тот момент Джеймс ходил с «диагнозом» уже почти два года. Жизнь с постоянной кашей из чужих воспоминаний в голове уже успела стать привычной, но осознание того, что Джеймс являлся телепатом, по-прежнему не давало покоя. Идея обратиться за советом к реальному шизофренику отвращала своим безумием. Но перспектива сойти с ума угнетала куда сильнее, поэтому Джеймс, переступив через гордость, решился выяснить, что чувствовал Грег, чтобы получше подготовиться к возможному ухудшению болезни.       Грегу было уже четырнадцать. В тот период его как раз вывели в длительную ремиссию. Он был смирным и отсранённым, сидел на лавочке посреди раздолбанной детской площадки и крутил в руках пустой поводок. Джеймс долго наблюдал за ним из кустов, пытаясь определить, насколько безопасно будет подойти к нему. Наконец вооружился толстой палкой и вышел на площадку.       — Привет, Грег!       Грег не отреагировал и продолжил крутить поводок, пялясь перед собой стеклянными глазами. Джеймс спрятал палку за спину и шагнул вперёд, чувствуя себя очень глупо и уязвимо.       — Как у тебя дела? Ты сейчас в адеквате?       Грег не ответил. Джеймс опасливо подошёл ещё чуть ближе и робко спросил, понизив голос:       — Можно с тобой поговорить?       Грег поднял голову и поморгал, словно только сейчас его заметил. Джеймс помялся, не зная, как лучше начать.       — Э-э-э, тут такое дело… Меня машина сбила. Ну, ты, наверное, знаешь. И у меня теперь похоже тоже шиза.       Грег беззвучно пошевелил губами, оглядывая Джеймса пустым взглядом, и хрипло сказал:       — С чего ты взял?       Джеймс замялся. Грег изучал его невидящими глазами.       — Ну… Я «шумы» слышу, — Джеймс покрутил рукой, — ну так, не совсем «шумы». Типа как голоса.       На мгновение ему показалось, что лицо Грега стало чуть более осмысленным. Шизофреник задумчиво потеребил в руках поводок, пялясь в пустоту. Джеймс торопливо огляделся, опасаясь, как бы его не заметили посторонние, и вгляделся в выражение лица Грега. Тот снова пошевелил губами и монотонно произнёс:       — Они с тобой говорят?       — Кто?       — Голоса.       Джеймс задумался.       — Да нет… Они просто в башке бубнят, как радио.       Грег молча покивал и погрузился в молчание. Джеймс пытался определить, о чём он думает, но дар, как назло, отключился.       — Я просто хочу понять, что мне делать! — с неожиданным отчаянием выпалил Джеймс. — Ты же, наверняка, с таким сталкивался! Сколько мне ещё осталось?       Отстранённое лицо Грега слегка прояснилось. Он окинул Джеймса пристальным взглядом и спокойно сказал:       — Тебе уже поставили диагноз?       — Нет. Ну, точнее, поставили, но это как бы не психическое.       — Они мешают тебе жить? Голоса?       Джеймс неуверенно пожал плечами.       — Да нет, вроде не мешают. Скорее… — он сделал паузу и обречённо выдохнул, — меня напрягает, что я их постоянно слышу. Они похожи на… мысли. Чужие мысли.       — Они просят тебя о чём-нибудь? — так же монотонно спросил Грег.       — Нет.       — Обвиняют тебя? Ругают?       — Нет. Нет, они вообще со мной не говорят. Я же сказал, это как радио.       Взгляд Грега снова рассеялся. Джеймс уже сотню раз пожалел, что решился к нему подойти. Нужно было быть безумцем, чтобы обратиться за помощью к шизофренику. Пространное молчание Грега начинало раздражать. Выждав около пяти минут, Джеймс отшагнул назад, собираясь уйти, как вдруг Грег очнулся от оцепенения и обратился к нему:       — Если это как радио, то должен быть способ его выключить. Раз говоришь, что они не мешают тебе жить, то это не болезнь.       Джеймс саркастически прыснул:       — И как, по-твоему, я должен их выключить?       Грег равнодушно пожал плечами.       — Это ты уже сам решай. Ты же хозяин своей головы.       Его лицо вновь стало отстранённым. Джеймс в растерянности вытащил из-за спины палку, присел на край скамьи и положил палку рядом. Грег пространно улыбнулся.       Сидеть рядом с этим ненормальным парнем было очень необычно. На мгновение Джеймсу даже показалось, что он был первым, кто решился с поговорить с Грегом по душам.       Грег покрутил между пальцев поводок и повёл глазами вдоль площадки.       — Ты веришь в телепатию? — тихо спросил Джеймс, следя за его лицом.       Грег кивнул. Джеймс задумался. Делиться с Грегом своим секретом было очень страшно. Джеймс посмотрел туда, куда пялился Грег, и тут увидел собаку — лохматую, серую, размером овчарку. Вместо глаз у неё были глубокие шрамы, а громадная пасть, усеянная мелкими зубами в несколько рядов, доходила до самой шеи. «Собака» разинула рот и вывалила длинный шипастый язык.       Джеймс в ужасе подпрыгнул на скамье и зажмурился.       — Не бойся, он не кусается!       Чувствуя, как со страху ноги наливаются свинцом, Джеймс приоткрыл один глаз. «Собаки» нигде не было. Грег протянул руку в пустоту и погладил воздух.       — Это Честер. Он безобидный.       Джеймс вскочил со скамьи и торопливо засеменил прочь. От увиденного его шатало из стороны в сторону — ноги не слушались. Грег окликнул его. Джеймс обернулся, увидел его безумную улыбку и перешёл на бег.       Забыть «собаку» удалось не сразу. Три ночи подряд Джеймса мучили кошмары. Однако, когда на смену шоку пришёл холодный разум, разговор с шизофреником всё же натолкнул подростка на кое-какие мысли. Больше всего его зацепили две фразы: что «шумы» нельзя называть болезнью, пока они не мешают жить; и что Джеймс является хозяином своей головы.       Джеймс стал учиться управлять «шумами». Первое, что сделал — перестал считать их галлюцинациями. Второе — перестал чрезмерно на них зацикливаться. Какого же было его удивление, когда такой подход вдруг резко облегчил его состояние.       Джеймс не помнил, когда в последний раз испытывал такое всеобъемлющее счастье, когда впервые успешно отключил «шум» щелчком пальцев. Оказалось, что для этого всего-то нужно было сконцентрировать на щелчке всё свое внимание. Натренировавшись переключаться на щелчки, подросток пошёл дальше. Провёл аналогию с компьютером и начал воображать, будто блуждает не по чужому сознанию, а по компьютерной игре. Первым делом закрепил ассоциацию с кнопкой выхода и пользовался ею всякий раз, когда наваждение оказывалось слишком навязчивым.       Для более глубокого погружения в чужое сознание простого щелчка уже не хватало, поэтому вскоре Джеймс научился представлять уже не просто кнопку, а целую консоль для передвижения по недрам разума. Правда на деле своим изобретением он практически не пользовался. Магическая способность всё ещё вызывала страх и массу вопросов, поэтому исследовать чужой разум глубоко подросток не решался и намеренно блуждал по чьим-то воспоминаниям лишь изредка, когда им овладевало излишнее любопытство либо когда хотелось проверить какую-нибудь безумную теорию.       Инородные мысли хорошо вытеснялись и собственными эмоциями. В погоне за яркими ощущениями Джеймс начал вести бурную социальную жизнь. Стал много кататься на скейтборде, изучать сложные трюки — чем опаснее, тем лучше — адреналин напрочь вырубал любые телепатические подвижки. Завёл кучу знакомых, стал ходить по разным тусовкам, вечеринкам. Ввязывался с друзьями в разные авантюры, часть из которых сам же и организовывал (одной такой авантюрой стала вылазка на заброшенный завод, где мальчишек чуть не поймал злобный охранник). Развлекался тем, что действовал на нервы нелюбимым преподавателям. Начал интересоваться противоположным полом — правда здесь свою роль скорее сыграл соответствующий возраст, нежели простое желание отвлечься. Так, сам того не ожидая, из незаметного, немного интровертного подростка Джеймс превратился в наглого, дерзкого пофигиста, который успевал везде и всюду, которого знали во всех неформальных кругах Коукворта, которого обожали и ненавидели.       Зимой девяносто восьмого года Грега нашли в петле. Самоубийство нортмурского шизофреника Джеймс воспринял, как личную трагедию, хотя после того разговора больше ни разу с ним не общался. В голове снова зароились мучительные вопросы. Как ему удавалось читать мысли? Происходило ли это на самом деле. К Джеймсу вернулся страх — страх того, что однажды дар завладеет его разумом и навсегда отрежет путь в реальность.       После самоубийства Грега Джеймс твёрдо решил больше не экспериментировать со своими способностями и сфокусировался только на том, чтобы сразу же отключаться. К тому моменту он уже разработал довольно обширную систему жестов и ассоциаций, чтобы быстро покидать чужое сознание. Но и способности не стояли на месте. Они развивались вместе с Джеймсом, становились сильнее, и по сути уже являлись частью его собственного мировосприятия. Поэтому, когда Джеймс попробовал их подавить, сделать это оказалось гораздо сложнее.       О том, что странный дар может быть как-то связан с отцом, подросток задумался всего пару лет назад, когда узнал, что психические заболевания могут передаваться генетически.       В детстве отсутствие отца мальчика не сильно напрягало. Об истории своего появления он знал давно. Сначала догадался сам, затем — призналась мать. Её откровения Джеймс воспринял довольно спокойно. Хотя в душе, конечно, было обидно: у матери было столько возможностей завести полноценную семью, а она залетела от человека, которого видела всего раз в жизни. Но злиться на мать было глупо: она искренне любила Джеймса и была круче любого родительского тандема. К тому же, её свободолюбивый нрав быстро приучил, что личное счастье не должно зависеть от других людей. Так что отец… ну нет его и нет. Вон у Дерека из параллельного класса тоже нет отца. У Саманты он вообще ушёл, когда ей было десять. А у кого-то отец есть, но такой, что лучше б его вообще не было.       И всё же отыскать отца хотелось. После того, как Грег покончил с собой, Джеймс часто думал о своём неизвестном родителе. Каким он был? Кем он был? Был ли он таким же безумцем с фантастическим радаром в голове, или причина сумасшествия Джеймса крылась в злосчастной аварии? Как назло, похожие мысли проскакивали и у матери, что лишь добавляло тревоги.       Отец появился неожиданно. Мать раскопала его в тот самый момент, когда Джеймс особенно остро желал увидеть его.       Северус Снейп был странный. Угрюмый, холодный. С тяжёлым взглядом, болезненным, но грозным видом и несгибаемым стержнем внутри. От него исходила очень странная, чужеродная энергетика — он будто вышел из другого мира. Джеймс до сих пор не мог забыть выражение лица матери, когда она впервые рассказала ему о Снейпе. Её словно разрывало на две половинки: одна слетела с катушек и хотела во что бы то ни стало показать сыну желаемое, а другая хотела поскорее закопать этот призрак прошлого обратно, чтобы больше никогда его не видеть. Однако при первом знакомстве Снейп показался Джеймсу не таким уж отторгающим. Более того, подросток сразу заметил едва уловимый страх, который скрывался за этой железобетонной маской — будто отец и сам боялся знакомиться с собственным отпрыском. На второй встрече у Снейпа вскрылось ещё несколько слабых мест. Джеймс быстро понял, что «чёрт не так уж и страшен» и принялся подбирать к нему ключ.       Снейп был болен. Это отражалось на внешности, однако Джеймса не покидало подозрение, что у отца имелись проблемы и с душой тоже. Он был нервным, напряжённым и всё время ждал какой-то угрозы. Джеймс так и не нашёл в его поведении признаков психического расстройства, но его расшатанное состояние отдавало лёгким помешательством, что наталкивало подростка на тревожные мысли.       Долгое время Джеймсу не удавалось уловить мысли Снейпа. Их словно отсекал от внешнего мира невидимый купол. Джеймсу это понравилось: общаться с человеком, о котором не узнаёшь всего и сразу наперёд, оказалось довольно любопытно. Однако в какой-то момент купол ослабел, и Джеймс увидел то, чего прежде не видел никогда. В мозгах Снейпа вращалась невообразимое месиво из образов и воспоминаний, который вроде и походили на реальные, но отдавали таким ядрёным сюрреализмом, что у Джеймса случилась паника. Увиденное так ужаснуло, что хотелось забиться в дальний угол и плакать от отчаяния. Ведь такая богатая фантазия могла быть разве что у писателя. Но отец не был писателем, а значит… Значит он был психом.       Вторая авария вновь разделила жизнь Джеймса на «до» и «после». Правда на этот раз жизнь «после» наконец повернула подростка к свету. Отец оказался не сумасшедшим, а волшебником. И эта истина — по иронии судьбы, не менее шизофренически безумная — принесла Джеймсу Сайрусу долгожданное успокоение…       — Я тебя очень прошу: начни тренироваться! Для начала хотя бы перестань использовать руки! Жми джойстик мысленно, без рук. Тебе же самому потом проще будет.       Голос Снейпа заставил Джеймса вернуться в реальность. Подросток тряхнул головой и с рассеянным видом уставился на отца. Снейп сварливо выкрикнул:       — Ты слушаешь, что я тебе говорю?       — Да-да, — Джеймс покивал.       На периферии сознания мелькнуло лицо очкастого. Подросток рефлекторно растопырил пальцы над невидимыми клавишами. Снейп гневно на него шикнул. Джеймс сжал пальцы в кулак, ещё раз тряхнул головой, смахивая воспоминание, и обезоруживающе улыбнулся:       — Ладно-ладно, я тебя понял. Постараюсь больше не использовать руки.       Отец хмыкнул, окинув его недоверчивым взглядом, и протянул ему кружку с чаем.       За окном стремительно сгущались сумерки, и Джеймс стал собираться домой. Снейп помог ему упаковать сканер обратно в коробку и закрепил её на тележке с помощью наколдованной верёвки.       На улице устойчиво моросил мелкий дождик. Уличная лампа над входной дверью не горела, поэтому Снейп зажёг волшебную палочку. Выход из дома блокировала большая лужа.       — Давай провожу тебя, — буркнул Снейп, отбирая у Джеймса тележку.       Стукнув по коробке палочкой, волшебник легко оторвал тележку от пола, словно в коробке лежал не десятикилограммовый прибор, а перьевая подушка. Осторожно ступив на ближайшую кочку, Снейп наколдовал сухие островки. На этот раз Джеймс не стал задерживаться, чтобы разглядеть их: вокруг было слишком темно, а отец, в один миг добравшись до края лужи, нетерпеливо подгонял его. Когда подросток преодолел лужу по магическим островкам, Снейп схватил его за локоть и рывком притянул к себе, после чего поднял вверх волшебную палочку и бесшумно пробормотал какое-то заклинание. Дождь над головой сразу же прекратился, хотя вокруг продолжала шелестеть беспрерывная дробь от капель. Джеймс выставил руку. Оказалось, Снейп не убрал дождь совсем, а всего лишь наколдовал невидимый щит, который, подобно зонту, раскрылся над палочкой.       — Пошли, — рявкнул Снейп, утягивая Джеймса за собой.       Поскольку волшебная палочка выполняла роль зонта, пробираться по разбитой улице пришлось в полумраке. Снейп так и не отдал Джеймсу тележку и нёс её сам, удерживая на весу. Обилие луж его не смущало: в темноте он ориентировался не хуже, чем при свете. А может, просто пользовался привилегией местного, который давно выучил расположение всех выступающих участков. Джеймс петлял вслед за ним, напряжённо всматриваясь перед собой и перепрыгивая с одного торчащего булыжника на другой.       На главной улице Скэмдауна, Сент-Роджерс стрит, кипела жизнь. По тротуарам сновали мокрые прохожие, по дороге с шумом проносились ослепляющие фарами автомобили.       Едва вынырнув из мрака, Снейп сразу опустил палочку. По голове тут же застучали холодные капли, и Джеймс поспешно натянул капюшон. Отец и сын дошли до автобусной остановки и спрятались под козырьком. Отец дождался, когда стоявший на остановке человек сядет в автобус, и стукнул палочкой по тележке, возвращая сканеру его прежний вес. Джеймс сел на лавочку и вжался в стеклянную перегородку за спиной, прячась от порывистого ветра.       — До дома сам доедешь? — сухо спросил Снейп.       — Конечно!       Его чёрные глаза напряжённо вгляделись в лицо подростка.       — Точно? Голова не болит?       — Да, всё в порядке.       Снейп потоптался на месте, нервно поглядывая в ту сторону, откуда должен был появиться автобус. В темноте Джеймс не различал выражения его лица, но чувствовал исходящее от него беспокойство. Отец сел рядом и серьёзно проговорил, понизив голос:       — Если заболит, или вообще если станет плохо — сразу звони, хорошо?       Джеймс кивнул. Отец смерил его колким взглядом и отвернулся.       То, как резко Снейп обращался с Джеймсом, совершенно не сочеталось с тем, как он пытался о нём заботиться. Его мысли были недосягаемы: после удара окклюменцей мозг подростка словно самозаблокировался, боясь снова попасть под раздачу. Но на уровне интуиции Джеймса не покидало ощущение, что глубоко в душе отец был совсем не таким, каким подавал себя. Да, в школе со своими подопечными он действительно вёл себя жёстко и агрессивно, «никому не давая спуску». Но для кого-то более близкого Снейп вполне мог повернуться другой стороной. Только вот поворачиваться в открытую упорно не хотел. Даже сейчас изо всех сил маскировал заботу желчью и суровостью — будто боялся, как бы Джеймс не дай бог не подумал, что он умеет быть мягким.       Джеймс не раз ловил себя на мысли, что, попади он в Хогвартс, с отцом действительно было бы сложно. У них были слишком разные картины мира. И если в пятнадцать лет найти к этому ядовитому волшебнику подход оказалось не так уж и сложно, учитывая его сломленное состояние и какой-никакой жизненный опыт самого Джеймса, то лет в одиннадцать-двенадцать Снейп наверняка задавил бы мальчика если не авторитетом, то своим неподъёмным характером. К тому же, Снейп определённо был из тех людей, кто, не реализовавшись в жизни сам, с фанатичным упорством пускался реализовывать несбывшиеся мечты в детях. А мечт у него было выше крыши. Джеймс видел некоторые их обрывки. Какие-то мечты были вполне серьёзные: найти новую работу в каком-то очередном погребе, вступить в более близкие с мисс Сайрус. А какие-то — были смешные или даже жалкие. Например, отец хотел, чтобы Джеймс летал на метле и ловил в воздухе какой-то шарик.       Снейп часто сравнивал Джеймса с очкастым. Джеймс понятия не имел, почему. Несмотря на пафосное прозвище, очкастый производил впечатление крайне заурядного товарища без каких-либо сверхспособностей. Джеймс был абсолютно уверен, что даже в своём искалеченном виде уделал бы этого Мальчика и по мозгам, и по физическим данным. Да и вообще очкастый был ему не конкурент — скучный, неинтересный. Развязному подростку и в голову бы не пришло с ним соревноваться.       К страданиям Снейпа Джеймс относился лояльно. Отец ведь тоже не оправдал многих ожиданий, поэтому его чувства были подростку знакомы. К тому же, за четыре года жизни с легилеменцией Джеймс научился оценивать людей не по мыслям, а по действиям. Снейп, конечно, был с тем ещё приветом, но зато не сбежал от ответственности и принял сына сразу же, без всяких возражений. Даже успел полюбить, хоть и скрывал это, как мог…       — Вон твой автобус.       Джеймс очнулся от мыслей. К остановки плавно подъезжал автобус с сияющей семёркой над лобовым стеклом. Снейп подкатил тележку к раскрывшимся дверям и раздражённо окликнул:       — Давай быстрее!       Джеймс сорвался со скамьи и вбежал по ступеням. Снейп подал ему тележку. Подросток втащил её в салон и, закатив в пустой закуток, предназначенный для детских колясок, выглянул в окно. Отец остановился напротив и отмашливо махнул ему рукой. Джеймс улыбнулся и махнул в ответ.       Автобус тронулся. Снейп постоял на остановке, провожая автобус взглядом, и через пару секунд исчез. Джеймс сел на свободное сиденье около тележки и задумчиво уставился в залитое водой окно.       «Ну ничего, я его доломаю», — он самодовольно ухмыльнулся, — «главное, чтобы мама его не бросила».

***

      Утро встретило жителей Коукворта бескрайними серыми тучами и ледяным порывистым ветром. Скарлетт Сайрус сидела на кухне и прихлёбывала из кружки крепкий кофе. За окном яростно метались ветви куста сирени, и Скарлетт размышляла о том, стоит ли вообще ехать в Стоу-он-Хилл в такую погоду. В этот маленький провинциальный городок на севере графства они хотели съездить уже давно, ещё в середине сентября. Но выбраться собрались только сейчас.       В окно жёстко хлестнули голые ветки. Скарлетт отставила кофе, встала из-за стола и выглянула на улицу. Всё небо затягивала плотная пелена свинцовых туч. Учитывая, что минимум до четырёх часов её сын был занят в школе, перспектива остаться дома в тепле и заняться со своим мужчиной чем-нибудь более интересным казалась всё заманчивее.       Однако, когда мужчина появился на пороге, в кухню издевательски заглянул солнечный лучик. Переступив порог, Северус сразу с деловым видом спросил:       — Ну что, едем?       — Ты хочешь? — с лёгким флиртом спросила Скарлетт. — По-моему, погода — жуть.       — Да я бы не сказал, — пожал Снейп плечами, — ветрено только. Но я могу щит создать.       Скарлетт выглянула в окно прихожей. В этот самый момент в туче образовалась голубая прореха, и площадку перед домом залило тёплым солнечным светом.       Скарлетт оглянулась на Северуса. Он поспешно отвёл взгляд, делая вид, будто разглядывает растительный узор на обоях. Скарлетт мысленно усмехнулась: тащить этого ханжу в постель прямо с утра казалось слишком уж дерзкой затеей. «Ну ничего», — она хитро закусила губу, — «интересным можем и потом заняться».       Натянув поверх блузки свитер, Скарлетт накинула плащ и вышла на крыльцо. Вид из окна оказался обманчивым: женщину сразу обдало ледяным порывом. Скарлетт неприязненно поёжилась. Снейп подошёл сзади и положил руку ей на плечо. Рядом с ним было тепло, и, постояв немного на крыльце, Скарлетт убедилась, что без ветряных порывов на улице и правда было не так уж и холодно.       Заперев дом, Скарлетт направилась к гаражу.       — Может, трансгрессируем? — предложил Северус, помогая ей раздвинуть дверцы гаража. — Далеко туда ехать?       — Минут сорок, — ответила Скарлетт, усаживаясь за руль.       — А трангрессируем мы туда за пару секунд, — иронично заявил Снейп.       — А я хочу на машине! — кокетливо возразила Скарлетт. — С твоей трангрессией так и будем весь день по улицам болтаться. А машине хоть погреться можно.       Коротко усмехнувшись, Снейп покорно махнул рукой и торопливо отошёл, освобождая площадку для выезда.       Скарлетт пока не удалось определить, какие чувства вызывали у Снейпа поездки на автомобиле. В целом волшебник относился к этому виду транспорта с некой надменностью, однако конкретно в её машине всё же проявлял лёгкое любопытство: спрашивал, сложно ли управлять, какой расход бензина, для чего нужна третья педаль.       Дорога в Стоу-он-Хилл не запомнилась ничем примечательным. Они поболтали о том, о сём: Скарлетт поделилась новостями с работы, пожаловалась на сына. В этом семестре Джеймс решил окончательно наплевать на половину предметов, а вчера вообще до половины десятого проболтался у друзей, не сделав уроки. Северус пообещал на него надавить, после чего принялся рассказывать про свою библиотеку и то, как его бесит местное начальство. Тему возвращения в магический мир Скарлетт из деликатности старалась не поднимать — волшебник так вдолбил себе в голову, что возвращаться в родную стезю опасно, что не принимал никакие аргументы и яростно твердил, что ему «лучше жить в Коукворте». Скарлетт аккуратно предложила Снейпу пройти курс переквалификации и устроиться лаборантом.       — Химия же наверняка не сложнее твоих зелий.       Снейп пообещал подумать.       Лестерское шоссе сменилось тихой двухполосной дорогой, ведущий в провинциальный Стоу-он-Хилл. За окном проносились деревенские коттеджи, лениво ползли убранные поля с тёмно-коричневой землёй и пестреющей тут и там пожухлой сорной травой. Кое-где на полях ещё попадалась остаточная сельско-хозяйственная техника, занятая остаточной подготовкой земли к длительной зимовке. Вдали маячил приземистый лесок из голых деревьев и острых, почти чёрных елей.       Но вот коттеджи кончились, и им на смену пришли первые блочные здания в два-три этажа. Вместо полей потянулись городские улицы с одинаковыми постройками. Выехав на главную диагональ, Скарлетт покружила по примыкающим улочкам в поисках свободного парковочного места и нашла одно около старинного особняка с мраморными колоннами. Оставив машину, пара прошлась до конца диагонали мимо относительно современных домов и вышла широкую площадь с кафедральным собором и городским рынком, за которыми начинался старый город.       Стоу-он-Хилл нравился Скарлетт своей средневековой архитектурой. Главной достопримечательностью здесь была расположенная на холме древняя крепость, с которой открывался красивый вид на город. В летнее время тут собирались толпы туристов, но в конце октября, да ещё и в столь переменчивую погоду, окрестности крепости оказались почти безлюдны. Это было даже к лучшему: на людях Северус вёл себя чрезмерно скованно, и Скарлетт надеялась, что здесь он наконец расслабится и станет более открытым.       На стенах крепости из-за сильно ветра людей и вовсе не оказалось. Ветер хлестал по лицу, пронизывал тело насквозь и пробирался даже туда, где, казалось бы, надёжно защищала тёплая одежда. Однако в компании волшебника противостоять жестоким порывам оказалось на удивление просто. Как и обещал, Снейп наколдовал невидимый щит, которым отгораживал их обоих, подобно зонтом, поэтому они смогли спокойно подняться наверх и пройтись по стенам.       Внизу лежал городок, состоявший из каменных песочно-желтоватых домиков. Мелкая черепица крыш блестела мокрым гравием, из-за чего сверху дома походили на остроугольные выступы скал. Остроконечные башенки церквей придавали им динамику, заставляя ландшафт стремиться ввысь. Между кварталами кое-где ещё рыжела остаточная листва, но большая часть деревьев уже полностью оголилась и теперь сливалась с общим коричневато-серым фоном, придавая пейзажу величественно-меланхоличный, завораживающий облик.       Они обошли всю крепость по периметру и вышли на главную смотровую площадку.       — Красиво здесь, — без особых эмоций сказал Северус.       Это был первый раз, когда Скарлетт услышала от него описание собственных чувств. До этого Северус ограничивался исключительно сдержанными, нейтральными комментариями. Оперевшись о застенок, Снейп окинул город пространным взором. В его лице появилась едва уловимая меланхолия, и казалось, что мыслями он перенёсся куда-то далеко-далеко.       Скарлетт тронула его за плечо.       — Скучаешь по своему замку?       Снейп безразлично покачал головой:       — Нет. — Помолчав, хмыкнул и угрюмо добавил, — с чего ты взяла?       — Ну… ты ведь там столько времени прожил.       Северус выдал прохладную ухмылку.       — Почти тридцать лет. Всю жизнь ему отдал, — он мрачно улыбнулся и обхватил Скарлетт левой рукой за спину. — Ничего, у меня теперь свободная жизнь. А это так — остаточное явление.       Он говорил очень твёрдо, с каким-то вызовом, и Скарлетт вдруг казалось, что таким образом Снейп больше старался убедить себя, нежели её. Его правая рука сжимала волшебную палочку, выставив чуть в бок, против ветра. Скарлетт много думала о том, как Северус чувствовал себя в городе среди обычных людей. Человеческий мир сильно его ограничивал. Даже сейчас, в отсутствие посторонних, он постоянно оглядывался, следя за тем, чтобы никто не увидел создаваемую им магию.       Полюбовавшись видом на город, Скарлетт повела Снейпа вниз. Там шквалистый ветер отсекали узкие стены улиц, и можно было не напрягать своего волшебника созданием магических щитов. Внизу Стоу-он-Хилл походил на сотни других старинных английских городков: каменный, компактный, с низенькими домиками, сдержанными вывесками и размеренным ритмом жизни. В отличие от довольно молодого промышленного Коукворта и крупного делового Дерви, Стоу-он-Хилл наслаждался статусом хранителя исторического наследия и жил неспешным сельским хозяйством и тихим кустарным производством. Здесь не было тех уродливых построек из кирпича и бетона, какие россыпью усеивали спальные районы Коукворта; не было пробок и вечно спешащих толп, какие наполняли шумный Дерви. Стоу-он-Хилл можно было с уверенностью назвать большой деревней, нежели городом.       Погуляв по исторической части и осмотрев все основные достопримечательности в виде ратуши, кафедрального собора, трёх церквушек и нескольких извилистых улочек с красивыми средневековыми зданиями, пара вышла на центральную пешеходную улицу в поисках места, где можно было перекусить. Крошечный, глубоко провинциальный Стоу-он-Хилл радовал низкими ценами, и они, намёрзшись на ветру, не стали отказывать себе в плотном обеде в одной из местных таверен. После этого ещё раз прошлись по улочкам и спустились к речушке, огибавшей крепость с двух сторон. Снизу крепость казалась гораздо внушительнее, а две круглые башни, смотрящие на речку, действительно придавали ей облик замка.       Отыскав на берегу лавочку, Снейп осведомился, не устала ли Скарлетт бродить по вымощенным булыжником кривым дорогам, и предложил сесть. Скарлетт нехотя согласилась — хотя от жёстких порывов лавку отгораживал изгиб улицы, ледяной воздух всё равно пролезал под куртку, не разрешая долго сидеть неподвижно. Желание Снейпа передохнуть было скорее предлогом. Как бы он ни притворялся, с его лица так и не сходила тоска при виде башен. Скарлетт позволила ему окунуться в воспоминания и покорно села рядом в ожидании, когда он наглядится на наваждение из прошлого.       Северус с пространным видом блуждал глазами по стенам крепости, погрузившись в себя. Холодное дыхание стремительно осени окутывало женщину. Скарлетт легонько кашлянула. Снейп не отреагировал.       — Признайся, ты же скучаешь? — тихо сказала она.       Северус взрогнул и с непониманием обернулся, не расслышав вопроса.       — Может, тебе всё же стоит вернуться? К своим? — многозначительным тоном спросила Скарлетт.       Северус решительно покачал головой.       — Я не хочу.       Скарлетт с теплотой взяла его за руку.       — Ну кого ты обманываешь? Я же вижу, как ты страдаешь.       Северус побледнел и с немым протестом мотнул головой, плотно сжав губы. По его мышцам стремительно пробежала волна напряжения.       — Ты чего-то боишься? — серьёзно спросила Скарлетт.       — Нет, — глухо процедил Снейп, отнимая руку.       — Но при этом ты боишься, — настойчиво произнесла Скарлетт.       Северус отвёл глаза и попытался сфокусироваться на чём-нибудь. Его беспокойный взгляд прерывисто попрыгал по домикам через речушку, задержался на крепости и уткнулся в землю. Снейп нервозно покусал губу, собираясь с мыслями, и натянуто выдавил:       — Не то чтобы боюсь. Скорее… не хочу внимания.       — Внимания?       Северус коротко кивнул.       — Если я вернусь, мне вряд ли дадут спокойно жить.       — Почему? Тебя же оправдали. Или не до конца? — Скарлетт подозрительно прищурилась, — ты что-то от меня скрываешь?       Снейп побелел и резко затряс головой:       — Нет, нет. Я ничего не скрываю, — он нервозно заломил пальцы. — Просто… это очень сложно объяснить, — его голос стал хриплым. — Представь: я всю жизнь был тихим, незаметным подонком, до которого никому нет дела. Да, меня ненавидели, презирали, но это не мешало мне жить. Главное, никто не знал, что творится у меня на душе. А то, что обо мне думали — я к этому давно привык. Мне плевать. Но потом я стал подонком вселенского масштаба. Меня сделали слишком яркой фигурой, которую не замечал только мёртвый.       — Да, но тебя же оправдали!       — Это не важно, — жёстко сказал Снейп. — Сама подумай: одно дело быть мразью для кучки тупоголовых школьников, которые забывают про тебя сразу же, как только заканчивают Хогвартс, а другое — быть правой рукой Тёмного Лорда, а потом, как выяснилось, ещё и правой рукой Дамблдора! Моя роль была слишком неоднозначной. Да, это было частью плана Дамблдора, но я сам оставил после себя слишком заметный след. Поэтому теперь, если меня и пустят назад, меня опять везде будет сопровождать этот шлейф из оглядок, перешёптываний. Из домыслов.       Северус мрачно скривил губы.       — Я жил так последние два года, так что знаю, о чём говорю. И я устал от этого, понимаешь? Устал о того, как меня воспринимают, устал быть чужим среди своих, — он выдохнул, невольно выдав тяжесть в груди, — хотя я и раньше был чужим. Но тогда всем, по крайней мере, было на меня плевать. И у меня была миссия. Да, неоднозначная, но она хотя бы давала мне смысл. А сейчас… даже не знаю, позволят ли мне спокойно жить сейчас.       Снейп умолк и с мрачным видом уставился в пустоту. Скарлетт робко придвинулась к нему и подбадривающе провела рукой по плечу.       — Мне кажется, ты зря так себя накручиваешь. Конечно, твоё возвращение не останется незамеченным, тем более что ты, по сути, воскрес из мёртвых. Но люди быстро всё забывают. Тебе ведь правда гораздо привычнее жить там. Здесь ты ещё более чужой.       — Я уже привык, — твёрдо отрезал Северус. — К тому же у меня теперь есть ты и Джей. И я не хочу, чтобы они случайно узнали и о вас, — в его глазах вспыхнул яростный огонёк, — их внимание может обратиться и на вас тоже. Вам это не надо. И им не надо знать, что я выжил. Так что пусть это всё останется в прошлом.       Он решительно взял Скарлетт за руку, вздрогнул и резко обернулся:       — Замёрзла? — он схватил её кисть в обе ладони, — у тебя руки ледяные.       — Да ты сам весь синий, — с усмешкой произнесла Скарлетт.       Она деликатно вырвалась из его рук и с трудом поднялась со скамьи. После сидения на холодной скамьи ноги не гнулись. Поёжившись, Скарлетт энергично растёрла околевшие колени. Северус взял палочку и наколдовал невидимый щит.       — Что же ты раньше не сказала! — он резко её за локоть.       — Не хотела отвлекать.       Снейп сердито прыснул:       — Глупость какая! — он нервно покрутил головой, пытаясь сориентироваться. — Где ты машину оставила?       Скарлетт махнула рукой вдоль улочки. Снейп дёрнулся вперёд, грубовато утаскивая её за собой. К его рывкам Скарлетт уже привыкла. Он всегда тогда делал, когда проявлял заботу: сразу усиленно щетинился, чтобы Скарлетт ненароком не решила, будто ему больше всех надо. Даже не догадывался, что она давным-давно его раскусила.       По пути к машине волшебник несколько раз предложил трансгрессировать. Скарлетт возразила, что не для того приехала в старинный городок, чтобы перемещаться по нему телепортацией. Стремительно пройдя старый город насквозь, пара вышла обратно на диагональ и вскоре уже шагала вдоль вереницы припаркованных автомобилей. Оказавшись за рулём, Скарлетт сразу включила печь. Горячий воздух обдал заледеневшие руки и щёки, и Скарлетт расплылась в довольной ухмылке:       — Ну вот, а ты говорил, не надо брать машину.       Северус приложил руки к щелям печи и согласно кивнул, не преминув однако выказать долю скептицизма.       На обратном пути зарядил ливень. Такой сильный, что дворники не справлялись. На въезде на шоссе Скарлетт пришлось снизить скорость.       — Хочешь, водоотталкивающие чары наложу? — предложил Снейп, наблюдая, как она осторожно выправляет машину.       Скарлетт притормозила и съехала на обочину. Снейп высунулся из машины и поводил палочкой над лобовым стеклом. Как бы Скарлетт ни присматривалась, ей не удалось уловить, что именно произошло со стеклом. Когда Снейп вернулся в машину, капли дождя отскакивали от стекла так, будто его покрыли тройным слоем водоотталкивающей плёнки.       — Долго оно так продержится? — полюбопытствовала Скарлетт.       — До дома хватит.       Вести машину с водоотталкивающими чарами оказалось очень удобно. На большой скорости струи воды даже не дотрагивались до стекла, отражаясь от невидимого барьера над ним, из-за чего оно оставалось сухим. Скарлетт даже решилась выключить дворники.       Северус сидел, отвернувшись в боковое окно, и с хмурым видом вглядывался в сплошную стену из дождя. Скарлетт решила, что он снова погрузился в ностальгические воспоминания, и не тревожила его болтовнёй. Мрачный пейзаж за окном добавлял тоски и уныния. Со всех сторон давила серость: свинцовое небо, низко висящее над дорогой, серые поля с пожухлой травой, бесцветные дома, проносящиеся мимо в виде расплывчатых пятен. В сплошном потоке дождя очертания ландшафта размывались, и если бы впереди не маячили красные фонари автомобилей, создавалось ощущение, что мир погрузился в серое бесформенное облако.       — Можно с тобой посоветоваться по финансовым вопросам?       Голос Снейпа прозвучал так неожиданно, что Скарлетт вздрогнула.       — Да, конечно, — она улыбнулась. — Правда я в этом не очень разбираюсь.       Снейп покусал губу, всматриваясь в её лицо.       — У меня есть ячейка в банке. Там лежат все мои сбережения. Но банк магический, поэтому я не могу их забрать, потому что… сама понимаешь.       Скарлетт сразу догадалась, к чему он ведёт.       — Хочешь, чтобы я их забрала?       Северус неуверенно кивнул, явно не ожидая, что она сама предложит. Скарлетт бросила в его сторону колкий взгляд.       — Ну и как я должна это сделать?       — Я напишу липовое завещание на твоё имя. Ты пойдёшь в Министерство магии, получишь разрешение на изъятие денег, и банк выдаст тебе деньги маггловскими наличными.       — Вот так просто? — Скарлетт нахмурилась. — А ты вообще в курсе, что завещание имеет юридическую силу только после заверения у нотариуса? Как ты собрался его заверять, если тебя якобы уже полгода как нет?       Северус нервозно заломил пальцы.       — Я слышал, что у нас достаточно просто рукописного текста.       Его взгляд беспокойно заметался по приборной панели, пытаясь за что-нибудь зацепиться. О таких юридических тонкостях он, похоже, не подумал. Снейп нервно протёр пальцем нижнюю губу и растерянно прошептал:       — Чёрт, неужели придётся решать через сына…       Скарлетт откинула голову на подголовник и устало выдохнула:       — Это всё решается одним махом. Идёшь сам в своё Министерство и говоришь, что выжил. И всё!       Снейп вскипел:       — Не начинай, а?       — Да я просто не могу понять, чего ты так боишься, — сердито прыснула Скарлетт. — Вот чему все эти схемы, махинации? Это же всё опасно и незаконно! К чему, Сев? Ну неужели тебе самому не надоело прятаться? Ты же ни деньги забрать не можешь, ни знания свои нигде применить. К чему всё это? Ну пошумят они немного, когда узнают, ну и что? Неужели их мнение для тебя страшнее вот такой вот тотальной изоляции?       Северус не ответил. Краем глаза Скарлетт видела, как он загорелся, желая высказаться в ответ. Стиснув зубы, Снейп подавил протестные эмоции, и отвернулся к лобовому стеклу, уставившись перед собой охладевшим взором.       До поворота на Коукворт они доехали молча. Затопленные ливнем земляные поля сменились поросшими бурьяном пустырями, за которыми началась серия пригородных деревень. На въезде в город образовался затор. Машины ползли так медленно, что их обгоняли редкие прохожие, семенившие под зонтиками по тротуарам.       Скарлетт с раздражением привстала над сиденьем и вытянула шею, выглядывая поверх машин.       — Там, похоже, авария.       Она нервно обернулась, проверяя, нельзя ли развернуться и поехать в объезд. Сплошная линия запрещала разворот, и машине пришлось плестись вслед за выстроенной вереницей.       Откинувшись в кресло, Скарлетт посмотрела на Снейпа. Он всё так же сидел с безразличным видом, погружённый в себя и не замечающий ничего вокруг.       На первый взгляд его опасения вернуться в родной мир казались Скарлетт слишком преувеличенным. Он выдумывал какие-то глупые аргументы, слепо верил, что возвращение непременно ухудшит его нынешнее положение. Хотя казалось, куда уж хуже: из-за своих способностей и длительной отрезанности от обычного мира Северус не мог найти ни приличную работу, ни нормальный коллектив, в котором не пришлось бы врать. Конечно, с его мозгами этому магическому учёному ничего не стоило переучиться на какую-нибудь маггловскую специальность, но на переквалификацию требовалось много времени, а Снейп уже проигрывал в конкуренции за рабочие места из-за возраста. К тому же у Скарлетт закрадывалось подозрение, что у него было не всё в порядке с маггловскими документами. Снейп как минимум не имел маггловского аттестата о среднем образовании, что сразу осложняло поступление на какой-либо вменяемый курс.       Однако, поразмыслив, Скарлетт пришла к выводу, что нелогичные действия этого опасливого волшебника всё же имели под собой некое основание. С одной стороны, Северусу мешала чрезмерная консервативность. Он в отношениях-то полз черепашьим шагом, до ужаса боясь менять привычный уклад жизни. Чего уж говорить о том, что вся эта привычная жизнь в одночасье рухнула, оставив мужчину один на один с полнейшей неопределённостью. Поэтому, вцепившись, как клещ, в то немногое, что у него осталось, Северус с отчаянием пытался хоть как-то вернуть себе уверенность в завтрашнем дне.       С другой стороны, Снейп был слишком недоверчив. Оправдания в газетах его не убеждали: бичевать мёртвого спустя такой короткий срок считалось кощунством, поэтому откровенно плохо про него пока не писали. Живой поддержки вроде начальства у Снейпа не осталось, так что, по сути, обелением его репутации занимался только какой-то Мальчик, с которым, как Скарлетт поняла, Северус находился в длительном конфликте — не самый надёжный адвокат, учитывая и без того неоднозначную биографию беглого волшебника.       В невиновность Снейпа Скарлетт верила — и как специалист, и как женщина. Но его глубинное прошлое всё ещё покрывало слишком много тумана. Снейп определённо натворил что-то такое, что там ему могли здорово припомнить. А противостоять обществу теперь не хватало ни душевных, ни физических сил. Да и благополучие новой семьи для Снейпа теперь было гораздо важнее, чем собственное будущее.       — Севи? Слышишь меня?       Снейп не отреагировал, погружённый в мысли. Скарлетт тронула его за руку. Снейп вздрогнул и резко повернул голову.       — Если для тебя так важно, чтобы никто ничего не знал… Давай я попробую забрать из банка твои деньги.       Снейп окинул её молчаливым взглядом и покачал головой. Скарлетт вспылила:       — Ты издеваешься?       Он побледнел.       — Нет.       — Тогда в чём дело? Ты что, обиделся на то, что я тебе сказала?       — Нет! — от нервов его аж перекосило. Снейп судорожно сглотнул, собираясь со словами. — Я не обижаюсь, правда! Просто… я не хочу возвращаться. Ты можешь это понять?       В его грубом голосе слышалось отчаяние. Скарлетт кивнула. Северус с усилием проглотил ком в глотке. Его взгляд пометался по её лицу.       — У тебя не получится забрать деньги, — выдавил он. — Я подумал… Ты права. Без нотариуса завещание не будет действительным.       — Хорошо, давай получим их через Джеймса. Ему не нужно завещание, он же твой сын.       Северус нервозно растёр руками лицо и, вскинув голову, обречённо выдохнул:       — Ему тоже просто так ничего не отдадут. Заставят регистрироваться в этом грёбаном отделе.       — В каком отделе?       — По делам сквибов.       — А зачем ему там регистрироваться?       — Потому что он мой сын. А значит тоже волшебник. Пусть и не совсем… правильный.       — О Господи, ну давай зарегистрируем.       Снейп упрямо поджал губы и мотнул головой. Скарлетт с раздражением втянула ртом воздух, чтобы разразиться тирадой, но вовремя осеклась. Северус выглядел очень разбитым, и спорить с ним в таком расшатанном состоянии было бесполезно.       — Хорошо, — натужно выдохнула Скарлетт, заставляя себя успокоиться, — давай я почитаю про ваши законы и узнаю, как проходит процедура наследования. И тогда уже будем решать, как действовать дальше.       Его мрачное лицо слегка просветлело.       — У тебя есть какие-нибудь книги про ваше законодательство?       — Что-то есть.       — Вот и отлично. Дашь мне почитать, а потом мы с тобой что-нибудь придумаем.       Снейп поднял голову и одарил её благодарным взглядом. Скарлетт облегчённо выдохнула и улыбнулась.       Вереница машин лениво ползла через деревню Коусват. Вдали уже пятнадцать минут мозолили глаза синие полицейские огни. Когда огни, наконец, приблизились, Скарлетт привстала над сиденьем, выглядывая вперёд.       — Ну точно авария. Смотри.       Посреди дороги стояли в куче три автомобиля. У двоих были разбиты фары и отвалились бамперы, а третьему влетели в бок так, что всё крыло смялось в гармошку. За аварией на обочине стояла полицейская машина. Один инспектор разговаривал с двумя мужчинами, очевидно водителями первых двух автомобилей. Второй инспектор стоял у машины со смятым крылом и заполнял протокол.       Поравнявшись с аварией, Скарлетт с любопытством оглянулась на машины.       — Кошмар какой, — она кивнула на измятое крыло, — так ведь и насмерть можно убить.       — А из-за чего они столкнулись? — спросил Снейп, с оживлением уставившись на машины. — Здесь же не сильное движение.       — Дорога скользкая. Видишь, ливень какой.       Оформлявший ДТП инспектор поднял голову и, заметив Скарлетт, помахал ей рукой. Скарлетт с ухмылкой бибикнула, отвечая на приветствие, и надавила на газ. Синее ауди вырвалось из затора и понеслось по свободной дороге.       Проскочив оставшиеся домики, машина вылетела на участок пути, ведущий вдоль озера. Его гладь кипела от беспрерывного обстрела каплями. Соседний берег скрывался за стеной дождя, поэтому озеро больше походило на клокочущее северное море.       Скарлетт кивнула Снейпу на озеро.       — Мы так сюда и не съездили. Помнишь, хотели выбраться втроём?       — Ничего, съездим ещё, — задумчиво ответил волшебник, вглядываясь в смутные очертания островка с гостевым домом, проглядывавшим сквозь пелену дождя, как призрачный корабль.       Дорога свернула в сторону, и озеро скрылось за лесополосой. Через пару минут лесополоса прошла, и по обе стороны дороги замелькали знакомые постройки коуквортской окраины. Скарлетт выехала на проспект, проехала перекрёсток, откуда уходил поворот на Академическую улицу и свернула в тихий узкий переулок. Отсюда было очень удобно трансгрессировать: в переулке располагались офисы, окна которых закрывали плотные жалюзи. Скарлетт припарковалась возде здания, отданного под телефонную службу. Здание казалось вымершим: одинаковые окна глядели на улицу темнотой, а двери были наглухо закрыты.       — Ну вот и приехали, — Скарлетт обернулась к Северусу и улыбнулась, — зайдёшь ко мне?       Мужчина неуверенно покачал головой. Скарлетт перегнулась через сиденье и поцеловала его в щёку.       — Пошли? — она ласково провела пальцами по его щеке.       Снейп слабо улыбнулся.       — Да ладно, я к себе пойду.       Он отвёл взгляд и пространно окинул взором улицу. В переулке было безлюдно. Дождь стихал, и всю дорогу теперь заливали глубокие лужи.       — Кстати, по радио говорили, что на следующей неделе будет небольшое потепление, — рассеянно поделился Северус. — Можем съездить на озеро, если хочешь.       Губы Скарлетт растянулись в мечтательной улыбке.       — Если честно, я бы лучше поехала на море. В Тайланд, — Скарлет повернула голову, — ты был когда-нибудь на море?       Снейп покачал головой. Скарлетт озадаченно хмыкнула.       — Надо как-нибудь съездить. Я в феврале как раз планировала отпуск.       Её голос прозвучал слишком решительно, и краем глаза она заметила, как Снейп сразу навострился. Скарлетт усмехнулась и скользнула пальцами по его руке.       — Не хочешь поехать со мной?       Было смешно наблюдать, как он силится сохранять невозмутимый вид, когда внутри уже бушует ураган.       — Думаешь, это хорошая идея? — прохладно проговорил Северус, отнимая руку.       Скарлетт развернулась к нему всем корпусом и приблизилась к его лицу. У Снейпа сразу сбилось дыхание, и, судя по тому, как напряглись плечи, он хотел бы отклониться. Скарлетт хитро прищурилась:       — А почему бы и нет? Ты не хочешь?       Северус отвёл взор, помолчал немного, выравнивая дыхание, и отстранённо бросил:       — До февраля ещё надо дожить.       С каким же несгибаемым упорством этот затворник продолжал выстраивать дистанцию. Будто спасительный «домик» из холодной серьёзности мог хоть как-то скрыть тот трепет, который Снейп до сих пор перед ней испытывал. С его упорством Скарлетт давно пора было его бросить и заняться поисками более сговорчивого мужчины. Но она продолжала давать Северусу шанс за шансом, наблюдая за ним, как за диковинным растением, которое обещало красиво расцвести, но всё никак не приживалось.       Скарлетт прильнула к его плечу. Снейп отвлечённо приобнял её. Сидеть с ней вот так в обнимку ему определённо нравилось: его напряжённость незаметно пропадала, заменяясь тлеющим теплом.       — Волшебники ездят на море? — поинтересовалась Скарлетт, мягко беря его за руку.       — Да.       — А куда?       — Туда же, куда и вы, — рассеянно пробормотал Снейп. — В Испанию, в Турцию.       — Ты был где-нибудь заграницей?       — Нет.       Скарлетт усмехнулась про себя. Можно было и не спрашивать. Удивительно, как Северус вообще в Лондоне-то побывал с таким затворничеством. Она мягко погладила его по руке.       — На чём вы ездите заграницу?       — Используем порталы.       Снейп рассказал Скарлетт про порталы. Столь быстрый способ путешествовать, прикоснувшись к какому-нибудь предмету, привёл её в полный восторг. Мужчина поспешил умерить её энтузиазм и прояснил, что за создание портала тоже нужно платить.       — Всё равно выходит дешевле самолёта, — заметила Скарлетт. — К тому же экономится куча времени, — она хитро заглянула Снейпу в глаза.       — Не думаю, что Министерство Магии разрешит тебе использовать портал, — ровным голосом произнёс Северус. — Магглы плохо реагируют на пространственную магию.       — Да? Почему-то это не мешает тебе со мной трангрессировать!       — Потому что трансгрессия осуществляется на небольшие расстояния, — объяснил он тоном терпеливого учителя. — А портал — гораздо более сложная и опасная магия.       — И что? — воскликнула Скарлетт, — а если бы у меня был муж — волшебник?       Снейп замялся. К его щекам начала подступать краска. Голос сразу осел.       — Но мы же с тобой не супруги, — выдавил он. — Смешанным семьям можно пользоваться порталом. А просто друзьям — нельзя. У нас бюрократии не меньше вашей. Замучаешься доказывать, на каком основании тебе портал нужен.       Его объяснения звучали довольно логично, но отчего-то отдавали бессовестным враньём. Впрочем, Скарлетт давно смирилась с тем фактом, что у Северуса было полно секретов, которыми он совершенно не был готов делиться, из-за каждый раз лез из кожи вон в отчаянных попытках сгладить свою закрытость.       Переборов желание продолжить спор, Скарлетт прижалась к нему покрепче.       — Ладно. Значит полетим самолётом.       Его жёсткое плечо слегка расслабилось. Скарлетт усмехнулась. Как мало было нужно, чтобы вернуть ему зону комфорта.       — Ты когда-нибудь летал на самолёте?       — Нет, конечно, — Снейп любовно провёл рукой по её волосам. — Вот заодно посмотрю.       Скарлетт отняла голову от его плеча и вонзилась ему в губы.       Такие долгие страстные поцелуи вызывали у него фонтан эмоций. С одной стороны, Северус весь загорался страстью, а с другой — цепенел, деревенел и вообще не знал, куда себя деть. Впрочем в последнее время страсть всё чаще одерживала вверх: Северус гораздо быстрее расслаблялся, становился всё более податливым. Вцеплялся ей в бока с куда большей откровенностью. Скарлетт решила, что пора переходить на новый уровень. Мягко обняв Снейпа за шею, навалилась на него и с жаром погладила по груди.       Как и ожидалось, его руки тут же оцепенели и рефлекторно упёрлись ей под рёбра, силясь отстранить женщину от тела. Завершив поцелуй, Скарлетт покорно отпрянула. Северус закрыл глаза и выдохнул через рот. Запахнул куртку и стыдливо натянул её вниз. Даже не догадывался, что его и так выдавали с потрохами раскрасневшиеся щёки и частое движение груди под курткой. В том, как он боролся с собой, было что-то очаровательное. Сразу хотелось его совратить. Вообразив, что с ним будет твориться в её спальне, Скарлетт невольно усмехнулась. Снейп резко дёрнул головой в её сторону.       — Что?       Она расплылась в невинной улыбке:       — Ничего.       Снейп уставился на неё, весь навострённый. Его расширенные зрачки дёргано заметались по её лицу в поисках ответа на вопрос, что спровоцировало усмешку.       — Может, расслабишься уже? — ласково произнесла Скарлетт, игриво толкая его под локоть. — А то у тебя вид, как у инспектора при обыске.       Северус поджал пересохшие губы и с мучительным видом откинулся на подголовник.       — С тобой расслабишься. Каждый раз что-нибудь выкидываешь.       Скарлетт с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Такие претензии ей ещё не предъявляли.       — А что я такого сделала? Я же не виновата, что ты так бурно реагируешь.       Было видно, как изнутри его обдаёт жаром. Снейп нервно сглотнул, скрестил руки у себя на коленях, перекрывая пах, и глухо выдавил:       — Ты меня провоцируешь.       Скарлетт рассмеялась.       — Да ты сам провоцируешься! Заводишься с пол-оборота.       Снейп заалел и стыдливо отвернулся.       Как же он нравился ей вот таким: живым, настоящим, без всей этой выделанной игры в бесчувственного оперативника. И все его слабости, которые Северус с таким рвением давил, не смея проявить, лишь добавляли шарма. Как же Скарлетт хотелось прямо сейчас оказаться с ним в одной постели. Заставить его раскрыться, одичать. Заставить самого убедиться, какой он на самом деле живой и горячий.       Но дома укрощению строптивого мешал сын, а это капризное растение и так сбрасывало бутоны от малейший раздражителей. К тому же, Скарлетт уже столько раз зазывала Снейпа к себе, что становилось неприлично. Проситься открытым текстом к нему было ещё неприличнее: Северус отличался таким невиданным целомудрием, что Скарлетт порой становилось неловко за собственное поведение.       Если только произойдёт чудо, и он озвучит желаемое сам? Второй-то раз уже не должно быть так страшно!       — Если тебе от этого станет легче, мне тоже жарко, — выдохнула Скарлетт, раскидываясь в кресле.       Его грудная клетка колыхнулась чуть сильнее. Снейп промолчал.       «Зараза какая! Ты же понял намёк!»       Снейп поднял глаза. К его лицу уже возвращалась бледность, из-за чего оно становилось привычно непроницаемым. Но едва Скарлетт уловила его взгляд, зрачки тут же расширились, выдавая накалившееся внутри желание. Северус замер, буравя её своими дегтярными глазами и вдыхая чаще обычного. Скарлетт была уверена, что он сейчас выдумает какое-нибудь внезапное дело и сбежит. Снейп выдержал мгновение и вдруг вспыхнул. Резко подался вперёд, схватил Скарлетт за шею и вонзился ей в губы. Это было настолько неожиданно и мощно, что Скарлетт опешила и безвольно размякла в его руках, в которых внезапно появилась сила. Снейп притянул её к себе, затягивая в поцелуе, и приложился всей пятернёй к её бедру.       Скарлетт невольно простонала. Внизу живота стремительно разливалось сладостное томление.       — Господи, что ты делаешь?       — То же, что ты — со мной.       Его низкий шёпот сводил её с ума. Его рука жадно размяла её бедро и двинулась вверх, к груди.       — У меня же Джеймс дома, — жалобно выдавила Скарлетт.       Северус в недоумении вытаращился, не понимая намёка.       «Господи, ты придуряешься или реально такой отбитый?»       Снейп окинул её пристальным взглядом, всё ещё держа за грудь, и тут до него дошло. Северус в смущении отпрянул, снова перекрыл руками пах и с жаром выдохнул, закрывая глаза. Вожделение находилось абсолютно за гранью его контроля. Снейп посидел, часто вдыхая через рот, натужно сглотнул и сдавленно прошептал:       — У меня никого нет. Дома.       Слегка приоткрыв глаза, он метнул в сторону Скарлетт опасливый взгляд. Скарлетт не ответила и уставилась на него с вызывающей полуулыбкой. Было смешно наблюдать, как он колеблется. Никак не решится переступить запретную черту. Тело отказывалось подчиняться. Снейп нервно облизал пересохшие губы и сбивчиво пробормотал, заливаясь смущением:       — Хочешь, пошли… ко мне…       — Пошли.       Его зрачки резко расширились. Он весь зарделся, как безудержное пламя, разъедаемый смущением и внутренним счастьем. Скарлетт обожала видеть его таким: живым, настоящим. Он сразу становился очень молодым. Даже красивым.       Скарлетт повернула ключ зажигания. Снейп резко перехватил её руку и проговорил с настойчивым нажимом:       — Трансгрессируем?       Скарлетт не стала возражать. Этого стеснительного ханжу надо было брать горячим, пока в его безумной мыслительной машине не родилась какая-нибудь очередная глупость. Скарлетт решительно выбралась из салона. Снейп оправил низ куртки, беспокойно оглядываясь, обошёл автомобиль и взял Скарлетт за руку. Его пальцы слегка тряслись. Снейп крепко зажал её ладонь в кулак, воровато огляделся и выудил из кармана волшебную палочку.       — Задержи дыхание. Раз, два…       Под свинцовыми тучами и моросящим дождём Паучий тупик выглядел ещё более убогим и искалеченным, хотя, казалось бы, что могло изуродовать его сильнее. Неудивительно, почему Северус не питал к своему жилищу ни малейших признаков симпатии и с такой неохотой вёл Скарлетт в этот старый дом. Однако после сырой холодной улицы выцветший коридор показался Скарлетт на удивление уютным. Лампа накаливания под головой разливала вокруг тёплый жёлтый свет, похожий на пламя свечи, и женщина невольно представила себя Алисой-в-стране-чудес, которая попала в спичечный коробок.       Этот ветхий дом с тесными комнатками навевал воспоминания о сумбурной молодости, когда Скарлетт, тогда ещё не имея хорошего дохода и в одиночку поднимая сына, снимала квартиры с такими же вот клетушками где-нибудь на окраине Дерви, выбирая жильё не столько по комфорту, сколько по доступности.       Снейп запер входную дверь на обычный замок, затем поднёс к замку палочку и что-то пробормотал. По поверхности двери прошлась рябь голубоватого свечения.       — Баррикадируешься? — иронично спросила Скарлетт.       — Я всегда так запираю, — отрывисто отозвался Снейп.       Родной дом вызывал у него отвращение. Скарлетт прекрасно понимала его чувства. Северус был образованным интеллектуалом, но жить был вынужден здесь, в самом нищем квартале рабочего района. Скарлетт так и не решалась спросить, почему он не мог переехать или хотя бы провести ремонт. С его способностями это, наверняка, было гораздо проще и дешевле, нежели немагическими способами.       «Видимо не так уж проще, раз он до сих пор тут живёт». Дождавшись, когда Снейп снимет куртку, Скарлетт подступила к нему вплотную и нежно обвила руками за шею. Нельзя было позволять ему думать: мужчина остывал так же быстро, как загорался, а глубоко ненавидимый интерьер тушил страсть похлеще противопожарной пены. Поцелуй несколько отвлёк его.       — Хочешь чего-нибудь? — пробормотал Северус, когда Скарлетт оторвалась от его губ. — Выпить?       — Я тебя хочу.       Несчастный! Он никогда не слышал в свой адрес таких слов. Опешил, просветлел. Залился алым, потупил взор. Смущённо улыбнулся. Скарлетт вновь остро ощутила, как же сильно на него давила собственная неопытность. Снейп настолько не верил в себя и в то, что его можно желать, что без словесного подтверждения не был готов принять даже тот факт, что его леди добровольно согласилась зайти к нему «на чай».       Скарлетт повторила то же, что и в машине: затяжно целуя, запустила руку Северусу под свитер. От ласки мужчина снова воспламенился и, поддавшись порыву, грубовато вжал её в лестничные перила. Скарлетт ощутила его мощное вожделение. Северус упёрся ей в живот, жадно разминая ладонями её бока. Затем опомнился, в смущении отпрянул. Скарлетт подбодрила его поцелуем. Снейп неуклюже подхватил её под бок и повёл наверх. От волнения его ощутимо пошатывало, и Скарлетт не уставала поражаться тому, насколько же в его личной жизни всё было запущено, раз его — грозного героя каких-то там войн — так колбасило от одной только мысли о предстоящем сексе.       В спальне запущенность лишь обострилась. Северус так оробел, что его решительности хватило только на то, чтобы снять с себя свитер и пригласить Скарлетт сесть на кровать. Она сразу избавилась от джинсов, чтобы облегчить ему доступ, и игриво полезла к нему в объятья, не давая ни мгновения на самокопание.       Ей безумно понравилось его раздевать. Пока Скарлетт освобождала его от рубашки, Снейп весь полыхал от стеснения, чем полностью выдавал свою неопытность. Боялся смотреть ей в лицо, бессознательно пытался прикрыться. Хотя у него было довольно неплохое тело: гладкое, худощавое, без лишнего рельефа, который конкретно ему бы и не пошёл. Сняв с себя блузку, Скарлетт перехватила его руки и положила себе на талию. Прикоснулась к его груди, заставив мужчину вздрогнуть, начала ласкать. Каждое прикосновение, словно разряд тока, пронзало не привыкшее к ласкам тело. У Снейпа сразу сбилось дыхание, рёбра заходили ходуном. Разгорячившись, он осмелел: нащупал на её спине застёжку бюстгальтера и расстегнул, пылая, как свеча.       Она спустила руки ниже, гладя его по животу, и полезла ему в брюки. Северус ужасно стеснялся своего возбуждения — сразу напрягся, зажался. Скарлетт быстро выбила из него эту ханжескую дурь: пара поцелуев взасос, ритмичные поглаживания — и вот он уже горел настолько, что больше не думал…       Боже, как же он был импульсивен и неопытен. В его объятьях Скарлетт чувствовала себя лет на десять моложе и вместе тем, как никогда, ощущала свою силу. Северус вёл себя, как мальчишка, который только что сдал на права и сел за руль мощного дорогого автомобиля. Скарлетт позволила ему как следует насладиться её телом. На этот раз он старался: хоть Скарлетт и привыкла, что бывает гораздо ярче, сумел доставить ей удовольствие. Она охотно наградила его щедрой чередой сладостных вздохов, хотя, окажись на его месте кто-нибудь другой, вполне бы сдержалась. О таких тонкостях Снейп даже не подозревал и весь сиял от счастья. А она радовалась за него и мысленно забавлялась, как мало ему для этого счастья нужно.       Жаркая близость здорово его разморила. Насытившись любовью, Северус перевалился на спину, часто вздыхая после физической нагрузки, и от усталости даже не стал натягивать на себя одеяло. В чахоточном свете лампы его влажная кожа слегка поблёскивала, обтягивая проступающие рёбра. Скарлетт хотела прильнуть к его телу, но тут заметила на его шее четыре чудовищных рубца. Обычные белёсые, шрамы вздулись и стали алыми, словно налитые кровью.       Отдышавшись, Северус повернул голову в её сторону. Её обеспокоенный вид сразу дал понять, что так смутило её. Снейп откинул с лица взмокшие волосы и осторожно ощупал горло.       — Красные, да?       Скарлетт испуганно кивнула. Снейп задумчиво поводил пальцем по шрамам, затем сел и вытащил из-под себя одеяло. Развернув, накрыл себя и Скарлетт и притянул Скарлетт к себе.       — Не болят? — встревоженно спросила она, глядя на шрамы.       Северус с теплотой погладил её по волосам.       — Нет. Не волнуйся, у меня так бывает.       Стараясь не смотреть больше на шрамы, Скарлетт легла Снейпу на грудь, всё ещё горячую и беспокойную, и мягко взяла его за левую руку. Северус грубо выдернулся.       — Не трогай!       Его голос прозвучал резче, чем он хотел.       — Извини, — растерянно пробормотала Скарлетт.       Северус повернул предплечье внутренней стороной вниз и вежливо проговорил:       — Ничего. Больше не трогай, ладно? — он примирительно провёл другой рукой по её волосам.       — Хорошо.       Снейп откинулся головой на подушку. Его расфокусированный взгляд устремился в потолок. Лицо помрачнело, вновь став серьёзным. Скарлетт вспомнила, что на предплечье у него была татуировка, символизирующая его прошлую связь с преступным миром. Нечто похожее существовало среди маггловских преступников, но для волшебников запретная символика, похожа, имела куда бóльший смысл. Хотя Северус в принципе остро реагировал на всё, что затрагивало его прошлое или его личность.       Скарлетт ласково поцеловала его в висок в попытке отвлечь. Северус рассеяно протянул к ней левую руку, желая обнять, но тут же отдёрнулся и снова опустил предплечье внутренней стороной вниз.       — У тебя там эта штука, да? — Скарлетт осторожно тронула его за кисть.       Снейп отнял руку, уже без нервов, и выставил перед собой, демонстрируя отметину в форме черепа и змеи. Отметина тоже была розоватой и больше походила на выцарапанный чем-то острым рисунок, нежели на татуировку.       — На клеймо похоже, — задумчиво произнесла Скарлетт.       — Это и есть клеймо, — мрачно отозвался Снейп.       — Ты поэтому всегда с длинными рукавами? Летом такая жара была.       Снейп не ответил. Его дыхание вновь стало напряжённым, хотя мужчина старался изобразить максимальное безразличие. Скарлетт приподнялась на локте и взяла его за другую руку.       — Послушай, — она погладила его по руке. — Я понимаю, что тебе неприятно об этом говорить. Но может, тебе не стоит так на этом зацикливаться? Да, это дурное прошлое, ошибка молодости. Но это же… всего лишь метка.       Его охладевшие глаза вспыхнули яростным пламенем.       — Не всего лишь! Это знак преданности Тёмному Лорду. Его ближайший круг.       — Ну и что?       Его жёсткий голос пронзила ненависть.       — Если тебе поставили такую метку, значит ты уже зашёл слишком далеко!       — Но ведь ты давно вышел из этой организации, — мягко сказала Скарлетт. — Значит, ты уже не один из них.       Северус отнял правую руку и жёстко выговорил:       — Это не имеет значения. Раз у меня хватило мозгов так замараться, значит эта дрянь живёт во мне. И плевать, что было потом.       Он дёрнулся и резко сел. Схватил подушку и перевернул другой стороной. Разговоры о прошлом так зарядили его адреналином, что Северус бы охотнее встал с кровати и пошёл бушевать. Скарлетт терпеливо подождала, пока он намечется в поисках удобного положения. Наконец, он лёг и закрыл глаза. Его грудь механически задвигалась, выдавая кипящие внутри эмоции. Скарлетт выждала ещё немного и осторожно спросила:       — Сколько тебе было лет?       Снейп шевельнул губами:       — Восемнадцать.       Она хмыкнула.       — Ну и каких мозгах тогда идёт речь? Ты правда веришь, что в восемнадцать уже хватает опыта, чтобы чётко знать, что правильно, а что нет? Ты слишком строг к себе!       Северус резко раскрыл глаза и гневно выпалил:       — Шутишь? Ты серьёзно пытаешься меня оправдать? Ты мракоборец, чёрт возьми!       Скарлетт снова схватила его за руку, на этот раз твёрдо, и заставила повернуться к себе. Северус свирепо уставился на неё, хрипло дыша от бушующей внутри ярости.       — Послушай меня внимательно, — сказала Скарлетт ровным, настойчивым тоном, с каким обычно вдалбливала прописные истины своему расхлябанному сыну. — Я, конечно, плохо разбираюсь в этих ваших войнах, но тоже много чего повидала. Так что могу с уверенностью сказать, что далеко не все преступления совершаются из-за того, что человек — прирожденный подонок. Я видела очень много молодых ребят, которые впутывались в разные неприятности просто потому, что не могли отличить зло от добра. Это произошло не потому, что они глупые или родились преступниками, а потому что так сложились обстоятельства. Кто-то попал в тяжёлую жизненную ситуацию, кто-то просто вырос в нездоровом окружении — он сам по себе человек не плохой, но не знает, как должно быть правильно. И если в этот момент рядом не окажется кого-нибудь, кто мог бы направить на правильный путь, то ступить на скользкую дорогу очень легко. Потому что сначала в ней видится выход, надежда. Да, порой происходит так, что человек заходит дальше и совершает преступление. И конечно, любое преступление, пусть даже совершённое по-глупости, должно быть наказано. Но если человек осознаёт, что оступился, и раскаивается, то его уже нельзя пожизненно клеймить за ошибку. Это неправильно! Мы все люди, мы все имеем право ошибаться. Так же и с тобой: да, ты совершил глупость. Очень плохую глупость. Но ведь потом ты понял, что натворил. Ты же до сих пор гложишься раскаянием! Так может уже пора простить себя?       Снейп выслушал её молча, не перебивая. Его горящий взгляд, истощавший ненависть и презрение, незаметно сменился горькой надломленностью. Когда Скарлетт высказалась, мужчина отвернулся на спину и поблуждал потухшими глазами по потолку. Помолчал, о чём-то думая, и сдавленно проговорил:       — Сказать тебе, почему я от них отрёкся? — он с судорогой проглотил ком. — По моей вине погиб очень близкий мне человек. — Его взгляд дёрнулся к ней, — понимаешь? Я только после этого задумался.       Скарлетт сочувственно покивала.       — Понимаю. Тебя гложет, что ты бы так и остался в их рядах, если бы не личная трагедия? — она накрыла рукой его правую ладонь. — Давай начнем с того, что ничто нельзя знать наперед. Ты сейчас гадаешь на кофейной гуще: «Что было бы, если бы». Но это уже случилось: ты уже принял правильное решение. Мне правда жаль, что для этого тебе пришлось потерять кого-то, кто был тебе дорог. Но задумываться о своих поступках только тогда, когда их последствия касаются нас самих — это нормально. Человек — эгоистичное существо. Ты не один такой, кто сделал правильные выводы, лишь когда стало слишком поздно. Это происходит сплошь и рядом. Но если бы ты действительно был тем, кем до сих пор себя считаешь, тебя бы ничего не остановило. А ты не просто отрёкся от этих идей, но и пошёл дальше: стал бороться против них! На такое мало кто решится. А ты не побоялся. Значит, в тебе уже больше света, чем тьмы. Разве нет?       Северус упрямо мотнул головой, пялясь перед собой невидящими глазами.       — Я всё это делал ради неё…       — Да послушай ты! — яростно выпалила Скарлетт, вскакивая с подушки. — Помнишь Вайнера, которого недавно посадили? У него из-за бизнеса дочь убили! Единственную, любимую. Знаешь, как он по ней убивался? Похоронил её в гробу размером с квартиру. И что? Думаешь, он после этого задумался и свернул свой бизнес? Хрен там! Всех подозреваемых перестрелял и так и продолжил наркотой торговать. А ты… Если бы это было только ради неё, тебя бы надолго не хватило. Любовь — сильное чувство, но на одной любви, особенно безответной, далеко не уедешь. А ты боролся почти двадцать лет! Не слишком ли невиданное упорство? У тебя уже давно изменилась философия! Просто ты вбил себе в голову, что без личной трагедии не повернулся бы к свету. Откуда ты знаешь, как бы было иначе? Может это вообще была последняя капля?       Скарлетт закинула голову и тяжело выдохнула. Было проще расколоть самого матёрого преступника, чем переубедить этого самокритичного волшебника в том, с чем он жил более двадцати лет. Снейп лежал смирно и буравил потолок немигающими глазами. Скарлетт с отчаянием выпалила:       — Только не говори, что я тебя не убедила!       Северус помолчал, пялясь в пустоту. Его тусклый взгляд рассеянно бродил по потолку. Наконец, мужчина выдохнул и тихо прошептал:       — Может, ты и права.       — «Может», — Скарлетт сердито фыркнула. — Конечно, «может»! Двенадцать лет в полиции проработала — наверное, тоже что-то понимаю! — она с рассерженным видом упала на соседнюю подушку.       Снейп повернул к ней голову. Открыл рот, желая что-то сказать, но так и не решился. Помолчал и снова уставился в потолок. Скарлетт прижалась к его плечу и нежно поцеловала в щёку.       — Что молчишь? — она заглянула ему в лицо. — Ты со мной не согласен?       Северус неопределённо повёл плечами.       — Между прочим, я тоже в молодости совершила кучу всего аморального. И тоже об этом жалею, — Скарлетт любовно провела ладонью по его щеке. — Надо учиться принимать свои ошибки. Ты слишком жесток к себе. Так нельзя. Ещё доведёшь себя до какого-нибудь расстройства. А ты мне нужен здоровым!       Его чёрные глаза внимательно просканировали её лицо.       — Ладно, — прошелестел Северус. — Постараюсь поменьше об этом думать.       — Ну, слава богу.       Снейп слабо улыбнулся. Скарлетт безумно нравилось, когда он улыбался — он сразу скидывал лет десять. Она мягко коснулась губами его шеи. Северус слегка отвернул голову, открывая здоровую сторону. Трогать шрамы он не разрешал, но Скарлетт и сама старалась не задевать их. Скарлетт с чувством приложилась к ложбинке между шеей и выступающей ключицей. Ей нравилось наблюдать, как у него меняется дыхание. Сначала сдержанное, напряжённое, оно учащалось, становилось глубже. Снейп с наслаждением закрыл глаза и раскинулся, разрешая погладить себя по торсу. Затем дёрнулся, толкнул Скарлетт на подушку и навалился сверху.       Нетерпеливый стук в окно застал любовников врасплох. От неожиданности оба подскочили. Скарлетт обернулась к чёрному окну и вскрикнула, чувствуя, как сердце убегает в пятки. За стеклом шевелилась что-то мохнатое, похожее на голову с копной пёстрых растрёпанных волос. Голова повернулась, и в комнату уставились два огромных жёлтых глаза.       — Сова? — Скарлетт ахнула. — Смотри, там сова!       Северус сорвался с подушки и хотел встать, но тут осознал, что был полностью раздет, и принялся торопливо натягивать исподнее. Скарлетт села, прикрыв грудь одеялом, и с любопытством вытаращилась на диковинную птицу — раньше ей доводилось видеть живых сов лишь в зоопарке. Кое-как одевшись, Северус кинулся к окну.       — Спугнёшь! — воскликнула Скарлетт, но Снейп уже схватился рукой за раму и дёрнул на себя.       Окно со скрипом отворилось, и сова, к огромному изумлению Скарлетт, впорхнула в комнату. Взгромоздившись на спинку стула, птица протянула Северусу мохнатую лапу с длинными острыми когтями. Снейп сорвал с лапки какую-то бумажку и развернул.       — Почта, — небрежно бросил он на немой вопрос своей подруги.       — Почта? Ты издеваешься?       Снейп разгладил бумажку и показал. Бумажка была размером с половинку печатного листа и имела форму почти ровного прямоугольника. Взглянув на текст, Северус бегло прочёл, коротко ухмыльнулся и махнул сове рукой, сгоняя её со стула. Сова с угуканьем перепрыгнула на подоконник и вылетела. Снейп запер окно и вернулся к кровати. Скарлетт с вызовом уставилась на него, немым взором требуя разъяснений. Волшебник сел рядом и невозмутимо произнёс:       — Да, у нас совы разносят почту. Как ваши голуби.       Он всегда рассказывал о магических явлениях таким буднично-ленивым тоном, каким уставший родитель в сотый раз объясняет ребёнку, почему небо голубое. Конечно, для него совиная почта была такой же обыденностью, как для Скарлетт — телевидение и факс. Но магические изобретения всё равно казались до того необычными, если не сказать — извращёнными, что Скарлетт нервно захихикала. Снейп тепло усмехнулся и протянул ей письмо. Скарлетт прочла:       «Здравствуйте, мистер Браун!       Информирую вас, что в мою лавку поступила новая партия ингредиентов из органов линдворма. Если вам ещё нужна высушенная селезёнка, буду рад вам её предложить.       С уважением, Ц. Блэкхол».       — Кто такой мистер Браун? — поинтересовалась Скарлетт.       Снейп самодовольно ухмыльнулся:       — Я.       Скарлетт удивлённо вскинула бровь. Снейп картинно развёл руками:       — Ну, мне же надо как-то выбираться в магический мир.       Он рассказал, как перевоплощается в своего коллегу из библиотеки.       — А ты не ищешь лёгких путей! — с усмешкой заявила Скарлетт.       — Не начинай, пожалуйста.       — Ладно.       Северус придвинулся к ней и трепетно поцеловал в висок.       — Будешь ужинать?       Скарлетт оглянулась на стоявший на тумбочке механический будильник. Сердце ёкнуло. Уже девять.       — Ох, извини. Наверное, нет, — Скарлетт закусила губу. — Уже поздно. Мне же ещё отчёт дописать надо. И еду на завтра приготовить, — она усмехнулась, — а то у меня Джеймс тот ещё кулинар. Ни черта не умеет.       — Вот заодно и научится, — иронично отозвался Снейп.       Скарлетт виновато опустила глаза.       — Не обижайся, я правда засиделась. Мне завтра в шесть вставать.       Снейп с пониманием кивнул. Скарлетт выбралась из-под одеяла и собрала с пола свою одежду. Было забавно наблюдать, как Северус сразу заалел, увидев её обнажённой, и поспешил удалиться с максимально деловым видом, хотя каких-то пять минут назад сам же трепал её тело, забыв о стеснении.       Когда Скарлетт оделась и спустилась вниз, Снейп по-джентельменски помог ей облачиться в плащ и предложил доставить обратно к машине. После жаркого вечера в тёплой постели уличный воздух ощущался особенно зябким, и Скарлетт впервые по-достоинству оценила трансгрессию. Затхлый Паучий тупик в один миг превратился обратно в переулок. Скарлетт отблагодарила своего волшебника поцелуем.       — Тогда решим на счёт денег, да? — осторожно напомнил Северус, подводя её к машине.       — Да, конечно! — Скарлетт открыла дверцу машины. — Кстати, совсем забыла, — она резко обернулась к Снейпу и кокетливо заглянула в глаза, — послезавтра же Хэллоуин. Не хочешь прийти к нам на ужин? Посидим все вместе: ты, я и Джеймс.       Снейп немного помялся, беспокойно отводя взор.       — Ну… можно, конечно.       Скарлетт тут же чмокнула в щёку, не давая времени на продолжение ответа.       — Вот и славно. Тогда созвонимся ещё.       Снейп неуверенно кивнул.       — И не вини себя больше за прошлое, ладно?       — Ладно. Постараюсь.