Between the Devil and the Deep Blue Sea

Затишье, последовавшее за моим возвращением домой, явно говорило о надвигающейся буре. И мне бы занервничать ещё тогда, когда ни с того, ни с сего позвонил брат, месяцами не выбиравшийся дальше Батон Руж, с предложением встретиться в конце месяца. Не самый добрый знак, учитывая моё не то, чтобы явное желание общаться с семейством. Нет, я не изверг, и очень даже люблю их всех. Но дома без особого восторга восприняли мой опыт эротической фотосъёмки, а уж мою теперешнюю занятость на ниве развлекательного бизнеса Города Ангелов они точно не одобрят. Что я там наврала в последний раз? Помощник адвоката? Господи, южане такие наивные… Какой нахрен из меня помощник для юриста, если я закончила всего-то навсего хайскул? Но им нравилась версия, в неё было удобно верить, и ею можно было козырнуть. Хотя… В нашем прекрасном старинном городе легче было найти толкового специалиста по магии худу, чем девушку моих лет, озабоченную карьерой. Муж, дети, кухня, посиделки с подругами по четвергам, обмен рецептами выпечки. Скучнее, наверное, только мормонским девочкам из Солт-Лейк-Сити. Приезжала ли я в Батон Руж? Нет, увольте. Нечего мне там делать. Едва мать увидит мою шёлковую комбинацию, у неё возникнет тысяча вопросов. И даже бабушка с её вечным стремлением сообщить, как подобает и как не подобает выглядеть леди, не сможет меня отмазать от очередной выволочки. Как там было в прошлый раз? Дрянная девчонка? Мягко сказано, мама. Я — форменная оторва, тебе и не снилось. Как знать, может, именно потому, что мне хотелось быть именно такой, непохожей на тебя — на всех вас — я оказалась там, где оказалась? Я почти оправилась от двойного праздника в обществе Шеннона. Ксанакс сделал своё дело, да и дурацкий подарок от Черноголового урода, позволивший мне хотя бы проораться вволю, несколько взбодрил мои синапсы. После нескольких дней залипания мне хотелось отчебучить что-то, что приведёт меня в тонус. В конечном итоге, от встречи с братом мне удалось отказаться, вежливо мотивируя тем, что «мой адвокат» летит в Балтимор на отраслевой конгресс по вопросам харрасмента, и ему без меня ну просто никак. Марлон был настойчив, но ему пришлось спасовать перед моими аргументами. — Твоему боссу повезло с тобой, Джеки. Ты настоящая труженица. Надеюсь, тебе достойно платят за подобные неудобства. — Сущие пустяки, брат. Я люблю свою работу. Между тем, мне действительно хотелось бы поинтересоваться у своего босса, что там с моей любимой работой. Как-то затянулась эта пауза, и хотелось бы какой-то определённости. Хотя бы для того, чтобы спланировать выходные. Пролистав пару-тройку ревью в глянце, я знала, что до конца недели с десяток крупных галерей предлагают серьёзные выставки, в центре проходит несколько саммитов… Дело пахло работой. И деньгами. Но телефон молчал, а Лекс не присылал даже открытки. Какого, я спрашиваю, чёрта? Если гора не идёт к Магомету… Магомет, в моём отдельно взятом случае, предпочитает спуститься в латинский квартал и поискать там колумбийского снега по сходной цене, а потом завалиться в дискотеку с кем-нибудь из не то, чтобы близких подруг. Там нас будут пытаться склеить какие-нибудь мужчины, но нам будет насрать. Потому что иногда хочется просто расслабиться, а не играть во все эти игры с зазывными взглядами. Собственно, внутри нашего профсоюза девочки делятся на категории не только по возрасту, росту и весу. Суки, вроде Ланы — они заточены на сосание денег. Любых: электронных, наличных, на пластике и вписанных в бумажные чеки. Они готовы если не на всё, то на многое, если их жертва будет оплачена. Они отрабатывают свой кэш с эмоциональностью банкомата, в который можно засунуть пластиковую карту. Золото и платина — без комиссии. Добро пожаловать, джентльмены! Прирождённые шалавы, вроде Дженны — той, что с дипломом фотокора. Им не важно, куда и зачем они приглашены, они всегда выглядят совершенно однозначно. Даже если на такую напялить строгий костюм, от неё будет шытрить сексом за полверсты. Они приходят в бизнес ради красиво пожрать и тупо потрахаться. Серьёзные парни, чистые, с хорошим одеколоном и дорогими запонками. Иногда кажется, что им всё равно, с кем. И только пообщавшись с несколькими девочками подобного склада, я поняла — их заводит власть. То, что их покупают. Первобытный инстинкт шлюхи, невытравленный цивилизацией. Они включают самку, срывая флажки даже тогда, когда их вечер изначально не предполагал продолжения. Сапёры — к которым отношусь я сама. Тип женщин, у которых почти нет явных комплексов, связанных с телом и особенностями работы. Которые не против заработать лёгкие деньги, просто слоняясь рядом с богатыми мужчинами и создавая фон. Не лезущие в штаны в поисках члена или бумажника. Способные отказать, если не хочется. Способные не хотеть, даже если Большой дядя предлагает много денег. Несколько психоватые, если давить. И чаще всех остальных налетающие на странных клиентов. Любимая категория Лекса. Он у нас и сам был изрядно со странностями. Прощупывая того или иного заказчика, он уже знал, какое именно портфолио вынет. Мы все лежали в его столе, как отточенные инструменты плетения интриг и изящного отъема денег. Я уже подумывала о том, чтобы позвонить кому-то из девочек, чтобы вместе прокатиться за пакетиком с холодком, но в мои планы вклинился Сфинкс, явно имеющий на меня виды. Увидев его номер на дисплее мобильного, я почувствовала приятное тепло. Звонит сам, значит, не просто справиться о моём здоровье. — Привет, Конфетка. Я заеду к тебе сегодня. Что привезти? — Немного белого, если тебе не трудно. Очень хочется. — Окей, забились. Жди меня ближе к вечеру и не принимай седативных. Пожалуйста. Так точно, мой заботливый босс. Если ты привезёшь белого, седативные только смажут картину праздника. Спрашивать о том, есть ли у него работа для меня, я не спешила: приедет — наговоримся. Отдельным пунктом я планировала поставить ему на вид занятную историю, которая приключилась со мной тогда на пирсе. Чтобы не забыть, я выложила коробку с придурочным подарком на журнальный столик. Плоский ключ был надёжно приклеен скотчем к донышку. *** Сфинкс появился в моих хоромах уже тёпленьким: не знаю, что именно он принял, но его зрачки были огромны и черны, как ночь в июле. Улыбка двумя завитушками поднимала уголки его рта вверх, делая выражение лица нечитаемым. Маленький пакетик с кокаином был чуть влажным после его ладони, но он отдал мне его сразу же, будто он жёг ему руки. Вспомнив, что мы не в офисе, он потянулся ко мне с объятиями. Под пижонской гавайской рубашкой была надета чёрная майка — судя по запаху стирального порошка, свежайшая. Что, прямо из дома прикатил? Лекс выслушал мой сбивчивый рассказ между салатом с индейкой и кофе латте. Излагая, я смотрела, как под гладкой кожей его черепа напрягаются мышцы, пытаясь уловить эмоцию. Отставив чашку, он потянулся к коробке, на которую я указала ему кивком головы. — Это подарок? — поинтересовался он с какой-то радости. — Если можно так сказать. Откроешь? — А что там? — Сюрприз, Лекс. Хочу, чтобы ты ощутил то же, что и я. Валяй, ключ приклеен снизу. Повозившись немного, он открыл коробку, заглядывая внутрь с плохо скрываемым любопытством. Как ни странно, оно не исчезло и тогда, когда неприглядная правда открылась ему во всей красе. Он быстрым движением перебросил дилдо из одной руки в другую, рассматривая его со всех сторон. — Между прочим, стоящая вещь. Ручная работа. Голландия, если я не ошибаюсь… Картина: Лекс и чёрный глянцевый член, которым он вертит у себя перед носом, пытаясь что-то разглядеть. Может, нестандартность ситуации, а может, кокаин в кофе сделали меня несколько более нервной, чем следовало. Да я охуела вообще! — А ты эксперт, Сфинкс! — Не прямо так, но кое-что в этом понимаю. — Может, себе возьмёшь, для коллекции? Он посмотрел на меня как-то странно, а потом улыбнулся, убирая фетиш обратно в коробку. — Нет, что ты. Это слишком дорогой подарок, и я не могу отнять у тебя то, что ты не оценила по глупости, детка. — Я обещала засунуть его в зад дарителю, — мрачно отозвалась я. — Эта штука не предназначена для подобных манипуляций, — усомнился Лекс, снова отхлёбывая кофе. — Это женская игрушка для сольных выступлений. — Блядь, Лекс! Если ты не прекратишь говорить об этом чёртовом дилдо так, будто это — фарфоровая коллекционная кукла, я опробую его на тебе! Он расхохотался, откидываясь на спинку кресла. Глядя, как свет от потолочных светильников отражается на его гладкой макушке, я нервно улыбнулась. Белый всегда делает меня несколько более психованной, чем следовало. Но при моей работе, когда приходится делать вид, что всё хорошо и изображать неисчерпаемый источник позитива, мне хотя бы раз в неделю нужно хорошенько разозлиться. При том ощущении всесильности, которое даёт порошок, мне иногда кажется, что моя накопленная за время вынужденного притворства злость становится просто убийственной. Может, потому, что я перестаю себя контролировать? Сейчас, сидя напротив хохочущего шефа, мне хотелось вцепиться своими умеренно-острыми ногтями в его лицо. Интересно, он опешит надолго или даст сдачи ещё до того, как я доберусь до его глаз? Думаю, ради азарта Лекс дал бы мне фору, но только для того, чтобы отбросить меня на жёсткий ковёр, как взбесившуюся кошку. И прыгнуть следом, подминая, выкручивая руки и присасываясь тонкогубым ртом к плечам. Склонности к насилию у Сфинкса не было, но он почти всегда был накручен чем-то и легко перенимал настроение собеседника или партнёра по игре — не важно, в гольф, покер или домашний стриптиз. — Лекс, солнышко, — в моём голосе явно слышались угрожающие горловые вибрации. Он быстро отложил игрушку, убирая коробку с глаз долой. — На самом деле, этот мразёныш испугал меня до чёртиков! — Понимаю. Прости, я не предусмотрел подобной возможности. Телохранителя к тебе не приставишь — наши клиенты не очень-то любят соглядатаев. — Не все, — не удержалась я, припомнив одного красиво стареющего клерка, которого больше всего забавляло, когда за ним наблюдают. Признаться, наблюдать за ним было достаточно приятно, но это воспоминание обогнуло моё сознание по касательной. Мне хотелось спросить Лекса, зачем он припёрся. Кофе горчил, а его усмешка по-прежнему раздражала меня до лёгкого зуда, хотя я прекрасно понимала: стоит ему проявить достаточно энтузиазма — он останется у меня на ночь, а то и на всё утро. Но он не дал мне возможности забросать его вопросами, молча положив передо мной плотный белый конверт. Я знала, что внутри. Маленькая карточка, на которой написано время, место, дресс-код и имя клиента. Имя пишется не всегда, но я надеялась, что на этот раз обойдётся без сюпризов. Хотеть увидеть там Тигра, было совсем уж сумасшествием. Мои взбодрённые белым синапсы толкали меня на приключения. В конце концов, это может быть просто сопровождение. Без продолжений. Какой-нибудь модный чувачок, быть может, гей с Холмов, которому нужно засветиться с милой девочкой в приличном обществе. Сфинкс, сидящий напротив, покончил с кофе и смотрел на меня, не мигая. Он явно знал больше, чем я — и это подхлёстывало меня ещё пуще. Запустив пальцы в конверт, я вынула оттуда маленькую визитку пронзительно-голубого цвета. Таким, наверное, бывает небо перед рассветом, когда солнце вот-вот вынырнет из-за горизонта. Этот момент щемяще печален для всех детей ночи, вроде меня. Сердце как-то недобро ухнуло, споткнувшись на ровном месте. Тиснение было золотым, но заветного имени вытеснено не было. Будь я одна, я принялась бы гадать и додумалась бы как минимум до наркодилера-пижона из высшего эшелона, а как максимум — до арабского шейха, падкого на экзотику в белой коже. Бывают среди них такие отщепенцы, любители «Дикого Запада», рванувшие в свет после лондонских университетов, сорить деньгами династии. Но Лекс Лютор явно ожидал какой-то реакции с моей стороны. — Угу, — только и нашлась я. — Спасибо. Мне показалось, или он выдохнул с облегчением? Ожидал истерики или недоговаривает? Нервозность стала напоминать приступ паранойи, который я тут же купировала очередным глотком чудо-кофейка. Дурища… Когда-нибудь точно свихнёшься от всех своих порошков и пилюль. — Прости меня, — почти ласково сказал босс. — Прости, пожалуйста. — Да забудь… Я жива и даже почти невредима, спасибо Тигру. — Тигр? — оживился Сфинкс. Почувствовал вторжение на свою территорию, зараза. — У твоего клиента есть особое имя? Почему я избегаю имён в профессиональном общении, понятно. Но что мешает Лексу звать при мне Шеннона Шенноном — я в толк не возьму. Солидарность? Чтобы я не чувствовала себя ущербной? — Никаких особых имён, Сфинкс. Обычные кошачьи клички, как у всех моих мужчин. — Угореть! А как ты… — Сфинкс. Мы всегда понимали друг друга с полуслова. С самой первой встречи, когда он безошибочно определил, что мне нужно хоть с кем-то поговорить о моей чёрной полосе, а я — что он — мудила грешный в поисках очередного полезного или хотя бы просто приятного знакомства. — Это потому что я лысый? — почти кокетливо уточнил он, снимая свою гавайку и забрасывая её на спинку кресла. — Прозвучит странно, но это потому, что ты вечно лежишь поперёк дороги и говоришь загадками. Доволен? — Вполне, — милостиво согласился босс. — Хотя это и попахивает зоофилией… После короткого ужина его глаза приобрели какой-то стеклянный блеск, отчего взгляд мистера Лютора стал крайне странным. Мне показалось, что он выглядит даже слишком уставшим для человека его рода занятий. Значит, нужно помочь ему обрести покой хотя бы до завтрашнего утра. А лучше — до обеда. Эта его усталость была липкой и заразительной, как поцелуй прокажённого. — Пойдём в душ, Александр, — примирительно резюмировала я нашу занятную беседу, уже сожалея о том, что минут через десять меня окончательно отпустит эффект от порошка. — Я хотел бы… — начал он, снова натягивая эту свою полуулыбку, но я отмахнулась. — Я не против. Просто хочу помыться сначала. Когда он вытянулся, подставляя лицо струям воды, я увидела на шее босса ключ на длинной цепочке. Простой стальной, ни разу не ювелирный ключ. На мгновение мне померещились там уже знакомые инициалы «Б.К»: чтобы разглядеть поближе, я попыталась взять его, но Лекс тут же перехватил мою руку. Больно. Чтобы сгладить резкость, он тут же прижался поцелуем к моему запястью. Лучше бы вмазал, не люблю, когда меня дурят. — Ключ от твоей квартиры, что ли? — соскользнула я в шутку, пытаясь отступить на шаг, но он не пустил, притягивая обратно. — Ага. От моей банковской ячейки. Будешь хорошей девочкой — подарю тебе. — Не умею я быть хорошей девочкой, Сфинкс. Отъебись, а? С тобой-то я могу побыть собой… Ключ. Этот чёртов ключ на его груди не давал мне покоя куда больше, чем вздыбленный член Лекса Лютора. *** Моё платье было голубым. Точь-в-точь карточка, на которой золотом вытеснен адрес этой безумно дорогой галереи в самом сердце Города Ангелов. О ней не пишут в глянцах — некомильфо. Сюда вход по членским картам, а карты таких мест всегда недвусмысленно привязаны к членам: столько бабок может заработать только мужчина. Внутри — почти всегда полубезумный арт, почти всегда — в подлинниках. И кучка людей, позволивших себе это. С бокалами игристого вина, стопками водки и маленькими тартинками с икрой. Пара-тройка извращенцев, с десяток богатых фриков и прочих истинных ценителей современного искусства, любителей жрать суши с голых грудей гейши. Плевать, что девочка, играющая её, родилась в красивом и современном Сеуле, а выросла в преглубокой жопе, где-то в Южном Висконсине. Главное, что глаза её достаточно раскосы, лицо покрыто рисовой пудрой, а соски достаточно мелкие, чтобы какой-нибудь идиот то и дело пытался подцепить их палочками, будто экзотические дары моря. Моё платье было голубым, и в какой-то момент мне стало стрёмно, потому что в одной книге я прочла, что голубой — это цвет жертвы. Карта для входа была при мне: при необходимости, Лекс может достать луну с неба. У двери не было никого, хотя я не удивилась бы, даже увидев там шимпанзе в костюме швейцара. Достаточно было вставить карту в узкую прорезь наподобие банковского терминала — и можно шагать в заполненную интригующим полумраком арку. Одно короткое движение — и где-то в глубине здания кто-то в тесном костюме уже знает, кто сейчас переступит порог. Скорее всего, вся эта милая богадельня нашпигована камерами и жучками, информация с которых в иные дни способна спровоцировать второе Уотергейтское дело. Но подобные козыри всегда приберегают на особый случай: в остальное время служба безопасности просто тупится в мониторы, подсматривая, подслушивая… И лениво подрачивая, наблюдая происходящее в VIP-кабинетах. Современное искусство то падает в полную аскезу, то возносится на пики разврата, откуда римские патриции уже тысячи лет сонно взирают на стремительно скучнеющее, пожираемое технократической цивилизацией человечество. В длинном коридоре, заполненном удушливым сумраком, пропитанном запахом не то индийских благовоний, не то дорогого освежителя воздуха, звук моих каблуков рассыпался приглушённым тревожным эхом. Дальше был большой зал, заполненный мерцанием свечей и тихонько переговаривающимися людьми. Первым, кто бросился мне в глаза, был Терри Ричардсон. Этот лысеющий сатир с цепким взглядом художника и похотливой ухмылкой сластолюбца. Он вертелся, как уж на сковородке, то ли высматривая кого-то, то ли испытывая дискомфорт в штанах от наплыва привлекательных дам, одна из которых висла на его плече. Терри себе не изменил, притащившись в это пафосное место в неизменной клетчатой рубахе и с полароидом наперевес, которым он даже периодически клацал. Этот шелестящий звук заставил меня поёжиться, хотя добряк Ричардсон не годился на роль Черноголового урода, даже в форме для игры в американский футбол и на ходулях. К тому же, он быстрее кончит на грудь, чем бросится душить. Подмигнув Терри, я обошла его по касательной, продвигаясь к узкой стойке бара, где мальчики-девочки в броской униформе разливали халявные напитки. Рыжая бестия понравилась мне больше, чем остальные, поэтому я села напротив и попросила что-нибудь освежающее. И, желательно, без Блю Кюрасао. — Одну секундочку, мисс… — у рыжей был грудной низкий голос, ласкающий слух. Наверное, в другое время она развлекается тем, что поёт джаз. — Белланж, — коротко представилась я. — Жаклин Белланж. Она тут же нырнула куда-то под стойку, отчего мне показалось, что она сейчас выползет на четвереньках с моей стороны. Но Рыжая вернулась, в одной руке держа какой-то коктейль брусничного цвета, а во втором — небольшой конверт пронзительно голубого цвета. Таким бывает небо перед рассветом. — Это вам, мисс Белланж. — Спасибо, — брякнула я, не успев даже подумать, не поторопилась ли я с благодарностями. Внутри была записка, нацарапанная от руки не слишком разборчивым и явно мужским почерком. «Попроси кого-то из барменов проводить тебя на террасу» Жахнув содержимое узкого длинного бокала залпом, я чувствовала, что вспотела от лёгкого, почти фантомного ужаса. И такого же неуловимого возбуждения, от которого нервы гудели, как обледеневшие высоковольтные провода. — Эй… — взмахнув рукой, я удержалась, чтобы вульгарно не щёлкнуть пальцами. В коктейле была водка, клюква и что-то ещё. Что-то солёное. Рыжая усмехалась почти нахально, или это тени от этих долбанных свечей? — Мишель, — кивнула барменша, наклоняясь ближе, выкладывая на глянцевую поверхность стойки идеально гладкие, загорелые и едва прикрытые неожиданно дорогой тканью полушария. — Меня зовут Мишель. «Сестрёнка», подумалось мне. Не может же она быть француженкой или канадкой? Глядя, как она нетерпеливо трётся грудью о мраморную столешницу, я усмехнулась. — Ты не могла бы проводить меня на террасу, Мишель? — С превеликим удовольствием. Мне показалось, что она с радостью покинет рабочее место, просто чтобы размять спортивные ягодицы. Когда мы вышли из зала, ныряя в темноту коридора, она взяла меня за руку, приглашая следовать за ней. Терраса была светлой и абсолютно пустой. Рыжая оставила меня там одну с видимым сожалением: она явно знала толк в кунилингусе, но у меня сегодня не было времени на милые шалости с барменшами. Прислонившись задом к парапету, я принялась ждать. Мысль о шейхе-отступнике, казалось, вот-вот материализуется. Человек, появившийся минут через десять после того, как я окончательно утратила остатки терпения, был одет в светлые джинсы и тёмно-синюю толстовку с капюшоном, из-под которой я могла видеть только поросший густой щетиной узкий подбородок. Засунув пальцы за ремень джинсов, он подходил ко мне медленно, будто не желая раскрывать своё инкогнито. Его походка, в которой читалась стремительность уверенного в себе мужчины, казалась мне смутно знакомой… — Привет, — сказал он шёпотом, прежде чем рассмеяться, запрокидывая голову назад, рассыпая чуть вьющиеся волосы до самых лопаток. Блядская заноза в заднице… Прямо передо мной стоял Джаред Лето. И, судя по его отличному настроению, дела мои — хуже некуда.