Первый и последний

С наступлением последнего дня пребывания в деревне я старался изо всех сил, чтобы не впасть в уныние. Впрочем, у нас было так много дел, что времени на грустные размышления почти не оставалось. Помимо бабушкиных просьб, (которая, очевидно, решила переделать дела на полгода вперед), нам нужно было еще успеть в последний раз искупаться в речке, напоследок сходить пособирать ягоды в ближайший лес, прогуляться по проселочным пыльным дорогам и наболтаться. Вечером, переделав все, что было нужно, мы хотели было еще сгонять на поле поиграть в мяч, но то ли усталость, то ли желание насладиться последними спокойными минутами жизни здесь заставили нас остаться на террасе и, закрывшись на крючок, просто валяться на кровати. Мы ни о чем не разговаривали. Мне хотелось спросить, как он себя чувствует по поводу завтрашнего отъезда, доволен ли он тем, что вообще приехал, и еще много-много других вопросов… Но я вновь промолчал, предпочитая только догадываться о его эмоциях, которые проскальзывали мгновениями в виде морщинки на лбу или слишком тяжелого сосредоточенного взгляда. Думаю, ему было грустно, как и мне. О чем тут было рассуждать? Лично для меня заканчивался самый лучший месяц не только лета, но, пожалуй, и всей жизни, по крайней мере — на данном этапе. Я знал, что когда вернусь — это все останется в прошлом, и этот факт меня совсем не радовал. Мы с Сашей лежали на боку, повернувшись лицом друг к другу, и каждый наверняка крутил в голове фразу «вот и все». Никто из нас не говорил ее, хотя каждый знал, что это так. Я придвинулся к нему ближе, так, что мы почти уткнулись друг в друга губами и носами, и спросил: — Чего ты хочешь сегодня ночью? Вопрос прозвучал более, чем двусмысленно, но я именно с такой целью его и задавал. Саша усмехнулся, но не отвёл от меня голубых глаз. — Хочу, чтоб мы не потратили ее впустую. — Не потратим, — заверил его я и с удивлением для себя обнаружил, что голос мой прозвучал неожиданно мягко и ласково. Я, вообще-то, так обычно не разговариваю, но с ним получалось само собой. — А ты что, готов сделать все, что я попрошу? — в глазах Саши вдруг вспыхнуло озорство, которое мне так нравилось, и я вполне серьезно ответил на этот шутливый вопрос: — Да, если действительно попросишь. — Ммм, — задумчиво промычал он, закатывая глаза в размышлении, а я тем временем привлёк его к себе поближе, так, чтобы мы соприкасались теперь не только носами, но и грудью. — Поцелуй! — потребовал он, а меня от этого слова будто разрядом шарахнуло, что, после всего, что уже было между нами, казалось довольно странным. Впрочем, если припомнить хорошенько, он никогда меня об этом не просил, по крайней мере, не озвучивал свою просьбу вслух. Я прикоснулся к нему. Губа за эти пару дней основательно зажила, но с ней все равно нужно было обращаться аккуратно, чтобы она не начала вновь кровоточить. Я оставил несколько коротких неуловимых касаний на ранке, а затем перешел в такой же манере к верхней губе. Но Саше явно быстро надоела эта игра, потому что он пробурчал возмущенно: «Не так!», и сам захватил мои губы в плен, совершенно не заботясь об осторожности. Я думал о том, что он очень классно целуется. И так ведь было с самого начала, вот интересно, это его природный талант? Или он, может, тренировался на помидорах, прежде чем стать таким профи? — Со сколькими девчонками ты целовался в своей жизни? — не удержался я, на секунду выныривая из поцелуя. — С тремя, — не особо, судя по всему, удивившись, ответил Саша. — А ты со сколькими парнями целовался? — Придурок, — рассердился я, не решив до конца, задел меня этот вопрос или нет. — Расслабься, я просто шучу, — рассмеялся он, возвращаясь к моим губам и запуская руку мне в волосы. Ни с того ни с сего мы услышали короткий стук в дверь, отчего инстинктивно отпрянули друг от друга. Бабуленька бодрым голосом обратилась к нам: — Мальчики! Мне нужна ваша помощь! Обещаю, это последняя просьба на сегодня! Мы раздосадовано переглянулись, и я сказал шепотом: — Останься здесь, я пойду сам все сделаю. А потом скажу ей, что мы ляжем спать пораньше. Бабушке, как выяснилось, нужно было помочь отнести какие-то очередные закрутки в подпол, а поскольку у нее болела нога, сама она боялась этим заниматься. Мне было несложно, конечно, только я расстроился, что она отвлекла меня. Когда с банками было покончено, я сделал то, что обещал. — Бабуль, мы, наверное, сейчас будем отдыхать. Сегодня столько всего переделали, очень устали. Ты же не против? — Нет конечно, — бабушка улыбнулась в ответ и ласково потрепала меня за щеку. — Спасибо вам, дорогие, я не представляю, как бы делала это все сама. Вы такие добрые мальчики. Я ухмыльнулся, не зная, что можно сказать в ответ на эти похвалы, и уже было развернулся, чтобы уйти. Но вдруг бабуля произнесла фразу, заставившую меня вздрогнуть. — Тебе очень повезло с Сашей. Я изо всех сил постарался совладать с лицом, прежде чем повернуться к ней. И, все же решившись сделать это, увидел, что она по-прежнему улыбалась этой своей всеобъемлющей добрейшей улыбкой. — Он хороший человек и хороший друг, я это чувствую. — Да, — только и ответил я ей, потому что мне на секунду показалось, что ее слова имели какой-то двойной смысл. И пробормотав «спокойной ночи», побрел к нам на террасу, не зная даже, стоит ли рассказывать Саше о бабушкином вердикте по поводу его личности. Зайдя в комнату, я тут же опустил крючок на петлю и, повернувшись к кровати, наткнулся на выжидательный Сашин взгляд. Он уже лежал, закинув руки за голову, и судя по обнаженному торсу, выглядывающему из-под одеяла, даже успев раздеться. — Чем занимался? — Саша выгнул свою светлую бровь, явно поддразнивая меня. — Банки таскал, — ответил я, приближаясь к нему и беззастенчиво рассматривая все то, что осталось заманчиво неприкрытым. — В общем, зря времени не терял, прямо как ты. Я наклонился к нему, и он обхватил мою шею руками, сразу притягивая к себе. Он явно решил продолжить прямо с того момента, на котором мы остановились, а я попытался избавиться от лишних мыслей, заполнивших голову за этот промежуток времени. Впрочем, после прикосновения к мягким губам, сделать это было не так уж сложно. Сашины руки поползли по моей спине, сгребли футболку и потянули ее вверх — сразу и по делу, что тут сказать. Я помог, и, едва скинув ее с себя, тут же потянулся к молнии на джинсах, чтобы избавиться и от них тоже. К чему ждать? Мы должны были запомнить эту ночь, так пусть она начнется поскорее. За окном в любом случае уже был глубокий вечер. Мы не задернули шторы, но это было и ни к чему: через окно нас все равно уже было невозможно рассмотреть, даже если кому-то захотелось бы. Да и бабушка сейчас была в доме, так что на это мы не отвлекались. Зато легкий сумеречный свет, все еще проникающий через стекло, позволил нам рассматривать друг друга почти в мельчайших подробностях. Я отбросил одеяло и с удовольствием залюбовался Сашиной фигурой. Наверное, она была не без изъянов, но я совершенно искренне не мог найти ни одного. Мне казалось, что передо мной — совершенство… Милое (но при этом каким-то чудом все равно мужественное) лицо, крепкая, слегка загорелая грудь, мышцы на руках, проступающие так рельефно и ненавязчиво, что было почти физически больно не касаться их… Узкая талия и бедра, длинные ноги, как у танцора, одна из которых расслабленно и скульптурно согнулась в колене… Нижнего белья на нем, разумеется, не оказалось, так что все, что находилось ниже пояса, тоже было в моем поле зрения и также казалось мне идеальным. Никогда в жизни бы не подумал, что смогу посчитать ЭТО красивым. Саша неожиданно резко схватил меня за плечи, и я не успел ничего сделать, как уже оказался спиной на подушках, в то время как он навис надо мной, придавив своим весом. Я посмотрел на него удивленно, пытаясь одним взглядом спросить, что это значит, но в глазах Саши танцевали чертенята, и совершенно невозможно было понять, играет он или вполне серьезен. Его бедра обхватили мою талию, и я почувствовал, как его пенис скользнул по моему животу, отчего тут же ощутил приятный зуд от мурашек, бегущих по позвоночнику. — Что ты задумал? — спросил я его, но он не ответил, вместо этого наклоняясь и глубоко целуя меня. От возбуждения у меня судорогой свело ноги, и я согнул их в коленях — отчасти, чтобы вновь ощутить их как часть своего тела, отчасти — чтобы прижать к себе Сашу еще плотнее и заставив еще шире развести его собственные ноги. Он глубоко вздохнул от удовольствия и откинулся назад, не отрывая взгляда от моих глаз, а своей руки от моей груди. Пользуясь моментом его полной расслабленности, я тут же перехватил инициативу и резко сел — настолько резко, что если бы не схватил его сразу в объятия, Саша наверняка бы упал. Мне нравилось видеть, как его глаза распахнулись от удивления, когда я оказался в сидячем положении и поцеловал его — должно быть, он не ожидал этого. Саша оказался сидящем у меня на бедрах, прижатый ко мне близко-близко, но все же не так сильно, как бы мне хотелось. Я обхватил его целиком и полностью, так, что он был весь мой: одной рукой я обнимал его спину, второй — прижимал ягодицы, а лицо спрятал у него на ключице и покрывал поцелуями все, до чего только мог дотянуться — плечо, шею, кадык, мочку уха… Последнее, как мне прекрасно было известно, зона особенно чувствительная, и я с удовольствием услышал резкий выдох и наблюдал, как сбивается ритм его дыхания. Руки, покоившиеся на моих плечах, сжали меня сильнее, и я начал действовать, потому что сдерживаться больше не было никаких сил. Я вернулся к его губам, с наслаждением проникая в рот языком, и продолжил ладонями исследовать узкую нежную спину. Я знал по опыту, что на его тонкой коже ничего не стоит оставить синяки, а потому старался действовать осторожнее, насколько мне позволяла моя терпеливость. Прошелся пальцами по спине от лопаток до пояса, словно царапающийся кот, и с восторгом наблюдал волну, которую делало его тело, изгибаясь от этой ласки. Затем провел пальцем по позвоночнику вверх и вниз, а прикоснувшись другой рукой к талии, почувствовал, что вся его кожа покрылась мурашками — так сильно, будто его окунули в ледяную воду. Не отрываясь от мягких губ, я наощупь нашарил хорошо припрятанную под подушкой смазку, и даже не открывая глаз все так же наощупь выдавил какое-то ее количество на ладонь. Оказалось — довольно большое, но это было даже хорошо, потому что едва успев распределить холодную субстанцию по всей ладони, я тут же проник в него одним пальцем. Стон. — Тшш, — негромко зашипел я, тут же закрыв ему рот поцелуем, который до этого был вынужден ненадолго прервать, будучи слишком сосредоточенным на своих манипуляциях. — Нас могут услышать, если ты будешь таким громким. Глаза Саши стали еще огромнее, если это вообще было возможно, и он сам закрыл себе рот ладонью, потому что после моих слов, очевидно, сдерживаться ему стало еще труднее. Мой второй палец присоединился к первому, и я неожиданно поймал себя на мысли о том, что мне очень нравилась эта поза: Саша был максимально открыт для меня, максимально близок. Умещался в одном моем объятии целиком. Его голова была откинута назад, очевидно, что ему тоже это нравилось. Его руки ласкали мои плечи и грудь, но глаза были закрыты — он был словно в экстазе. Войдя чуть глубже, я внезапно всем телом ощутил, как он вздрогнул: значит, я попал на нужную точку… Саша вдруг перехватил мое запястье и, открыв наконец глаза, посмотрел на меня совершенно затуманенным взглядом. Коротко поцеловав, он сказал голосом совсем низким, не очень похожим на его собственный: — Хочу тебя. И я дал ему то, что он хотел. Моя рука предусмотрительно заранее закрыла ему рот, но даже это не особо помогло, потому что я все равно услышал придушенный стон, и мне оставалось только изо всех сил надеяться, что стены в деревянном доме были достаточно толстыми, а бабушка уже крепко спала. Спустя пару минут он сам убрал мою руку, припадая к губам и так сильно затягивая нижнюю в поцелуй, что мне даже стало больно. Впрочем, он компенсировал это тем, что начал двигаться — сам. Я прижал его еще ближе — так, что казалось еще чуть-чуть, и мы сплавимся воедино — и, обхватив его со спины, надавил на плечи, ритмично и синхронно вместе с его движениями. Мне слишком нравилось все происходящее, и я заставлял себя сдерживать рвущиеся из горла звуки ничуть не меньше, чем он. Я слишком стремительно приближался к кульминации, и лишь краешком мозга (где, видимо, еще хранились остатки разума) я вдруг понял, что начисто забыл надеть презерватив. Я успел выскользнуть из него в самый последний миг, и в итоге пострадавшей стороной оказалась ни в чем не повинная простыня. Временно наплевав на нее, я помог добраться до вершины Саше — моя ладонь скользнула по члену всего несколько раз, прежде чем он содрогнулся и выплеснулся мне в кулак. Я обессиленно упал спиной на подушки, неспособный даже думать о том, какой я забывчивый идиот. Саша в свою очередь опустился мне на грудь, тоже обессиленный, но такой ласковый — голова легла мне на плечо, изящные пальцы слегка поглаживали грудь. — Я забыл, — сказал я очевидное ему в макушку, в ответ на что услышал лишь легкую ухмылку. — Ничего страшного, — ответил он, не поднимая головы, и тон его был абсолютно беззаботен. — Это было круто. Я почувствовал, как жар приливает к моему лицу, и хотя я был полностью согласен с Сашиным утверждением, у меня не хватило духу сказать, что — да, так и есть.