***
Раз два три Не досчитал до десяти А тебя уже нет Погаснет свет И деревья начнут Бояться друг друга Шагаю по кругу
Горошко дали проспаться. Чёртово мясо он все же съел, после чего его сильно мутило, он даже попросил Рому принести ему тазик, но все же сдержал все в себе и уснул. Когда Сергей очнулся, он снова не понял где он и когда он. Видимо, его режим окончательно сбился, восстанавливать сложно будет. Таблетка потихоньку переставала действовать, ноги снова жгло и покалывало ноющей болью. Горошко успел пожалеть о том, что порезал себя, если бы он этого не сделал, а спокойно умер, никаких бы проблем не было. В животе поселилось чувство сильнейшей вины перед парнями. Он заставил их так много решать его проблем, так много прислуживать ему. Все-таки стоило умереть тогда. Всем было бы намного лучше. Он перестал бы мешаться, перестал бы страдать и заставлять страдать других. В последнее время мысли о смерти, как о преднамеренной, так и о случайной, преследовали Горошко все чаще. Это почти не пугало его, ведь вместе с этим его покидало и желание находиться в этом мире. Всё в порядке. Так и должно быть. Каждый, наверное, чувствует подобное, не стоит говорить об этом кому-то, докучать своими проблемами. Каждый же постоянно думает о смерти. Каждый ли? Никто не объяснял никогда Серёже, что мысли о смерти это ненормально. Он слышал что-то в интернете об этом, но никогда не интересовался, пропускал мимо ушей. Какая же смешная ситуация все-таки получается. Он, словно маленькая девочка, убивается по парню. Только он не считал, что это любовь. В книгах пишут, в фильмах говорят, что любовь это светлое лёгкое чувство, однако в его случае присутствуют лишь страдания и желание поскорее сдохнуть. Это точно не любовь. Он просто болен. По окну тихонько начал барабанить мелкий дождь, небо затянули серые тяжёлые тучи. Гром гремел тихо, где-то за лесом, далеко. Он двигался в сторону квартиры Ромы. Дождь усиливался, холодный ветер, сбивающий капли, выл. Ливень создавал реки на тротуаре, смывая все с дорог бурным потоком воды, пешеходы бежали домой, желая поскорее спрятаться в тёплых уютных квартирах. Вязкая холодная тоска медленно тянулась по разуму и телу Сергея. В клетке из четырёх стен было до невозможного душно и тесно, хотелось выйти, избавиться от этого. Он чувствовал себя дикой птицей, которую заперли в клетке, ему хотелось улететь. Желательно из окна с этажа двадцатого. Размышления о нереальном разбавил Рома, вошедший в комнату. — Давай ноги тебе перебинтуем, — Котков сел на край кровати. — Дима ушёл уже. Лизе там его помощь понадобилась, да и дома давно не бывал. Дима. Он упомянул Диму. Радость на мгновение проскользнула в улыбке Горошко, однако окончательно его добили слова о Лизе. Серёжа как открытая книга, по нему сразу было видно, что он сильно расстроился, принял все близко к сердцу, сжавшемуся в тоске. — Ромочка, — проскулил Сергей — Пойдём, напьёмся? Когда Серёже что-то нужно — он делает щенячьи глазки. Работало это почти всегда, но в этом случае почему-то Котков отрицательно помотал головой и толкнул привставшего на локтях Горошко обратно на кровать. Мужчина взял одну его ногу и положил её себе на колени. Бинты отрывать было больно. На белой сеточке оставалась запекшаяся и свежая кровь. Местами бинт еще даже не успел просохнуть — первые слои были влажными. Из разодранных ран потекла свежая бордовая жидкость, которую Рома заботливо принял и вытер салфеточкой. От вида всего этого мужчину воротило, не каждый был способен выдержать такое зрелище. — Нельзя тебе пить, ты на таблетках сейчас. — Но Ром! Мне нужно это, — вскрикнул Горошко — Ромочка, ну пожалуйста… — Серёжа снова поднялся и сел на скомканные простыни. Котков надавил пальцами на согнутое колено. Боль пробила его ногу, плоть, кости. Горошко закричал. Он рефлекторно пнул Рому в живот и упал набок в мягкие подушки. — Че с тобой, Горох? — Рома действительно не понимал, он был в растерянности. Пульсируящая боль в районе живота заставила его взяться рукой за больное место и свернуться. — У тебя колено болит что ли? Ты почему не сказал, снимай штаны. Сейчас же. Горошко даже не шелохнулся. Он продолжал сильно трястись, скулить и прижимать колено к себе, пачкая все своими кровавыми стопами. Котков принёс таблетку обезболивающего, понимая всю ситуацию и прощая Серёжу за этот пинок. — С тебя пиво, — устало выдохнул Рома и протянул воду своему другу. — Снимай штаны, смотреть будем, что там. — Там так же, как и у тебя, — хрипло усмехнулся студент, выпил таблетку и принялся снимать свои узкие джинсы. Голени ныли от усталости, штаны были на нем больше суток, что очень мешало спокойно отдыхать. Почти чёрное колено оголилось, штаны были выброшены в сторону. Рома в ужасе приоткрыл рот. — Тебе в травмпункт надо, почему в больнице ничего с этим не сделали?! — Они сказали, что все нормально будет, ходить не мешает, уже хорошо, мази только какие-то… Ромочка, пойдём гулять… Странное желание вдохнуть свежего воздуха, покурить и встретить рассвет, как это бывало часто раньше, когда возвращался домой с ночных репетиций, поселилось где-то глубоко в его груди. Так хотелось почувствовать холодный ночной воздух, не пахнущий людьми и машинами, абсолютно чистый и спокойный.***
Горошко никогда бы не подумал, что Рома может быть таким надоедливым. Быть такой заботливой мамочкой раньше Коткову не приходилось рядом со студентом. Вечные вопросы, не больно ли Серёже, нормально ли он себя чувствует и не хочется ли ему умереть, уже давно надоели парню. Конечно, больно, естественно, плохо, ну, безусловно, хочется. На очередной вопрос о его самочувствии он лишь тяжело вдыхал и закатывал глаза. Студент сидел на огородке на набережной Невы, а мужчина крутился около него, не находя себе места из-за нервов. Оба курили. Серёжа так медленно, размеренно, но Рома быстро и нервно, будто ему было неприятно здесь находиться и он хотел скорее вернуться домой. Холод проникал под одежду, заставляя их тела мелко дрожать. — Серег, давай домой. Серьёзно, мало ли, что с ногами будет, тебе же сказал врач не вставать и находиться в покое, а ты… Горошко лишь отмахнулся и достал ещё одну сигарету из пачки. Ночь становилась все холоднее, скоро снова начнётся гроза, а сейчас лицо щекотал лишь мелкий противный дождик. Толстовка Сергея, как и остальная его одежда промокли, прилипли к коже, отчего Серёжа поморщился.Вой ветра волосы истрепал и нервы, И небо затопит тротуары слезами, Чтобы я замер и понял, Что в этом городе Нет тебя
— Слушай, если ты так хочешь домой, то пожалуйста. Иди. Я покурю немного и вернусь. Че ты за мной, как собачка бегаешь? Студент выглядел раздраженным, будто даже злым, однако это была просто защитная реакция, он не мог просто начать выпускать свои эмоции прямо сейчас, он не мог начать ныть просто посреди улицы.***
Раз два три Не досчитал до десяти Как наступил рассвет Привет. У меня всё в порядке Играю в прятки
Рома ушел. Уже часа два как. Горошко, сидя на все той же несчастной огородке, докуривал последнюю сигарету в пачке. Юноше просто нельзя оставаться одному, это он понял уже давно, но продолжал просто пялиться на пустую реку, в которой отражалось сиреневатое небо. Уже часа три ночи, Серёжа не был уверен, но думал именно так. Скоро должно появиться солнце за горизонтом, окрасить пушистые чёрные облака яркими тёплыми красками, пролить свой крепкий зелёный чай в мягкое далёкое небо. Стало холоднее. Горошко спрыгнул с ограждения на тротуар, почувствовал резкую боль в стопах и побрел вперёд по улице, доставая из кармана грязной кофты свои таблетки. Телефон в кармане джинс завибрировал. На экране выветитось уведомление о низком заряде устройства и сообщении от до боли знакомого «Димка». Как самочувствие? Было лучше до этого мгновения. Горошко решил не отвечать. Одна только нервотрепка от этих двух слов на экране. Телефон был убран обратно. Больно. Таблетки почему-то не действовали, с неба начинали падать тяжёлые холодные капли. Они противно щекотали щеки и острый нос, вскоре совсем дождь усилился, словно душ, он умывал насквозь промокшего Серёжу. Парень устал. Устал идти, смотреть, двигаться, дышать, чувствовать, болеть. Он устал жить. Его жизнь не приносила ему совершенно никакого удовольствия. Студент глянул на глубокую лужу рядом, в которой плыл свежий зелёный листочек, его, видимо, оторвали дети. Горошко лёг рядом, чувствуя, как потоки грязной быстрой воды проносились мимо него, задирая его штанины, рукава, и развязывая кровавые бинты. Серёжа не хотел жить, он хотел быть листочком. Просто плыть.Раз два три Не досчитал до десяти А всё равно не успел Ничего не успел Сказать глядя в глаза*