ID работы: 10867674

А в Питере сегодня холодно.

Слэш
NC-17
Заморожен
56
автор
Размер:
41 страница, 10 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
56 Нравится 46 Отзывы 10 В сборник Скачать

Зависимость.

Настройки текста
      Дневное, ближе к вечернему, солнце слегка припекало, создавало своей нежаркой теплотой уютную атмосферу, нежное мягкое ощущение усталости, от которого совершенно не хотелось просыпаться.       Сергей нежился в мягких объятиях прохладных простыней и одеял, совершенно не желая возвращаться в реальную жизнь, где неизвестно, что его могло снова ожидать. Парень так привык к проблемам, что навалились разом на его бедную крашеную голову, что совсем забыл о тех редких спокойных деньках, когда его не тянуло напиться от отсутствия сил даже на то, чтобы просто думать.       Тихон все же не ушёл из дома Горошко, лишь сходил в ближайший продуктовый за водой и едой для пустого холодильника студента. Мужчина не хотел оставлять бедного юношу одного, особенно учитывая его ужасное состояние. Он боялся, что с парнем может что-нибудь случиться, либо же он сам что-то с собой сделает. Навязчивые мысли о словах студента лезли в голову, оставаясь там, видимо, жить. Приготовив простенький ужин — или обед — Жизневский прошел в комнату, где спал студент, растянувшийся на старой жёсткой кровати. Его нога торчала из-под одеяла и собирала на себя солнечные лучи, нагреваясь. Рыжие, почти огненные, волосы взъерошились, развалились на подушке неаккуратным спутанным веером. Они были отвратительно грязными, Горошко следовало бы сходить в душ. Лицо Серёжи сильно опухло, особенно глаза, но это не было так плохо, как укус пчелы. Скорее просто сонное лицо Сергея, которое почти ничем не отличалось от обычных сонных лиц.       Услышав чужие шаги, Горошко встрепенулся, но сразу понял, что чувствует себя все ещё неважно, поэтому продолжил подниматься уже медленнее. Парень разлепил глаза, сел на кровати и все ещё не понял где он и кто стоит перед ним. После сна мозг совершенно отказывался работать, однако со временем студент начал узнавать Тихона и свою маленькую душную спальню. — Как ты себя чувствуешь? — М-уже получше, — пробормотал Сергей. Губы от долгого молчания слиплись, четко говорить было до ужаса сложно, получалось только мямлить. — Ты прости, что я заставил тебя наблюдать все это… Ты же шёл куда-то, а тут я со своими… закидонами… — Я шёл всего лишь на встречу с другом, ничего особенного, можно и отменить. Пойдём обедать. Ну, в твоём случае завтракать.

***

      Еле слышный скрежет ложечки о дно любимой кружки Сергея иногда перебивал тишину и равномерное дыхание парней. Есть совершенно не хотелось, несмотря на то, что организм требовал хоть малейший кусочек чего-то съедобного. Горошко боялся, что ему снова станет хуже. От одних воспоминаний о сегодняшнем утре уже немного воротило, но студент все же был рад, что головная боль наконец прошла.       Перед носом стояла тарелка со скромным обедом. Тихон не брал с собой много денег утром, на шаурму не хватило, пришлось брать, что есть. Он сварил картошку, как когда-то учила мама, купил куриную грудку, которую позже пожарил мелкими кусочками и добавил немного зелени. Сочетание не самое вкусное, но в голову ничего больше не пришло, сейчас он преследовал лишь цель накормить бедного мальчика, которого ещё пару часов назад выворачивало под кустом. — Слушай, ты ж говорил что-то про парня, — Тихон говорил тихо, будто это тайна, которую не должен никто слышать. — Ты че, из этих что ли?       Юноша подавился чаем, начиная закашливаться. Он с громким стуком, почти с грохотом, опустил кружку на стол, да с такой силой, что она вот-вот расколется на сотни мелких осколков. Сергей поднял красные глаза, в которые ещё с самого раннего утра словно песка насыпали, на Жизневского и многозначительно шумно выдохнул через нос. — Я не- — Ты же сам сказал? Ну и кто он? Не, ты ничего не подумай, я к ним, ну, то есть к вам нормально отношусь, просто интересн- — Заткнись! — раздражённо рявкнул Горошко неожиданно даже для себя. — Я не… Не знаю. Я сам ещё не понял.. Я не знаю, ничего не понимаю.       С каждой секундой говорить становилось все сложнее, ком поднимался выше и выше, болезненно застревая где-то у основания и лишая возможности издавать хоть какие-то звуки, кроме сипения. Сергей медленно сел обратно за стол, опустил голову и запустил пальцы в русо-рыжие пряди, содрогаясь с тихими всхлипами. Солёные капли разбивались о белую столешницу и собирались в небольшие лужицы.       Гложущий стыд охватил лёгкие парня, тяжесть где-то внутри не давала поднять глаз. За что же Серёже такие страдания? Если бы не странно волнующее его желудок чувство скрежета металла внутри с рассыпающимися обжигающими искрами, словно зажженные бенгальские огни где-то под или между ребрами, Сергей бы продолжил жить своей безмятежной, спокойной жизнью. Единственные его проблемы заключались бы лишь в том, чтобы не помереть с голоду и хорошо отработать свои смены. — Знаешь что, — резко вскочил Горошко, отчего Тихон вздрогнул. — А похуй! Напишу ему. Сергей, видимо решил наплевать на все. Будь что будет, совершенно наплевать уже на все. Нет сил терпеть непрерывные мучения, преследующие парня каждый раз, когда он видит Его.       Жизневский поднялся со своего места и направился в прихожую. Принёс оттуда телефон Горошко, он отдал его хозяину. Полный энтузиазма, словно это не он секунду назад истекал слезами и соплями, Сергей разблокировал устройство, открыл чат. На панели высветилось короткое, но значительное «Димка». Юноша застыл. Окончательно. Поддельная радость и энергичность, скорее просто защитная реакция, резко исчезла с его лица.

А что ему написать?

Мне страшно и грустно, и я некрасиво Кривляюсь, тревожусь, смеюсь невпопад Пытаюсь придумать защитный обряд

      Любопытный кудрявый парень взглянул из-за чужого плеча на экран. — Чеботарев что ли? — огромная теплая рука с силой легла на плечо Сергея, отчего он сильно испугался — скорее даже от неожиданности. — Пфф, ну ты и вляпался, пацан.       Горошко только грозно глянул в его сторону — понял, что наезжать нет смысла.

***

      Минут двадцать уже не может решить Горошко, что написать. Предлагать встретиться? Глупо. Сказать он точно ничего не сможет. Просто согнется в комок, полный боли и ненависти к самому себе, и забудется в терзающей истерике, заставляющей выплюнуть сердце и желудок прямо на асфальт. А что ещё написать можно? Просто «привет»? Глупо. «Как дела?» — глупо. Глупо, глупо, глупо. Сам Горошко глупый, мысли его глупые. Болезнь неизвестная, неизлечимая, засевшая внутри него, заставляющая сердце сжиматься, словно губку для посуды, глупая. Всё такое глупое.       Забылся Серёжа в своих мыслях, запутался, заблуждал. Совсем не заметил, что завис, прожигая взглядом стол, сквозь телефон смотря. Тихон, будто заметив это, потряс его за плечо легонько в попытках разбудить. — Слуш, Горох, чего ты так завис-то? Это ж просто сообщение. Вон, мем ему скинь. Вон тот, с котиком.       Мужчина ткнул пальцем на какую-то забавную картинку в галерее своего телефона. У него, видимо, целая коллекция была. Парень хмыкнул в ответ что-то невнятное и продолжил думать. В голову абсолютно ничего не приходило. Горошко перебирал разные варианты, но они казались неподходящими, странными. Он мог подумать о нем что-то не то, что-то не так. Мнение плохое о Серёже сформируется, плохо будет. Не найдя никакого подходящего варианта, студент все же решил отправить картинку. Вон тот мем с котиком.       Сообщение долго не было прочитано. Через пару минут такого молчания Сергей сдался. Он кинул с небольшой силой телефон на середину стола и тяжело выдохнул. Тихон, сидящий напротив, разглядывал его квартиру, он был тут впервые. С чего бы вообще Горошко стал делиться с ним столь личными вещами, они даже почти не знакомы. Так, по работе редко общаются и достаточно.

Неизвестность так беспокоит, Морозные звезды так ярко горят. День один на другой так походит, И так проходит неделя подряд.

      Жизневский обернулся, оглянул маленькую светлую кухню с полосой плитки на стенах, заметил, что на входе двери нет, только арка красивая. Справа от выхода сразу находился туалет, словно специально разместился там, на самом видном в коридоре месте. Коридор был тёмный, почти узкий. Окон в нем точно не было, зато стояло пианино и какой-то шкаф с безделушками. Часть шкафа Тихон видел ещё с кухни, через арку. На незакрытой полке он заметил странный мешочек. Рядом с ним примерно такой же длины лежали две барабанные палочки. — Ты играешь? — Что? — Сергей совершенно не думал сейчас об этих чёртовых палочках, он даже не вспомнил о них. Единственное, что сейчас его волновало это панель уведомлений, на которую он вечно поглядывал, ожидая сообщений от контакта «Димка». — Там палочки лежат, говорю, играешь?       Юноша оглянул Жизневского задумчивым взглядом и отмахнулся, пробубнив что-то типо «а, ну, да, редко». Терпение у студента не железное, изнутри его отчего-то разъедало что-то жгучее и щекотное, живот скручивало, сводило. От волнения, нетерпения и любопытства парень буквально не мог спокойно усидеть на месте. Робко потянулся рукой к телефону, разблокировал. Сообщение прочитано. А дальше что?

Мне страшно и грустно, и я стараюсь Держать под контролем всё, но не справляюсь. Мне снятся ночами тревожные сны О том, как живется в начале весны. *

***

— … Ты понимаешь, это как болезнь от которой лечиться нет сил и даже желания. У тебя нет температуры, но при взгляде на него, лицо покрывается румянцем. У тебя не болит горло, но когда ты дотрагиваешься до него — перехватывает дыхание. И если видишь, как он безразличен к тебе, сжимается сердце. Но есть средство, которое помогает и убивает одновременно. Ты хочешь вылечить это, но находишь лекарство лишь в бытие рядом с ним. Наверное, только в такие моменты ты становишься немного здоровее. Понимаешь, Тиш?**       Горошко так влюблённо лепетал, пытался описать словами то, что чувствует, как ему тяжело. Он вздыхает, думает, что можно еще добавить, что можно сказать. Так хочется, чтобы все это наконец закончилось, чтобы стало легче. Сергею так нравится его роль, сам фильм, который они делают, но есть Чеботарев, который с недавнего времени буквально перевернул мир парня, заставил его волноваться, болеть, трепетать. Пару коротких сцен можно и потерпеть, но совместных сцен очень много и у каждой по несколько дублей. Какое облегчение чувствовал Горошко, когда давал эту несчастную пощёчину. Он словно мстил за всю ту эмоциональную боль и тяжесть, что без своего же ведома причинил ему Дима. — Ой, парниш, да ты реально влюбился… — Да не мог я... — тихо пробормотал юноша.       Сейчас Серёжа снова полулежа на столе развалился с Тихоном на кухне. Глаза жгло от подступающих слез и стыда. Ну как так можно облажаться? Кажется, Тихон сейчас посмеивается над ним где-то внутри. Действительно, что неопытный молодой мальчик может знать о жизни, о том, что в ней обычно происходит. Кровь прилила к щекам, стыд сковал все тело, пальцы жгло, в носу щипало. Горошко заглянул в чистые глаза Жизневского, однако не нашел там насмешки, наоборот, несмотря на холодный цвет, только тепло и понимание. Будто он прямо сейчас был готов прижать его к груди, расцеловать макушку, поглаживающими движениями успокоить. Словно заботливая мамочка.       Звук уведомления заставил парней дернуться от неожиданности. Сергей быстро глянул на телефон, а затем энергично, словно ребёнок, на Тихона, приоткрыв рот. И тебе привет, что-то хотел? — Тиш! Тиш! Он ответил! Что дальше-то писать? — с горящими искорками в глазах, Сергей был готов прыгать по всей кухне, танцевать, хоть на улицах или крышах домов, готов был вылететь на крыльях, подхвативших его, прямо в окно. — Тихо, спокойно, это просто сообщение… Предложи ему встретиться? А что? Поговорите, сблизитесь. Ну при мне он, по крайней мере, был за любой движ ещё с общажных лет. — Ты с ума сошёл? Не пойду я никуда с ним! Я не знаю, что сказать даже!

Ты послезавтра на смене будешь?

Конечно буду, это же наша с тобой смена, в офисе будем, забыл?       Единственным шансом не навязываться, но все же увидеть Диму были съёмки, Сергей хотел хотя бы поговорить с Чеботаревым. Раньше ему хватало и того, что было на площадке, однако сейчас этого чертовски мало, хочется больше и больше. Он как наркоман, жаждущий получить свою дозу больше и больше. Настоящая ломка. Чувство сильной пустоты, неопределённости и холода. Тоска. Зависимость.

Тоска по манящему чувству затягивающей эйфории.

Зависимость.***

Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.