В ночном пылу Ты теряешь свое сердце
и продаешь свою душу. Уже слишком поздно отступать.
Sandra_In the Heat of the Night
Лето в этом году выдалось особенно знойным. Пышущее жаром солнце нещадно палило в вышине, и все живое стремилось поскорее укрыться в тени, спасаясь от его губительных лучей. Но и пребывание под сенью деревьев не приносило желаемого облегчения: раскаленный полуденным зноем недвижимый воздух изнурял, сковывал дремотной истомой. Застывшее в полном безветрии белесое марево мерцало и струилось в полусонной тишине. Не было слышно ни пения птиц, ни монотонного жужжания насекомых; даже деловитая возня воробьев затихла — жара загнала неутомимых пичуг под скаты крыш. Обитатели Черного замка тоже изнывали от июльского зноя, но их спасали стены, сложенные из грубого серого камня — он оставался на удивление холодным даже в столь аномальную жару. Под гулкими сводами царили желанная прохлада и легкий полумрак, сулящие всем, кто находился под их сенью, приятный отдых и уединение. Лайя, как и другие гости замка, редко покидала отведенные ей покои в полуденный час. Пользуясь случаем, она продолжала с усердием работать над восстановлением портретов Лале, а после мирно дремала, свернувшись калачиком на широкой кровати. Ближе к вечеру, когда солнце уже клонилось к закату, она спускалась на увитую диким виноградом террасу, где в компании Сандры потягивала прохладительные напитки и любовалась пурпурным пламенем, пылавшим на залитым растопленным золотом небосклоне. С наступлением летних сумерек, когда жара немного спадала и позволяла дышать свободнее, Лайя в одиночестве гуляла по садовым дорожкам, неизменно оказываясь подле завещанной ей часовни. Ступая с замирающим сердцем под мрачные своды, девушка оказывалась один на один с дивной красоты витражом, всякий раз испытывая при этом противоречивые чувства. С одной стороны, в светлоликой деве, выложенной из кусочков цветного стекла, она видела саму себя: те же черты лица, глубокие темные глаза, пряди каштановых волос, виднеющихся из-под капюшона лилового плаща; другой же — сознавала, что перед ней турчанка Лале, ее прошлое воплощение, и от этого голова шла кругом. Лайя, пока позволяло освещение, долго и пытливо вглядывалась в витраж, пытаясь найти еще хотя бы одну подсказку — ниточку, что позволит ей распутать ворох тайн прошлого и найти ключ к снятию довлеющего над Владом проклятия. Ах, если бы все было так просто! С мужчиной, который занимал все ее мысли, Лайя практически не пересекалась — и это при том, что они жили под одной крышей уже не одну неделю. Влад научился мастерски избегать с ней встреч, и это несказанно огорчало девушку. Положение усугублялось еще и тем, что Лайя, доселе замкнутая в любовном треугольнике с Лео и Владом, сделала непростой, но уверенный выбор в пользу Басараба, открыв ему свое сердце. Может, ей было бы проще мириться с отчуждением возлюбленного, не произнеси он слова любви — такие желанные и противоречивые одновременно, что хотелось кричать от затопившей душу сладкой боли: «Я люблю тебя настолько, что не могу видеть». Абсурд? Пожалуй. Со своей же стороны Лайя была готова хоть полночи провести в ожидании на одном месте, зная, что рано или поздно Влад будет проходить мимо. Она, подобно цветку, расцветала при его появлении, и увядала, раздавленная его лживым равнодушием. Но у Бёрнелл все еще была гордость, пусть даже от нее остались одни лохмотья, и именно это не позволяло ей опускать руки и унижаться. Впрочем, была еще одна причина — неунывающая, одетая с иголочки, благоухающая дорогим парфюмом причина по имени Ноэ Локид, которая пыталась сгладить острые углы в их с Владом непростых отношениях и всячески помочь ей, Лайе. Этот обаятельный блондин с вечной улыбочкой всезнающего хитреца был знаком с Цепешем вот уже несколько веков и понимал мотивы всех его поступков лучше кого бы то ни было. Ноэ читал душу и мысли повелителя нечисти, словно открытую книгу, и порой использовал это в своих целях, пытаясь, хоть и безуспешно, манипулировать Владом. Да и, что греха таить, ее подноготную Локид знал лучше, чем она сама — это одновременно пугало и восхищало Лайю. Проникновенные беседы с Ноэ всякий раз заставляли девушку задуматься о мотивах некоторых своих поступков и порой устыдиться их, но это только шло ей на пользу. Он был своего рода врачевателем — вскрывал душевные нарывы, не особо заботясь о чувствах случайных пациентов, манипулировал ими. Так он некогда поступил и с ней самой, но Лайя была даже признательна ему. Сейчас, когда он стал ее верным союзником и покровителем, в истерзанной сомнениями душе Бёрнелл вновь пробудилась робкая надежда на положительный исход в битве против тьмы, поглощающей Влада. А сам Ноэ, похоже, был твердо уверен в том, что помочь его старому другу может лишь Лайя, и потому делал все возможное, чтобы сблизить их: для начала поселил девушку в замке под предлогом того, что ему необходимо постоянное присутствие арт-директора; затем устраивал «случайные» встречи Влада и мисс Бёрнелл в саду, у бассейна, в коридорах… Он стал глазами и ушами Лайи, вездесущий и неуловимый, точно ртуть. Но, несмотря на все усилия проныры Ноэ, Владу удавалось избегать большинства встреч с возлюбленной, пусть это и отдавалось в его сердце тупой и ноющей болью потери. Но, чем старательнее Цепеш возводил себя в статус мученика, тем больше усилий прилагал коварный блондин, чтобы достичь намеченной цели. Однажды, когда Лайя вернулась к себе после ежевечернего променада по саду, в дверь постучали. Идеально вышколенный слуга передал девушке записку и, поклонившись, удалился. Заинтригованная, Бёрнелл развернула свернутый вчетверо прямоугольник и прочла всего пару строк, написанных беглым, но изящным почерком:«Влад как раз вышел в сад. Лови момент, подруга».
Подписи не было, но Лайя и так догадалась, кто был таинственным адресантом. Не теряя времени даром, девушка выскользнула из комнаты и легко сбежала по ступенькам. Сердце ее неистово колотилось при мысли о том, что она вот-вот увидится с Владом, сможет поговорить с ним. Но пред внутренним взором тут же мелькнула сцена у бассейна — молчаливый диалог, полный нежности и потаенной боли, затем отстраненность и бесконечная пропасть, — и это слегка охладило пыл Лайи, заставив душу сжаться в неизъяснимой тоске. Сегодняшний вечер не дарил желанной прохлады. Царила нестерпимая духота, напоенная сладким до приторности ароматом ночных цветов; обычно громкий оркестр сверчков и цикад безмолвствовал, словно затаившись — все это указывало на приближение грозы. На коже Лайи тут же выступила испарина, и девушка, достав платок, промокнула лоб, виски и кожу над вырезом платья. Вздохнув, она скомкала платок в ладони и двинулась вперед, ведомая зовом сердца. Она не знала, куда заведет ее блуждание по мощеным дорожкам, но лелеяла надежду, что на одной из них она встретит Влада. Так и вышло. После нескольких минут променада по саду, Лайя все-таки увидела того, кого искала. Влад неподвижно сидел на краю фонтана, задумчиво глядя на игру ажурных струй, и, казалось, был всецело поглощен завораживающим зрелищем. Сердце девушки сделало кульбит и подскочило к горлу, дыхание невольно участилось. Она сделала шаг вперед и срывающимся голосом произнесла: — Добрый вечер, Влад. Мужчина вздрогнул, точно от удара, и поднялся с места, неотрывно глядя на ту, что нарушила его уединение. — Добрый вечер, Лайя, — его глубокий, чувственный голос сладкой дрожью отозвался в теле девушки, и она ощутила уже привычную слабость в коленях. Но надо было держать себя в руках, чтобы не упустить возможности поговорить, объясниться, и при этом не наткнуться вновь на стену отчуждения. — Мы почти не видимся, — начала Бёрнелл, подходя ближе и не отрывая горящего надеждой взгляда от беспристрастного лица мужчины. — Мне тебя очень не хватает… Не хватает наших бесед, просто твоего присутствия, — девушка запнулась и крепко сжала во вспотевшей ладони истерзанный платок, словно собираясь с силами. — Прошу, не уходи. Давай просто поговорим… Как прежде. — Как прежде уже не будет, Лайя. Все слишком сложно, — отрешенно произнес Влад, опустив голову. Сложно было понять, о чем он думает в этот момент. — Сложно? О да, это катастрофически сложно — жить под одной крышей и старательно избегать друг друга! — голос Бёрнелл дрогнул, едва сорвавшись на крик. В ее широко распахнутых глазах плескалась вселенская боль. Прижав руку с зажатым в ней платком, Лайя сбивчиво продолжила: — Сложно ходить на цыпочках вокруг да около, оберегая собственное душевное спокойствие… А что в итоге? Оба страдаем и горим в аду, и все из-за того, что ты всячески пытаешься держать меня на расстоянии. Мое присутствие причиняет тебе боль? А каково, по-твоему, мне? Как я должна чувствовать себя, если ты сначала признаешься в любви, а затем отталкиваешь, избегаешь моего общества, словно я прокаженная? Мне, по-твоему, не больно? — она перевела дыхание и прикусила губу, пытаясь успокоиться, и продолжила уже тише: — Просто позволь мне быть рядом… Нам обоим это жизненно необходимо. Влад молчал, но Лайя видела, какое впечатление на него произвела ее горячая исповедь. Маска холодного отчуждения слетела, и перед девушкой вновь стоял мужчина, бесконечно одинокий в своем многовековом проклятии. В его глазах читались те же эмоции и боль, что бушевали и внутри нее, и Лайе снова отчаянно захотелось прильнуть к нему, прижать голову к груди, и раствориться во Владе без остатка, стать его новой душой… Да она без колебаний отдала бы ему половину своего сердца, если бы знала, что это спасет его от тьмы, но увы, все и правда было слишком сложно. Влад вдруг сделал шаг вперед, резко сокращая расстояние между ними, и Лайя невольно запрокинула голову, вглядываясь в его лицо. Он наклонился к ней, вдыхая аромат ее волос и кожи, и прикрыл глаза, пытаясь совладать с захлестнувшими его эмоциями; затем схватил выбившуюся из прически девушки вьющуюся прядь и медленно пропустил ее меж пальцев, точно атласную ленту. Цепеш не касался ее кожи, но этого и не требовалось — Лайя и так горела. — Если бы ты знала, что я хочу с тобой сделать прямо сейчас! — прохрипел Влад, и вибрации от его низкого голоса отдались в теле Лайи сладостной дрожью. — Если бы знала, как отчаянно хочу прикоснуться к тебе, сжать в своих объятиях, покрыть поцелуями все тело и сделать наконец своей… — он чуть отстранился и провел костяшками пальцев в паре миллиметров от нежной щеки девушки. — Но я готов и дальше гореть в аду, лишь бы уберечь тебя от своих желаний и себя самого, — голос Влада изменился, стал более холодным, сдержанным, — ибо так правильно. Он сделал пару шагов назад, и лицо его вновь обрело привычное напряженное выражение. Лайя вновь ощутила, как между ними разверзлась непреодолимая пропасть, и едва не закричала от бессилия и боли. Губы ее задрожали, на глаза навернулись горячие слезы, но она не могла позволить себе заплакать в его присутствии, пусть даже обида была сильнее гордости. — Доброй ночи, Лайя, — произнес Влад и тут же растворился в сгустившихся сумерках, оставляя девушку в одиночестве. Две крупные соленые капли тут же прочертили дорожки по щекам девушки, и она всхлипнула, прикрыв рот рукой. Не помня себя, пребывая в полнейшем смятении, она бросилась обратно к замку, не разбирая дороги. В голове набатом бились слова Влада, сказанные перед прощанием, и это вносило еще больший раздрай в ее состояние. Так правильно. Так правильно. Так правильно… Свернув в коридор, ведущий в ее комнату, Лайя вдруг налетела на кого-то, едва не впечатавшись заплаканным лицом в ткань дорогой рубашки. — Эй, мисс Бёрнелл, потише! К чему такая спешка? Это был Ноэ Локид собственной персоной, и девушка сжалась, стараясь спрятать от него заплаканное лицо. Пробормотав извинения, она хотела было шмыгнуть дальше и оказаться, наконец, в стенах своей комнаты, но мужчина не позволил, мягко, но требовательно схватив ее за руку и развернув к себе. От его проницательного взгляда не укрылись мокрые от слез щеки Лайи, покрасневший нос и воспаленные глаза, и он сразу все понял. Не сказав ни слова, он настойчиво потянул Бёрнелл в сторону своей комнаты, пресекая на корню слабое сопротивление девушки. Оказавшись внутри богато убранных покоев, Ноэ усадил Лайю на обитую золотистым вельветом оттоманку, протянул ей стакан воды и чистый носовой платок взамен истерзанного, а затем сел напротив, терпеливо ожидая, пока девушка достаточно успокоится, чтобы начать говорить. Немного смущенная тем, что посторонний видит ее слезы, Бёрнелл достаточно быстро взяла себя в руки и поспешно привела в порядок. — Ну, давай, жалуйся, — произнес Ноэ, выжидательно уставившись на собеседницу. — Чем он крыл на этот раз? Прерывисто вздохнув, Лайя в общих чертах пересказала Локиду содержание их с Владом недолгого разговора, после чего, откинувшись на спинку оттоманки и прикрыв глаза, устало произнесла: — Не знаю, сколько еще я смогу выдержать… Сердце ведь не игрушка! Бог свидетель: я люблю его и готова пойти на все, лишь бы спасти Влада от тьмы и себя самого. Но… — девушка запнулась и покачала головой, не в силах продолжить начатое. Однако Ноэ и так все понял. Некоторое время он сидел напротив, задумчиво глядя на Лайю и постукивая пальцами по резному подлокотнику кресла. Затем его лицо просветлело, будто ему в голову пришла удачная мысль, и он поспешно пересел поближе к девушке, намереваясь поделиться с ней своей шальной идеей. — Мисс Бёрнелл, — начал он, — существует один способ, который позволит вам с Владом ненадолго побыть вместе и сполна насладиться… ммм… — он щелкнул пальцами, пытаясь подобрать наиболее подходящие слова, — прикосновениями и близостью. Лайя тут же вскинула голову и устремила на Ноэ заинтересованный взгляд. — Но, — Локид поднял палец, — это всего лишь полумера, и проклятье не разрушит. Зато могу со стопроцентной уверенностью сказать, что Влад всерьез разозлится, если все удастся, — увидев, что глаза девушки горят неподдельным любопытством, и что возможное недовольство Цепеша ее вряд ли волнует, он сделал Лайе знак пододвинуться ближе, и, склонив голову, тихим заговорщическим шепотом изложил ей свою идею. — Это правда в твоих силах? — удивленно переспросила девушка, и Ноэ лукаво подмигнул ей в ответ. — Я и не такое могу. Рискнешь? — Да, — согласилась Лайя после недолгого колебания, и тонкие губы Локида тут же расплылись в коварной улыбке. — На этот раз касания ладоней будет недостаточно, — нарочито медленно, точно смакуя каждое слово, произнес он, наслаждаясь реакцией девушки. Та возмущенно отпрянула, чуть поджав губы и нахмурив тонкие брови. Да, она сознавала, что за услугу подобного рода придется платить — ведь это не что иное, как сделка с темными силами. Но что ей терять? Она и так увязла в этом по уши. Влюблена в короля нечисти и находится под опекой беса — ситуация не из разряда стандартных. Но если есть хотя бы призрачный шанс им с Владом познать друг друга, то она без колебаний пойдет на это, не взирая на последствия. — Не дрейфь, подруга! — с видом змея-искусителя подстрекал Ноэ. — Этой ночью Влад будет твой. — Ох, ладно, — Лайя собралась с духом и, прикрыв глаза, потянулась к Локиду, положив тонкую ладонь на его плечо. Она легонько коснулась губами уголка его рта — робко, практически невесомо, отчаянно смущаясь близости этого мужчины, но Ноэ тут же перехватил инициативу, сминая нежные губы Бёрнелл в стремительном, обжигающем поцелуе. Девушку бросило в жар, и она испуганно отпрянула, прижав пальцы ко рту и округлив глаза в немом потрясении. Ноэ, довольный собой, рассмеялся: — Ну как? Еще не пожалела о своем решении? Лайя предпочла не отвечать на этот вопрос. Вместо этого она, запинаясь, задала другой, более насущный: — Что теперь? — Просто иди спать — все случится само собой. И, Лайя: не трать времени даром. Летние ночи особенно коротки. Девушка, торопливо кивнув, покинула комнату Ноэ едва ли не бегом, и вдогонку ей донесся довольный смех получившего свое Локида.***
Сидя перед старинным ореховым трюмо, Лайя готовилась ко сну. Она уже, наверное, как минимум сотню раз провела щеткой по блестящим волосам, каштановым водопадом струящимся через плечо, но душа все еще была не на месте. В ушах по-прежнему звенели последние слова Влада, а на губах все еще чувствовался вкус поцелуя Локида, повергший ее в смятение. Возмущение, вызванное его поступком, раз за разом вспыхивало в сознании девушки пламенной вспышкой, но тут же гасло, сменяясь дремотным оцепенением — трезво обдумать сложившуюся ситуацию не получалось, как ни крути. Сонливость накатывала с каждой минутой всё сильней, мысли путались; усталость, вызванная духотой, сковывала члены и смыкала глаза помимо воли. Лайя, зевнув, наконец отложила щетку и, погасив свет, легла в постель. Сон тут же овладел ею, несмотря на беспокойство и взволнованные мысли, словно кто-то незримый накинул на ее сознание темное покрывало. …Первое, что увидела Лайя, открыв глаза — это ревущий в камине огонь. Острое чувство дежавю тут же пронзило все ее существо, и она поспешно села, оглядываясь по сторонам. Обстановка комнаты, в которой сейчас находилась девушка, явно отличалась от покоев в Черном замке, где она, казалось, только что смежила веки. Но и незнакомым это место назвать было нельзя, ведь Лайя уже была здесь однажды. Это были покои Влада — те самые, что он занимал в румынском замке, — место, где их души когда-то слились в единое целое. Тогда она еще не знала его настоящего, не сознавала, в какой пучине он тонет, с чем сражается изо дня в день. Но тогда Влад не избегал ее общества — наоборот, жаждал его, искал встреч, целебным бальзамом проникающих в его черное сердце. «Но как такое возможно? — озадаченно подумала Лайя. — Почему именно это место?» И ответ подоспел сам собой: «Потому что это одно из самых ценных воспоминаний в моей жизни. Мгновения, когда мы с Владом были невероятно близки, пусть даже не имея возможности касаться друг друга…» Лайя знала, что это всего лишь сон, но все вокруг казалось таким реальным, что впору было усомниться. Бёрнелл чувствовала, как от камина волнами исходит блаженное тепло, видела, как пламя жадно лижет дрова; они трещали и рассыпались, превращаясь в горячую золу. Девушка провела рукой по длинному ворсу медвежьей шкуры, ощущая раскрытой ладонью ее приятную густоту и мягкость. Присутствие Влада она скорее ощутила, чем увидела. Он сидел неподалеку, полускрытый подступающими со всех сторон тенями, вперив задумчивый взгляд в пляшущие языки пламени. Строгие черные брюки, белая рубашка, расстегнутая у ворота, небрежно закатанные рукава — все это создавало образ нарочитой небрежности, но Лайя знала, что внутри он все так же собран и исполнен самоконтроля, всегда осторожен и предусмотрителен. Но сейчас, когда они оба находились в царстве сновидений, все предубеждения и запреты казались до смешного ничтожными, не имеющими здесь власти. Бёрнелл тихонько окликнула Влада, чувствуя, как сладостно сжимается сердце в предвкушении чего-то поистине удивительного. Мужчина, чуть вздрогнув, повернулся, и девушка тут же утонула в притягательной синеве его глаз. — Лайя? — произнес он, не отрывая взгляда от лица возлюбленной. — Ты?.. Это что, сон? — Сон наяву, — прерывистым шепотом ответила девушка, опасаясь испортить очарование момента. — Все это так реально… — Ш-ш-ш… — Бёрнелл приложила тонкий пальчик к губам. — Не думай об этом. Просто будь со мной. Говори со мной… — Я так скучал… — лицо Влада вновь преобразилось, просветлело, отринув извечную печать мученичества. Его душа тянулась к ней, но Цепеш не решался сделать первый шаг, опасаясь, что сон развеется в тот же миг, стоит ему коснуться Лайи. Это сделала она. Осторожно, с легким трепетом, девушка положила свою хрупкую ладонь поверх его, и невольно удивилась тому, насколько светлой и эфемерной кажется ее рука по сравнению с его. Она словно бы излучала теплое свечение, в то время как кожа Влада казалась непроницаемо-матовой. «Это наши души, — пронеслось в голове у Лайи. — Я — свет; он — тьма… Но я могу касаться его!..» Эта мысль наполнила сердце девушки радостью, и она, словно не веря своим глазам, несколько раз нежно провела кончиками пальцев по предплечью мужчины, вверх-вниз, упиваясь ощущением обнаженной кожи и легкой щекоткой жестких волосков. Влад резко вдохнул, напрягся и затаил дыхание. Он ожидал, что сейчас его руку пронзит жгучая боль, похожая на ожог крапивы, — но ничего подобного не произошло. Только ласковое, поглаживающее прикосновение нежных пальцев, посылающее дрожь по позвоночнику. — Лайя… — потрясенно шепнул он, не веря в реальность происходящего. В голове его тут же пронеслись миллионы воображаемых сцен — плоды несбыточных мечтаний и бессонных ночей, где он касается любимой, раздевает ее, покрывает поцелуями трепетное тело и прижимает к себе, словно панацею; как гладит нежные изгибы шеи и бедер, исследует все сокровенные уголки, проникает в тесный жар ее тела… Влад едва не сошел с ума от этих мыслей и осознания, что сейчас все это более чем возможно. Она здесь, так близко, касается его и смотрит с таким жаром и любовью, что под этим взглядом испаряются остатки самоконтроля. Влад перехватил руку Лайи и переплел ее пальцы со своими, притягивая девушку ближе. Загипнотизированная страстью в бездонной синеве глаз Цепеша, девушка с готовностью подвинулась и села ему на колени. Мужчина тут же запустил ладонь в блестящий шелк ее волос, привлекая к себе, и Лайя, застонав, наконец коснулась поцелуем таких желанных губ, чувствуя, как по телу разливается сладкая истома, а сердце наполняет ощущение легкости и безграничного счастья. Сначала они просто нежно касались губ друг друга, робко изучая, затем, осмелев, углубили поцелуй, вкладывая в него накопившуюся за все это время страсть и отчаянное желание обладать друг другом. Этот горячий, лихорадочный поцелуй был обещанием большего, что могло произойти с ними в эту ночь. Влад и Лайя словно пили друг из друга, и никак не могли напиться. Наконец, мужчина оторвался от сладких губ возлюбленной и принялся покрывать горячими, лихорадочными поцелуями лицо и шею Лайи, шепча в исступлении ее имя. Девушка же, зарывшись пальцами в темные волосы Влада, блаженно жмурилась, тая от жара его крепкого тела, молясь, чтобы эта сладкая пытка не прекращалась как можно дольше. Ее узкие ладони скользнули в ворот рубахи и щекотнули кожу, заставив Цепеша издать приглушенный стон. Восприняв это как знак поощрения, Лайя принялась расстегивать пуговицы на его рубашке, изнемогая от желания коснуться мускулистой груди Влада, покрыть ее поцелуями. — Что ты делаешь со мной… — прохрипел мужчина, когда Бёрнелл прижалась к его груди, исследуя каждый сантиметр его обнаженной кожи, каждый стальной мускул, перекатывающийся под пальцами. Она была пламенем, и он сгорал в ней без остатка, отдаваясь на милость алчущих рук, губ и языка, которым Лайя игриво обвела темную горошину соска, заставив Влада негромко зарычать и дернуть тонкую ткань платья девушки, одним движением разрывая его пополам. Его взгляду предстало прекрасное, нагое тело, созданное для любви… Его любви. По-осиному тонкая талия, небольшая, аккуратная грудь с нежно-розовыми сосками, которые, стоило Владу щекотнуть их, тут же затвердели и превратились в горошины. Руки Цепеша скользнули ниже и легли на округлые бедра, поглаживая соблазнительные изгибы. Лайя застонала от нахлынувшего наслаждения и легонько толкнула Влада, вынуждая того откинуться на спину. Она поспешно освободилась от остатков одежды и прильнула к нему всем телом, жадно впиваясь в его губы, легонько покусывая. Мужчина, обхватив Бёрнелл руками, ответил на поцелуй, проникая языком во влажную глубину ее рта, а затем резко перевернул ее на спину, оказавшись сверху. — Мой господин… — шепнула она, глядя на Влада помутневшими от страсти глазами, когда они, задыхаясь, разорвали поцелуй. — Не медли… Влада не надо было просить дважды. Сбросив с себя брюки, он вытянулся рядом, лаская ее тело длинными пальцами, спускаясь ниже, к заветному треугольнику темных волос. Дрожь волной пробежала по телу Лайи, и мужчина вопросительно посмотрел на нее, приподнявшись на локте: — Ты боишься? Девушка отчаянно замотала головой, протягивая руки и выгибаясь всем телом навстречу Владу. И их снова унес вихрь лихорадочных ласк, поцелуев и прерывистого шепота; они пробовали друг друга на вкус, отринув все запреты, сплетаясь в жарких объятиях и истязая друг друга самыми смелыми ласками. Когда желание их достигло апогея и сдерживаться было невозможно, Влад, чуть приподнявшись над Лайей, хрипло произнес: — Я буду нежен, любовь моя… — и одним толчком погрузился в ее блаженное тепло. Бёрнелл вскрикнула и подалась ему навстречу, ловя заданный им ритм. Его тьма смешалась с ее светом, души соприкоснулись и слились воедино, рождая нечто новое — прекрасное, первобытное и дикое, как сама природа. Они были созданы друг для друга — и это была неоспоримая истина, которая давно жила в них. Влад двигался медленно и неторопливо, растягивая удовольствие, которое росло и набухало, точно снежный ком. Лайя обвила руками его шею, глядя в горящие неистовством страсти глаза, и одними губами раз за разом в исступлении шептала его имя. Наслаждение волнами накатывало на пару, заставляя их невольно ускоряться, вместе приближаясь к разрядке, и когда они достигли пика, все утонуло во вспышке белого света, унося Влада и Лайю ввысь, в далекие эмпиреи… …Лайя проснулась у себя в комнате, буквально подскочив на кровати, жадно хватая воздух ртом. За окном уже серело — зарождался новый день. Переведя дыхание, она осмотрелась. Постель была смята, простыни — влажными от пота, но кого-либо еще в покоях не наблюдалось. Это немного успокаивало. Резкий переход от сна к яви дался Бёрнелл нелегко: голова кружилась, руки и ноги мелко дрожали. Однако, в противовес этому, по всему телу расплывалась приятная истома, которая обычно бывает после занятий любовью. Вспоминая свой необыкновенный сон, Лайя улыбнулась и прикусила губу, потягиваясь в постели, точно сытая кошка. То, что произошло между ней и Владом, было самым настоящим чудом. Она вспомнила каждое движение, каждую ласку, каждое слово любви, и млела от безбрежного счастья, нежась в теплых лучах этих воспоминаний. Грезы Лайи о прошедшей ночи были грубо разрушены деликатным стуком в дверь. Недоумевая, кто бы это мог быть в столь ранний час, девушка поднялась с постели и, накинув халат, распахнула дверь. На пороге стоял Влад, и вид у него, мягко говоря, был растрепанный: волосы взлохмачены, рубашка смята, лицо бледней обыкновенного… Создавалось впечатление, что он провел бессонную ночь, корпя над какой-то трудноразрешимой проблемой, но так и не нашел ответа, сдавшись на милость рока. — Влад? — только и смогла вымолвить девушка, сжимая края халата на груди. — Доброе утро, Лайя. Как спалось? — деликатно поинтересовался мужчина, оттесняя ее вглубь комнаты. Его светский тон совсем несоответствовал мрачному виду, и это заставило Бёрнелл насторожиться. — Прекрасно. А тебе? — несколько дерзко ответила девушка, вздернув подбородок. — Тоже, кхм, прекрасно. Я бы даже сказал, неповторимо прекрасно, — он выделил предпоследнее слово, не отрывая покрасневших глаз от Лайи. — Скажи… — Влад чуть помедлил, обдумывая вопрос. — Не снилось ли тебе сегодня нечто необычное? Весьма реалистичное? Девушка поняла, к чему он клонит, и решила, что увиливать от ответа смысла нет, а потому ответила прямо, не таясь: — Если ты имеешь ввиду сон, где мы занимались любовью, тогда да, снилось. Лицо Влада обрело потрясенное выражение, которое вскоре исказилось в приступе гнева. Он сжал кулаки и убийственно спокойно процедил: — Какова в этом роль Ноэ? — Самая непосредственная. — Черт, Лайя! — в сердцах выругался Цепеш, ударив кулаком по дверце массивного одежного шкафа. — Зачем?! Ты теряешь сердце, душу, заключая с ним сделки! — он взъерошил волосы и в отчаянии уставился на спокойную до невозможности девушку. — Я теряю гораздо больше от твоей отстраненности, — парировала она в ответ. — Свет, тьма… Как нет света без тьмы, так нет и тьмы без света. Это закон Вселенной, Влад. И точно так же без тебя я не живу, существую… Страдаю, как и ты, — она шагнула вперед, положив руку на грудь мужчины. Тот вздрогнул. — Мы нужны друг другу, — шепнула Лайя, — и я отдам все, что понадобится, лишь бы не разлучаться с тобой никогда! Я люблю тебя, Влад. Можешь сердиться и избегать меня сколько угодно — это ничего не изменит. Я больше не боюсь. Лицо Влада дрогнуло и изменилось при этих словах. В его глазах появилась нежность, растопившая лёд отчужденности, и мужчина порывисто заключил Лайю в объятия. Черты его лица тут же напряглись — боль, отступившая во сне, наяву никуда не делась, но для него она была сладка, ибо заставляла жить по-настоящему. — Лайя, свет души моей… мой нежный тюльпан… — охрипшим от волнения голосом произнес он и умолк от переизбытка эмоций. Вот она — его тихая гавань после бурь и невзгод последних нескольких веков. Его сердце, его половина души… Его маленькая храбрая девочка, что выбрала его, несмотря на всю ту тьму, в которой он тонул. Его судьба… Его спасение.