Тук-тук-тук в двери стучатся безупречные В серых кителях, обвинительно Они смотрят на нас с тобой Стук-стук-стук, ритм сердца и увечья Под надрывный вой сирены нас увозит вдаль конвой.
Нехорошо врать маме, Серёжа. Нехорошо. Желание жить окончательно его покинуло. Пытаясь бороться сам с собой, он ударился головой о стену, у которой сидел. Но это так и не привело его в чувство. Страх и паника охватывали его все сильнее, пронизывали каждую клеточку его бесполезного ослабшего тела. Теперь точно причин встречать очередной рассвет не оставалось.Солнце целует городской силуэт, Как Нагасаки Толстяк Я не увижу рассвет Или увижу не я
Хотелось напиться. Снова. Пристрастие Горошко к алкоголю часто помогало ему в тяжёлые времена — облегчало ситуацию, но вместе с этим все становилось сложнее. Парень угасал. С каждым днем, с каждой секундой. Ему становилось сложнее сохранить себя, свой детский счастливый взгляд. О том, чтобы посмотреть на себя в зеркало он даже мыслить не смел — было страшно. После того разговора прошло три дня, два из которых Сергей прожил у Ромы, после чего снова поехал к себе, соврав, что чувствует себя лучше и может за собой ухаживать. Сейчас время для него слилось в единую реку, он не разделял уже минуты, часы. Дальше становилось только хуже. Сергей вспомнил отрешенный и удивлённый взгляд Димы, как мужчина ушёл, сказав что-то по типу «мне надо подумать», как он о чем-то тихо переговорил с Ромой и просто ушёл, оставив Горошко просто гнить в истерике со своими чувствами. Горошко не признавал, что влюблен. Бред собачий. Он просто болен. Просто немного заболел. Надо лечиться. Своих старых запасов алкоголя, коих припрятано было немного, он не обнаружил — видимо Тиша позаботился об этом, когда прибирался. Несмотря на проведенную там уборку, в углах на полу местами ещё валялись мелкие осколки. Кажется, Серёжа тоже уже разбился здесь.***
И пусть на костре инквизиции Наша юность сгорит безвозвратно Я хочу, чтобы все увидели Мой взгляд на две тысячи ярдов
Скуренные полпачки сигарет его совсем не успокаивали. Как бы парень ни старался, он не мог найти смысл продолжения своего существования. В прошлый раз его двигала вперед надежда. Ее оставалось совсем немного, но все же она была. Мысль о том, что Дима бы ответил взаимностью или испытывал к нему хоть каплю симпатии, действительно казалась сказочным сном, но все же придавала ему мотивации проснуться следующим утром. Горошко даже не выходил на балкон, он курил так, у форточки, от этого часть дыма задерживалась в его квартире. Печаль, кажется, съела его полностью, предварительно прожевать. Он правда устал. Зачем с ним возятся, словно с ребенком? Неужели нельзя просто дать ему спокойно умереть, исчезнуть. Его труп найдут нескоро, может через пару дней или месяцев, он просто будет разлагаться и гнить у себя в квартире, пока соседи не начнут жаловаться на отвратительный запах. Его тело найдут изуродованным, он не пожалеет сил — изрежет себя до неузнаваемости, искалечит, накажет себя. Заслужил ведь.Пепельно-серым утром Выпадет первый снег Я бы хотел растворить свою жизнь В дыме твоих сигарет
Дым и вправду переливался красивым облаком под потолком, извивался грациозной струйкой. Ему, наверное, было так легко, раз он просто взлетал, оставляя позади все горе. Слиться с ним значило слиться с воздухом, быть легким м незаметным для остальных. Да, дурно пахнуть, но ему было бы все равно. Легкое помутнение ненадолго отступило, Горошко понял, что совсем не помнит, как переворошил всю аптечку, раскидал столовые приборы и устроил очередной беспорядок. Он буквально содрал бинты со своих рук, на этот раз он решил вскрыться, а чтобы уж наверняка, то вывалился на свой узкий маленький балкончик. Горошко уже ждал в предвкушении, когда его страдания прекратятся, он озлобленно улыбнулся — злился сам на себя, резанул предплечье и расставил руки в стороны, заливая каплями крови пол. Ощущение полета уже подхватывало его, хоть он еще твердо стоял на земле. Холодный весенний ветер трепал непослушные рыжие волосы, задувал иногда под одежду. Счастливый хохот: вот он, конец. Наконец-то Горошко добился своего.Кончилась вечная осень Зима скроет ее следы И все, что мне остается — Взрослеть или стать навсегда молодым
Он вспомнил, что не написал предсмертную записку. Да и сказать ему было нечего. Невежливо, конечно, уходить, не попрощавшись. Сергей полез оледеневшими пальцами в карман, там был какой-то клочек. Видимо, старый чек из магазина или какой-то черновичок. В кармане он также нашел огрызок карандаша. Его послание было коротким. Душащий ком все сильнее давил на него, пелена слез заволокла все. Парень снял обувь, поставил ее к краю, а под подошву положил грязную бумажку. Согнулся в судороге — не сможет прыгнуть, ибо трус. Он сел на корточки и приложился лбом к оградке. Отступать смысла не было. Слишком тяжело было тащить этот ком за собой. Напоследок Сергей закурил. Сидел босой на балконе и курил свою самую последнюю, завершающую его жизнь сигарету. Парень снова заистерил. Не хочется ведь ему покидать его возлюбленного. Тот бы, наверное, его смерть пережил, но самого студента терзала тоска.Солнце целует городской силуэт Как нагасаки толстяк Я не увижу рассвет Или увижу не я
От недоедания начало темнеть в глазах, но юноша все же постарался и встал. Конец близок. Перед глазами цветная пелена, она все не проходила, кровь била в голову, но это совершенно не помешало бы ему прыгнуть. Если бы темнота не стала слишком явной и всепоглощающей. Он снова отрубился. Может, оно и к лучшему. Замерзнет тут насмерть, а видео с его перфомансом, которое снял какой-то прохожий на телефон, разлетится по всему интернету. Может, даже до Димы дойдет.И пусть на костре инквизиции Наша юность сгорит безвозвратно Я хочу, чтобы все увидели Мой взгляд на две тысячи ярдов
Все тот же сильный ветер колыхал его листочек под подошвой старых ботинок, на небе, кажется, собирались тучи, закрывали звезды и луну. Кажется, скоро должен был начаться дождь. Неподвижное тело промокнет насквозь. Промокнет и листочек, а на нем, может быть, размоются слова:Мы увидимся там, где нет темноты.*