Одинокие вместе

Джамба был в ярости. Мечась из одного конца комнаты в другой, он рычал так громко и низко, что смог бы приручить тигра только при помощи животного страха. В четвертый раз он подошел к одной из металлических стен и вновь с силой ударил ее. Помятый материал перед ним был очевидным признаком его гнева, но это его не волновало. — Глупый мелкий трус, вот кто он! — думал он, его глаза были наполнены яростью. Пликли был слишком драматичен, он знал это, но то, как он накричал на него? У него не было на это права! Да, он жил в лаборатории на краю вселенной; и что? Это был его дом. Это была его жизнь. Все, над чем он работал более десяти лет, находилось в этой лаборатории, и она была для него целой галактикой. Ему было плевать на изгнание, абсолютно; это было мягкое наказание по сравнению с пожизненным заключением или смертельным приговором. Но это не означало, что он не сходил с ума от тоски по его прекрасной лаборатории. И у тупой зеленой макаронины не было права говорить иначе. Джамба обычно не поддавался эмоциям, и то, как он взорвался, удивило его самого. Возможно, потому что именно от Пликли он меньше всего ожидал такой холодности и жестокости по отношению к нему. Среди них двоих агент был подлизой и голосом доброты, и поэтому то, как он оскорбил Джамбу… это на самом деле причинило ему боль, как будто что-то сломалось внутри него. После того, каким терпеливым, каким чертовски осторожным он был с этой жалкой планеткой, только чтобы угодить плоргонарианцу! Они строили дом для людей, smitec huaa allah! Если это был не компромисс, то он не знал, что тогда. Понадобились часы, чтобы гнев полностью исчез, но когда Джамба проснулся на следующее утро, пуская слюни на кучу бумаг на лабораторном столе, он больше его не чувствовал. Вместо этого гнев сменился кое-чем похуже: печалью. Пликли назвал его kaphong: монстром. И он, наверное, был прав. Джамба любил, когда его называли «злым гением», но по сути, он не пытался причинить кому-то боль. Просто хаос и разрушения были невероятно веселыми, а правила было здорово нарушать. Но в конце концов, его изобретения все-таки навредили другим: и многим. Самой лучшей привилегией работы гением в его старом сотрудничестве было то, что он мог создать любое мерзкое чудовище или артефакт, который только мог представить, и именно Хомяксвиль был тем, кто использовал все это для своих целей. Благодаря изобретениям Джамбы они могли запугивать торговцев, угрожать компаниям и получать любые суммы и материалы, которые были им нужны, с помощью силы. Джамба был причиной банкротств, распавшихся семей, разорванных дружеских связей и даже смертей. Но его совесть была чиста; он никогда лично не прикладывал руку ни к чему из этого, и хотя он был в курсе происходящего, его никогда это сильно не волновало. До тех пор, пока он не видел последствий, жертвы были просто числами на бумаге. Всего пару дней назад его, скорее всего, расстроили бы эти обвинения; Джамба никогда не считал себя монстром. Но произошло что-то очень важное, что-то, что полностью перевернуло его мир. Он встретил жертву. Нани была прямой жертвой его действий. Она вопрошала, кричала и плакала. Она потеряла свою младшую сестру навсегда, и хотя он и Пликли не были теми, кто забрал ее, Джамба понимал, что это была его вина. Он подверг девочку опасности, напав на 626, а затем позволил гигантскому акулоподобному капитану Федерации поймать ее, заботясь только о поимке своего эксперимента. И теперь эта человеческая женщина плакала, и Джамба чувствовал себя… плохо. Очень плохо. Теперь он не был вдали от пострадавших, как обычно. И не важно, как часто он называл себя «злым», он совсем не хотел, чтобы кто-то страдал. Это всегда была работа Хомяксвиля. Джамба любил хаос и анархию, но наблюдать за болью, причиной которой были его действия, было непривычно и неприятно. — Эй! Jumbu-ki jabbi! — прервал его тогда 626. У Джамбы чуть не случился сердечный приступ. — ЧТО-О-О-О? После всего, через что ты заставил меня пройти, ты хочешь чтобы я просто взял и помог тебе? ВЗЯЛ ДА И ПОМОГ? — Ih. — Ладно! Вспоминая это сейчас, он подумал, что со стороны это выглядело очень странно. 626 правда был красноречив (и у него была слабость к своему созданию; у кого бы не было?), но это была не единственная причина, по которой он изменил свое решение. Встреча с жертвой, кем-то, кто на самом деле пострадал из-за его действий, была еще одним фактором, с которым он раньше никогда не сталкивался. И, конечно же, еще сыграл роль тот факт, что ему слишком понравилось это приключение, в котором он получил возможность изучить поведение 626 и обзавелся своего рода другом, с которым можно было поделиться опытом. Была большая вероятность, что Консул прикажет просто пристрелить его к концу дня, так что могло быть лучше, чем последняя большая спасательная миссия? Он ломал правила, потому что именно так и поступал Доктор Джамба Джукиба. Но теперь он не был уверен. Единственный человек на этой планете, кто мог хоть немного понять его, назвал его монстром, и он осознал, что это была правда. Его должна была наполнить гордость, но этого не произошло. Пытаясь избавиться от ужасного чувства, он в течение всего дня работал над новыми строительными инструментами, не позволяя себе ни единого перерыва. Что-то простое и кропотливое, что позволило бы его мыслям исчезнуть. Это сработало, по большей части, и прежде чем Джамба осознал это, наступила ночь. Устав и утомившись из-за монотонной работы на протяжении нескольких часов в одной комнате, он решил пойти в спальню. Звезды были яркими, белыми и далекими, и их бледный свет заливал комнату через единственное маленькое окно. Джамба положил руку на холодное стекло и задумался, цела ли вообще его лаборатория. Может быть, Галактическая Федерация уже уничтожила ее; может быть, уже другой ученый работал в ней, пока он смотрел на небо. Это заставило Джамбу ощутить пустоту. Хотя ему повезло; незадолго до предательства Хомяксвиля он планировал поездку на конференцию зла и дегидрировал все его незаконные эксперименты, поместив их на корабль. Поскольку они были спрятаны на дне двигателя, Федерация не нашла их, и их не конфисковали, как остальное его имущество. Он не планировал активировать их (какой бы заманчивой ни была эта идея), но мысль, что на его стороне все еще были его 626 маленьких монстров, утешала его: небольшую часть дома он забрал с собой. Джамба знал, что было бы неразумно творить какое-либо зло хотя бы следующие несколько месяцев; изгнание значило, что это место будет какое-то время под усиленным наблюдением, и Консул без колебаний уничтожит остров, если на нем появится какая-нибудь угроза. Несмотря на это, он знал, что может легко сбежать с помощью своих созданий, оставив разрушенный остров позади, если бы хоть какая-то часть него вообще уцелела. Джамба этого не хотел. Он слегка усмехнулся. Когда он стал таким мягким? Тогда, на Туро, ему было плевать, кто и где страдал, пока все шло так, как ему нужно. Посмотрите теперь на него, волнующегося о судьбе крошечного островка посреди планеты, о которой он не знал ничего, заботящегося о безопасности кучки людей и одноглазой макаронины. Он перестраивал им дом не только потому, что он привык решать проблемы и просто любил быть тем, у кого всегда найдется ответ, но и потому, что в глубине души он надеялся, что они прекратят видеть в нем монстра, коим он являлся. Что за тупой бред. Звезды на мгновение вызвали у него чувство ностальгии, но он не собирался жалеть самого себя. Туро была на другом конце галактики, а Квелтикван — еще дальше. Он останется здесь, на Земле, хотя бы на такой срок, за который можно разработать хороший план побега. Так что? Тогда лучше начать работать над ним. Джамба здесь никому ничего не должен; он был злым гением, избегавшим правосудия более двадцати лет! Тупые розовые сопли не остановят его от того, что он умеет делать лучше всего: преодолевать преграды. И если Пликли ненавидел его, плевать! Множество людей ненавидели его. Он даже не понимал, почему вообще стал таким ранимым. Джамба Джукиба не был посредственным и не терпел посредственность. Этот дом станет лучшей чертовой человеческой базой на всей планете.