Реальность бытия

      С того дня мы всё время стали проводить вместе. Я не хотел терять ни секунды жизни Кирилла, желал посвятить себя ему, а он говорил, что отдаст мне свои последние месяцы на этом свете. Всё было хорошо, мы целовались, гуляли, потом приходили домой и занимались жарким сексом. Мне нравилось доставлять ему удовольствие, видеть как блестят любимые карие глаза. А Веронику я больше не видел. Кирилл говорил, что она уходит на работу утром, приходит поздним вечером пьяная в мясо, а выходные проводит в своей комнате и запрещает кому-либо туда заходить. Я чувствовал свою вину за это, но, честно признаться, мне было наплевать, ведь фактически между нами ничего и не зарождалось. Мы просто гуляли, и наши отношения заключались лишь в частых словесных признаниях. А с ним... С ним я был счастлив. Я счастлив. Я буду счастлив ещё около двух месяцев, а после, скорее всего, моя книга закончится. Так, моя милая авторка? Поговори со мной. Будь моей подругой. Я ведь всегда хотел дружить с сумасшедшей.       Лёжа в постели после очередного страстного развлечения, я гладил Кирилла по руке, касался худощавых пальцев, проводил вдоль ярко-выраженных вен. Это было особое время, молчаливое общение и в такие моменты я лучше всего осознавал, как сильно его люблю.       — Я тебя люблю, — прошептал вдруг я.       Это было быстро, мимолётно, и мы оба не сразу поняли, что сейчас прозвучало, но вскоре парень повернул ко мне голову и улыбнулся. Улыбка его стала слабой, болезнь брала верх. Он уже не мог быть слишком активным, уставал от долгих прогулок и чаще всего просил насаживаться самому. Я соглашался на это охотно, желая доставить удовольствие, которое не принесет неудобств.       — И я тебя люблю, — сказал он спустя полминуты безмолвного пересечения взглядов. — Влад, мне кажется, у нас осталось мало времени.       Я прижался ближе к нему, едва сдерживая слёзы. Я не хотел, чтобы моя жизнь продолжалась после его смерти. Милая... (я ведь могу так называть тебя?) убей меня. Убей вместе с ним.       — Почему ты так думаешь? — говорю я, не сумев совладать с дрожью в голосе.       — Я чувствую. Поэтому мы должны серьезно поговорить.       — Хорошо, давай серьёзно поговорим, — немного испуганно бормочу я.       — Помнишь наш выпускной?       Я вздрогнул. Он снова хочет извиниться?       — Да.       — Я звонил много, но ты не брал. Я хотел попросить прощения. Я не должен был делать этого и понимал, что поступил неправильно, уже тогда. Но.. вместо того, чтобы просто оставить тебя, я сделал кое-что похуже. Ты... Помнишь, как убийство твоей матери повесили на того двинутого мужика? — Он говорил даже тише, чем шёпотом, но я отчётливо слышал каждое слово. Ко мне пришло осознание того, что Кирилл хочет мне сказать, и я на мгновение отпрянул, но сразу же только сильнее прижался к парню.       — Это было давно, — прошептал я, пока сердце поражали тысячи толстых изогнутых игл.       В ту же секунду я почувствовал, как руки и ноги его начали дёргаться. Он стал биться в конвульсиях, и я испуганно вскочил, смотря на него. Глаза парня широко открылись, он дрожащей рукой вцепился в мою и неразборчиво прошептал ещё одно любовное признание. Когда он закрыл глаза, рот его непроизвольно распахнулся, и темноволосый стал издавать странные звуки. Потом всё как в тумане... Труповозка, полиция, плачущая Вероника с лохматыми кудрями и огромными мешками под глазами.       — Что было дальше? — спросите вы.       А я не знаю. Я застрял в этой череде событий. Они повторяются. Всё с самого начала и до самого конца. Иногда некоторые события почему-то пропускаются. Я думаю, читатель просто небрежно пролистывает страницы, особо в текст не вникая. В такие периоды жизни становится страшно. Моя замученная душа мечется туда-сюда, играя разные эмоции, повторяя одни и те же фразы, подставляя зад под толстый длинный член и охраняя магазин, сто лет никому ненужный. Моя история, похоже, закончена, как я и просил.       Я скажу тебе спасибо за всё, милая девочка-автор, но так же не упущу, что ты ёбнутая.