Поговорим о любви

Она сведет тебя с ума!.. El Tango De Roxanne

      Жизнь — это зебра. Черная полоса сменяется белой, белая — черной, и так далее по спирали. И нет конца этой смене полос, пока длится человеческая жизнь. Казалось бы, все идет как нельзя лучше: ты богат, знаменит, окружен толпой друзей и обладаешь определенным авторитетом. Щелчок пальцев, очередной поворот судьбы — и ты уже никто, находишься на обочине жизни, лишенный былых привилегий и влияния. Или так: сперва ты выберешься из одной передряги, только-только придешь в себя и почувствуешь себя в безопасности, как уже через пару мгновений вляпаешься в кое-что похуже, и никто не даст за твою жизнь и ломаного гроша.       Кто бы знал, что это совсем скоро произойдет и со мной, и что такой чудесный вечер закончится так плохо. Я отлично проводила время с друзьями, и даже язвительные реплики Александра не портили мне настроение. Его пикировки и обмен колкостями со мной, Сэмом и Рейчел скорее забавляли, чем оскорбляли, поэтому я лишь беззлобно посмеивалась над ним, не принимая сказанное всерьез. Конечно, не думать о том, что кто-то из них мог стать моей парой, не получалось, и тогда шипастая игла досады ненадолго пронзала сердце ноющей болью, но что поделаешь: сама всех от себя оттолкнула, идеальная до кончиков ногтей мисс Харрис, пожинай теперь плоды — время и возможности упущены. Что ж, любовь познать не удалось, зато я узнала цену настоящей дружбе. Ребята были готовы идти за меня в огонь и воду, да и я сама, не раздумывая, сделала бы для них то же самое.       Итак, мы сидели на увитой виноградной лозой веранде итальянского кафе, наслаждались восхитительной лазаньей и обществом друг друга. На днях Сэм должен был отбыть в Японию, дабы за время отпуска успеть навестить родных. Конечно, особого энтузиазма Макото при этом не испытывал (его отношения с отцом оставляли желать лучшего), и визит был скорее данью вежливости, чем желанием поскорее увидеть семью, но друг действительно выглядел воодушевленным. Он увлеченно рассказывал нам о достопримечательностях родного города, синтоистских храмах, парках и прочих памятных сердцу местах, а мы с Рейчел слушали, открыв рот. Александр такой заинтересованности не выказывал, но и язвительных комментариев тоже не отпускал.       Когда пришла пора расходиться по домам, я тепло попрощалась с друзьями, и на предложение ребят проводить меня до дома ответила отказом, о чем, естественно, впоследствии горько пожалела.       Ловушка захлопнулась, когда я поднималась к крыльцу дома и возилась со связкой ключей, пытаясь подобрать нужный. Поглощенная поисками, я не услышала позади себя крадущихся шагов, и дико перепугалась, когда кто-то вдруг схватил меня за волосы, дернув назад, и прижал к лицу тряпку, смоченную резко пахнущей жидкостью. От неожиданности я выронила ключи — мое единственное средство защиты, и отчаянно задергалась, замахала руками, пытаясь вырваться, но меня держали крепко, не давая ни единого шанса обрести свободу. Воздуха катастрофически не хватало, перед глазами заплясали черные мушки, и я волей-неволей сделала вдох сквозь тряпку, закашлялась, ощутив жжение в легких. Тонкая ниточка рассудка начала ускользать от меня, тело сделалось словно ватным и непослушным. Ноги подкосились, и прежде чем я потеряла сознание, погрузившись в тяжелую пучину наркотического небытия, в голове мелькнула безрадостная мысль: «Неужели опять?..»       Очнулась я от того, что все тело затекло из-за неудобной позы. Голова казалась тяжелой и гудела, словно чугунный колокол; шея болела. В уголках пересохших губ саднило, и я, пошевелив ими, поняла, что кто-то грубо стянул мне рот кляпом — так, словно надел удила на непокорную лошадь.       Я застонала и откинула голову назад, взволнованно дыша. Паника грозила захлестнуть меня с головой, погрузив в пучину беспросветного отчаяния, но я, вспомнив былые наставления Сэма, попыталась взять себя в руки и контролировать дыхание. Глубокий вдох — медленный выдох. Еще и еще. Дышать не поверхностно, а глубоко — животом, по-мужски. Паника потихоньку отступала, уступив место более древнему инстинкту — инстинкту самосохранения.       В голове окончательно прояснилось, и я попробовала пошевелиться. Как и следовало ожидать, конечности были крепко привязаны к подлокотникам и ножкам кресла, и ослабить узлы не представлялось возможным. Руки и ноги затекли от долгого сидения в одном положении и казались словно чужими.       Убедившись, что я нахожусь в относительном порядке (если, конечно, учесть тот факт, что меня похитили и держат неизвестно где), я переключила внимание на окружающую обстановку. Помещение, в котором я оказалась, хотя и было погружено в темноту, создавало ощущение простора. Окна располагались в два ряда, и сквозь верхние было видно тусклое сияние залитого лунным светом неба. Потолок уходил куда-то вверх, в темную бесконечность. Пахло отсыревшим цементом, пылью и плесенью — обычный запах заброшенных новостроек. В носу отчаянно засвербело, и, как бы я ни старалась сдержаться, чих сотряс мое тело и отдался саднящей болью в уголках рта, стянутого кляпом. Эхо тут же услужливо раздробило звук и повторило его несколько раз, прокатившись звуковыми волнами от стены к стене, и я поморщилась.       — Ага, вот ты и очнулась, — произнес кто-то позади меня, и я тут же покрылась холодным липким потом страха. Сердце колотилось так, словно я только что пробежала десятикилометровый марафон, когда в душе родилось смутное подозрение, кому может принадлежать этот приятный, с бархатистым тембром голос.       Раздались легкие шаги, и мгновение спустя чьи-то пальцы очертили линию моего подбородка, касаясь легко, совсем невесомо. Я инстинктивно дернулась, отворачиваясь, и неизвестный, издав негромкий смешок, убрал руку.       — Давай договоримся, Агата. Я развяжу узлы, но при том условии, что ты будешь вести себя прилично и пообещаешь не наделать глупостей, — невидимый собеседник запустил руки в мои волосы и принялся массировать кожу головы подушечками пальцев, с каждым движением чуть усиливая давление. — Учти: бежать отсюда все равно не удастся, и друзья тебе не помогут. Да и кричать бесполезно — сама понимаешь. Ну, что? Будешь паинькой? — он обхватил голову обеими ладонями и сжал так крепко, словно намеревался расколоть ее, словно кокосовый орех.       В один момент незнакомец ласкал меня, в другой — мучил, и я пребывала в полнейшем смятении от положения, в котором я оказалась. Тоскливо засосало под ложечкой от осознания того, что и без того скверная ситуация стала предельно патовой, и мне не осталось ничего другого, как обреченно кивнуть.       Мой похититель издал возглас удовлетворения и тут же принялся возиться с узлами. Сначала ослабло давление на ногах, затем — на руках. Я боролась с неистовым желанием ударить неизвестного наудачу, но конечности не слушались и казались словно резиновыми. Приток крови к онемевшим конечностям вызывал болезненные, едва переносимые покалывания, от которых хотелось кричать, и я со стоном принялась растирать запястья и щиколотки, пытаясь хоть немного снять неприятные ощущения и поскорее вернуть чувствительность.       Последним пал импровизированный кляп, и я невольно сделала судорожный вдох, чувствуя себя выброшенной на берег рыбой. Губы потрескались, очень хотелось пить. Меня скрутило в приступе сухого кашля, который скреб горло подобно наждачной бумаге, на глаза навернулись слезы. Когда приступ прошел и дыхание вернулось в норму, я увидела, как человек, которого я меньше всего ожидала еще когда-либо встретить, и чьего появления на горизонте втайне опасалась, спокойно и аккуратно зажигает свечи на сервированном на двоих столике, словно это не он похитил меня и держал связанной по рукам и ногам.       — Кристофер… — хрипло выдохнула я, и Кадоган, повернувшись, отвесил мне издевательский, в стиле покойного Эдварда, поклон.       — Собственной персоной, — ухмыльнулся он.       — Но… но разве ты не…       — С моими связями в тюрьме не место, если ты об этом, — резко ответил Кристофер, обходя мое кресло и придвигая его ближе к столику. — Не будем тратить время попусту. Ужин стынет, — он сел напротив, демонстративным движением расправляя салфетку.       Я смотрела на него, словно завороженная, чувствуя, как в висках стучит кровь. Нет, это все выглядит совершенно нереально. Младший Кадоган здесь, совсем рядом. Его красивое, но бледное лицо, на котором навеки запечатлелось скорбное выражение, казалось в свете свечей на редкость спокойным, даже каким-то умиротворенным. Но глаза… Я была уверена: это не отблеск свечей играет в черных зрачках. Это огоньки безумия.       Вздрогнув, я перевела взгляд на тарелку перед собой, и желудок болезненно скрутился в узел. Стейк. Обжаренные овощи, судя по всему, под соусом гунбао. Еда хоть и выглядела заманчиво, но совершенно не вызывала аппетита.       Тем временем Кристофер откупорил бутылку вина, разлил по бокалам терпкий, ароматный напиток и с видом знатока произнес:       — «Chateau Trotte Vieille» 1994 года. Хороший был год… Пей, Агата. Не каждый день приходится пить такие вина.       Я взглянула на него через стол и вздернула подбородок, бросая молчаливый вызов. Да, я обещала быть паинькой — и я держу слово: не пытаюсь сбежать или перевернуть столик со всем содержимым прямо на безумно дорогой костюм Кадогана. Но выполнять все капризы Кристофера я не собиралась.       Заметив мой жест неповиновения, Кристофер чуть поджал губы и, после недолгой паузы, негромко сказал:       — Задирая нос не забывай о том, что подставляешь горло. Мудрая мысль, не находишь? — дав мне некоторое время переварить услышанное, он повторил, но уже с большим нажимом: — Пей вино, Агата!       Я протянула слегка подрагивающую руку к бокалу и обхватила пальцами тонкую ножку. Стараясь ничем не выказывать своих опасений, чуть пригубила терпкий напиток. Он и впрямь обладал роскошным букетом и легким привкусом летних ягод, но так как в вине я не очень-то разбиралась, да и ситуация для дегустации была не очень-то подходящей, по достоинству напиток я оценить не смогла.       Кадоган же, судя по всему, был удовлетворен увиденным. Отсалютовав мне, он тоже сделал глоток, затем другой, наслаждаясь вином с видом настоящего ценителя. Он поднес бокал с остатками вина к трепещущему пламени свечи и, любуясь пляшущими на поверхности искорками, произнес:       — При таком освещении вино удивительно похоже на кровь, не так ли? Кровь и вино, вино и кровь… Что гуще? А что больше похоже на водицу? Скажи-ка мне, Агата! Уж ты-то наверняка сможешь отличить кровь от вина, если бы перед тобой поставили два бокала, наполненных до краев! — он посмотрел на меня в упор, и в его взгляде, некогда ласковом и добродушном, чудилось что-то дьявольское.       Вздрогнув, я отвела глаза, тут же ощутив острый укол вины. Намеки Кристофера были ясны, как белый день. Она убила его брата, пролила кровь. Теперь она не более, чем убийца, над которым хотят свершить самосуд. Вот почему она здесь — из-за жажды мести.       Перед внутренним взором, словно наяву, вновь предстал тот кошмарный вечер. Ливень. Ослепляющие вспышки молний. Раскаты грома, в которые вплетаются звуки выстрелов. Всепоглощающая паника, дрожащие руки, сжимающие пистолет. Мокрые пряди волос, облепившие лицо. Стеклянное крошево от чьего-то выстрела… Решимость выжить любой ценой, попытка самозащиты. Выстрел! Ощущение нереальности происходящего. Один из близнецов, зажимающий рану; кровь течет сквозь пальцы, смешиваясь с потоками дождевой воды. А еще ярость и удивление на бледном лице — убийственная смесь. А еще крики другого брата, попытки сохранить утекающую с каждой каплей крови жизнь… Острое понимание необратимости произошедшего, желание все переиграть, как в компьютерной игре… Но нет. В жизни все не так просто.       И вот теперь пришел час расплаты. Кристофер здесь, играет в изощренные кошки-мышки, и невозможно предугадать его следующий ход. Как будто дух Эдварда вселился в тело оставшегося близнеца, и теперь они делят одно тело на двоих… Форменное безумие! Но самое страшное в этой ситуации то, что мне никто не поможет. Как и было сказано, ни Александр, ни Сэмми, ни Рейчел, а уж тем более Эллиа и Ева не знают, где я. Зря я отказалась от сопровождения! Сейчас бы сидела бы себе перед телевизором, ела домашний попкорн и смотрела бы какой-нибудь триллер вместо того, чтобы стать его главным действующим лицом.       Что ж, на этот раз типичной деве в беде придется спасаться из логова злодея самой, не рассчитывая на чудо. Самое время слегка подыграть, притупить бдительность Кадогана, потянуть немного время… И кое-что осторожно выпытать.       — Ты ведь и сам в курсе, что то была самозащита, — я уставилась на Кристофера в упор, убежденная в своей правоте. Чувство вины при этом я спрятала как можно глубже. — Вы стреляли в меня. Угрожали. Похитили моих друзей, а когда я пробиралась к тому домику в лесу, и вовсе едва не погибла в одной из ваших ловушек! И Эдвард стрелял в меня на парковке! Не кажется ли тебе, что мы сравняли счет?       — А не кажется ли тебе, — с плохо скрываемой злостью повторил Кристофер, — что на чаше весов убийство все же перевешивает все вышеперечисленное?       — А не кажется ли тебе, — с жаром подхватила я, — что мое похищение — это уже перебор? Как далеко ты готов зайти в желании отомстить?       — Достаточно, — ответ был достаточно туманным, и это не прибавляло уверенности в благополучном исходе дела.       Воцарилась недобрая тишина. Сглотнув ставшей вдруг горькой слюну, я взялась за приборы, приступая к ужину. Нарочито медленно разрезая основательно подостывший стейк на мелкие кусочки, я из-под ресниц наблюдала за Кристофером. Он ревностно следил за каждым моим движением, был начеку, опасаясь, что я вдруг кинусь на него с ножом или вилкой. Остывшее мясо казалось жестким и безвкусным, но я все же смогла прожевать его и протолкнуть дальше, сделав еще один крохотный глоток вина.       После этого я решилась задать еще один насущный вопрос:       — Где мы?       — Недостроенное предприятие K.D.Gun, — равнодушно ответил Кристофер. — Точнее, одно из. Многое полетело к чертям после тех событий.       — Ты и в этом меня обвиняешь?       Кадоган отложил вилку и внимательно посмотрел на меня.       — Скрывать не стану: твое наследство существенно помогло бы нам. Не скажу, что все дела разом пошли бы вверх, но с этими деньгами K.D.Gun долгое время оставалось бы на плаву.       Я откинулась на спинку кресла и вернула Кристоферу взгляд:       — Классическая схема получается, правда? Очередной брак по расчету, после которого обобранная до нитки жена либо получает развод и тихо живет где-то на окраине мира, либо через какое-то время трагически погибает от несчастного случая. Безутешный вдовец поскорбит полгодика для вида, а потом женится еще раз, на этот раз ради удовольствия. Так себе перспектива, скажу я тебе.       На меланхолично-холеном лице Кадогана заходили желваки:       — Я ведь уже говорил: ты мне и и правда очень сильно нравилась. Если бы не интриги Эда и все эти твои друзья-иностранцы, мы могли бы быть счастливы вместе. Жила бы, как королева, никто и не посмел бы и пальцем тебя тронуть.       — Ах, как много этих «бы»! — я картинно закатила глаза. — А что потом? Делили бы меня с братом, как игрушки в детстве? Но ведь старые игрушки рано или поздно надоедают… или ломаются. Ненароком. Вот что я тебе скажу: Эдвард, несмотря на все свои интриги, был со мной более честен, чем ты, Кристофер. Он точно знал, чего хочет, пока ты разрывался между чувством долга перед семьей и незрелой влюбленностью.       — ДОВОЛЬНО!!! — взревел вдруг Кристофер и вскочил с места, кипя от ярости и негодования. Какой-то момент я с изумлением смотрела, как некогда самый уравновешенный и благородный из близнецов Кадоганов выходит из себя и одним движением переворачивает столик со всем содержимым. Тарелки, бокалы, подсвечник, бутылка с редким марочным вином — все полетело на пол и разбилось с оглушающим звоном.       Я сжалась в кресле и вздрогнула, словно от удара, но тут же ощутила крепкую хватку ладони на своем запястье. Миг — и Кристофер резко дернул меня на себя, вынуждая подняться с кресла. От неожиданности и из-за ослабевших ног я упала ему на грудь, и он, сделав несколько шагов назад, немного протащил меня за собой, — так, что носки туфель проволоклись по полу со скребущим звуком. Этот маневр явно дался Кадогану непросто, даже несмотря на то, что вспышка ярости придала ему сил. Его прерывистое, горячее дыхание обжигало мне висок и вызывало в теле какую-то непонятную дрожь. Возможно, это был страх, а возможно и… Нет, я не должна думать об этом!       Я попыталась вырваться, но Кристофер перехватил мои руки и крепко сжал их, точно тисками:       — Ты обещала не делать глупостей, — прорычал он мне на ухо, и меня обдало жаром. По виску скатилась капелька пота и, очертив влажную дорожку, скрылась в волосах. Охваченная страхом вперемешку с волнением, я расслабилась, и Кадоган тут же ослабил хватку. Одна его рука скользнула мне на лопатки, другой он сжал мою правую ладонь. Я поняла, что мы стали в танцевальную позу, и что Кристофер, чуть покачиваясь, ведет меня в неком подобии танца, держа меня так близко, что ощущался исходящий от него горячечный жар.       — Помнишь тот бал, на котором мы познакомились? — произнес он вдруг, делая выпад и наклоняя меня назад. — До сих пор перед глазами стоит ваше с Александром танго, — Кристофер вернул меня в прежнее положение. Мы соприкоснулись лбами, наше дыхание смешалось, а взгляды скрестились, точно пара наточенных шпаг. — Какая это была страсть, экспрессия! Вы словно занялись любовью прямо там, на паркете, и вам было плевать на мнение окружающих, — он чуть отстранил меня, перехватил поудобнее и сделал несколько отточенных шагов танго, увлекая меня за собой в этот самобытный ритм. — Как мне тогда хотелось оказаться на его месте! Быть максимально близко к тебе, вести себя чуточку грубо и скрывать это за рисунком танца. Теперь у меня есть такая возможность.       Он сильнее прижал меня к себе. Я, пытаясь отстраниться, выгнула спину и запрокинула голову, глядя на Кристофера из-под полуопущенных ресниц. Взгляд его был полон страсти и безумия, и в его руках я чувствовала себя грешницей, пылающей на костре. Рука Кадогана скользнула мне на бедро и чуть сжала. Повинуясь его жесту, я закинула правую ногу на левое бедро партнера и откинулась назад на его руку. Горячие сухие пальцы скользнули по моей груди и шее, и я, вторя его движениям, медленно скользила вниз своей ногой по его ноге. Затем Кристофер резко поднял меня, снова положил руку чуть повыше талии, другую — крепко сжал в своей ладони, и повел меня по просторному помещению, следуя ритму сердца, а не музыки. Три крупных крутящихся шага — три шага влево и вправо.       Кадоган кружил меня, наклонял, отталкивал, чтобы потом вновь крепко прижать к себе. В его руках я была безвольной куклой, но не могла не признать, что двигается он отменно. В какой-то момент, когда я вытянула ногу в полушпагате, держась одной рукой за его шею, Кристофер бережно взял мое лицо в свои ладони и ласково погладил раскрасневшиеся щеки подушечками больших пальцев. Мне показалось, что я вижу того милого парня, с которым мы гуляли на ярмарке, выдували стеклянные украшения или ели странные на вид блюда местного приготовления. Мое сердце почти дрогнуло…       — О, эта страсть, — тон его голоса был почти ласков, — эти поцелуи на глазах шокированной почтенной публики… — Кристофер поднял меня на ноги, продолжая одной рукой гладить мое лицо.       Я прикрыла глаза. Разум кричал мне: «Не поддавайся!», а сердце шептало: «Лови момент…», и я буквально разрывалась на части, ощущая себя мухой в капле янтарной смолы. Что теперь будет?       — Так красиво, так самозабвенно… Я едва мог это вынести!.. — вскричал он вдруг, и я, не выдержав, вырвалась и попятилась прочь от этого безумца, но он одним прыжком оказался рядом, схватил меня, и танец продолжился.       В Кристофере чувствовалось исступление, внутренняя борьба и клокочущая лавой ярость, выжигающая ростки деликатности и бережного обращения. Танец стал более грубым, даже в некотором смысле опасным, когда он раскручивал меня и отпускал, и какие-то доли секунды я опасалась, что он не поймает меня. Но он ловил, и пытка танго вновь продолжалась…       До тех пор, пока в какой-то момент Кристофер не оттолкнул меня прочь так резко, что я, потеряв равновесие и взмахивая руками, полетела на пол, прямо на осколки разбитой посуды. В колени тут же беспощадно впилось что-то острое, и боль электрическим разрядом пронзила все тело от ступней до темени. Я вскрикнула и отпрянула назад. Острые края разбитой тарелки оставили на коже несколько глубоких порезов, из которых сочилась темная кровь, и я неловко зажала их руками.       До меня донеслось невнятное бормотание, и я подняла голову. По щекам заструились слезы боли. Кристофер, мой мучитель, стоял на коленях где-то в стороне, сжав голову руками, и бормотал, словно безумец. Я не могла разобрать ни слова, как бы ни напрягала слух. Затем, издав судорожный полустон-полувсхлип, Кадоган зарыдал, закрыв лицо руками, чем поверг меня в ступор. Сомнений не было: Кристофер безумен. Но будет ли безумием с моей стороны противостоять ему в попытке выбраться отсюда?       Я опустила взгляд вниз и среди осколков посуды разглядела тусклое мерцание серебряного ножа, которым я разрезала стейк. Нерешительно, словно сомневаясь в разумности задуманного, взяла его в руки и крепко сжала. Боль все еще пульсировала в израненных коленях, когда я осторожно, стараясь не шуметь, поднялась на ноги и начала подкрадываться к Кристоферу шаг за шагом. Казалось, я забыла, что значит дышать.       «Если он повернется, — думала я, — мне не поздоровится. Он свернет мне шею, точно глупой курице».       Но Кадоган не шевелился, поглощенный собственным безумием. Судорожно сглотнув, я приблизилась на достаточно близкое расстояние и занесла нож для удара. Закусила губу до крови, пытаясь подавить поднявшуюся вдруг из глубин души жалость.       «В конце концов, — подумала я как-то отстраненно, — я просто раню его. Так, чтобы ослабить его, вывести из игры и сбежать».       Но тут что-то темное и порочное, что живет в каждом человеке, мгновенно отозвалось на эту мысль:       «Убила однажды — убьешь еще. А здесь еще такая красивая симметрия, не находишь? Близнецы Кадоганы убиты одной рукой… И нет наследничков!»       Я поджала губы и затрясла головой, пытаясь не поддаваться слиянию этой крамольной мысли. Нет, я не убийца. Я просто защищаю свою жизнь…       Я сделала шаг вперед, но тут что-то предательски хрустнуло под ногами, и Кристофер молниеносно обернулся как раз в тот момент, когда я уже опускала нож, готовясь вонзить его куда-то над правой лопаткой. Кадоган понял, что к чему и, зарычав от ярости, блокировал удар и перехватил мою руку, сжав запястье до боли. Я закричала, но нож, мое единственное оружие, не выпустила. Вместо этого с силой впилась ногтями в удерживающую меня руку, пытаясь ослабить хватку.       И завязалась борьба не на жизнь, а на смерть. Мы кружились по залу, но уже не в ритме страсти. Это был последний, смертельный танец для одного из нас. Вопрос был лишь в том, что возьмет верх: жажда жизни или жажда мести? Инстинкт самосохранения или ярость раненого животного? Мы боролись за нож, неотрывно следя за серебряным лезвием, что всякий раз было в опасной близости то от моей шеи, то от шеи Кристофера. Даже не знаю, откуда у меня взялись силы — возможно, их придало отчаяние, а — возможно — желание выжить любой ценой.       Кристофер рычал сквозь зубы, словно загнанный зверь, пот градом стекал по покрасневшему от усилий лицу. Но он слабел — я чувствовала это. Возможно, давала знать о себе рана — тоже, кстати, нанесенная мной в том лесу; но не будем сбрасывать со счетов и общее болезненное состояние младшего Кадогана. Я, кстати говоря, тоже была не в лучшем состоянии: руки ныли и дрожали, пытаясь удержать нож, пот заливал глаза, а по ногам струилась кровь из порезов.       И тут вмешался Его Величество Случай. Наша борьба проходила аккурат возле того места, где сиротливо валялся перевернутый в приступе ярости столик, и Кристофер случайно запнулся за него, потеряв равновесие и концентрацию на секунду. Всего секунду, но мне хватило этого времени, чтобы, приложив усилие, с криком вонзить нож в соперника. Импровизированное оружие вошло в плоть, как в масло, и Кристофер, взревев от боли и ярости, осел на пол, зажимая рукой рану с торчащим в ней ножом.       Я же, не видя ничего перед собой, рванула вперед, к свободе, боясь даже оглянуться и оценить, насколько опасна нанесенная мной рана. Прочь, прочь из этого места! Крик Кристофера еще долго звенел в моих ушах, пока я плутала по коридорам заброшенного здания, и все это время мне чудилась погоня. Я отчаянно боялась вернуться в тот полутемный зал, прямиком в руки Кадогана, поэтому отчаянно молилась Богу о спасении, перемежая свои мольбы судорожными рыданиями.        Наконец, мне удалось выбраться на улицу. Прохладный ночной воздух охладил разгоряченные, залитые слезами щеки, и набатом в голову ударила мысль: «Я свободна!.. Мне удалось сбежать!..» Но расслабляться было рано, и я продолжила свой бег, пытаясь найти дорогу. Не может быть, чтобы предприятие, каким бы оно ни было, находилось вдалеке от шоссе. И я, положившись на удачу, двинулась вперед; но мысли мои упрямо крутились вокруг Кристофера, который остался там, совсем один.       «Господи, не дай ему умереть, — молилась я, беззвучно шевеля губами. — Мне так не хочется брать на душу еще один грех!»       Я уже и не помнила, как выскочила на трассу и, размахивая руками, пыталась остановить припозднившиеся автомобили. Кажется, я чуть ли не кидалась под колеса, но первые две машины, визжа тормозами, объезжали меня, и лишь затем поддавали газу. Да уж, видок у меня, видимо, был еще тот: вся в крови, заплаканная, босая, в разодранном в нескольких местах платье…       Но один водитель все же сжалился и подобрал меня, хоть всю дорогу и косился на меня с опаской и легким отвращением, словно на жертву несостоявшегося насилия. Я назвала адрес Сэма и, выйдя из автомобиля, на дрожащих ногах подошла к двери и стучала в дверь до тех пор, пока полусонный друг не открыл мне. Не могу передать то чувство облегчения, что охватило меня, когда я, рыдая, упала ему на руки.       Несколько звонков — и вот уже в крохотной гостиной собрались все те, кому я могла доверять. Рейчел сидела передо мной на коленях, держа мои руки в своих и участливо поглаживая их подушечками больших пальцев. Меня заботливо укутали в плед, напоили ромашковым чаем и внимательно выслушали, понимающе кивая. Александр хмуро переглядывался с Сэмом, Ева покусывала губу, скрестив руки на груди — сложившаяся ситуация серьезно ее обеспокоила…       Тогда-то и было принято решение отправиться в Японию. Всем вместе. Отдохнуть, развеяться, и заодно сбежать подальше от охотников за моей головой и наследством…       Кто бы знал, что более серьезные проблемы найдут нас и в Японии?