Приходя домой, я надеваю самую большую кофту Отказываю себе в праве смотреть на свое тело Закрываю руками глаза, превращаюсь в кокон
Сергей захлопнул дверь квартиры пустой. Такой же пустой, как и его внутренности, его бесполезное свинцовое тело, не имеющее никакого смысла. Такой же пустой, как его пьяные и без алкоголя мысли, как его стеклянные, покрасневшие от слез глаза. Студенту осталось только скатиться по старой двери вниз, на плитку, постеленную в прихожей, и тихо скулить, разрываясь и воя от непонятных чувств, смешанных с пустотой и вечной тоской, ограничевающей дыхание. Бутылки в пакете недовольно звякнули, когда их опустили на пол. Они едва не разбились, напомнив парню о себе. Ему хотелось сдаться, сжаться до размеров атома, лишь бы не мешаться под ногами, не раздражать всех своим бесполезным существованием. Дрожащими руками Сергей вытянул одну бутылку из неприятно шуршащего пакета. К счастью, он всегда носил с собой ключи, на которых висел глупый брелок-открывашка. Его ему подарил Рома по какому-то незначительно поводу. Хороший подарок. За пару минут половины бутылки уже не было, Горошко оставил её чуть в сторону и, запрокидывая голову назад, приложил холодную руку к мокрому от пота и слез лицу. Он немного поелозил ладонью, словно пытаясь стереть самого себя, протёр глаза, щеки и лишь и пустил тихий уставший стон от чувства полнейшей никчемности и безысходности. Сил держать все в себе уже не было, не осталось попросту.Засунуть голову между колен, укрыться и реветь А так велик соблазн все бросить, так мало сил терпеть Липофрения была частью моей жизни слишком долго Я засыпаю под колыбельные Брайана Молко
***
Горошко не знает меры. Он не умеет держать себя в руках, особенно, когда чувствует себя настолько опустошенным и подавленным. Вино, которое он хотел припрятать в шкафчик на кухне, к сожалению закончилось ещё несколько минут назад. Парень успел опустошить все свои припрятанные запасы: полбутылки водки, оставшейся с какого-то из таких вечеров, честно, студент даже не помнил, откуда. Сергей развалился на столе, он опасно сидел на краю табуретки, как учат садиться в институте, грозясь упасть в любой момент. В голове всплывали различные воспоминания. За такой небольшой промежуток времени, за маленькое количество отработанных смен произошло так много событий, наполняющих жизнь новыми красками, дающих сделать новый вдох свежего воздуха, поверить в себя и задуматься о том, что, возможно, все не так уж и плохо, может, смысл в его жизни все же есть. Даже мотивация действовать появляется. Но все это было грубо перечеркнуто, вырвано, выброшено. Пробы, репетиции, вечные шутки, все действительно хорошо проводили время, но Горошко из этого всего почему-то запомнил только колючую бороду, тихий успокаивающе низкий голос, добрые глаза. Из раза в раз он вспоминал это. Зачем? Со временем это начинает надоедать, как странная песня, засевшая в голове, повторяющаяся из раза в раз. Пытаешься думать о другом — снова мысли приходят туда, откуда начали, что начинает безумно раздражать. Снова глаза, снова фантомные руки на теле Сергея, которые становятся реальнее жизни в его больных фантазиях, снова тёплый человек, к которому хочется прижаться, потрепать за волосы.И так раз за разом. Кошмар.
Изрядно устав от этих мучений, Серёжа схватил пустую стеклянную бутылку, стоявшую рядом. Пытаясь избавить себя от навязчивых, словно мошки, мыслей, Горошко кинул бутылку. Пар выпустить действительно стоило. Накопилось слишком много всего внутри, слишком много сдерживал себя. Крик, больше похожий на стон усталости раздался по всей квартире, она была не такой уж и большой. На стекло Сергей не обращал внимания, однако определённо вошёл во вкус. Прошло лишь несколько секунд, а парень уже скинул часть посуды со стола. Звук разбивающегося стекла, впивающиеся в стопы осколки немного возвращали его в реальность, но вряд ли он планировал успокаиваться. Словно древней китайской пыткой про колья и землю, Горошко сдавило ребра. Органы внутри будто стали тяжелее, заставили юношу согнуться и упасть на засыпанный блестящими осколками пол. Снова крик, голос потихоньку осипал, пропадал, нельзя ему, нельзя так. Сергей вытер потекшие сопли со слезами рукой, и решил пойти в ванную. За последние несколько дней он ни разу не был в душе, даже сам начал замечать нестерпимый запах.***
Как жаль, что нельзя начать жить по-новому Без молчаливых криков и самоистязания
Исчезнуть, исчезнуть, исчезнуть. Осколки, которые парень не вынул, впивались в ноги с каждым шагом все глубже. Адская боль становилась все сильнее, но это не имело абсолютно никакого значения. Горошко продолжал идти. Спотыкаясь, по стеночке. Все же боль стала невыносимой и Серёжа упал. Теперь на колене появится большой синяк, если не какая-нибудь серьёзная травма. До ванной оставалась всего пара шагов, парень решил, что сможет встать. Он схватился за ручку старой белой двери, подтянулся, выпрямился. Теперь он был уже на ногах. Несмотря на осколки, впивающиеся в окровавленное мясо — по другому его стопы уже не назвать — тянущая, сдавливающая боль в груди была намного жестче и внушительнее. Растрепанное нечто со скатавшимися в комья от грязи волосами, чёрными синяками под красными опухшими глазами, впалыми щеками с появившейся небольшой щетиной мелькнула в старом грязном зеркале. Студент сел на край ванны и начал рассматривать себя. Отвратительное существо, случайные кровавые пятна на коже совсем не делали его привлекательнее. Злость, агрессия зародилась где-то под ребрами, отдавая в позвоночник. Плечи начало сводить, кулаки зачесались. — Умри! Исчезни! Как же ты бесишь всех! С противным громким лязгом осколки зеркала полетели на плитку в кровавых разводах. Алая густая жидкость появилась и на кулаках, в ладонях и между пальцами глубоко засели мелкие стеклышки. Горошко не прекращал кричать, избивать несчастную стену с остатками зеркала на ней. В один момент Сергей прижался лбом к стене, оседая на пол. Больное колено, которым он ударился, дало о себе знать. Юноша повалился на пол, сел прямо на стекло. Ему повезло, что ничего не впилось ему в бедра. Еле шевелящейся рукой он нащупал осколок среднего размера, проверил пальцем на остроту — подходит. Он подставляет осколок к горлу. Пришло время. Он может избавить от страданий себя и других. Никто ему не помешает. Абсолютно никто.Дайте, дайте мне лишь шанс Дайте мне надежду, Я так боюсь принять Одиночества неизбежность*
Перед глазами всплыл снова образ Димы. Сердце болезненно сжалось. Сейчас это была уже не та боль, что несколько секунд назад мучала его. Что-то другое. Привязанность? Как он отреагирует на смерть Серёжи? Даже фильм доснять не смогут, придётся искать нового актёра, переснимать много. Даже тем, что он избавит этот мир от себя и кучи проблем, которые он создаёт, он сделает ещё больше новых проблем. Лицо свело больнейшей судорогой, губы задергались, в горле засел ком. Серёжа приложился лбом к стене, криком упуская последнюю возможность проснуться завтра с нормальным голосом. Проснётся ли вообще? Даже умереть не может. Какой же он жалкий и беспомощный. Телефон где-то в кармане потёртых старых джинс завибрировал. Сергей не торопясь вытащил его и глянул на экран. Соседка. — Сергей, у вас все в порядке? Я и другие соседи слышали шум… — Я роль репетирую, не беспокойтесь, — строго произнес студент и сразу сбросил звонок. Он уже совсем не замечал тёплые солёные ручейки, стекающие по щекам, единственное, что мешало — расфокусированное зрение. Горошко случайно запачкал экран кровью. Он, все же порезав горло неглубоко, решился выкинуть стекляшку и позвонить Роме. Сам он не справится, желание умереть слишком велико, ему нужна помощь.Я болен.
— Рома-а, Ромочка, приедь пожалуйста, пожалуйста… Мне надо тебя тут, мне плохо, Ром, я болен, ты помнишь, я говорил тебе, из-за него снова плохо Ромочка, Ромашка, помоги пожалуйста, — просипел в трубку Сергей, задыхаясь и давясь слезами. Что-то из трубки ему ответили не Роминым голосом. Ошибся номером? Парень был уверен, что позвонил Коткову, хоть и особо в экран не смотрел. Мозг отказывался воспринимать информацию, отказывался замечать что-либо. Это серое уставшее вещество сейчас совершенно не волновал голос Тихона в телефоне.***
— Рома, здорово, — Тихон набрал Коткову сразу после странного настораживающего звонка Серёжи. Ещё днем Жизневский ушёл от него, оставил его, кажется, в полном порядке, я теперь он звонит и пьяным дрожащим сиплым голосом просит помощи. Даже не у него. У Ромы. — Горошко нужна помощь, и, как я понял, это срочно… Всю дорогу до дома Коткова, а потом до дома Горошко, Тихон сильно волновался. Колени тряслись, свинцовые ноги отказывались слушаться. Парень перебирал пальцами рукав своей старой ветровки, перебирал чехол телефона, снимал его и надевал обратно. Бабочки волнения грозились разорвать желудок, прогрызть изнутри, воздуха как на зло не хватало. Рома пошёл вперёд по старому подъезду, Тихон плелся за ним. Дверь почему-то оказалась незаперта, это сильно настораживало. Рома на всякий случай нажал на дверной звонок и прошёл дальше. В квартире стояла гробовая тишина, но через несколько секунд раздался звук бьющегося стекла откуда-то из ванной. Сердца парней в страхе на мгновение сжались, а после вновь завелись, начали биться все быстрее и быстрее с каждой секундой. В конце коридора почему-то на полу лежало большое количество разбитого стекла и растекались багровые лужи. В ванной в углу на плитке развалился Горошко. За время, пока он был один, он снял свою футболку и в приступе ненависти к себе все тем же осколком оставил на груди, животе, ключицах и предплечьях, что сейчас больше были похожи на фарш, множество алых полос, откуда текли маленькие багряные капельки, собираясь вместе в капли побольше. Слезы, кажется, уже давно закончились, глаза опухли. К холодной плитке Сергей приложился потным виском. Сидя с закрытыми глазами он почти уснул, не услышал даже, как вторглись парни в его квартиру. Только прохладная рука, видимо только что намоченная в раковине, лёгкими шлепками по щеке привела парня в себя. — Ромочка, — Сергей обессиленно попытался подняться, обнял за шею Коткова, нависшего над ним. — Ты пришёл, Ром… Спасибо…