Купила я билет на поезд беглецов, Словно сумасшедшая, смеюсь я под дождем, Слегка недосягаема, безумна я слегка, И боль отступит вскоре — почти наверняка.
Soul Asylum_Runaway Train
Декабрьская лунная ночь. Дом Никсонов погружен в сонное оцепенение. После пережитого потрясения все спали, как убитые, и это было мне на руку: никто не должен был стать свидетелем моих поспешных сборов. Стараясь производить как можно меньше шума, я методично набила чемодан до отказа — и это при том, что взять с собой я хотела только все самое необходимое. Затем, в попытках закрыть, налегла на чемодан чуть ли не всем телом. Он негодующе заскрипел, отказываясь вмещать в себя такой объем вещей. В сердцах я сбросила на пол парочку старых платьев, оказавшихся сверху, и лишь после этого грубая «молния» неохотно, но поддалась. Я выпрямилась, откидывая прилипшие ко лбу пряди волос, выдохнула, и тут с ресниц сорвалась предательская слеза, разбившись о розовый пластик чемодана. Зло вытерев глаза крепко сжатым кулаком и стиснув зубы, я приказала себе не раскисать: мне нужно было мыслить максимально трезво. Я никогда не считала себя слабой личностью, но сегодняшние события переполнили чашу моего терпения до краёв. Довольно! Я больше не могла находиться в городе, где творилась всякая чертовщина, где страдали близкие мне люди, и где я сама больше не чувствовала себя в безопасности. Прочь из Сентфора! Прочь из этого трижды проклятого города! Домой, в Балтимор!.. Идея побега пришла мне в голову спонтанно. Я не вынашивала ее, не лелеяла; просто в голове что-то щелкнуло, словно под сухими пальцами лопнул стручок гороха, и меня озарило: надо уносить ноги, да поскорее, иначе я рискую потерять саму себя. Сомнений не было: побег — это единственно верное решение, учитывая сложившиеся обстоятельства. А уж реакция мамы и Дерека волновала меня тогда меньше всего. «Подумаю об этом, когда окажусь за сотни миль от Сентфора», — решила я, мысленно подобравшись. Кажется, подобным образом рассуждала Скарлетт О’Хара, пытаясь отгородиться от накопившихся проблем. Так почему бы и мне не поступить точно так же? Но, что бы я себе ни думала, горячее чувство вины, засевшее в воспаленном мозгу шипастой колючкой, все же подтолкнуло меня оставить маме и Дереку короткое письмо. Вырвав листочек из тетради, я начала торопливо выводить текст послания, опасаясь передумать в последний момент. Из-за застилающих глаза слез и скудного освещения почти ничего не было видно, все плыло и двоилось, точно в монохромном калейдоскопе, отчего строчки письма ложились вкривь и вкось. Но вот и все, готово. Сложив листок пополам и сжав его во влажной ладони, я в последний раз обвела комнату усталым взглядом. Ничто не шевельнулось в душе, словно внутри поселилась сосущая пустота. Она, словно ненасытная черная дыра, поглотила все остальные эмоции, оставив после себя лишь тупое равнодушие ко всему окружающему. Да и к чему мне было испытывать привязанность? К комнате покойницы, в которой я прожила от силы неделю? Я была здесь всего лишь гостьей; пришла пора покинуть место, которому я не принадлежала, и отправиться домой. Слезы больше не душили меня, что, несомненно, было только на руку. Стараясь не шуметь, я подхватила чемодан и, держа его на весу, чтобы колесики не грохотали по деревянному полу, прокралась на цыпочках через весь коридор к лестнице, обмирая от каждого шороха. Половинка растущей луны равнодушно взирала на мои потуги через мутноватое окошко, пока я, обливаясь потом, спускалась по лестнице со своей громоздкой ношей, молясь не оступиться впотьмах и не загреметь вниз головой. Но все обошлось, и вскоре я уже стояла в центре маленькой гостиной, переводя дыхание от напряжения и пытаясь унять бешеное сердцебиение. Затем замерла, прислушиваясь: не проснулся ли кто? Нет, кажется, обошлось. Даже удивительно, как маме и Дереку удалось так быстро и крепко уснуть. Теперь, когда я была внизу, не было нужды беспокоиться о том, что меня услышат. Почувствовав себя свободнее, но все еще дрожа мелкой дрожью от прилива адреналина, я положила смятое письмо на видное место и решительно направилась к телефону, чтобы позвонить отцу. Мне жутко не хотелось этого делать — но не оттого, что придется будить его среди ночи, а оттого, что он, некогда близкий мне человек, в последнее время стал совсем чужим. Я привыкла жить без него, да и он, похоже, тоже; но, раз уж я возвращаюсь в Балтимор, отцу стоит знать об этом. Набрав номер и прижав трубку к уху, я слушала долгие, тягучие гудки ожидания, и воображала, как прямо сейчас в моем старом доме ночную тишину разрывает трель телефонного звонка; как сонный отец наощупь тянется к аппарату, стоящему на прикроватном столике, и… Щелчок — и на том конце провода зазвучал хриплый ото сна голос. — Алло?.. — Папа? Это я, Сара, — произнесла я вполголоса, крепко прижимая трубку к уху, а затем торопливо, дабы избежать ненужных расспросов, сообщила о своем решении вернуться домой и попросила встретить меня на вокзале рано утром. Сказала — и тут же бросила трубку, опасаясь, что мой короткий разговор могли услышать. К счастью, вокруг царила всё та же сонная, гнетущая тишина… разбавляемая разве что чьим-то неглубоким хрипловатым дыханием. Я так и обмерла, чувствуя, как сердце ухнуло и провалилось куда-то вниз. Резко развернувшись, я увидела в противоположном конце комнаты два флуоресцирующих зеленых глаза, неотрывно смотрящих на меня. Множество пугающих мыслей вихрем пронеслось в голове, прежде чем я осознала, кто же меня все-таки напугал. — Тень! — выдохнула я с некоторой долей облегчения. Это надо же — испугаться собственного кота!.. Впрочем, в свете недавних событий оно и неудивительно. Тут и своей тени бояться будешь. Кот тихо мяукнул, спрыгнул со спинки дивана и подошел ко мне, мурча и ластясь. Сердце мое тут же наполнилось любовью и щемящей душу жалостью, и я взяла питомца на руки, поглаживая его по гладкой темной шерсти. Животное подняло голову и посмотрело на меня по-человечески осознанно и грустно, словно понимало мотивы моего поступка. — Извини, Тень, я не могу пока взять тебя с собой, — произнесла я, почесывая кота за ушком. — Но обещаю: как только все наладится, мы снова будем вместе. Питомец тихо замурчал, как бы соглашаясь с моими словами, и я, погладив животное напоследок, аккуратно ссадила его на диван и застегнула куртку. Пора. Я подхватила чемодан, открыла двери и, расправив плечи, переступила порог, оставляя позади свое недавнее прошлое. Свежий морозный воздух тут же взбодрил меня щипающим холодком, и я поспешила накинуть капюшон. Тихо прикрыв за собой дверь, я спустилась по ступенькам и, не оглядываясь, двинулась по улице, оставляя на тонком покрывале свежевыпавшего снега цепочку темных следов. Сзади, гремя и подскакивая на ухабах, катился розовый чемодан, вмещающий в себе то немногое, с чем мне предстояло начать новую жизнь. Вдруг тишину спящего Сентфора разорвал пока еще далекий рев десятка мотоциклов, разнесшийся в холодном ночном воздухе на несколько миль. Я сочла благоразумным поскорее уйти с проезжей части, дабы избежать возможных неприятностей, и поглубже нахлобучила капюшон, чтобы спрятать лицо. Рев все нарастал, пока, наконец, не сделался совсем оглушительным; колонна мотоциклистов нагоняла меня, и я невольно ускорила шаг, вжав голову в плечи. В Сентфоре была только одна группировка, разъезжающая на байках по городским улицам, и мне не хотелось встретиться с их главарем лицом к лицу. Но чаяния остаться незамеченной не оправдались: колонна замедлила ход и остановилась аккурат напротив меня. Тот, кто был во главе, снял шлем, и я узнала Аарона. — Сара? Что ты делаешь на улице в столь позднее время? Да еще и одна? — Хилл слез с мотоцикла и подошел ближе. Я тут же съежилась, чувствуя себя невероятно маленькой и слабой в его присутствии. Проницательный взгляд мужчины прошелся по мне с головы до ног и остановился на чемодане. — Куда-то собираешься? Увиливать от ответа не было смысла. — Да, в Балтимор. — Надолго? — Думаю, навсегда, — ответила я, избегая смотреть Аарону в глаза, будто в чем-то перед ним провинилась. Тут еще один мужчина слез с байка и, снимая на ходу шлем, двинулся в нашу сторону. Не без изумления я узнала в нем Вишню — того самого оптимиста и острослова, с которым не так давно разговаривала через прутья тюремной решетки. Охнув, я бросилась к нему навстречу и обняла, радуясь столь неожиданной встрече. От Вишни пахло хорошим одеколоном и немного сигаретами, и я вдохнула этот запах, прижавшись щекой к прохладной кожаной куртке. Парень обнял меня в ответ и легонько похлопал по спине. Этот жест приятно успокаивал. Когда я, наконец, отстранилась, Вишня задал вопрос: — Слышал, ты возвращаешься в Балтимор. Но к чему такая спешка, принцесса? Я неопределенно качнула головой: — Это долгая история. К тому же, вы вряд ли поверите мне. Драконы молча переглянулись и пожали плечами. — Не хочешь говорить — не говори, — произнес Аарон. — Просто ответь: с тобой все в порядке? «Нет, со мной не все в порядке, черт возьми!» — мысленно прокричала я, но нашла себе силы улыбнуться и заверить мужчин, что со мной все хорошо. — Может, тебя подвезти до вокзала? — предложил Вишня. — Сэкономишь время… Внутри меня все воспротивилось этому предложению, и я покачала головой: — Спасибо за предложение, но нет. Тут недалеко, прогуляюсь немного. — Дело твое, — пожал плечами главарь Черных Драконов. — Но, зная твое умение найти приключения на свою… кхм, голову, вынужден настоять. Я слабо улыбнулась: — Аарон, я признательна тебе за заботу, но это явно лишнее. — Ну, как знаешь… Мы еще некоторое время постояли втроем в полной тишине. Я не любила прощания — они всегда вызывали во мне чувство неловкости, и в такие моменты я не ощущала искренности в своих поступках. Но осознание, что я больше никогда не увижу ни серьезного Аарона, ни обаятельного балагура Вишню, сподвигло меня сделать первый шаг им навстречу. Я порывисто обняла каждого из них, пытаясь запомнить эти мгновения и чувства, возникшие при этом. — Мы ведь еще увидимся? — спросил Вишня, чуть наклонив голову. — Конечно, — ответила я ему с уверенностью, которой не чувствовала, так как понимала, что вероятность встречи в будущем крайне мала. В Сентфор я не вернусь, а Балтимор слишком велик, чтобы случайно пересечься. Драконы вновь оседлали свои мотоциклы и с ревом умчались в ночь, а я продолжила свой путь до вокзала. В раздумьях дорога показалась короче, и вскоре я уже стояла у кассы, покупая билет в один конец до Балтимора. Еще несколько томительных минут ожидания на продуваемом всеми ветрами перроне — и вот я уже сажусь в поезд, запихиваю чемодан под сиденье и занимаю место у окна. Вскоре состав тронулся, и передо мной замелькали сначала невыразительные здания промзоны, а затем и заснеженные поля, тоскливые в своем монохромном однообразии. Мерный стук колес навевал дремоту, пейзаж слился в сплошное белесое пятно, и я почти было поддалась убаюкивающему ритму, как вдруг за окном мелькнул темный силуэт с демонической красной маской. Миг — и нет его, но я вскрикнула и инстинктивно зажмурилась, съежившись в комочек на сиденье. Сердце билось часто, словно у вспугнутого зайца, норовя вот-вот выскочить из груди. Когда я вновь открыла глаза, от горизонта до горизонта простирался тот самый унылый зимний пейзаж. Стараясь дышать медленно и глубоко, я постепенно приходила в норму; пульс вскоре выровнялся, и мне стало значительно лучше. — Ты не имеешь надо мной власти! — произнесла я громко и четко, словно знала, что Человек в маске наблюдает за мной. — Не имеешь!.. Я повторяла это снова и снова, точно мантру, и это придало мне сил. Поезд уносил меня все дальше и дальше от Сентфора, и с каждой оставленной позади милей на душе становилось все легче и спокойней. Окончательно придя в себя, я вдруг вспомнила о плеере и наушниках, лежавших в боковом отделе чемодана. Немного повозившись, мне все-таки удалось извлечь их на свет. Надев наушники и пролистав записи, я выбрала ту, что как нельзя кстати подходила к моей ситуации, и поставила ее на повтор. Раздались первые аккорды любимого мной синти-рока от Bon Jovi, и песня о папиной девочке-беглянке, так похожей на меня, целиком и полностью поглотила мое сознание. Я была вымотана; нервное перенапряжение последних дней давало о себе знать, так что вскоре я прикрыла отяжелевшие веки и погрузилась в беспокойную дрему, полную ярких расплывчатых образов, похожих на радужно-огненные кляксы… Когда я вновь открыла глаза, уже рассвело, а поезд въехал в черту города. Мимо проплывали корабельные доки, пристани, с качающимися на приколе баржами и рыболовецкими суднами, а вдалеке уже виднелись серые массивы балтиморовских небоскрёбов. Я ощутила мощный прилив ностальгии; это теплое чувство, теснившееся в грудной клетке, походило на любовь, и мне хотелось, раскинув руки, обнять весь этот город, поместить целиком и полностью в свое сердце, вместе со всеми этими кораблями, верфями и высотками. Как он встретит меня, свою блудную дочь? И, главное, как встретит отец? Мы не поддерживали с ним связь с того самого дня, как он поссорился с мамой и вернулся в Балтимор, к своим неоконченным мутным делам, в которых я ничего не смыслила. Во мне засела крепкая обида на отца, и я не делала никаких попыток связаться с ним. А потом меня увлек водоворот событий: стычки с Писадейрой, исчезновение Кэнди, а затем и Бобби, выходки Джона-Вильяма, знакомство с Черными Драконами, похищение матери… Иными словами, мне было не до отца с его обыденными неурядицами. Теперь же мне предстояло выстраивать свою жизнь заново, приспосабливаться к быту с ним — по крайней мере, до тех пор, пока я не окончу школу и не поступлю в колледж. Стоило мне подумать о школе, как я тут же вспомнила своих друзей детства, одноклассников и Кейт, лучшую подругу еще со времен детского сада. Я ощутила укол совести за то, что не поддерживала с ней связь все то время, что жила в Сентфоре. Но, как я уже упоминала, мне было не до того. Сознание тут же начало услужливо подкидывать воспоминания об учебных буднях в стенах сентфорской школы, а также о Кэнди, Бобби, Джоне, Майкле, Дереке, Стефани, Адель… Люке. Вновь накатила тщательно сдерживаемая в глубинах души тоска, и мне захотелось завыть в голос. Я прикрыла глаза и обессиленно откинулась на жесткую спинку сиденья. Люк!.. При одном только воспоминании о нем в душе растеклась сладкая горечь. Как же это больно — обрести любовь и потерять ее в тот же день! Получить признание, разделить эти чувства, ощутить слияние душ, чтобы волей жестокого рока разом лишиться всего. Меня бросало в дрожь всякий раз, стоило лишь вообразить догорающий дом Морингов и обугленные останки возлюбленного под белой простыней. Все это стало бы реальностью, опоздай я всего на минуту. — Где же ты, Люк? — прошептала я в пустоту, прикрыв глаза и воскрешая в памяти дорогой сердцу образ. Мой милый, нежный, заботливый и бесконечно любимый… Из памяти сотрутся многие лица и воспоминания, но только не он — моя первая настоящая любовь. Все, что было между нами — бесценно, и я навеки сохраню каждый день, проведенный вместе, в своей памяти. Быть может, когда-нибудь он найдет меня, или я — его, и прожитые в разлуке годы покажутся нам всего лишь сном. Ну а пока… Поезд, приближаясь к вокзалу Пенн-Стейшн, постепенно сбрасывал скорость. Я поспешила одеться и вытащить из-под сиденья чемодан, дабы оказаться в числе тех, кто первым выйдет на перрон — мне не терпелось размять ноги. Оказавшись на свежем воздухе, я тут же отошла в сторону, дабы не мешать вечно спешащим куда-то людям, и огляделась, пытаясь взглядом найти отца. Сначала я не узнала его. При последней встрече я запомнила его как цветущего вида мужчину с гладко зачесанными каштановыми волосами без намека на седину, аккуратно подстриженными усиками и намечающимся брюшком. Так что когда мой взгляд скользнул по худому, с ввалившимися небритыми щеками человеку, похожему на бродягу, ничто во мне не дрогнуло, признав родную кровь. Так что я на некоторое время даже лишилась дара речи, стоило ему шагнуть мне навстречу, всем своим видом излучая беспокойство и некую нервозность. — Сара, доченька! — Папа? — потрясенно выдохнула я, не веря своим глазам. — Боже, я… я тебя не узнала. Ты… так изменился, — мне на удивление было трудно подобрать слова, чтобы выразить всю ту бурю эмоций, что бушевала внутри. Неужели этот неопрятный, постаревший человек — мой отец?! — Что, потрепала жизнь твоего старика, да? — невесело рассмеялся он, покачав головой, и развел руками. — Вот ведь как оно бывает… Мы обнялись в знак приветствия, чувствуя при этом некоторую неловкость, затем папа подхватил чемодан, и мы направились через здание вокзала к выходу в город, где нас уже поджидал припаркованный неподалеку старенький седан. За все то время, что мы шли, он не проронил ни слова, и это настораживало. В голову тотчас закралась неприятная мысль, что мне здесь совершенно не рады, и гнетущее чувство ненужности камнем легло на душу. Я поджала губы и опустила глаза, не зная, что и думать. Может, это все стресс, и я попросту себя накручиваю? Когда мы дошли до автомобиля, отец, наконец, решился заговорить со мной: — Сара, что происходит? Звонила твоя мать, она места себе не находит! Говорит, что ты ночью собрала вещи и сбежала. Это так? — он строго и пытливо заглянул мне в глаза, как и полагается хорошему родителю. Я выдержала этот взгляд. — Так надо было, — ответила я уклончиво, но твердо. — Ты ведь не знаешь, что происходило в Сентфоре в твое отсутствие! За эти три месяца я пережила столько стрессовых ситуаций, что впору поседеть. Пойми, я просто больше не могла находиться там!.. — я перевела дыхание и продолжила уже спокойней, но теперь каждое мое слово сочилось ядом. — Между прочим, это была твоя идея — поселиться в Сентфоре. Ты привез нас с мамой туда, а сам благополучно вернулся в Балтимор. Знаешь, на что это смахивает? На то, как хозяева перевозят в загородный коттедж старые и ненужные вещи, чтобы не мешали. Так тебе ли меня стыдить? Отец не произнес ни слова в ответ на мою гневную отповедь. Все это время он избегал смотреть мне в глаза, и вид у него был откровенно виноватый. И я вдруг осознала, что морально сильнее обоих своих родителей вместе взятых. И мать, и отец по сути своей были великовозрастными детьми; да что уж там — они и зачали меня, будучи подростками. Им пришлось испытать все прелести раннего родительства, так что нормальное взросление и учеба в колледже отошли на второй план. Такими они и остались: потерянной девочкой и инфантильным мальчиком. — Ладно, — после долгого молчания произнес, наконец, папа. Вид у него был не самый радостный. — Но ты просто обязана позвонить матери и объясниться. Она закатила настоящую истерику — ты бы слышала! «Могу себе представить», — мрачно подумалось мне, и я кивнула, соглашаясь со словами отца. Это вполне его удовлетворило. Мы сели в машину, и отец вырулил с парковки на дорогу. Он вел, крепко сжимая руль, превратившись в один сплошной комок нервов. И снова молчание, которое уже начало раздражать. Я видела, что что-то не дает ему покоя, и что папа порой бросает на меня нерешительно-тревожный взгляд, словно намеревается сказать что-то важное, но никак не решается. Тогда я решила подтолкнуть его. — Тебе удалось уладить проблемы в Балтиморе? — вопрос был задан скорее из вежливости, чем ради интереса, но мог послужить первым шагом к непринужденной беседе. — Практически. Я снова на плаву, — последовал короткий ответ, не вполне удовлетворивший меня, и между нами вновь воцарилось неловкое молчание, от которого мне хотелось кричать. К счастью, вскоре мы оказались на месте и свернули на подъездную дорожку, ведущую к милому, старому дому, в котором прошли мои детские годы. Ностальгия накатила на меня подобно ласковой волне, согревая изнутри, но тут папа заглушил мотор и повернулся ко мне, решившись, по-видимому, поделиться тем, что тревожило его всю дорогу с вокзала. — Прежде чем мы войдем в дом, — начал он, потупив глаза, — мне надо кое-что тебе рассказать. Искренне надеюсь на твое понимание. Уже по этому вступлению я поняла, что ничего приятного не услышу, но все равно кивнула. — Понимаешь, Сара, наши с мамой отношения довольно далеки от идеала. Мы были не намного моложе тебя, когда стали родителями. Ослепленные влюбленностью, слишком поздно поняли, насколько мы разные и чего хотим от жизни; а та наша ссора в Сентфоре — далеко не первая, кстати — в очередной раз доказала это. В общем… — Понятно, можешь не продолжать, — отрезала я, сжав пальцами переносицу. Неужели придется снова через это пройти? — Ты с кем-то живешь? С какой-то женщиной? Папа растерялся от подобной прямолинейности и тут же замялся, не зная, что делать дальше. В тот момент он напоминал шарик, из которого разом вдруг выпустили весь воздух, и мне даже стало как-то жаль его. — Я понимаю, это неправильно, но… С горечью ухмыльнувшись, я махнула рукой: — Не парься, пап. Мама тоже состояла все это время в отношениях с другим мужчиной. — Правда? — отца это откровение отчего-то задело, и лицо его искривилось. Ох и лицемер же ты, папа! Внутри склизкой гадиной шевельнулось нечто похожее на отвращение, но я подавила его, воззвав к своему рассудку. — Не лучше ли вам обоим будет развестись? — задала я вполне себе логичный вопрос, на что незамедлительно последовал ответ: — Мы обсудим это позже, а сейчас пойдем в дом. Тебе стоит отдохнуть и хорошенько выспаться. Понимаю, ты устала и вся на нервах, но прошу: будь вежлива с Корой. — Так ее зовут Кора? Что ж, хорошо, — пробурчала я, невольно подумав о том, в какую неловкую ситуацию пришлось бы мне попасть, не предупреди я отца о своем приезде. А такая мысль, кстати, была. Я словно воочию представила, как поднимаюсь с чемоданом по ступенькам отчего дома, звоню, а мне открывает какая-то незнакомая женщина. Ах, нет, поправочка: папина женщина. Некая Кора. Да уж. Ну и как тут не вспомнить маму и мистера Никсона, упокой Господь его душу? Их связь неприятно меня задела, но мама была так счастлива, что я нашла в себе силы благословить их с шерифом отношения. Отец Дерека был хорошим человеком — храбрым и честным, и рядом с ним мама расцветала подобно райскому цветку. Но папа… Смогу ли я вновь проявить великодушие? Ох, Господи, дай мне сил снова пройти через это! Я тяжело поднялась по ступенькам, позволив отцу позаботиться о моем чемодане. Непомерная усталость набухала в каждой клеточке моего тела — сказывался недосып и пережитый стресс, но я собралась с силами, чтобы встретиться лицом к лицу с папиной пассией. Просто будь милой и вежливой девочкой, Сара. Просто будь паинькой. Родной дом встретил меня словно чужой. Прежде я так любила его теплую, добрую атмосферу, уют, созданный мамиными руками, и так отчаянно стремилась вернуться в эту спокойную гавань, что даже ощутила прилив горестного разочарования из-за неоправдавшихся ожиданий. Глупо было предполагать, что все будет как прежде. Не зря ведь мудрецы говорили, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Из гостиной доносились звуки музыки — кажется, это была «Леди в красном» Криса де Бурга, — и я мысленно подобралась, прежде чем направиться туда. Где-то за спиной маячил отец, неловко переминаясь с ноги на ногу, но я не обращала на него внимания. В тот момент меня занимала лишь женщина, сидящая в любимом кресле матери с шитьем в руках. Это была худощавая блондинка средних лет с тонкими чертами лица, на которых лежала печать усталости. Волосы ее были уложены в аккуратный пучок на затылке; да и сама одежда Коры была чиста и опрятна, не в пример отцовской. И как она только допустила, чтобы мужчина, с которым она делит кров, ходил в таком потрепанном виде? — Доброе утро, — поздоровалась я, привлекая к себе внимание. Женщина тут же оторвалась от своего занятия и устремила на меня взгляд бледных голубых глаз. — Я Сара, дочь… кхм, — я слегка смутилась и скрыла это за легким покашливанием. Кора склонила голову набок, оценивающе осмотрев меня с ног до головы цепким взглядом, и я моментально насторожилась, словно маленький зверек при приближении крупного хищника. — Очень приятно, Сара, весьма наслышана, — ответила она на удивление сухим и безэмоциональным голосом, так не вяжущимся с миловидной внешностью. — Кажется, вы устали с дороги? Думаю, вам стоит пойти отдохнуть, а позже мы продолжим наше знакомство. — Да, пожалуй, — ответила я на автомате и, пребывая в легком смятении, тут же развернулась и направилась вверх по лестнице, точно послушный маленький солдатик. И только уже оказавшись наверху, подумала: а какого, собственно, черта я так поступила? Кора приказала лечь баиньки, а я и побежала, как дрессированная собачонка? Возмущение нахлынуло на меня подобно снежной лавине, и в то же время эта неконтролируемая эмоциональная вспышка высосала из меня остатки сил, погрузив в легкое подобие апатии. И чего это я так разозлилась? Мне и правда жутко хотелось спать. Лечь и забыться на долгое-долгое время, чтобы проснуться потом новым человеком. Я остановилась напротив двери, ведущей в мою комнату. Признаться, я ожидала увидеть за ней лишь пыль и запустение, или, на худой конец, кучу всякого ненужного хлама. Однако, переступив порог, я с удивлением обнаружила в своей спальне полный порядок и, самое главное, постель, застеленную свежим бельем. Уголок одеяла был приветливо откинут, приглашая отдохнуть. Я поймала себя на мысли, что ко всему этому приложила руку Кора, и нечто, похожее на благодарность, шевельнулось в моей душе. На то, чтобы принять душ, сил уже не было. Раздевшись до белья, я нырнула в кровать и зарылась с головой в одеяло. Так как в комнате было прохладно, обнаженная кожа покрылась мурашками от прикосновения к холодным простыням, и я резко выдохнула сквозь зубы. Но не прошло и минуты, как мне стало значительно теплее и, пригревшись под одеялом, я тут же отключилась. Говорят, что смертельно уставшие люди не видят сновидений. Видимо, это бы не мой случай, так как в них недостатка не было. Сны мне снились необычайно яркие, на грани бреда. Уставший мозг пытался разложить по полочкам все, что произошло со мной за прошедшие сутки, так что я не смогла обрести во сне желанное забвение. Мне снилось, как чудики из цирка, Человек в маске и убитый шериф надвигаются на меня, хватают за руки и, плотоядно облизываясь, валят на землю. Я кричала и просыпалась, а затем вновь погружалась в беспокойный сон, удостоверившись, что мне ничего не грозит. И тогда мне явился горящий в огне Люк. Мой любимый был объят пламенем с головы до ног, его кожа быстро покрывалась пузырями и лопалась, сочась желтоватой жидкостью. Он страдал и кричал от боли, тянулся ко мне, умоляя помочь, и все, что я могла — лишь смотреть и плакать оттого, что не успела. «Но ведь все это неправда! Я спасла Люка! — вопило мое подсознание, и морок постепенно таял, превращаясь в прогорклую туманную дымку с привкусом дыма. — Он жив, и это самое главное». Эта мысль успокоила достаточно, чтобы я наконец обрела желанное забытье. Мне снились только темные размытые силуэты, неясные очертания каких-то предметов в серой пелене, но они не вызывали гнетущего чувства тревоги, а потом и вовсе исчезли. Не знаю, сколько я спала, но проснулась уже достаточно бодрой и отдохнувшей. За окном стремительно смеркалось. Я с наслаждением потянулась в теплом коконе из одеял и села. На столике у кровати обнаружилась уже порядком остывшая еда, прикрытая салфеткой, и холодный же чай. Этот знак искренней заботы хоть и не вызвал аппетита, но, несомненно, тронул до глубины души. Я все же нашла в себе силы съесть пару галет с сыром и, морщась, сделать глоток противного, остывшего чая, подернутого плёнкой. Нет, это не дело. Я надела халат (опять-таки, предусмотрительно оставленный кем-то в кресле) и, взяв поднос с остатками еды, спустилась вниз. Отца я нашла в гостиной за просмотром выпуска новостей. Коры поблизости не наблюдалось. — Привет, пап, — оставив поднос на журнальном столике, я опустилась в кресло напротив. — Привет, — отец улыбнулся и выключил телевизор. — Как отдохнула? Ты кричала во сне… — Все в порядке. Как долго я проспала? Ответ папы поверг меня в некое подобие шока. — Больше суток. Скажем так, ты поднялась наверх утром, а спустилась вечером следующего дня. — Ого… — я ошарашенно пробормотала я. — Вот уж никогда бы не подумала… А где Кора? — Ушла на работу в ночную смену. Она работает в хосписе сиделкой. — А-а-а, понятно, — протянула я и замолчала, не зная, что сказать дальше. Я могла бы задать отцу тысячи вопросов, но голова была на удивление пуста, чтобы просто поддерживать разговор. Или это была неловкость, которую ощущаешь по отношению к некогда близкому человеку, ставшему вдруг бесконечно далеким? Впрочем, отец быстро решил эту проблему. Откашлявшись, он заговорил, слегка запинаясь: — Сара, пока ты спала, несколько раз звонила мама. Тебе необходимо как можно скорее перезвонить ей и объясниться — она вне себя от беспокойства. Она и так устроила мне грандиозную истерику по телефону, когда узнала, что ты все еще спишь. Лучше не доводи до греха и свяжись с ней, — с этими словами он встал и вышел из гостиной, давая мне возможность поговорить с матерью без свидетелей. Я вздохнула. Что ж, я знала, что этот момент рано или поздно наступит, так что нет смысла оттягивать неизбежное. Набравшись смелости, я потянулась к телефону, сняла трубку и набрала номер. На том конце провода ответили сразу же. — Алло? — голос матери резанул по слуху неприятными истеричными нотками, и я живо вообразила, как она сидит в гостиной, гипнотизируя телефон в ожидании моего звонка, изнывая от тревоги и переживаний. — Мама, это я, — и откуда в моем голосе столько спокойствия, пока внутри все обмирает и мучается от внезапных угрызений совести? — Ох, Сара, несносная ты девчонка! Что же ты натворила?! Зачем сбежала? А обо мне ты подумала?! Я просыпаюсь — а тебя нет, постель совершенно пуста, как и шкаф! Где ты? С кем ты? Что с тобой? Я чуть не поседела, понимаешь ты это или нет?! Ох, попалась бы ты мне сейчас — шкуру содрала бы! Лавина упреков все не иссякала, а я продолжала выслушивать мамины крики, перемежающиеся со слезами, всеми силами пытаясь сохранять хладнокровие, хотя и лицо, и уши прямо-таки горели от стыда и раскаяния из-за маминых переживаний. И лишь когда мама замолчала, всхлипывая в трубку, я твердо отчеканила: — Да, я виновата, но в Сентфор не вернусь. Особенно после того, что произошло. Ты должна меня понять — я просто не могла поступить иначе. — Мы могли бы разобраться во всем вместе, как семья! — снова всхлипнула мама. — Нет, — покачала я головой, — только не с этим. Я хочу нормальной жизни, понимаешь? Хочу окончить школу, поступить в колледж. Хочу просто жить, не вздрагивая от каждого шороха или шарахаясь от теней на стене. Хочу просто забыть этот кошмар!.. Я останусь в Балтиморе — и точка. Мама молчала, переваривая сказанное. Наконец, он произнесла: — Что ж. Твоя взяла. Видимо, я совсем никчемная мать, раз ты решила, что с отцом тебе будет безопаснее. — Мам, прошу, не начинай!.. — А что? Разве не так? Вспомни: не я тебя, а ты меня спасла из рук этого чертового психа в маске! Хотя это мать должна защищать своего ребенка, а не наоборот! Знаешь, я тоже хочу как можно скорее забыть этот кошмар, и мне гораздо проще будет убедить себя и окружающих в том, что ты захотела жить с отцом. Все-таки в большом городе перспектив больше, чем Сентфоре… Я вздохнула, почувствовав капельку облегчения от ее слов. — Ладно, проехали… Кстати, мам, можешь выполнить одну мою просьбу? — Что угодно. — Привези мне Тень. — Конечно, — согласилась она. — Через месяц я собираюсь приехать в Балтимор, чтобы подписать документы о разводе, и заодно привезу твоего питомца. Он скучает по тебе. Все мы. В висках болезненно запульсировало, когда я услышала слово «развод». Видимо, родители все решили в один из тех звонков… Все было давно предрешено, так почему же я чувствую себя так, словно меня предали? Я проглотила тугой комок, ставший в горле, и поспешила перевести тему: — А как там остальные? Что происходит в Сентфоре? — мысленно я отругала себя за ненужное любопытство, но соблазн узнать, как обстоят дела у моих друзей, был слишком велик. И мама без утайки поведала последние новости. О пожаре, уничтожившем дом Морингов, я, конечно знала, а вот следующее известие пригвоздило меня к креслу и заставило сердце сжаться и ухнуть вниз. — Завтра похороны мистера Никсона, — при этих словах голос матери дрогнул, — ну а Дереком уже заинтересовались органы опеки. Он теперь сирота, к тому же несовершеннолетний, и, скорей всего, его теперь ждет детский дом. Если, конечно, не найдется какой-нибудь родственник, что согласится взять над парнишкой опеку. Ну а пока что я присматриваю за ним. Дерек совсем замкнулся в себе, не ходит в школу и не хочет разговаривать даже с Бобби и Кэнди… Жаль его. Мама рассказывала еще что-то, но я уже ее не слушала, чувствуя себя настоящей свиньей из-за того, что бросила друга в такой тяжелый для него период. Дерек потерял последнего родного человека, и теперь перед ним открывался полный жестокости мир, вступить в бой с которым он должен в одиночку. Но он сильный. Всегда был. И наверняка справится с этим ударом судьбы, как бы ни было трудно. Мы с мамой поговорили еще немного, а потом я, сославшись на какое-то срочное дело, положила трубку да так и осталась сидеть в кресле, уставившись немигающими глазами в точку прямо перед собой. Дерека, безусловно, было жаль, но я должна была жить дальше, без оглядки на Сентфор и проблемы его жителей. Просто спрятать сердце и начать жить для себя, как я и хотела. А все остальное сотрется ластиком времени.***
Никто не слышал ни единого слова от тебя,
Они должны были увидеть это в твоих глазах,
Что происходило в твоей голове.
Bon Jovi_Runaway
Пятнадцатое декабря 1986 года, понедельник. Мне предстояло серьезное испытание: вернуться в старую школу, стены которой я покинула еще совсем недавно. С тех пор прошло каких-то два месяца, но для меня они показались целой жизнью, полной самых разнообразных впечатлений: от первой любви до последнего вздоха… Само собой, мои нервы были напряжены до предела, как и в первый день в школе Сентфора. Вот только там я была новенькой, потенциальной жертвой, а здесь мне придется восстанавливать былые связи и авторитет среди ровесников, что тоже являлось непростой задачей. Как все будет? Как меня встретят друзья? Как вернуть свое место под солнцем? Вопросов — масса, ответов — ноль. Уже битый час я не могла выбрать подходящий образ для триумфального возвращения. Я методично перебирала вещи, отбрасывая в сторону всю ту одежду, в которой щеголяла в Сентфоре. Куча отбракованных шмоток все росла и росла, и я взяла себе на заметку избавиться от всего этого — отдать в приют или раздарить подругам. И наплевать на то, что придется расстаться с вещами, которые еще не успели выйти из моды или стоили чудовищно дорого, как, например, красное платье-боди с прозрачной цветочной юбкой и широким белым ремнем. А все потому, что этот наряд я надевала на первое выступление цирка уродов, и теперь он вызывал во мне только неприятные воспоминания. Так что с глаз долой — из сердца вон. Если уж и начинать жизнь заново, то без старых шмоток. Наконец, я остановила свой выбор на розовом пуловере из мягкого кашемира и белых джинсах; затем зачесала волосы в высокий хвост, слегка подкрасила глаза и губы — и, закинув за спину рюкзачок, вышла из дома, следуя знакомым маршрутом. Чувство нереальности происходящего накатило на меня, когда прошла через школьный двор и поднялась по ступеням, чувствуя легкий мандраж. Все вроде было привычно и знакомо и, вроде бы, ничего кардинально не изменилось, но мне казалось, будто в последний раз я была здесь сто лет назад, а не всего лишь в сентябре. Я не могла отделаться от ощущения, что все смотрят на меня, буравя взглядами спину, но, сохранив непроницаемое выражение лица, я гордо расправила плечи, вскинула подбородок и уверенным шагом направилась в административный корпус — оформить все необходимые документы и получить на руки расписание учебного курса. Приветливо улыбающаяся секретарша помогла мне заполнить все необходимые документы, несмотря на то, что не хватало некоторых важных бумаг. Впрочем, я смогла убедить женщину в том, что это не проблема и мать в скором времени довезет все остальное. Также мне пришлось заполнить несколько анкет и выбрать факультативные курсы, после чего секретарша выдала мне расписание занятий. Все это заняло немало времени, и к тому моменту, когда я, наконец, покинула административный корпус, прошло уже добрых двадцать минут после звонка. Быстро сверившись с расписанием и подавив соблазн прогулять занятие, я поспешила на урок истории. Ворвавшись в самый разгар занятия, я извинилась перед учителем и попросила разрешения сесть. Мое появление вызвало оживленное перешептывание среди учащихся, напомнившее гул в потревоженном улее. Мистер Халлоран — кажется, так его звали — нетерпеливо махнул рукой, приглашая занять любое свободное место, а сам тем временем продолжил лекцию. Пока я шла по проходу, меня сопровождал вихрь возбужденных шепотков. Казалось, каждый присутствующий счел своим долгом обсудить мою скромную персону, словно это было самым интересным моментом всего урока. Я скользнула взглядом по знакомым и не очень лицам, выискивая свою лучшую подругу. Если бы Кейт не махнула мне рукой, я бы и не узнала ее — настолько подруга изменилась внешне. Помнится, раньше ее кожа была светлее, а волосы — длиннее, так что невольно напрашивалось сравнение с озорным смуглым эльфом. Я кивнула и улыбнулась в ответ, затем заняла место в конце класса, пытаясь сосредоточиться на теме занятия. Одноклассники поначалу оглядывались на меня, не скрывая любопытства, но вскоре им это наскучило. Впрочем, их интерес вернулся после звонка с урока, и они окружили меня со всех сторон, наперебой расспрашивая о причинах, побудивших меня вернуться в Балтимор, и о жизни «в том захолустном городке». — Должно быть, там скука смертная! — протянул Джейк, мой старый знакомый еще со времен детского сада. — О, ты даже не представляешь себе, насколько! — в тон ему ответила я, закатывая глаза, хотя прекрасно понимала, что это совсем не так. На все остальные вопросы я отвечала так же уклончиво, не вдаваясь в подробности. Им ни к чему знать истинную причину моего появления здесь. Даже Кейт, которая терпеливо стояла в стороне, ожидая, когда меня наконец оставят в покое. Впрочем, поговорить с подругой мне удалось лишь во время ланча, так как следующие после истории предметы она не посещала. В столовой Кейт подсела ко мне с подносом, широко улыбаясь, и именно в тот момент я поняла, как сильно скучала по ней, по нашим долгим ночным телефонным беседам и посиделкам в кафе за стаканчиком молочного коктейля. У нас было столько общего, что прошедшие в вынужденной разлуке месяцы показались нам годами, и меня буквально разрывало на части от желания поболтать с Кейт, поделиться сокровенным. — Ну, давай, рассказывай, — с места в карьер начала подруга, принимаясь за тако с индюшатиной и овощами, — я жажду новостей. Что за городок этот Сентфор? Какая там школа? И, самое главное, есть ли там мало-мальски горячие парни? Я рассмеялась: — Эй, попридержи коней, Кейт! Сейчас не место и не время обсуждать такие вещи. Это не рассказ на одну минуту, так что оставлю его на сладенькое. Ты лучше сама поделись самыми смачными школьными сплетнями. Что интересного произошло, пока я умирала со скуки в захолустье? — мне удалось ловко перевести разговор в другое русло, не затрагивая при этом тему Сентфора, и подруга, похоже, заглотила наживку, принявшись пересказывать мне последние новости из жизни школы и наших общих знакомых: у кого с кем возник конфликт, кто попал в больницу после бейсбольного матча, кто с кем начал встречаться… Также она, кокетливо сверкая глазами и загадочно улыбаясь, сообщила, что в школе недавно появился новенький — красавчик-блондин с проколотым ухом и умением по-испански виртуозно играть на гитаре. — Почти все девчонки по нему сохнут, — мечтательно воздев глаза к потолку, протянула Кейт, и это было явным свидетельством того, что и она сама к нему неровно дышала. Я понимала, что новенький никак не может быть Люком, но сердце всего на мгновение предательски замерло от одной только мимолетной мысли: «А вдруг?..». Но разум тут же холодно одернул расшалившееся сердце: «Нет, маловероятно: Люк не умеет играть на гитаре». Тут наше уединение за столиком было нарушено появлением Николь Бланшар и Валери Дентон — двух моих заклятых подруг. Вернее, таковой была именно Николь — эффектная красавица-блондинка с кукольной внешностью и фигурой фотомодели, лидер школьной команды чирлидеров. Валери же была ее «шестеркой» и прилипалой — одной из тех девиц, что никогда не имеют своего мнения и довольствуются ролью некрасивой подружки при особе негласной королевы школы. — Привет, Сара, — пропела Николь, присаживаясь рядом. Мне тут же ударил в нос сладковатый запах ее духов. — Все-таки решила вернуться в большой город? Перспективы, все дела? Наверное, совсем скука заела в этом твоем городишке? — она так и сыпала вопросами, активно жуя при этом жвачку; я же натянуто улыбалась, ожидая, когда же Николь перейдет к самой сути, так как понимала, что моя жизнь в Сентфоре интересует ее примерно так же, как быт жителей африканского племени мурси. — Кстати, не думаешь ли вернуться к нам в команду? Вот оно! Я внутренне восторжествовала от собственной проницательности. Голосок Николь звучал елейно и слащаво, но серо-голубые глаза ее, похожие на льдинки, буравили меня отнюдь не доброжелательно. Так что передо мной встал выбор: согласиться и нажить себе врага (Бланшар явно видела во мне соперницу), или же отказаться и тем самым признать свое поражение. Оба варианта меня мало устраивали. Немного подумав, я пошла на компромисс: — Я подумаю. Естественно, мой ответ не удовлетворил красотку Николь, но она, поджав губы, все же отстала от меня и, сославшись на то, что ей надо подготовиться к уроку, гордо удалилась. Валери, бросив на меня неприязненный взгляд, засеменила следом, словно послушная собачонка. — Вот же стервы, — прошипела Кейт им вслед, но я успокаивающе коснулась ее руки. — Не бери в голову. Чирлидинг сейчас не входит в список моих приоритетов. — А театральный кружок? — Совсем другое дело! Подруга улыбнулась: — Тогда нам по пути. Согласно расписанию, занятия в театральном кружке начинались сразу после ланча, так что мы с Кейт, болтая о всякой ерунде, отправились на занятия, которые вел любимый всеми мистер Веласкес — учитель английского языка и литературы. Мне импонировали его позитив и профессионализм — качества, которые заставляют учеников с головой погружаться в урок и получать удовольствие от процесса обучения. В театральном кружке вовсю шла работа над постановкой «Сурового испытания» — пьесы о суде над салемскими ведьмами. Кейт досталась главная роль Эбигейл Уильямс, дочери пастора, лжесвидетельствующей во время процесса, дабы обелить свое имя. У других участников кружка тоже были свои роли - одна я, как новоприбывшая, временно осталась не у дел, хотя понимала, что меня рано или поздно все равно привлекут к работе — надо же кому-то заниматься костюмами или декорациями. Ну а пока все, что мне оставалось — это сидеть на стуле и глазеть по сторонам, пока Кейт читает со сцены свой монолог. Кое-как досидев до конца занятия, я вышла из зала одной из первых, радуясь окончанию вынужденного безделья. Совсем недавно тихие коридоры после звонка наполнились шумом, толкотней, визгом; кто-то кого-то догонял, с кем-то спорил, о чем-то просил… И среди этого броуновского движения мне вдруг почудился знакомый до боли образ: светлые волосы, джинсы, бежевая куртка, небрежно закинутый на плечо рюкзак… Сердце вдруг подскочило к горлу, мешая дышать, и я невольно схватилась за шею, глядя вслед удаляющейся фигуре. Я бы так и осталась стоять на месте и пялиться, если бы кто-то не налетел на меня сзади и грубо выругался. Это вывело из оцепенения, и ноги сами понесли меня следом за парнем. Я торопилась, а в голове в такт шагам билась мысль: «Люк! Неужели Люк?!». Но подсознание, как и всегда, вкрадчиво шептало, противореча голосу сердца: «Не обольщайся, Сара. Тогда в случае ошибки будет не так больно». Расстояние между мной и парнем сокращалось с каждой секундой, и вот я, чувствуя, как от волнения в груди кончается воздух, догнала его и схватила за руку. — Люк! — сдавленно вскрикнула я, отчаянно надеясь на чудо. Но реальность оказывается неумолимо-суровой, разбивая вдребезги все чаяния. Парень обернулся. Во взгляде его явственно читались изумление и немой вопрос, и сердце мое тут же оборвалось и ухнуло куда-то вниз. Не он. Не Люк. Другой, но тоже красивый голубоглазый блондин с проколотым ухом и ямочками на щеках. — Мы знакомы? — удивленно улыбаясь, спросил парень, пока лицо мое заливалось краской стыда. — Э-э-э, нет, простите… — пробормотала я, чувствуя себя чудовищно глупо и желая как можно скорее провалиться сквозь землю от чувства неловкости. — Просто обозналась… — Тогда самое время познакомиться, — ослепительно улыбнулся юноша и протянул мне руку. — Я — Крис. А вы? — Сара. Я вложила свою ладонь в его, сухую и горячую, и слегка сжала, попытавшись при этом придать лицу более расслабленное выражение. Вскинув голову, в глазах своего нового знакомого я заметила интерес к своей персоне, но в тот момент я была слишком смущена, чтобы чувствовать себя польщенной. Пробормотав что-то о следующем уроке, я скользнула в сторону и поспешила прочь, чувствуя на себе его обжигающе-горячий взгляд. Я заскочила в туалет и, чтобы успокоиться, плеснула холодной воды себе в лицо, совершенно позабыв о макияже. Выругавшись, быстро привела себя в порядок и уже в привычном состоянии духа отправилась на урок… Чтобы через пару минут снова столкнуться с Крисом, но на этот раз уже в кабинете литературы. Он улыбнулся мне уголком губ, отчего на щеке парня снова появилась притягательная ямочка, и я кивнула ему в ответ, поспешив занять место в противоположном конце класса. Впрочем, это мне не особо помогло, так как весь урок я чувствовала на себе взгляд Криса, и это не могло не отвлекать меня от лекции. Естественно, все это не укрылось от всевидящего ока Кейт, и уже после занятий, нагнав меня в холле школы, подруга начала допрос с пристрастием: — Крис с тебя всю литературу глаз не сводил! Обалдеть можно! — Да, я заметила. Мой флегматичный ответ немало удивил Кейт: — Это же тот самый красавчик, о котором я тебе рассказывала во время ланча! О’Нил, похоже, он запал на тебя… — Да нет, — отмахнулась я, — скорей всего, он думает, что у меня не все дома. — Почему? — удивилась подруга, и я вкратце пересказала ей историю о том, как приняла его за одного своего старого знакомого. — Ой, ну надо же!.. — покачала головой подруга. — Нарочно не придумаешь. Но он явно положил на тебя глаз, поверь моему слову! Эх, я даже завидую тебе… По-хорошему. А я в ответ лишь пожала плечами.***
Я больше никогда не потревожу твой сон,
В котором ты с тем, кто тебя любит,
С тобой будет, только с тобою будет!
Градусы_Я больше никогда
Прошел месяц с ночи побега, но я так и не перестала видеть кошмары. Человек в маске и Писадейра преследовали меня каждую ночь, гротескно ухмыляясь и протягивая ко мне мертвенно-бледные руки, с которых кусками отваливалась гниющая плоть. Я видела адские муки горящей на костре Аннет, слышала ее пронзительный, нечеловеческий крик, сулящий вечное проклятие всем тем, кто его слышал. Мне даже снился Джон (или все же Вильям?), выходящий из густого белого тумана — нерешительный, с робкой улыбкой на губах и настороженными темными глазами. Он подходил ближе, пытался заговорить со мной, но это неизменно вызывало неприязнь. Я понимала, что Вильям не желает мне зла, но все равно его появление вызывало неконтролируемый приступ страха, из-за которого я просыпалась с криком и в холодном поту. По утрам мне все чаще приходилось ловить на себе косые взгляды отца и его пассии, что, несомненно, не могло не напрягать, но я находила в себе силы закрывать на это глаза. Конечно, это не могло продлиться долго, и было лишь вопросом времени, когда отец и Кора официально признают меня ненормальной. Это произошло через пару дней после того, как мать привезла мне кота и сумку с забытыми в спешке вещами. А еще она доставила подготовленные документы о разводе. Все произошло тихо и мирно, без взаимных обвинений, словно и не было между ними былой любви и привязанности, и от этого становилось безудержно грустно. Мать с пониманием отнеслась к моему решению остаться в Балтиморе и, взяв с меня обещание звонить почаще, отбыла обратно в Сентфор. Той же ночью мне снова приснился Джон. Он вновь вышел из белого, точно молоко, тумана, и двинулся ко мне, немного нервно улыбаясь. Внутри меня же все оборвалось, и, судорожно сглотнув, я принялась отступать, тряся головой. — Уйди! — приказала я. — Уйди, уйди! — я повторяла это слово раз за разом, пытаясь заглушить речи парня. А он, кажется, пытался достучаться до меня, вспоминал время, проведенное вместе, и наш неловкий поцелуй у лесного водопада. Но я не желала ничего слушать, так как желала раз и навсегда оставить призраков Сентфора в прошлом. Вильям, устав от попыток достучаться до меня, обреченно вздохнул и опустил голову, принимая поражение. — Извини, не хотел тебя пугать… — тихо произнес он, и губы его дрогнули в грустной усмешке. — Прости и прощай, я больше никогда не побеспокою тебя, — сказал — и шагнул обратно в молочно-белую пелену, оставляя меня в одиночестве. Мир тут же разлетелся на тысячу осколков и я рухнула вниз, в бездонные глубины мрака. Я летела с дикой скоростью, и мне на какой-то миг показалось, что мое сердце уже давным-давно выпрыгнуло из груди и теперь летит где-то рядом… И я снова проснулась с ужасным криком. Тяжело дыша, огляделась по сторонам, скользнула взглядом по Тени, спящей в изножье кровати и, перевернувшись, уткнулась лицом в подушку, мелко дрожа. — Это невозможно… невозможно… — бормотала я, едва сдерживая слезы. Кошмары выматывали, тени Сентфора мучали и не отпускали меня даже в Балтиморе. Побег не решил проблему, ведь от себя не убежишь… Я повалялась в постели еще немного, прикрыв глаза и стараясь выровнять дыхание, но сон так и не вернулся. Часы на прикроватном столике показывали без пяти семь утра, и я решила, что лежать и дальше нет смысла, поэтому встала и, накинув халат, отправилась на кухню с намерением выпить чашку горячего кофе. Я как раз спускалась по ступенькам, когда до моего слуха долетел обрывок разговора отца и Коры. Речь явно шла обо мне, и я затаилась на лестнице, прислушиваясь. — …Я серьезно, Ник. Это ведь уже не впервые. Я уже устала просыпаться каждую ночь от криков, надо что-то с этим делать. — Но, Кора! Сара будет против… — Она несовершеннолетняя, а значит ты можешь настоять на своем. — Думаешь? Ее состояние и правда смущает меня… — Уверена! Саре не помешало бы сходить на прием к психоаналитику. Услышав последнюю реплику Коры, я задохнулась от возмущения. Да как она смеет?! Что она вообще о себе возомнила? И какое имеет право вмешиваться в мою жизнь?! Кипя от негодования, я сбежала с лестницы и вбежала в гостиную, представ перед отцом и мачехой в растрепанном, но боевом виде. — Значит, вы считаете меня припадочной психопаткой? — угрожающе громко начала я, не тратя время на предисловия. Отец заметно смутился и опустил взгляд, сжав ладонями подлокотники кресла; Кора же выглядела на удивление спокойной, нисколько не удивившись моему внезапному появлению и взвинченному состоянию. — И тебе доброго утра, Сара, — ровным голосом ответила женщина. — Нет, я вовсе не считаю тебя припадочной психопаткой. Я лишь считаю своим долгом натолкнуть твоего отца на мысль, что несколько визитов к психоаналитику, а может даже и курс лечения, помогут тебе решить проблемы со сном. — У меня все в полном порядке! — рявкнула я, изрядно покривив душой. — Милочка моя, неужели ты считаешь, что ночные крики — это нормальное явление? — парировала женщина, глядя на меня в упор. — Всем снятся кошмары! И что теперь? — все больше распалялась я, сжимая руки в кулаки. — Да, но не у всех такая реакция, — бледно-голубые глаза Коры сверлили меня, точно два буравчика. — У тебя явно какие-то нарушения сна на фоне пережитого стресса, Сара! Я не буду даже спрашивать, что с тобой произошло в том городке… как его там?.. — Сентфор, — услужливо подсказал отец. — Да, в Сентфоре, — продолжила женщина. — Что бы это ни было, это до сих пор тревожит тебя, и психоаналитик наверняка сможет докопаться до твоих глубинных страхов. Может даже придется прибегнуть к гипнозу… — Не позволю никому копаться в моих мозгах! — меня перекосило даже от одной мысли об этом. — Вы так сильно ненавидите меня, что хотите отдать в психушку к мозгоправам?! Так?! На миг в комнате повисла гробовая тишина, но уже через мгновение гостиную заполнил громовой голос отца: — Сара Джейн О’Нил! Ты перегибаешь палку! Подобное по отношению к нам просто недопустимо! Мы хотим тебе помочь и желаем только добра, а ты ведешь себя, как самая настоящая грубиянка, и упорство твое сродни ослиному! О психушке и мозгоправах, как ты выразилась, не было сказано ни слова, так что, будь добра, не делай из мухи слона!.. От такой короткой, но крайне эмоциональной речи я даже опешила. Мало того, что кроткий и тихий мужчина, коим был мой отец, повысил голос, пытаясь воззвать к моему благоразумию, так он еще назвал меня полным именем — а это обозначало только одно: он сильно рассержен. Оглядываясь назад и анализируя эту ситуацию, я действительно понимаю, что ни Кора, ни уж тем более отец не желали мне зла, напротив — проявляли настоящее участие и беспокойство. Это сейчас я осознаю, что несколько сеансов с психоаналитиком наверняка избавили бы меня от кошмаров в кратчайшие сроки. Но тогда, десять лет назад, сама мысль о мозгоправах вызывала во мне ужас и отторжение, и потому я, побагровев от едва сдерживаемой злости и негодования, трясясь от переполняющих меня эмоций, резко крутнулась на месте и бросилась вверх по лестнице. Ворвавшись в свою комнату, я упала на кровать и изо всех сил замолотила кулаками по ни в чем не повинной подушке, выплескивая гнев. Когда эмоции поутихли и вернулась способность мыслить трезво, я поднялась и заметалась по комнате, поспешно бросая в дорожную сумку пару комплектов нижнего белья, зубную щетку, кое-какую одежду и кассетный плеер с наушниками. Быстро переоделась, и уже через двадцать минут спускалась вниз со своим нехитрым багажом. — Куда это ты собралась? — из гостиной, скрестив руки на груди появился насупленный отец. — К Кейт. Поживу у нее пару деньков, — ответила я и двинулась мимо, не обращая внимания на бормотание отца о моем несносном характере. Демонстративно громко хлопнув дверью, я двинулась вниз по улице, к телефонной будке — надо было позвонить и предупредить Кейт о моем приходе, хотя уже знала, что подруга не будет против. Я и раньше оставалась у нее с ночевками на два-три дня — правда, тогда мы только-только перешли в среднюю школу. Мы объедались пиццей и попкорном у телевизора, а перед сном, лежа на широкой кровати, сплетничали о симпатичных мальчиках или делились страшными секретами, пока не засыпали. Кейт часто оставалась дома одна. Мать, хирург в одной из балтиморовских больниц, сутками пропадала на работе, появляясь дома лишь для того, чтобы отоспаться и привести себя в порядок; мистер Доусон же работал дальнобойщиком и колесил по штатам на своей фуре. Вся его жизнь была сплошным рейсом, и Кейт видела его лишь по праздникам, и то не всегда. Итак, я набрала номер подруги из телефона-автомата и, дождавшись ответа после долгих гудков, вкратце обрисовала сложившуюся ситуацию, пообещав при встрече рассказать все подробнее. Кейт обрадовалась моему грядущему визиту, и к моменту, когда я добралась до ее дома, уже ждала меня на пороге. К чести сказать, она не задавала мне вопросов, пока помогала устраиваться в гостевой комнате, хотя я видела, что ее буквально распирает от любопытства. Да и мне, на удивление, не терпелось выговориться, не опасаясь осуждения или недоверия. Конечно, правда могла шокировать Кейт, поэтому я решила малость повременить с откровениями, подгадать более удобный случай. Такой подвернулся уже под вечер, когда мы, наевшись до отвала пиццы и посмотрев по телевизору парочку серий «Альфа», устроились на кровати в гостевой комнате, принявшись колдовать над прическами друг друга в теплом свете лавовой лампы. Хоть у Кейт и не было больше длинных волос, которые можно было бы заплести в сложную прическу, я сделала ей несколько милых и забавных хвостиков; Доусон же принялась за дело всерьез, пытаясь наколдовать нечто невообразимое из множества мелких косичек. Вот тогда-то я и расслабилась окончательно. Тщательно выстраиваемую плотину прорвало, и я рассказала Кейт об утреннем конфликте с отцом и Корой, и о всем том, что к нему привело: о Сентфоре со всей его мистикой, о Кэнди, Дереке и Бобби; о Черных Драконах; о цирке уродов и, конечно же, о Люке. Слова лились рекой, и мой монолог во многом походил на исповедь. Я будто заново переживала все, что происходило со мной, не сдерживая порой слез, и разговор этот затянулся до самого утра. Кейт была отличным слушателем, и за все то время, что я исповедовалась ей, задала совсем мало вопросов. Она смотрела на меня глубокими карими глазами и крепко держала мою ладонь в своей, теплой и мягкой, поддерживая и успокаивая. Подруга не жаловалась и не пыталась заставить меня лечь спать, хотя я видела, что она изо всех сил борется с усталостью. И вот когда я, немного охрипнув, наконец закончила свой монолог, то ощутила небывалую легкость, как будто сбросила с души тяжелый камень. Я словно очистилась изнутри, обрела настоящую надежду на светлое будущее. Мне стало легче и без всякого мозгоправа — всего-то и надо было, что выговориться перед лучшей и самой верной подругой. Хотя осталась всего одна частица Сентфора, которую я решила все-таки сохранить в своем сердце — Люк Моринг. Я не отреклась от него, и Кейт, воодушевленная историей нашей любви, произнесла: — Такая любовь оставляет след во Вселенной. И если ваши сердца связаны тонкой незримой нитью, то когда-нибудь судьба обязательно сведет вас вновь. Главное — верить. Как я верю… Эх, счастливая ты, Сара… — вздохнула она. — Но как же Крис? Он явно запал на тебя. Я улыбнулась, радуясь тому, что беседа наша перетекла в привычное русло, и ответила: — Не уверена, что готова броситься в этот омут с головой. Но он действительно классный, так что поживем-увидим… …Мы уснули на рассвете, когда слепое зимнее солнце показалось из-за горизонта раскаленным докрасна медяком, и меня впервые за все время не мучали кошмары. Морок отступил. Я снова победила.***
Прошло полгода с той ночи, как я сбежала из Сентфора, и ровно месяц с того дня, как я сдалась под осадой Криса и согласилась стать его девушкой. Он очень долго оказывал мне знаки внимания, звал на танцы, дарил цветы и милые безделушки, забрасывал на уроке записками и звонил домой. Поначалу такое его внимание мне льстило, потом начало слегка раздражать, но со временем я поняла, что Крис стал неотъемлемой частью моей жизни с момента первой встречи, и потому рискнула подпустить его ближе, к неудовлетворению и зависти доброй половины старшеклассниц. Я с головой погрузилась в эти отношения, чувствуя себя рядом с Крисом легко и беззаботно. Мы подолгу гуляли в парке, объедались мороженым в кафе, и целовались на заднем ряду кинотеатра, едва ли обращая внимание на сюжет фильма. Парень был легок на подъем и обожал шутить, так что с ним никогда не было скучно. Отец, кстати, одобрял мой выбор, потому и закрывал глаза на наши с Крисом долгие поцелуи на крыльце. Но я не могла не замечать жадные, голодные взгляды, которые парень бросал на меня, когда думал, что я ничего не вижу, его долгие объятия и интимные прикосновения словно бы невзначай. Он словно давал понять, что в своих мыслях уже давно занялся со мной сексом — на разных поверхностях и в разных позах, но так и не воплотил это в реальность. Я понимала, что это рано или поздно должно было случиться, но внутри словно стояла какая-то преграда, мешающая мне отдаться Крису и перевести наши отношения на новый уровень; хотя порой я все же ловила себя на мысли, что истосковалась по ласкам и тяжестью крепкого тела, прижимающего меня к кровати. Я не занималась сексом уже очень давно, и кроме Люка у меня никого не было, так что опытной меня можно было назвать лишь с большой натяжкой. И я решилась сделать первый шаг: Крис должен стать первым, кого я допущу к своему телу после долгих месяцев воздержания. Он мой парень, в конце концов, это вполне естественно, верно? Наступил долгожданный конец учебного года, и в честь этого знаменательного события Крис пригласил меня в автокинотеатр — анонсировали показ нового блокбастера. Я, конечно же, согласилась, мысленно предвкушая более интересное времяпрепровождение, чем просто просмотр фильма. Легкое возбуждение овладело мной, когда я прокручивала в голове возможные варианты развития событий: оно было сродни азарту и горячило кровь не хуже алкоголя. Перед началом киносеанса мы основательно затарились ведерками с поп-корном и стаканчиками с молочными коктейлями и заняли свое место — чуть в стороне от прочих автомобилей, но все же так, чтобы можно было видеть экран. Я тут же оценила обстановку: стекла в машине Криса тонированные, так что никто посторонний не увидит, чем мы там будем заниматься, да и расположение парень выбрал весьма удачное — как будто что-то чувствовал. То, что надо! Я следила за ходом сюжета фильма, потягивая коктейль и закидывая в рот зернышки поп-корна, но в какой-то момент решительно убрала все это на заднее сиденье и повернулась к Крису, чувствуя, как горит лицо и учащенно бьется сердце. Парень уловил мое волнение и потянулся ближе, очертив пальцем овал лица и вопросительно заглянув в глаза. От Криса потрясающе пахло дорогим одеколоном и ментоловым лосьоном после бритья, и я, сделав глубокий вдох, облизнула губы, не отрывая при этом от него взгляда. В глазах парня зажглись знакомые алчущие огоньки. С жадным любопытством он ласкал взглядом мои шею, щеки и грудь, а я млела, чувствуя, как по телу разливаются приятное тепло и томная нега. Оно стало почти невесомым, и лишь в низу живота чувствовалась горячая тяжесть давно не утоляемого желания. Я коснулась ладонью шеи Криса и притянула его к себе, жадно припав к губам. Парень удивленно охнул, но с готовностью ответил на поцелуй, углубляя его с каждой секундой, словно желая поглотить меня целиком. От лихорадочной борьбы наших губ и языков я распалялась еще больше, желая только одного: прикоснуться к нему всем телом, почувствовать его губы на нежной коже груди, и утолить снедающий меня первобытный жар. Вцепившись в футболку Криса, я, не разрывая поцелуй, потянулась вперед, пытаясь перебраться к нему на водительское сиденье. Он все понял и, ловко подхватив меня за бедра, усадил на своих коленях, попутно пытаясь опустить кресло. Я, прерывисто вздохнув, тут же выгнулась ему навстречу, так, что моя шея и грудь оказалась на уровне его глаз. Крис что-то изумленно пробормотал, и его рука тут же пробралась под кофточку, сжимая в сухой горячей ладони грудь в кружевной чашечке бра. Я застонала от желания получить больше, и тут же нетерпеливо стянула с себя мешающий верх, а следом и футболку Криса. — Сара… — выдохнул он, покрывая поцелуями мою шею и грудь, проводя языком вдоль кружевной кромки, а я млела и таяла. — Какая ты сладкая… Я зарылась пальцами в густые волосы у него на затылке и притянула его голову ближе: — Не останавливайся… Его не нужно было просить дважды. Ловким щелчком пальцев он расстегнул застежку на лифчике, обнажая мою грудь, и я сделала невольный вдох, когда прохладный воздух коснулся влажных узоров на коже, выписанных языком Криса. — Само совершенство!.. — парень ласкал груди пальцами, перекатывая между пальцев горошины сосков, зарывался лицом в нежную ложбинку, обдавая горячим дыханием и покалывая чуть отросшей щетиной. Я закрыла глаза и отдалась невероятным ощущениям. Мое тело словно представляло собой один оголенный нерв, чувствительный к любой ласке, и я балансировала на грани сладкого изнеможения, отчаянно желая большего и сходя с ума от пульсации внизу живота. Крис отодвинул краешек трусиков и погрузился пальцами в горячую пульсирующую влагу, заставив меня снова выгнуться и застонать. Он что-то удовлетворенно пробормотал и принялся ласкать особо чувствительное местечко, заставляя меня бесстыдно вскрикивать и извиваться в его руках. Эта пытка могла бы продолжаться вечно, но я уже не могла терпеть. Мне хотелось как можно быстрее заполнить пустоту внутри, и я принялась лихорадочно бороться с пряжкой ремня на его джинсах, с пуговицами, молнией… Крис помог мне с этим, и вот я, крепко обхватив коленями бедра парня, принялась осторожно насаживаться на его член, пока резко, до конца, не опустилась вниз, чувствуя приятную тесноту и пульсацию органа внутри. Я выдохнула и закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям и привыкая к ним, а затем прильнула к губам Криса и, жадно целуя его, начала двигаться вверх-вниз, подстраиваясь под толчки внутри себя. Салон автомобиля наполнили звуки рваного дыхания и хриплые стоны. Парень до боли сжимал мои ягодицы под юбкой, направляя мое движение, и вскоре начала чувствовать, как по телу пробегает сладкая дрожь удовольствия. Наши движения ускорялись, мы неумолимо приближались к разрядке, и мне было так невообразимо сладко, что когда меня затопила мощная волна оргазма, я, запрокинув голову, громко выдохнула имя человека, с которым мне было так хорошо… Движение резко прекратилось, и меня словно сбросили с небес на землю. Все еще мелко дрожа от разрядки, я распахнула глаза и увидела перед собой лицо Криса, превратившееся в искаженную гримасу боли и ярости. То была целая гамма эмоций — от шока до презрения. И тогда я поняла, что совершила чудовищную, поистине катастрофическую ошибку, назвав в момент достижения пика страсти совсем другое имя. Я звала Люка, а не Криса, и в этом была вся беда. Парень тут же ссадил меня на соседнее сиденье и поспешно привел себя в порядок. Я, сгорая от стыда, последовала его примеру и затихла, сжавшись в комочек. Крис завел мотор и вырулил со стоянки на трассу, направляясь обратно в город. Всю дорогу мы молчали; он не проронил ни слова, высаживая меня у подъездной дорожки, ведущей к отцовскому дому. Все кончилось, едва успев начаться, и в этом не было вины Криса, ведь я все равно не смогла бы смотреть ему в лицо после случившегося. Мы прекратили всякое общение, даже дружеское, и весь последний год перед выпуском он старательно игнорировал меня, отводил глаза при встрече и даже не удостаивал кивка. Это сначала задевало, но потом я привыкла. Ко всему привыкаешь…***
Время шло, неумолимо утекая песком сквозь пальцы. Я окончила школу, затем колледж, устроилась на работу в кредитный отдел крупнейшего банка Балтимора. Едва мне исполнилось восемнадцать, я съехала от отца и Коры, намереваясь вести настоящую взрослую жизнь, сняла небольшую квартирку в старом городе, на оплату аренды которой поначалу уходил практически весь мой заработок (в свободное от учебы время я подрабатывала официанткой в кафе напротив). Было чертовски трудно, но я не сдавалась. Работа в банке стала приносить чуть больше денег, и вскоре арендная плата за маленькое уютное жилье не стала такой уж неподъемной. Правда, на собственную квартиру денег все еще не хватало, но я намеревалась разобраться с этим вопросом в течении пяти лет. Взрослая жизнь не оставила места для воспоминаний и прошлого. Счета, кредиты, отчеты, шеф-самодур — все это занимало львиную долю моего времени, и моменты встречи с подругами я отныне почитала за роскошь. Даже с матерью я практически не поддерживала связь, если не считать, конечно, традиционного обмена открытками по праздникам. Но так уж получилось, что прошлое все равно напомнило о себе — пусть даже мимолетно, на грани слепого наваждения. Это случилось два года назад, в один из тех дней, когда из-за наплыва клиентов я могла встретиться с подругами лишь в обеденный перерыв, в кофейне напротив стеклянной громадины банка. Кейт, Николь и Валери уже ждали меня за столиком у окна, наслаждаясь капучино после удачного шопинга. Я махнула им рукой и перебежала через дорогу, попутно поглядывая на часы. На все про все оставалось около пятидесяти минут, так что я, влетев в кафе, тут же заказала проходящей мимо официантке латте и вафли со взбитыми сливками. Я поприветствовала подруг и села на свободное место рядом с Кейт. Девушки были поглощены обсуждением приближающейся свадьбы: торт, приглашения, лимузин, цветы, платья невесты и подружек, банкет… От всего этого голова шла кругом. Николь, счастливая невеста, буквально светилась от восторга, то и дело демонстрируя нам колечко из белого золота с алмазной гранью, подаренное Крисом. Да-да, моя заклятая подруга и бывший парень собирались пожениться, и я была искренне рада за них. Они смотрелись вместе весьма гармонично и были идеальной парой, словно были созданы друг для друга, этакие Барби и Кен. Мы болтали о всякой милой ерунде, когда я, делая глоток остывающего латте, бросила беглый взгляд за окно и увидела на противоположной стороне дороги знакомый силуэт в черной кожаной куртке. Сердце мое подпрыгнуло и пропустило удар, и я едва не выронила чашку из ослабевших пальцев. «Вишня!» — молнией пронеслось в голове, и меня словно окатило волной жара. — Сара, а ты что думаешь? Сара?.. — донеслось до моего слуха. — А? Что? — растерянно произнесла я, поворачиваясь к Николь. — Говорю, что ты думаешь по поводу букета невесты? Стефанотис, розы или каллы? Как по-твоему? — Только не каллы, — машинально ответила я. — У меня они ассоциируются со смертью. — А стефанотис стоит чудовищно дорого, — поддакнула Кейт. — Розы — самый оптимальный вариант, — вставила Валери, кстати говоря, профессиональный флорист. — Но можно попробовать и лилии, и ромашки… Разговор ушел в сторону, и я вновь бросила взволнованный взгляд за окно. Но там уже никого не было — фигура в знакомой кожанке исчезла. Естественно, я тут же списала все на разыгравшуюся ни к месту фантазию. Мало ли кого я могла увидеть! Да и что Вишне делать в Балтиморе? Но это все же не дало мне спокойно уснуть той ночью. Я ворочалась в постели, мучительно рассуждая о том, видела ли я Вишню на самом деле или нет. Но одно я знала точно: это больше никогда не повторится. Так и произошло. Время стерло из памяти все сентфоровское прошлое, даже родные черты Люка, превратив их в смутное, расплывчатое пятно. Но спустя десять лет прошлое вновь постучало в мои двери, проникло в дом через щель для писем, вернуло к жизни старые воспоминания. «Приглашение на похороны» — гласило послание, вновь перевернувшее мою жизнь с ног на голову. Трижды проклятый Сентфор звал меня домой, и я не смогла воспротивиться этому зову…