***
Мы направились в спальню, пятясь и не прекращая поцелуев. Я буквально не мог оторваться от него, казалось, прервусь — и он исчезнет, или я проснусь, или случится еще что-нибудь ужасное, чего я не был способен сейчас пережить. Он пах так знакомо и даже как-то… по-родному. Оказывается, я не забыл этот запах, и сейчас вдыхал его полной грудью. Оказавшись в его комнате и окинув ее взглядом, я на секунду ощутил приступ паники: уж слишком живы были воспоминания о моем последнем посещении. Но я отогнал их и спрятал в самый отдаленный уголок сознания. Никакой страх не должен был мне помешать. Я скользнул по его щеке носом и опустился поцелуями на шею. Судя по всему, я попал на особенно чувствительную зону, потому что Саша в моих руках неожиданно выгнулся, при этом притянув меня еще ближе к себе. Обрадованный и удивленный этим открытием, я направился губами вниз по напряженной мышце, и остановился на горловой впадине. Она так явно выделялась под шеей и была такой соблазнительной, что я задержался на ней подольше, изучая изгиб во всех подробностях, а затем легонько прикоснулся к ней языком, пробуя на вкус. Это ему тоже понравилось — резкий выдох через нос дал мне ясно это понять. Мне хотелось сейчас действовать как можно скорее. Сорвать с него эту облегающую футболку, которая дразнила, скрывая под собой красивые мышцы; рвануть вниз брюки вместе с нижним бельем, и просто наброситься на него, как голодающий обычно кидается на долгожданную еду. Но я запретил себе это делать, решив, что сейчас буду действовать настолько медленно, насколько мне только хватит терпения. Поэтому вместо того, чтобы сдирать с Саши футболку, я аккуратно скользнул ладонями по его пояснице, и словно музыкант, перебирающий струны гитары, собрал мягкую ткань, оголяя его кожу. Мои руки прошлись по его спине (она показалась мне широкой… может, на контрасте с девичьими?), а затем я все же осторожно стянул с него футболку — чему он, видимо, был только рад, ведь на губах заиграла такая долгожданная и так часто виденная мною во сне улыбка. Закинув руки за голову, я одним движением снял свою футболку тоже, и снова прижавшись к нему грудью, по-прежнему боясь потерять физический контакт, подтолкнул его к кровати. Саша с размаху опустился на спину, увлекая меня за собой. Теперь я лежал на нем, плотно прижавшись обнаженной грудью к его груди и чувствуя, как трепещет под ребрами его сердце. Мы возобновили поцелуи, потому что оторваться казалось попросту невозможно: какие же они были сладкие, сладкие… По мере того, как наши языки все теснее сплетались, я начал чувствовать, как болезненно заныло в паху. Возбуждение Саши я тоже чувствовал, но пока еще было слишком рано. Пока. С трудом оторвавшись от сводивших с ума губ, я опустился к его плечам и груди. Он податливо выгнулся навстречу, закидывая голову назад и вцепляясь мне в плечи. Удивительно, как его тело реагировало на каждое мое прикосновение — я даже не подозревал, что так будет! Скользя ладонями и поцелуями по животу, я спускался все ниже. Добравшись, наконец, до пояса брюк, я все-таки не выдержал и дернул их вниз куда быстрее и резче, чем планировал. Но Саша не смотрел на меня и не сопротивлялся: его голова по-прежнему была закинута далеко на подушки, глаза закрыты, а на приоткрытых губах блуждала блаженная улыбка. В мгновение ока скинув с себя все оставшиеся детали одежды, я вернулся к нему и лег сверху. Теперь мы касались друг друга почти каждой частичкой тела, и мне это странным образом приносило и умиротворение, и возбуждение. Он вновь открыл глаза и посмотрел на меня. Во взгляде этом читалось еле уловимое смущение, но в основном я видел там решимость. Этот взгляд говорил мне «да» даже больше, чем все остальное тело. Словно удостоверившись в том, что я не передумаю, он прикрыл веки снова, и я, глядя на его густые темные ресницы, испытал безумное желание перецеловать каждую из них. Все еще глядя на него, я сместился так, чтобы прижаться к нему пахом как можно плотнее. Ответом послужило лишь короткое «ммм» и вновь долгий взгляд доверчивых глаз. Я не мог больше сделать ему больно. Просунув руку между нашими телами, я взял оба наших члена в свою ладонь одновременно и заскользил по ним, испытывая такие ощущения, о которых даже не мог догадываться. И не представлял, насколько это может быть приятно. Наши дыхания сбились, а напряжение, казалось, буквально разрывало все тело. Я ускорился, намереваясь добраться до конца, причем, желательно, как можно скорее, но вдруг он меня остановил. — Подожди. Этот голос как шелест, из-за шума в ушах и собственного громкого дыхания я едва его расслышал. Но все же остановился, чтобы снова посмотреть на его лицо и постараться понять, где накосячил. — Не хочу так, — сказал он, и хотя то, что находилось в моей руке противоречило его словам, я все же замер, не решаясь продолжать. — Уверен? Я не узнал свой голос. Он был таким низким и хриплым, что впору бы озвучивать злодеев из сказок. — Да. А затем… — Пожалуйста. Этот ласковый, просительный голос заставил всё внутри перевернуться несколько раз. Я не ожидал, что он попросит об этом. Думал, что просить придется мне, причем — далеко не сейчас. Я молча кивнул, потому что мне самому хотелось этого гораздо сильнее, чем я мог бы сам себе признаться. Оставив на его плече влажный поцелуй, я свесился с кровати, и на полу найдя свои брюки, нашарил в них карманы. Взять сегодня их собой было более, чем самонадеянно, но самонадеянность — просто мое второе имя. Сейчас мысленно я нахваливал себя, как никто и никогда. Хорошо, что я такой наглый. Нет, правда, иногда это хорошо. Саша наблюдал за мной, повернув голову, и глаза его немного округлились, когда он увидел, что именно я извлек из кармана. Не уверен, что готов был рассказать ему, что я лазил по интернету в поисках правил и советов для «особого» вида секса. Как и не был готов признать, что все, буквально ВСЕ, что я там прочитал — стало для меня настоящим откровением. Но по крайней мере, теперь я был просвещенным. Губы Саши вновь дрогнули в улыбке, когда я, поборов смущение, положил на постель рядом с нами маленький тюбик смазки и несколько презервативов. Это добро я купил на вокзале, когда возвращался с юга — догадывался, что в нашем городе ходить за подобными вещами в аптеку смерти подобно. В лучшем случае, тебе их просто не продадут (скажут, рано еще), а в худшем — какие-нибудь знакомые знакомых донесут о происшествии маме, и тогда тебе не избежать дурацкого разговора. Быстро раскрыв маленький пакетик, я, поколебавшись секунду, сделал то, что хорошо знал в теории, но еще никогда не применял на практике: впервые в жизни надел на себя презерватив. Затем посмотрел на Сашу неуверенно — он по-прежнему улыбался, и только едва заметно кивнул мне, подбадривая. Почувствовав себя увереннее, и испытывая явное облегчение от того, что он не поднял меня на смех, я открыл тюбик и выдавил немного холодной субстанции себе на ладонь. Я лихорадочно вспоминал сейчас, что прочитал по этому поводу в интернете, но мысли мои путались, а стояк явно не способствовал сосредоточенности. Впрочем, желание изучить соблазнительное тело, находящееся передо мной — напротив, играло в мою пользу. И я, одним движением придвинув его к себе, решительно скользнул пальцами между его ягодиц. На это раз Саша застонал — протяжно, громко, но это не было стоном боли, которого я так боялся. Наоборот, это явно был стон удовольствия, просивший «продолжай». И я продолжил. Смазка оказалась замечательной штукой, и мои пальцы — сначала один, потом два — скользили достаточно легко, вырывая из груди парня новые удивительные звуки. Я ненадолго засомневался, стоило ли мне продолжать ласкать его именно так, как вдруг Саша сам прервал меня: — Уже хватит. Действуй. Мне было забавно осознавать, что несмотря ни на что — именно он оказался ведущим всех моих манипуляций. Именно он направлял меня и решал, что будет дальше, и я ощущал от этого невероятный кайф. — Не бойся, — зачем-то сказал я негромко. Затем, убрав пальцы, я закинул его ноги себе на талию, и медленно проник в желанное тело. На этот раз стон был явно страдальческий — конечно, я знал, что совсем безболезненно быть не может, но все равно замер, боясь пошевелиться. Но Саша изо всех сил вцепился в мои плечи и притянул к себе, целуя. «Не бойся» — повторил он мою же фразу. И тогда я решился войти полностью. Не знаю, насколько звуконепроницаемыми были стены в квартире Саши, но я от души надеялся, что они были таковыми. Потому что наши стоны в унисон просто невозможно было бы НЕ услышать при тонких стенах. Но ни мне, ни ему не хотелось сдерживаться больше — мы двигались в сумасшедшем ритме, вцепившись друг в друга, как парочка утопающих. Приблизившись к финишу, я понял, что Саша тоже на грани, и добрался до оргазма буквально на несколько секунд раньше него. Осторожно выходя, и ложась сверху на его влажный живот, я хотел только одного — снова коснуться его опухших губ и стереть ладонью капельки пота, выступившие на красивом лбу, что и воплотил спустя несколько минут. — Я скучал, — пробормотал я ему в плечо, утыкаясь носом в гладкую шею. Я не смотрел на него, но знал где-то на уровне интуиции: в ответ он расплылся в улыбке.***
Мы провалялись в кровати до самой темноты, и лишь потенциально скорое возвращение родителей заставило меня-таки подняться и, нехотя одевшись, направиться к выходу. Когда мы прощались, Саша стоял в дверях в одних шортах, опершись плечом о косяк и рассматривая меня сквозь прищур. — Только попробуй сказать, что завтра не придешь. Услышав эту фразу, я мысленно усмехнулся. Это была в равной степени и угроза, и просьба. — Приду, — ответил я коротко, зная, что на этот раз это было чистой правдой. Я пришел бы даже если бы он сказал мне не являться. Даже если бы попытался не пустить на порог. Я бы все равно пришел вновь, потому что это именно то, чего я хотел больше всего на свете. На следующий день, а потом и каждый последующий на этой неделе я едва ли не с самого утра (ждал только, когда Саша останется один) приходил к нему домой, и мы проводили вместе часы напролет. В основном я, также без лишних слов нападал на него с поцелуями, и нам было не особенно до разговоров. Впрочем, постепенно мы все же начали говорить о разных вещах. О баскетболе, о школе, о любимых фильмах… Я неожиданно понял, что совсем не знаю человека, которого так отчаянно хотел. И, восполняя эти пробелы, я понимал, что он, оказывается, помимо прочего, еще и очень интересный собеседник. Я всегда был уверен, что Саша молчун. Но глубоко ошибался: когда мы разговаривали — молчал большей частью я. И не потому, что мне нечего было сказать, просто я не мог наудивляться тому, как много всего он знает, и как здорово все это преподносит. Он рассказывал даже занудные факты с таким энтузиазмом и воодушевлением, что я просто не мог оторваться или перебить его. А еще больше мне нравилось, когда посередине повествования он вдруг залипал на мои губы или руки, и напрочь забыв про свою историю, лез целоваться. Мы целовались постоянно. Я даже не знал, что с кем-то можно вот так взаимодействовать. Поцелуи не всегда носили сексуальный оттенок: мы могли просто невзначай касаться губами щек, плеч или волос друг друга, и я чувствовал, как в груди разливается незнакомое мне ранее чувство. Я не сразу смог определить его, и долго думал, прежде чем понять, что это была… нежность. Задавал ли я себе вопрос «а может быть, я гей?». Нет. Не задавал. Я просто знал, что это не так. Я просто знал, что Саша — особенный человек, только и всего. Кроме того, я был так воспитан. Это было впитано с молоком матери и закреплено где-то на подкорке сознания: геи — больные люди. Ненормальные, с отклонениями, которых надо лечить, желательно в психбольнице. Если про кого-то в городе говорили, что он гей (обычно используя, конечно, другое слово) — репутация этого человека была испорчена навсегда. И скорее всего, человеку этому непременно нужно было уехать, потому что в противном случае… Не знаю. Его бы как минимум загнобили, а как максимум — избили? Хотя нет, это явно не был максимум. Словом, тот факт, что я спал с парнем, совершенно не заставлял меня задаваться вопросами о собственной сексуальности. И о Сашиной, между прочим, тоже. Мы просто были двумя парнями, которые спали друг с другом, но при этом мы не были геями. Вот так все просто. Я почему-то временно утратил страх, что о нас кто-то что-то узнает. Я подумал: не узнали в первый раз, так не догадаются и теперь, правда? А может, это просто была эйфория. На вопросы мамы о том, где я пропадаю целыми днями, я наполовину честно отвечал, что провожу время с друзьями. Более того, я даже говорил ей о Саше, и о том, что мы часто ходим гулять вместе, и мама, кажется, была не против. Про «гулять» я поначалу тоже, конечно, привирал. Мы почти не выходили на улицу, предпочитая прохладу Сашиной спальни любому, даже самому теплому летнему солнышку. Но спустя пару недель решили, что такими темпами заработаем себе кислородное голодание. Кроме того, я подзабросил свои тренировки, чего профессиональному спортсмену, каким я себя самонадеянно мнил, делать было нельзя. Так что я стал вытаскивать Сашу с собой на пробежки. Хоть бегал он и не так быстро, как хотелось бы, но зато нам всегда было весело. Выйдя на какую-нибудь дорогу с лесополосой, мы бежали, болтая, и не замолкали. А приятным бонусом служили моменты, когда дорога была совсем свободна от машин, и мы, спустившись с асфальта в густую траву или укрывшись под сенью придорожных деревьев, целовались прямо под открытым небом. Ощущение опасности, смешанное с восторгом, давало обоим такой адреналин, какой ни на одной карусели не получишь. Мне хотелось играть в баскетбол, и поскольку летом тренировок у нас не было, я решил, что мы своими силами могли бы организовать команду. Чтобы набрать нужное количество человек, мы позвали всех знакомых, кто только захотел прийти. Для начала пригласили ребят из нашей сборной. И, разумеется, Юлю тоже. Нужно было видеть, каким взглядом она нас смерила, когда мы впервые встретились на стадионе после долгой разлуки. Мы выглядели, должно быть, как провинившиеся щенята, в то время как Юля смотрела на нас с нескрываемой яростью живодера. Впрочем, проявив, должно быть, недюжинную выдержку, она даже словом с нами не перемолвилась, когда мы играли наш первый матч. Поскольку многие на лето разъехались, в игру пришлось пригласить нескольких любителей, в частности — близнецов, которые к моему временному отсутствию в их жизни отнеслись более чем спокойно. Они в виде приветствия дружески стукнули меня кулаком в плечо, спросили про поездку в Артек, и сказали лишь, что мы «давненько не виделись». Юля же избрала тактику игнорирования. Даже не поздоровавшись с нами, она настояла на том, чтобы непременно оказаться с нами в разных командах, и так отчаянно боролась за мяч всю игру, будто от этого зависела ее жизнь. Когда ее команда действительно выиграла, она расплылась в такой самодовольной улыбке, что будь я чуть менее пристыженным — наверняка, рассмеялся бы. Когда игра была закончена и все потихоньку начали разбредаться по домам, громогласно друг с другом прощаясь, Юля все-таки подошла к нам. — Вы оба — мудаки, — сообщила она без предисловий и даже тыкнула пальцем в каждого для пущего эффекта. Саша опустил глаза, а я возмутился: — Э, полегче на поворотах! — Вы два охреневших, эгоистичных подонка, — чуть не с наслаждением продолжила Юля, ничуть не смутясь. — Столько времени прошло. Ни от одного, ни от второго — ни слуху, ни духу. Сколько раз я вам писала, м? И что вы мне отвечали? «У меня все нормально!» Она очень правдоподобно, но при этом очень обидно изобразила мой голос. — Весьма содержательные разговоры у нас получались. Ну я и перестала их заводить. С тех пор прошло два месяца! И что потом? А потом они мне пишут, как ни в чем не бывало. Типа, ничего не произошло. Это как вообще называется?! — Юль, — вмешался Саша, — мне правда стыдно. Извини. Я кивнул. — Стыдно ему, ага. — Юля нахмурилась, глядя на Сашу, но было видно, что она была тронута тем, как мы легко сдались под ее напором. — Вы мне объясните, что это было вообще, или нет? Ее подозрительные глаза перебегали то на одного, то на другого, а мы с Сашей лишь обменялись быстрыми взглядами, отчетливо понимая, что не можем сказать ей правду. — Нечего тут объяснять, — вставил я свои пять копеек. — я тебе уже говорил, что это не твое дело. — Мы были в ссоре, — перебил меня вдруг Саша, и я уставился на него с недоумением. — Из-за чего? — требовательно поинтересовалась Юля. — Это не важно. Но поссорились мы так сильно, что даже не разговаривали друг с другом до недавнего времени. А сейчас мы все выяснили… И подумали… Что можем снова общаться. Я мысленно взмолился, чтобы не дрогнуть ни одним мускулом и не выдать то, как мне неловко от вольного Сашиного пересказа сей истории, но Юля не смотрела на меня. — А я-то здесь причем? — спросила она. — Зачем со мной было так хреново себя вести, я не понимаю? — Это было глупо. Ты простишь меня? Нас? — Саша взглянул на нее просительно и Юля, наконец, сдалась. Расплывшись в конце концов в кривой ухмылке, она раздала нам по подзатыльнику. — Ну и придурки у меня в друзьях, — сказала она напоследок, прежде чем стать самой собой. Теперь, когда у нас подобралась настоящая команда, мы стали регулярно устраивать матчи на открытом стадионе — наши крики и споры слышал, должно быть, весь район. А по вечерам, после игр, всей гурьбой мы отправлялись в центр, ходить по освещенным фонарями аллеям парка, где тусовалась вся городская молодежь. Нам было невероятно весело! Конечно, в толпе друзей мы с Сашей не могли обменяться ничем, кроме обжигающего до самого нутра взгляда, но зато когда все расходились по домам, никто не мешал мне, дождавшись, пока из вида скроется последний из баскетболистов, прокрасться в неосвещенный подъезд Сашиного дома и целовать его в полной темноте, пока голова не закружится. Поскольку как минимум один из моих родителей всегда бывал дома, у меня мы с Сашей почти не бывали. Так, только если нужно было что-нибудь взять — заходили на пять минут, и тут же отправлялись прочь. А потому для меня самым настоящим сюрпризом и подарком стал тот день, когда родители заговорили об отпуске. Они подумывали съездить на недельку куда-нибудь отдохнуть, и хотели взять меня с собой, и мне пришлось использовать все свое актерское мастерство, чтобы показать то, как мне не нравится эта идея. — Если вам так хочется отдохнуть — езжайте без меня, — сказал я им как-то за ужином. — Я уже побывал этим летом на море, больше мне не хочется никуда ездить. Просто хочу отдыхать. Это мое последнее спокойное лето перед универом. Родители, как ни странно, прислушались к моим словам. Кроме того, им явно понравилась идея того, что в городе останется сын, который присмотрит за домом и маленьким огородом. Так что они действительно купили билеты, и я на целую неделю оказался предоставленным самому себе. Я не мог поверить в свое счастье. Я ведь реально мог делать ВСЕ, что хотел. И первое, чего я желал отчаяннее всего, я исполнил в первый же день родительского путешествия. Не успели они, должно быть, даже доехать до областного города, чтоб сесть там на поезд, как я уже прижимал Сашу к стенке своей комнаты, и как музыку, с наслаждением слушал его вздохи. Надеюсь, мои стены их запомнят, и будут служить отличным напоминанием, когда родители вернутся, и Саша уже не сможет оказаться здесь. Воспользовавшись моментом их отсутствия, я решил также основательно пополнить свои запасы самого необходимого, для чего направился в аптеку. Я от души надеялся, что отсутствие родителей поможет мне избежать «разглашения», даже на случай, если аптекарша окажется кем-нибудь из знакомых. Такие новости не живут дольше одного дня — успокаивал я себя. К тому времени, как приедут родители, все уже об этом забудут. Но мне повезло: аптекаршу, продавшую мне презервативы, я видел впервые в жизни, и хоть она и удивилась количеству, которое я попросил, все же сдержала улыбку и продала мне всё необходимое без лишних комментариев. Когда я в тот же день рассказывал о своих приключениях Саше, он посмотрел на меня, как на идиота. — Зачем было идти в аптеку, когда есть интернет? Я даже не сразу понял, о чем речь. А когда понял, то убедился: я действительно идиот. Зачем были все эти волнения, когда через инет можно заказать хоть черта лысого, и его вдобавок пришлют в темной светонепроницаемой коробке? Как бы то ни было, мои запасы теперь внушали мне спокойствие, и я лишь напоминал себе, что это богатство нужно будет получше запрятать, когда вернутся родители.