***
<i>— Твоя сестра ахуенная. — Не знаю, может быть. — На твоём месте, я бы давно её трахнул. Я гадковато ухмыляюсь. — Кстати, вы похожи. — А меня бы ты трахнул? — Кирилл усмехается. — Фу, нет, ты ебнулся? — морщусь я и отворачиваюсь от извращенца. — Нет, просто ты заебал про сестру пиздеть. Вероника никогда не будет с тобой встречаться, потому что ты бабник. Да и порой мне кажется, что она лесбуха. — Он тоскливо выдыхает и садится на диван рядом со мной. — Сдвинь ноги, я не буду тебе сосать. Я с усмешкой сдвигаю ноги, освобождая больше места для друга, он усаживается рядом и смотрит на меня с видимым осуждением. — Мы ещё посмотрим. А теперь про Ленку... Или Свету? Не помню, но минет был классный. — Какой ты противный. Кирилл закатывает глаза и поворачивает голову в другую сторону. Я издаю короткий смешок и касаюсь его ляжки. — Только не ври, что я не красавчик. — Ты красавчик и, если бы я был девкой или пидором, я бы потёк, но я бы не был пидором, — он долго смотрит на мою руку, лежащую на его ноге, после кладёт на неё свою и убирает. — А что, боишься, что встанет? — Влад, ты просто мерзость, что в тебе только можно найти... Он выдыхает и вынимает из кармана пачку сигарет. — Матери ведь нет дома? — вытаскивая одну из коробочки, спрашивает Кирилл. — Нет. Да и если бы была, ей за эту линию нельзя, — указав на толстую черную полосу у порога, говорю я. — Какая же ты сучка, — выдыхая дым, заключает Кирилл с задумчивым выражением лица. — Да, — соглашаюсь я./13\
29 июня 2021 г. в 04:36
— Спасибо, что согласилась пойти со мной сюда, — шепчу очень тихо, крепко цепляясь в её руку.
— Не благодари. Сколько бы ей исполнилось?
— Пятьдесят, — грустно вздыхаю, сжимая во второй руке четыре искусственных цветочка.
Я чувствую, как Вероника крепче сдавливает мою ладонь, когда мы подходим к нужным могилам. Она двигается чуть ближе и поднимает глаза на моё лицо. Я же пытаюсь сдержать слёзы, но, замечая её взгляд, читаю в глазах сочувствие и великую скорбь, которая будто говорит мне "не держи это в себе". По щеке стекает первая слеза, и темноволосая убирает её пальчиком второй руки.
— Не плачь... Ей это не поможет... Лучше... Расскажи мне что-нибудь, — еле слышно шепчет она. — Про неё.
Я отпустил её руку, поджал губы, подходя ближе к могиле, положил два цветка на плиту и, проделав то же самое с папиной, вернулся к девушке.
— Я помню, как... Когда мне было лет четырнадцать, а может, пятнадцать, я был очень капризным, забивал на учебу... Собственно, потом ничего не изменилось, — начал я. Вероника вновь взяла мою ладонь и начала гладить костяшки, безмолвно поддерживая. — И однажды мы очень сильно поругались из-за того, что классная руководительница позвонила ей и сказала, что я нахамил математичке. Мама, естественно, разозлилась и, войдя ко мне без стука, просто начала кричать. Я начал кричать в ответ и вытолкал её из комнаты. После, взял перманентный маркер и провел линию у порога.
— Зачем? — Вероника слегка нахмурила брови.
— Я... сказал маме, чтобы она даже не думала заходить за линию, — и я замолчал.
Она гладила меня по рукам, как одинокого котёнка, прижимаясь всё ближе. Вскоре она уже стояла, уткнувшись мне в грудь и медленными движениями водила по моей спине своими мягкими ласковыми ладонями. Я обнимал её в ответ, рассматривая могильные плиты.
— Я, если честно, даже не мог подумать, что она действительно больше туда не войдёт, — тихо шепчу, но знаю, Вероника услышала.