Первый и последний

Когда Саша вернулся в школу, и мы впервые встретились после его отсутствия, то даже улыбнулись друг другу. Саша явно похудел: щеки запали, а рубашка болталась на нем как парус. Видимо, болезнь была далеко не так проста и невинна, как он об этом говорил. Но выспрашивать подробности я не стал. К тому же, теперь он выглядел не так уж плохо: глаза горели энтузиазмом, лицо светилось. Как-то так получилось, что мы втроем стали теперь проводить почти каждую перемену вместе, иногда к нам присоединялись близнецы, и наша группа понемногу начала напоминать небольшую компанию. Когда же компания не собиралась, мы могли сидеть с Сашей вдвоем и болтать — оказывается, напряжение между нами почти сошло на нет. Выяснилось, что у нас есть даже общие интересы, в частности — компьютерные игры. Он играл в плейстейшн, а я предпочитал всякие игрушки онлайн. Но тем не менее, мы оба оказались очень азартными игроками. — Знаешь, я купил недавно новую игру-стратегию. Просто класс, оторваться невозможно. Может, хочешь как-нибудь попробовать сыграть? — как-то раз предложил мне Саша во время очередной перемены, и это, если честно, было неожиданно. — Как попробовать? — Ну, приходи в гости, например. Это прозвучало так легко, словно было чем-то естественным и само собой разумеющимся. — К тебе? — как дебил переспросил я, а Саша рассмеялся. — Ну, если б у тебя был плейстейшн — можно было бы и к тебе. Но у тебя ведь его нет? — Неа, — протянул я, все еще пытаясь переварить тот факт, что он пригласил меня в гости. — Ничего страшного, если не хочешь, — сказал он вдруг, вставая. — Может потом когда-нибудь… — Нет, подожди, — я схватил его за рюкзак, прежде чем он ушел. — Я бы и правда попробовал поиграть! Может, потом уломаю родителей и мне эту игрушку подарить. Саша улыбнулся и кивнул. В ближайший же вечер, когда у меня не было тренировки, мы договорились встретиться. Я пришел к нему домой, прекрасно помня нужный адрес. Была весна, и вечерело уже не так рано, как прежде. И я знал, что моя мама не будет сильно волноваться за меня, даже если я приду домой позже обычного. Мы сидели и играли в его приставку, удобно разместившись на полу в просторной гостиной — Сашины родители опять пропадали на работе, и нам никто не мешал. Я все гадал, кто же они у него и чем занимаются — кажется, Саша что-то говорил про местные магазины и маленький частный бизнес… Я в любом случае не очень хотел в это вникать — игрушка затянула меня с головой. Когда мы очнулись, за окнами уже стемнело, и я неожиданно понял, что не сделал ни одного урока на завтра. — Бли-ин, домашка, — протянул я, скорчив страдальческую мину и падая спиной на пушистый ковер. — Я же ничего не выучил! — А что у тебя завтра? — спросил сидевший рядом и смотревший на меня с высоты Саша. — Да куча всего, и одно хуже другого… Математика, физика, русский… — Если у нас совпадают задания, я могу дать тебе что-нибудь списать, — улыбнулся он, и я аж подскочил от радости. — Правда? Ух ты, вот это было бы круто! — Тогда давай посмотрим, может что и совпадет, — сказал Саша и кивнул на закрытую дверь. За ней, очевидно, была его спальня, но я там еще ни разу не бывал. Я пошел за ним и увидел очень уютную, хоть и небольшую комнату в светло-серых и белых тонах. В ней прослеживалась такая же элегантность и единство стиля, как и во всей квартире. Основную часть пространства занимала кровать и объемный книжный шкаф, доверху набитый книгами. Но больше всего мой взгляд привлекло большое черное пианино, стоявшее в углу. — Вот, смотри, — Саша подошел, протягивая мне свои тетради. И когда только он успевает все это делать? Я просмотрел задания и с радостью обнаружил, что домашка совпала аж по двум предметам. Значит, сегодня мне придется только переписывать готовое — какая красота! — Спасибо огроменное! — сказал я искренне, забирая тетради и прижимая к груди, словно сокровище. — Благодаря тебе я смогу сегодня даже поспать! — Не за что. Ты только не забудь их завтра к первому уроку принести и отдать мне! — Ну, само собой, — кивнул я, а мой взгляд снова упал на красивый музыкальный инструмент, — Скажи, а ты разве на пианино умеешь играть? — Да, я даже закончил музыкальную школу, — ответил Саша, и в голосе его прозвучало некоторое самодовольство. — Так вот почему у тебя такие красивые руки. Ты музыкант. Я сначала сказал это, и только потом до меня дошел смысл собственных слов. Саша распахнул глаза еще шире, чем обычно, а рот его от удивления даже слегка приоткрылся. Я видел, что он, как и я, уловил в моих словах какой-то двойной смысл, а может и вовсе намек. Но я даже не имел это ввиду! Не сказав ни слова, я вылетел в коридор, кое-как набросил на себя куртку, и крикнул «пока» уже оказавшись за дверью: не уверен даже, что он меня услышал. Придя домой, я глубоко сожалел о том, что испортил классный игровой вечер своим идиотским высказыванием. Меня очень раздражало одно: судя по Сашиной реакции, он явно не забыл ничего, что было связано с его руками. И я не забыл. Как бы ни старался.

***

Впрочем, на следующее утро, кое-как справившись со смущением и заговорив с Сашей, я понял, что он тоже хочет поскорее замять тот неловкий момент. И мы продолжили общаться, как ни в чем не бывало. Я периодически продолжал приходить к нему в гости, мы играли в приставку, болтали о ерунде, и все было хорошо: я научился держать язык за зубами. Бывая в гостях у Саши, я замечал, что несмотря на шикарную обстановку, его дом производил на меня странное впечатление некоторой… необжитости. На полках и шкафах скапливалась пыль, словно хозяевам недосуг было ее вытирать, а на кожаном диване в гостиной будто вообще никто ни разу не сидел. Только Сашина спальня выглядела жилой, возможно, потому, что в ней не царил такой строгий порядок, как в остальных комнатах. Незаметно наступил май. Школьный год уже подходил к концу, и дни стали такими теплыми, что на уроки мы буквально тащили сами себя за загривок. Тренировок по баскетболу было не так много — все соревнования остались позади, а потому у десятиклассников появилось довольно много свободного времени. В отличие от выпускников, нам не нужно было готовиться к экзаменам, за что они нас тихо ненавидели. Как-то в один из особенно коротких учебных дней, когда у старшеклассников как раз намечался пробник, мы с Сашей снова отправились играть в плейстейшн. Я уже совсем освоился у него дома: там всегда было комфортно и спокойно. Нас никто не трогал, не приставал с дурацкими вопросами, как любят делать все предки, и мы были предоставлены сами себе. Я даже ориентировался у него на кухне, знал, где можно налить воды или чаю, а Саша спокойно разрешал мне это делать. В тот день мы предвкушали долгие часы игры без всякого перерыва: уроки на завтра не задали, беспокоиться об оценках или об их исправлении было уже поздновато. Так что мы решили устроить релакс, купили в магазине чипсов и сухариков, а потом засели за компьютер так надолго, что даже глаза разболелись. Наигравшись так, что, кажется, уже тошнило, мы наконец оторвались от монитора. Я, уже не спрашивая разрешения, отправился на кухню, чтобы попить воды после кучи съеденной соли, замаскированной под чипсы. Вернувшись, я обнаружил Сашу лежащим на ковре на полу. Руки закинуты за голову, глаза закрыты, и можно было на секунду подумать, что он спит, но он сразу открыл глаза, услышав шум моих шагов. — Извини, что я так развалился, — сказал Саша, отводя взгляд, но при этом не сдвинулся с места. — Просто спина болит после стольких часов сидения в одном положении. Я только пожал плечами. — Да ничего, у меня самого все тело затекло. И я, плюхнувшись на пол, тоже улегся рядом, так, что наши головы оказались очень близко друг от друга. Я хотел было отодвинуться немного, но Саша заговорил и отвлек меня: — Так здорово, что скоро заканчивается учеба, правда? — Точно, вот так не заметишь, как мы станем выпускниками. Саша промолчал. А потом полюбопытствовал ненавязчиво: — Какие планы на лето? Уже решил, что будешь делать? — Не знаю, — ответил я, забрасывая руки за голову и вытягиваясь во весь рост на мягком ковре. — Есть некоторые идеи, но я пока не знаю, получится ли их осуществить. А потом я почувствовал, что его пальцы, лежащие где-то за нашими головами, касаются моей кисти. Я решил, что это случайность, но через секунду почувствовал, как его мизинец нежно подцепляет мой собственный, словно мы решили сыграть в детсадовское «мирись-мирись и больше не дерись». Я уставился в потолок, стараясь не реагировать слишком уж бурно, и лежал, не двигаясь. Я чувствовал, что Саша повернул голову и смотрел на меня, но я просто не находил в себе сил взглянуть на него в ответ. Так мы пролежали, должно быть, несколько минут. Царило полное, гробовое молчание. В моей голове за это время пронеслась тысяча и одна мысль, а сердце в груди, отбивавшее быстрый ритм, умещало в себе целый спектр чувств, которые я не мог назвать. Но это была кипучая смесь и положительного, и отрицательного. Саша, видимо, устал ждать, когда я посмотрю на него в ответ. А потому он приподнялся на локте, глядя мне в лицо, и едва я встретился взглядом с его голубыми глазами, как… он поцеловал меня. Я знал, интуитивно догадывался, что он это сделает. Но первая инстинктивная реакция — оттолкнуть его! — все равно сработала. Я сильно ткнул его в грудную клетку, отчего он вынужден был оторваться от меня, но… В его выражении лица не возникло агрессии. Когда я отпихнул его, он, кажется, на секунду призадумался, а потом оказался на мне сверху, сдерживая руку, которая его только что толкнула. Саша снова приблизился к моим губам, и я мог только поразиться его наглости и самоуверенности: неужели не боялся, что я снова его ударю или укушу, например? Нет. Я оказался слишком слабым, чтобы сделать что-либо из этого. Когда его губы накрыли мои, я потерялся где-то в невесомости, мозг мой словно включил режим белого шума, и я ничего уже не соображал. Чувствовал только, что губы у него невероятно мягкие. Я целовался не так уж много раз за свою жизнь, но мог бы поклясться, что губы девчонок ничем, вот абсолютно ничем не отличались от Сашиных. Разве что наличием помады? Тогда Саша был даже в плюсе. Он лежал на мне, и я не мог не ощущать жар его тела сквозь одежду. А также не мог не ощущать его запах: удивительное сочетание душистого мыла и ненавязчивого парфюма со свежим травяным ароматом. Впрочем, я не был уверен, точно ли это был парфюм. Может, это был приятный запах лосьона для умывания или даже геля для бритья? А может, просто так пахла его кофта, которую я, сам не заметив, сгреб в горсти на его плечах? На этот раз он сам оторвался от меня. Я взглянул на его лицо: светлые волосы свесились на лоб, глаза светились почти наркоманским блеском, а на щеках горел такой румянец, что даже матрешки могли бы позавидовать. Дальше я помню все в мельчайших деталях, так явственно, словно все происходит прямо здесь и сейчас. Саша кидает взгляд на свою комнату, а потом опять смотрит на меня. Это удивительно, как я, человек, никогда в жизни не понимавший намеков, мгновенно все понимаю. Понимаю также, что должен бежать оттуда куда глаза глядят, причем немедленно, не мешкая и не сомневаясь. Я знал на сто процентов точно: если не уйду сразу — потом будет слишком поздно. И я не ухожу. Мы оказываемся в его комнате мгновенно, словно телепортировались туда. Наши поцелуи продолжаются, но сейчас они уже другие. Никакой нежности, губы ударяются об губы с силой и излишним напором, так, что мы несколько раз даже сталкиваемся зубами. Вообще-то, это должно быть смешно, но смеяться — последнее, чего нам хочется. Я притягиваю Сашу к себе и обнимаю — так крепко, что у него должны были ребра хрустнуть — а потом сразу же отталкиваю, чтобы стянуть с его плеч легкую кофту. Честно говоря, я понятия не имею, что делать дальше. Он помогает. Дергает мою футболку, и я понимаю, что от нее тоже надо избавиться — что я и делаю, а потом ловлю на себе внимательный взгляд. Голубые глаза задерживаются на моем торсе, и если я когда и ощущал, что кто-то мной восхищается — то это было именно тогда. Взгляд Саши скользит вверх-вниз, оглядев все от шеи до пресса, а потом снова возвращается к моим губам. Он притягивает меня за шею ближе, и моя кожа, горящая огнем, сталкивается с его кожей. Терять мне уже нечего, потому я дергаю молнию на ширинке своих джинсов, пока Саша занят тем же самым со своими. Скинув штаны, мы остаемся в одних трусах, но стянуть и их — слишком страшно, причем для обоих. Поэтому я просто подхожу к нему и обнимаю, чувствуя при этом, что он слегка дрожит. Мне и самому сложно унять дрожь в руках, когда я резко разворачиваю его к себе спиной и провожу ладонями по его бокам: боже, он такой худенький, без одежды кажется даже тоще, чем обычно. Талия тонкая, гибкая, а плечи при всей худобе достаточно широки — странный контраст, на который я раньше никогда не обращал внимания. Я продеваю руки ему под локти и обнимаю за плечи, привлекая к себе. Нет, уткнувшись ему в шею, я понимаю, что то, что я чувствовал — не был запах духов или дезодоранта; похоже, так пахнет сама его кожа и волосы. И это в прямом смысле опьяняет меня. Моя рука несмело скользит по плоскому животу, а добравшись до резинки его нижнего белья, замирает на мгновение, чтобы потом проскользнуть внутрь и обхватить член, который уже возбужден. Саша издает негромкий стон, и по моему телу словно пропускают разряд электричества — я почему-то не ожидал такой быстрой и эмоциональной реакции на свои действия. Поняв, как сильно белье мешает мне действовать, я, наконец, одной рукой спускаю его с бедер Саши, второй рукой продолжая движения. Он возбудился слишком быстро, я чувствую, что мне нужно приложить совсем немного усилий, чтобы довести его до точки. Пока я размышляю об этом, ощущаю, что его руки шарят по моим бедрам, также пытаясь стащить с меня последнюю деталь одежды, которая все еще создает преграду между нашими телами. Поколебавшись с мгновение, я помогаю ему, и наконец мы оба — обнажены, он прижат ко мне всем телом, и я понимаю, что упираюсь в него своим стояком. Я не знаю, чего я ожидал. Не знаю, на что я мог или не мог решиться в тот момент. И уж тем более я не был уверен, хочу ли я этого. Но все решило одно только слово. — Давай. Он сказал это охрипшим голосом, и если бы я не увидел, как шевельнулись его губы, когда он произнес это, повернув ко мне голову на секунду — я бы ни за что не поверил, что это говорил он. И я решился. Был ли я идиотом в тот момент? Да. Сделал ли я глупость? О, да. Сожалел ли я спустя время о том, что это произошло? Еще как. Но все же это, черт возьми, произошло. Скажу лишь, что всё, что только можно было сделать неправильно — я сделал неправильно. Везде, где можно было облажаться — я облажался. А еще — было очень больно. Причем нам обоим. Я вошел в него сразу и полностью, и он издал такой крик, который мне вовек не забыть. И, разумеется, никакие поцелуи и поглаживания, которыми я пытался хоть как-то исправить положение — совершенно не помогли. И даже то, что мы оба спустя несколько бесконечных минут нашли в себе смелость продолжить двигаться, и даже то, что он, несмотря на боль каким-то чудом остался возбужденным, и даже то, что после долгих фрикций я сумел-таки добраться до оргазма… Ничего из этого не меняет моего убеждения. Лучше бы этого не произошло. Но самым ужасным оказалось то, что я, вставая потом с кровати, обнаружил следы крови на простыне, и меня накрыла волна настоящей паники: я, будучи конченным придурком, почему-то не ожидал этого. Поднявшись, я весь был покрыт испариной, но по сравнению с Сашей это была ерунда: он-то выглядел так, словно только что вылез из ванной и забыл вытереться полотенцем. Он не смотрел на меня — просто лежал на боку, уставившись в стену, и я, быстро надев на себя разбросанные по всей комнате вещи, ни о чем так сильно не мечтал, как поскорее уйти. И я ушел. Не сказав ему ни слова не прощанье, только пробубнив что-то себе под нос, но Саша не счел нужным на это отвечать. Направляясь к дому, я изо всех сил боролся с желанием сорваться с места и побежать. Вопрос только: от чего я мечтал скрыться? От Саши? Вот уж вряд ли.