Терпко-сладкий

Кинематограф – индустрия обмана. Именно к такому выводу пришёл Осаму утром, моргая уставшими глазами. Мероприятие под названием "сон со своим парнем" он представлял абсолютно не так. В фильмах пары обменивались милыми фразочками, произнесёнными нежным шёпотом, а потом засыпали, трогательно обнявшись и прижавшись друг к другу... Не то чтобы реальность совсем не была похожа на эту идиллическую картинку. Началось всё достаточно похоже: Доппо достал из шкафа чистую футболку, отдал другу и, как истинный джентльмен, тактично ушёл переодеваться в ванную. Сидя на краю кровати и дожидаясь его, Дазай подумал, что всё пока складывается подозрительно идеально. Когда Куникида вернулся, шатен похлопал рукой рядом с собой и встал. К его удивлению, юноша не спешил ложиться. — После Вас, — с шутливым поклоном ответил он. Осаму несколько растерялся. Утром ему стоило бы уйти пораньше, пока все ещё спят, а значит, было бы разумнее лечь с краю. Словно прочитав его мысли, блондин усмехнулся: — Буду тебя караулить, чтобы ты не сбежал, — и добавил уже серьёзнее,— или не упал, если неудачно повернёшься. Таким образом, пути к отступлению были отрезаны: с трёх сторон кровать окружали стены, а с четвёртой лёг её хозяин. Юноши ласково пожелали друг другу сладких снов, ещё не зная, насколько ошибочны их прогнозы... Куникида осторожно обвил руками талию Дазая и постарался замереть. Ни о каком расслаблении не могло быть и речи – голову буравили навязчивые мысли. «Как мне его обнять, чтобы это не было пошло? Вот так? Нет, моя рука попадает под его футболку, а если я шевельнусь во сне, она может скользнуть ещё глубже, и это будет выглядеть, как будто я его раздеваю! Может, так? Нет, слишком низко, решит, что я к нему в бельё лезу. Надо бы поправить ему одежду и переложить руку, но, если я её сейчас уберу, не примет ли он это за холодность?» Осаму чувствовал шеей тёплое дыхание. «Должно быть, уже спит», – подумал он. Самому же было неспокойно. Доппо пододвинулся чуть ближе и прижал своего возлюбленного к себе ещё крепче. От этого тот порадовался, что его лицо обращено к стене – не будет видно вспыхнувшего на щеках румянца. «Он ведь касается пахом моего зада! Вдруг, если я шевельнусь, у него… – шатен стеснялся произнести это слово даже в мыслях, – …встанет?» А шевельнуться хотелось, поскольку рука, лежащая под щекой, затекла, да и в целом поза могла бы быть удобнее. Вот только Осаму даже дышать старался как можно незаметнее. «Если я начну ворочаться, не уберёт ли он руки?» Близость пугала и Куникиду. Конечно, он давно не был подростком, но временами некоторые особенности мужского организма давали о себе знать. С ужасом он думал, в частности, о возможной утренней эрекции. «Если вдруг завтра это случится, я же умру от стыда! Он точно решит, что мне от него нужно только одно!» Конечно, ни один из них не считал ложь в отношениях чем-то правильным. Вот только в ту ночь оба практиковали именно её. Каждый лежал, окаменев и затаив дыхание, и притворялся спящим. Ключевое слово – притворялся. Но усталость всё равно взяла своё. Оба, естественно, заснули. Первый луч пробрался в спальню боязливо. Просочившись между шторами, осторожно соскользнул с подоконника, крадучись пересёк подушку, лёг на закрытые веки Дазая и свернулся на них клубочком. Смоляные ресницы юноши дрогнули, но он не проснулся. Ещё несколько капель солнца упали на лицо Осаму, и тут он уже не смог сопротивляться наступлению утра – зажмурил глаза покрепче, а потом открыл. В комнате царил полумрак, но он был не гнетущим, а тёплым, успокаивающим. Хотя, возможно, такую атмосферу создавал сам хозяин комнаты. Дазай внимательно осмотрел Куникиду. Его золотистые волосы нимбом рассыпались по подушке, а губы немного двигались во сне. Никогда ещё шатен не видел своего возлюбленного таким безмятежным. Закралась мысль, имеющая привкус печального сочувствия: может, только во сне Доппо мог позволить себе ни о чём не волноваться и не держать себя в узде, чтобы соответствовать чужим ожиданиям? Наверное, такая жизнь до невозможного сложна. А хотелось бы видеть его спокойствие чаще. Осаму аккуратно положил руку на чужую щёку и легко погладил её пальцами. Интересно, сколько может длиться такое блаженное спокойствие? А стоит ли его заканчивать? Но развить эту мысль Осаму не успел, так как чужая рука обхватила его запястье, а лицо напротив расплылось в улыбке. — Если ты так хотел потрогать моё лицо, мог просто попросить. Необязательно было ждать, пока я засну. Дазай тут же отпрянул, заметно покраснев. Стыд-то какой! И это чувство только усилилось, когда Осаму вспомнил, что сейчас он лежит в одной кровати с молодым господином и из одежды на нём, помимо нижнего белья, только футболка Доппо. И ведь он только сейчас задумался, что будет, если кто-то зайдёт? Да, без ответа на стук входить было строго запрещено, но мало ли, что могло случиться. Дазай резко забрался под одеяло с головой, не зная, куда себя такого деть. — Ну, прости. Прости меня! Извини, если напугал и вылезай, пожалуйста, — Доппо притянул парня к себе и поглаживал рукой там, где предположительно находилась его голова. Через некоторое время Осаму высунул голову и заглянул в глаза напротив. — Спасибо, просто сейчас мне лучше идти. Сегодня будет важное мероприятие, ну, ты и сам помнишь. — Да, конечно. Хорошего дня, — сказал Доппо поцеловав Осаму в лоб. День рождения матери — очевидно, довольно важное мероприятие. Сегодняшний день точно станет крайне громким и торжественным. Ни о чём не подозревая, Доппо свернул за угол и обомлел. Он не сразу смог поверить, что женщина перед ним — его мать. Конечно, она была красива, но в тот день ей не было равных. Длинные рукава ярко-красного платья выделяли изящные тонкие руки, расшитый бисером верх подчёркивал талию, а юбка спадала на пол мягкими складками. Услышав шаги, Сасаки обернулась и приветливо улыбнулась сыну, который тут же снова поразился её великолепию. Смоляные волосы шёлком спадали на открытые плечи, а на груди сияли бриллианты. — Ты – нечто, — восхищённо выдохнул Куникида. — Спасибо,— улыбка на губах, покрытых помадой в тон платья, стала ещё шире. —Только ответь: ты говоришь это как сын или как мужчина? Не ожидавший такого вопроса юноша оторопел. Глядя на то, как он растерянно и смущённо поглядывает по сторонам, виновница торжества начала негромко посмеиваться. — Извини, милый. Я шучу. Юноша облегчённо вздохнул, а мать мечтательно на него посмотрела. — Хорошо быть молодым. Ты полон сил, готов к приключениям... Когда мы с Тэцуо полюбили друг друга, он мне сказал: "Если бы родители были против наших отношений, я бы похитил тебя". — Отец? — изумился Доппо. — Он правда так сказал? — Скажу тебе больше: я ответила, что была бы рада. Было очень сложно представить эту величественную женщину влюблённой девчонкой, готовой на безрассудство. Доппо в этом не преуспел, но разговор навёл его на мысль: может, даже в его жизни есть место чему-то спонтанному? Очевидно, такой день является важным и для прислуги. Сначала все работали над подготовкой главного зала. А сейчас Осаму стоял перед зеркалом в своей комнате и готовился к новой работе. — Отлично выглядишь, — сказала заглянувшая Наоми. — Спасибо. Ты тоже не отстаёшь, — Дазай нисколько не соврал. Девушки в парадных платьях выглядели просто потрясающе. А украшения для волос, хоть и были одинаковы, каждой использовались по-своему, что вносило прекрасную долю оригинальности. — Готовы? — Джуничиро появился крайне неожиданно. Вот вся троица и в сборе. — Мы все сегодня такие красивые! Давайте сфоткаемся? — Наоми, как всегда, была словно маленький лучик. Её брат совершенно прав, этой девушке невозможно отказать. Кадр с тремя улыбающимися людьми в праздничных нарядах стремительно отправился в галерею смартфона. Теперь точно пора за работу. Вечер был в самом разгаре, хоть и основные части торжества уже закончились. Сейчас для Осаму не было работы, и он просто стоял в стороне, если вдруг понадобится. Тихо, но слышно, чтобы не напугать, Куникида подошёл к Дазаю сзади и положил руку на его талию. — Позволишь тебя похитить? От тёплого дыхания над ухом по всему телу побежали мурашки. Осаму поманил друга к себе, когда тот наклонился, и шепнул: — В дальней кладовке через пять минут. Дазай мягко кивнул и отошёл. В любом случае, сначала нужно обеспечить себе алиби. — Джуничиро, слушай, мне нужно отойти. Если Мэзэхиро-сан спросит, скажи, что я только-только отошёл. — Без проблем. Отлично, хотя в любом случае лучше не задерживаться без причины. Если его отсутствие будет слишком длительным, отмазать его уже никто не сможет, и о премии в этом месяце можно будет и не мечтать. Осаму подошёл к кладовке и слегка приоткрыл дверь. И сначала он было подумал, что пришёл слишком рано, как чужая рука резко затащила его внутрь и дверь за ними закрылась. Дазай тихо охнул и прижался ещё плотнее. Куникида оторвался от его губ, склонился ниже, к шее, легко тронул её губами, а потом - кончиком языка. Рука его скользнула вниз, к брюкам. — А у вас вся одежда парадная? – с усмешкой шепнул он на ухо другу. — Не понимаю, на что ты намекаешь, - как можно спокойнее и невиннее откликнулся тот, пожимая плечами. Говорить спокойно получалось с трудом. Пальцы пытались забраться под брюки, а поцелуи в шею становились всё чаще, хоть и оставались осторожными. Осаму прекрасно понимал, чем это могло бы продолжиться и закончиться. — Доппо, — прошептал Дазай в приоткрытые губы партнёра, положив руки ему на грудь. Куникида резко вдохнул и выдохнул. Этот шёпот, казавшийся ему томным, сводил с ума. Юноша был настолько заведён, что кинулся покрывать пока ещё легкими поцелуями шею слуги. Давление рук на грудь стало немного сильнее. — Доппо, подожди. Поняв, что так и не был услышан, Осаму произнёс уже холоднее и суше: — Молодой господин. Это немного отрезвило блондина. Он замер, потом поднял голову и даже не стал возражать, когда руки аккуратно его отстранили. — Давай не сейчас, — попросил Дазай, опустив глаза в пол.— Я правда сейчас не могу. И потом, мне нужно работать. Будет нехорошо, если меня хватятся и не найдут. — Да... Конечно... — Доппо кивнул, но в голосе отчётливо звучала растерянность. Было очень непривычно видеть его таким. Недоумение, ошарашенность – всё это было несвойственно юному господину, похожему на тонкую, но прочную металлическую струну. Поправив форму, шатен, не решаясь даже поднять лицо и взглянуть на парня, выскользнул из кладовки, а Куникида прислонился к стене, потому что ноги отказывались его держать. Что он только что натворил? Должно быть, он очень напугал Дазая. В очередной раз промелькнула мысль о тех, кто злоупотреблял силой и властью. Он чуть не стал насильником сегодня. Хорошо, что Осаму нашёл в себе силы ему отказать, но как долго он молча терпел до этого? Утопая в тяжёлых мыслях, юноша даже не замечал, что искусал всю нижнюю губу и не останавливался. То, чего он так боялся, случилось: он стал чёрствым, равнодушным, холодным, жестоким, нечутким... Блондин мысленно захлопнул словарь синонимов и тяжело вздохнул. Что сделано, то сделано. Как теперь загладить вину и убедить Дазая, что тот искренне любим? Обычно Куникида умел балансировать на гранях, но эта была слишком тонкой. Что если он будет слишком настойчивым и повторит свою ошибку? Вдруг он недостаточно постарается, и это будет выглядеть так, будто он не раскаивается в содеянном? Доппо поднялся с пола и стал шагать туда-сюда по маленькой комнатке. Как её вообще выразить, эту любовь? На ум не приходило решительно ничего, кроме рук отца, осторожно держащих крошечные застёжки ожерелья, пока мать убирала волосы с шеи. Потом она стояла возле зеркала и любовалась на сверкающие на груди камни, а муж подходил сзади, клал руки ей на талию и говорил, приблизив губы к уху: "Я так тебя люблю". А она смеялась и говорила, что ей щекотно... Улыбнувшись воспоминаниям, блондин снова посерьёзнел. Будь его возлюбленный девушкой, всё было бы проще. Впрочем, эти тонкие запястья, эти нежные черты лица... Сердце снова сжалось от мысли, что он чуть не разрушил хрупкое доверие хрупкого существа. Это было очень непохоже на него. Обычно он быстро анализировал ситуацию и сразу начинал действовать. Упрямо помотав головой, Доппо решил, что этот случай не должен стать исключением. Отряхнув брюки, он дал себе слово начать поиски решения сразу же после окончания светского мероприятия – всё равно гул голосов и музыка не давали сосредоточиться, а только подогревали и без того бурлящие в голове сумбурные мысли. Тот день для Осаму закончился очень даже хорошо. Его недолгое отсутствие никто не заметил, а в конце его ещё и похвалили за упорный труд. Следующий день тоже прошёл хорошо и даже спокойно, а к вечеру Доппо попросил его зайти. Теперь они стоят друг напротив друга. Куникида набрал в грудь воздуха и сообщил: — Хочу попросить прощения. Дазаю только и оставалось, что растерянно хлопать глазами. — Я повёл себя ужасно,— покаянно продолжал Доппо, склонив голову, — даже подло. Я никогда не должен был принуждать тебя к чему-либо. Моему поступку нет оправдания. Я понимаю, что предал твоё доверие и нанёс тебе глубокую рану, и пойму, если ты не захочешь принимать их… но я приношу свои извинения и это. Он подал возлюбленному небольшую коробку. Тот очень осторожно, едва дыша, точно она могла обратиться в пыль, взял её в руки и приподнял крышку, робко пробормотав слова благодарности. Содержимое превзошло все ожидания. Часы. Если бы Осаму мог сказать о ТАКОМ подарке так просто! Изящный, немного вытянутый циферблат на цепочке, которая состояла из розового золота, как и обрамление, усыпанное маленькими бриллиантами, похожими на слезинки или на капельки росы. Невероятно дорогая вещь. А учитывая, от кого он её получил, скорее, драгоценная. Юноша боялся даже коснуться её. И всё же он протянул подарок обратно. Больно было наблюдать, как меняется выражение лица Куникиды, как надежда в его глазах уступает место страху и огорчению. Чтобы исправить положение, шатен торопливо объяснил: — Ты здесь ни при чём. Просто я не смогу их носить. Согласись, такая дорогая вещь на уборщике вызовет подозрения. Извинения принимаются, а что до часов… — Они идут в комплекте, — внезапно возразил Доппо. Дазай на мгновение замолчал, после чего спросил: — Кстати, за что ты извиняешься? Блондин разом растерял все эмоции, кроме крайнего удивления: — За то, что было в кладовке… Осаму почувствовал, что краснеет от воспоминаний, но всё же невольно улыбнулся такому благородству. — Не стоит. Ты не сделал ничего плохого. Больше тебе скажу, мне понравилось… Улыбка его из нежной превратилась в хитрую, заговорщическую. Куникида сначала недоумённо приподнял брови, но потом тоже улыбнулся и с явным облегчением уточнил: — Значит, ты не сердишься? Дазай рассмеялся и обнял возлюбленного: — Конечно, нет! — Только ты часы всё же возьми, — попросил тот, поглаживая острые лопатки шатена.— Можно ведь их по выходным надевать. Думаю, они будут тебе к лицу. Называются «Лепесток розы», потому что нежные… как ты. — Спасибо. Только прошу тебя, научись немного расслабляться. Ты принимаешь всё слишком близко к сердцу.