Первый и последний

Приближался новый год. А кроме того, приближался еще и конец первого учебного полугодия, а значит, нам должны были выставить оценки, из-за чего учителя совсем озверели, постоянно пугая нас плохими аттестатами. Худо-бедно я справлялся со всем, но все же троек выходило у меня чуть больше, чем я рассчитывал. Одна из них, самая обидная, ни с того ни с сего получалась по английскому, по которому, в общем-то, я обычно был твердым хорошистом. Разумеется, я даже близко не мог сравниться с Сашей по успеваемости. Он хоть и не шел на медаль, но четверок у него предвиделось всего штуки три-четыре, а учитывая его занятия с репетиторами, меньшего от него никто и не ждал. Мне лично, разумеется, было наплевать на его оценки, но я знал, что они — предмет гордости его родителей и его самого. А потому и сам невольно гордился его успехами, к которым, ясное дело, не имел ни малейшего отношения. Как бы спокойно я не относился к количеству троек в этом семестре, эта несчастная тройка по английскому почему-то особенно сильно въелась мне в мозг. И я даже пошел на подвиг, на который в жизни не был способен: подошел к учительнице и спросил, как мне исправить положение. Она, надо отдать ей должное, была человеком понимающим и сказала, что нужно получить парочку дополнительных пятерок, всего и делов. Ну, подумал я, это не так уж и страшно звучит! Но жесткий облом последовал незамедлительно, когда она сообщила мне, что для одной из оценок потребуется написать сочинение. И это из ее уст прозвучало как приговор. Я всегда ужасно писал сочинения. Даже по русскому для меня было кромешным адом выдавить из себя хоть несколько страниц. А тут нужно было сделать это еще и на английском. Ну почему нельзя просто выучить какое-нибудь правило или прочитать текст? Почему так жестоко? Я жаловался на учительницу всю дорогу, пока мы с Сашей и Юлей медленно брели из школы по запорошенным снегом улицам. — Да, сочинение на английском — это жесть, конечно, — вынесла свой вердикт Юля, которая, как и я, была не особенно сильна в данном предмете. — Может, тебе нужна помощь? — невинно поинтересовался Саша, искоса взглядывая на меня, но так, чтобы Юля не заметила. — Нет, спасибо, — почему-то сразу отказался я. — Ты что, дурак, отказываться от такой помощи? — вытаращилась Юля. — Да он же английский сдает, для него это раз плюнуть. Правда, Саш? — Ну, в общем, да, мне нетрудно, — сказал он, глядя на меня с легким удивлением. — Я должен сделать это сам, — продолжил я упрямиться, сам не знаю почему. — Ну как скажешь, — пожал плечами Саша, а Юля только покрутила пальцем у виска. Впрочем, забрать свои слова обратно мне пришлось буквально на следующий же день, потому что просидев весь вечер над пустым листком, я понял, что без Сашиной помощи, хотя бы небольшой, мне действительно не обойтись. И вечером я уже был у него дома, в его комнате, пока в гостиной за дверью Сашина мама спокойно смотрела телевизор, предупрежденная о том, что мы разбираемся с уроками. — Такое необычное ощущение, — сказал я ему тихо, сидя на кровати и недовольно поглядывая на дверь. — Это ты о чем? — поинтересовался Саша, между тем раскладывая на столе свои тетради, учебники и словари. — О маме твоей. Так странно, что она за дверью сидит. Мне нравилось, когда мы были здесь одни… Саша улыбнулся и ничего не ответил. Впрочем, после паузы он все же решил напомнить: — Ну мы же сюда сочинение пришли писать. А я так до сих пор и не в курсе, что у тебя за тема. — Что-то про школу. «Моя школа мечты» — кажется, нечто подобное. Саша аккуратно записал тему на листок и начал выспрашивать мои мысли по этому поводу. Впрочем, вскоре он убедился, что я не случайно обратился к нему за помощью: с фантазией у меня действительно трудности, а потому Саша махнул на меня рукой — в прямом и в переносном смысле — и сел писать все самостоятельно. Я решил не отвлекать его, ибо помочь все равно ничем не мог, поэтому просто развалился на его кровати и впал в состояние легкой нирваны — от усталости, от тепла, царящего в комнате, и от еле уловимого запаха Сашиного парфюма, пропитавшего одеяла, на которых я лежал. Почти никто из моих одноклассников и знакомых парней не использовал духи, но Саша делал это довольно часто, и этот запах пьянил. А может, дело было вовсе не в запахе. Я смотрел на его профиль, пока он сидел за письменным столом. Ну прямо писатель двадцатого века. Чуть облокотившись о столешницу, Саша покусывал кончик ручки, затерявшись в своих мыслях, и я был бы полным идиотом, реши сейчас отвлечь его. Да мне и не хотелось, ведь просто смотреть — это такое удовольствие… Я гладил взглядом его спину и мышцы рук, проступающие под домашней футболкой, любовался изящными пальцами, сжимающими ручку на манер сигары, пока он думал, что же написать дальше. Смотрел на его нос — в профиль он казался маленьким и просто невероятно ровным, как там подобные штуки называют? Греческий профиль или как-то так? Я понятия не имел, как это выглядит, просто в голову почему-то приходило именно это выражение. Губы его были плотно сжаты — признак крайней серьезности или сосредоточенности. Я уже научился определять его выражения лица, а губы у него — самый говорящий показатель. Пока я рассматривал его, Саша, очевидно, придумал что-то и начал активно писать, молча погрузившись в работу и наверняка почти забыв о моем присутствии. Я осторожно приподнялся на кровати, сел и продолжил смотреть на него. Какая соблазнительно-оголенная линия шеи! Я знал, что если неожиданно провести по ней пальцем, Саша непременно вздрогнет, даже вскрикнет. Но я не был таким садистом. Наверное. В любом случае, вскоре я решил осторожно подойти к нему со спины — я сделал это тихо, и Саша, увлеченный работой, этого не заметил. Помедлив минуту-другую, я осторожно положил ему руки на плечи, отчего он предсказуемо дернулся и резко повернулся ко мне с недоумевающим выражением лица. — Совсем сдурел? — сказал он сердито, сбрасывая мои руки. Я все-таки нехило его напугал. — Сорри, — ответил я примирительно. — Просто хотел узнать, как там продвигается мое сочинение. — А подкрадываться-то зачем? — проворчал Саша, впрочем, уже менее сердито, потому что мои сброшенные руки вернулись к нему на плечи, и ему это явно нравилось. — Ничего себе ты накатал! — искренне изумился я, глядя на исписанный с обоих сторон тетрадный лист. Впрочем, Саша явно не был намерен на этом останавливаться. — Это еще не все. Подожди, не отвлекай меня. Но я не особо прислушался к этой просьбе. Он вернулся к сочинению, а вот я на свое место — нет. Мои пальцы легонько помассировали ему плечи. Совсем осторожно, не надавливая никуда, кроме самых широких мышц поближе к шее. — Что ты делаешь? — скользящая по тетрадному листу ручка остановилась, и Саша замер. — Всего лишь небольшой массаж, — ответил я, продолжая потирать большими пальцами особенно напряженные зоны предплечий. — Считай, что это моя оплата тебе за помощь. — Я такими темпами ничего написать не смогу. — А ты сделай перерыв, — наклонившись к уху, я легонько провел пальцем по линии роста волос сзади, сжал его шею в своей ладони. И услышал медленный выдох. — У меня мама в соседней комнате, — закрывая глаза, еле слышно прошептал он. — А я и не собираюсь делать ничего такого, — успокоил его я, хотя, конечно, это была не совсем правда. Разумеется, я не был сумасшедшим, чтобы делать что-то действительно безумное, однако… продолжил аккуратно массировать его шею, сменяя давления и поглаживания. Так продолжалось несколько минут, а затем моя рука резко и решительно скользнула вниз по его спине; одновременно с этим я прижался щекой к его шее сбоку — пульс бился там ощутимо и горячо, и я не удержался, чтобы не оставить на этом месте короткий поцелуй. Затем, наклонившись к нему пониже — если сейчас мама зайдет в комнату, можно будет подумать, что мы просто склонились над столом — я обхватил его левой рукой, прижимая спиной к своей груди и на короткий миг зажал его сосок между указательным и средним пальцем, прямо сквозь футболку. Саша не издал ни звука, а я знаю, чего ему это стоило, зато результат моих действий стал виден даже невооруженным глазом: домашние брюки которые он носил, были для этого достаточно тонкие. Я тут же отстранился и увидел, что Сашины уши горят, а глаза наконец открылись. Он повернулся и посмотрел на меня с совершенно очевидной злобой. — Ну и какого хрена? — Я просто тебя обнял, — ответил я, с трудом сдерживая улыбку, в которой так и норовили разъехаться мои губы. — Я тебя убью, — его слова звучали так серьезно и угрожающе, что я на секунду даже готов был им поверить. — Сначала допиши мое сочинение, — ухмыльнулся я и как ни в чем не бывало отправился обратно к своему выжидательному посту на кровати. Пронзив меня взглядом, Саша вернулся к работе, но закончил он ее очень быстро, и когда вылез из-за стола, я заметил, что его «проблема» никуда не исчезла. Я встал с кровати и приблизился к нему, улыбаясь. — Пойдем куда-нибудь, — он протянул исписанный листок, походя так близко, как только это было возможно, не наступая при этом мне на ноги. Тон его голоса тихий, но однозначный: я прекрасно понял, к чему это он. — Некуда, — ответил я так же тихо. — На улице зима, и родители у нас обоих дома. Он вновь посмотрел на меня почти сердито, и я на секунду приблизился к его лицу, чтобы заглянуть в его глаза и сказать: — Я сейчас пойду домой, а ты отправишься в душ. И знаешь, что ты там будешь делать? — Что? — Думать обо мне. Сашины зрачки расширились, а ноздри затрепетали то ли от гнева, то ли от сдерживаемой улыбки. Я отступил от него вновь на нормальное расстояние и увидел, что он буквально готов был меня растерзать. Впрочем, подумав немного, он покачал головой и не удержался от усмешки. — Ну какой же придурок, а. Я где-то внутренне согласился с ним и, помахав на прощание сочинением, оставил его в комнате одного. *** Долгожданный конец четверти все же наступил, и я-таки получил свою долгожданную четверку по английскому — благодаря моему талантливому соавтору, разумеется. Учительница, конечно, будучи человеком умным и проницательным, лишь пробежавшись взглядом по написанному сразу поняла, что от моей работы там — только почерк. Впрочем, оценку она добродушно поставила, и я был нереально доволен и благодарен. Мы с Сашей во всех подробностях обсудили сам новогодний день, но как бы ни хотели мы остаться с ним в этот праздник вдвоем — такой возможности у нас попросту не было. Родители (и мои, и его) планировали в этот год не только сидеть по домам, но еще и наприглашать к себе кучу гостей, так что мы смирились с тем, что нам придется искать какую-то альтернативу. В конечном итоге мы пришли к выводу, что отпраздновать НГ в компании друзей — идея сама по себе не такая уж и плохая. Кроме того, Юля как раз выдвинула предложение собраться компанией у нее дома: родители собрались куда-то и разрешили дочке, по их словам, «устроить вакханалию». Кроме нас с Сашей там должно было собраться еще человек десять, включающих Юлю с ее парнем (уже новым), наших друзей близнецов, почти всех ребят из баскетбольной команды и еще пару человек мне незнакомых. Саша с легкостью отпросился у родителей: они были довольны его оценками и успеваемостью, так что отпустили его повеселиться, считая, что он полностью это заслужил. Мои же родители внезапно встали в глухую оборону, чем очень удивили и даже разозлили меня. Они сказали, что новый год непременно надо отмечать за одним столом со своими родными, что это семейный праздник и я совсем их не люблю и не ценю, раз хочу бросить в такой важный день. — На кой я вам сдался? — спорил я с мамой в один из вечеров. Мы уже дошли до того, чтобы слегка повысить друг на друга голос, потому что начисто не понимали друг друга. — Я тебе уже объяснила! — запальчиво возмущалась мама. — Ну что толку от меня будет за этим семейным столом? К вам еще куча родственников придет, не будет совершенно никакой разницы, есть я там или меня нет! В итоге кончилось тем, что я чуть не довел маму до слез и уже готов был бросить этот спор и согласиться на все ее условия, как внезапно в наш спор вмешался папа. — Иди к своим друзьям, пожалуйста, тебя никто не держит. Но будь добр сделать это после того, как мы встретим сам новый год. В двенадцать часов с боем курантов ты поздравляешь нас с наступившим новым годом, чокаешься с нами бокалами, а потом можешь идти куда тебе заблагорассудиться. Разумеется, этот компромисс не был идеальным для меня, но я решил, что это лучше, чем ничего. Мне пришлось объяснить друзьям, что я приду к ним уже в самый разгар веселья. И хоть Саша явно расстроился, все остальные восприняли это совершенно спокойно и сказали, что это совсем не важно, потому что главное веселье в любом случае начнется ночью. Я, в общем, был с этим согласен. Тридцать первого декабря настроение мое было так себе. Я весь день помогал маме на кухне, делал последние приготовления из разряда «ой, мы забыли вытереть пыль вон на той полке» и носился туда-сюда, постоянно что-то нарезая, начищая или наливая. Ко времени, когда подтянулись наши долгожданные гости, я уже тихо их ненавидел и ждал наступления непосредственно нового года, кажется, как еще никогда раньше. Впрочем, семейное застолье оказалось не таким уж плохим. Для начала, мамины кулинарные таланты немного смягчили мое суровое настроение, а также — игровая приставка, которую родители все же решили мне подарить, чем невероятно меня обрадовали. Впрочем, это не помешало мне без зазрения совести встать из-за стола вскоре после боя курантов и, чмокнув маму в щеку (порозовевшую от шампанского), помахать всем остальным рукой и направиться к Юле. Дорога была не длинная, и я очень скоро добрался до ее радостно сияющего новогодними огоньками дома, который встретил меня громкой музыкой и радостными вскриками товарищей. Я, будучи человеком приличным, в первую очередь обнял хозяйку — кстати, очень искренне, и презентовал ей бутылку хорошего шампанского, к столу, так сказать. А уже после этого оглядел стол с сидящими за ним гостями и, приветливо всем улыбаясь, наткнулся взглядом на того, кого искал. Саша сидел недалеко от Юли и лучился своей самой обворожительной улыбкой, которой, мне казалось, был способен свести с ума абсолютно любого человека. Сегодня на нем был праздничный тонкий свитер, который я еще ни разу до этого не видел и который заставил меня внутренне усмехнуться: выдержанный в тематике праздника, свитер умилял какой-то типично новогодней символикой: не то снежинками, не то оленями… Как бы то ни было, синий цвет Саше очень шел, и выглядел он сегодня настолько мило, насколько это вообще возможно. Я даже удивился, осознав, что мне почти до физической боли в груди захотелось его в ту же секунду поцеловать. Как настоящая хорошая подруга, Юля тут же настояла на том, чтобы все подняли тост за вновь прибывшего гостя, и я даже не заметил, как в руке моей очутился бокал с шампанским. Я задумался на секунду, стоит ли мне сегодня пить, но быстро решил, что нынче все-таки праздник, а потому ограничения совершенно ни к чему. Чокнувшись со всеми, я быстро осушил свой бокал и ощутил в голове невероятную легкость. Как же здорово, что Юля пригласила нас! Поскольку кроме меня большинство гостей уже были хорошо «разогреты», вскоре мы начали громогласно шутить и дурачиться. Поначалу, усевшись в круг, мы решили немного поиграть в самые невинные и почти детсадовские игры, в частности в «сломанный телефон», который, конечно, стараниями подвыпивших старшеклассников быстро превратился в невероятно «пошлый телефон», потому что в конце игры в любом случае выходило что-нибудь типа слова «оргия» — не важно, с чего мы при этом начинали. Саша очутился рядом со мной во время игры будто по волшебству, и когда шептал мне какое-нибудь очередное загаданное слово, я намеренно старался глубже дышать и не сосредотачиваться на том, как его губы еле уловимо щекотали мне ухо. Дальше мы пошли по вполне традиционному подростковому сценарию. Если честно, сама по себе игра мне всегда нравилась — знай сиди себе, да выпивай. Ничего делать не нужно. Называется это алкогольное безобразие «Я никогда не…». Правила мгновенно усвоили даже те, кто никогда в нее не играл, и мы, усевшись на полу в круг, до краев наполнили себе бокалы вином и преступили незамедлительно. Поначалу игра двигалась не спеша, ребята говорили что-то вроде «Я никогда не летал на самолете», или «Я никогда не ела улиток» — на что кто-то из нашей компании делал глоток, кто-то нет, но ничего особенного тут, конечно, не было. Первым интересную тему поднял, как ни странно, Миша. Дождавшись своей очереди, он хитро прищурился и сказал: «Я никогда не целовался!» Раздались вполне ожидаемые смешки и ухмылки, но за бокалом потянулись абсолютно все. Хотя я, пожалуй, гораздо сильнее удивился бы, если бы хоть кто-то не сделал глоток; к этому человеку у меня сразу возник бы целый ряд вопросов. Сидящий рядом с Мишей Сережа хлопнул брата по плечу и выдал: — Ах, ну раз пошла такая пьянка, то вот вам. Я никогда не целовался с человеком своего пола! На несколько секунд повисла тишина. Все неловко переглянулись, пока Сережа тихо ржал, наблюдая за нашей реакцией. Разумеется, к своему бокалу никто даже не притронулся — я краем глаза наблюдал за сидящим справа Сашей, и хотя эмоций его я прочитать не мог, мне все же казалось, что он боится даже пошевелиться, совсем как я. Тут, ко всеобщему удивлению, Юля вышла из ступора и не спеша поднесла бокал к губам, делая медленный тщательно отмеренный глоток. Все выпучились на нее. — Это когда ты успела поцеловаться с девушкой? — в недоумении поинтересовался Сережа, а Юлин парень, сидящий поодаль, кажется, метался между желанием раскричаться и рассмеяться. — Да, был пару лет назад в моей жизни такой эксперимент, — пожала она плечами, так, словно к ней не было приковано безраздельно все внимание. — Было забавно, но не могу сказать, что мне прям понравилось. — А вы только целовались? –тут же беспардонно поинтересовался один из парней нашей команды. Юля взглянула на него равнодушно: — Да, только целовались, грязный ты извращенец. — Как ее звали? — тут же снова подал голос Сережа. — Может, мы ее знаем? На этот раз лицо Юли вдруг посерьезнело, и она, тряхнув своей гривой кудрявых волос, ответила без намека на доброжелательность: — Не скажу. Я ей обещала. Да это все равно ничего не значило, так что расслабьтесь все. Немного напряженную атмосферу сняло чье-то дружеское похлопывание Юли по плечу, а также какая-то очередная дурацкая Мишина шутка; но я ее совсем не понял, потому что сидел ни жив ни мертв. Я лишь надеялся, что мне удалось сохранить нейтральное выражение во время всего этого разговора, а на Сашу мне было страшно даже смотреть. Я знал, что он вспыхивает буквально ото всего. И я смотрел очень прямо перед собой, боясь повернуть голову и увидеть, что вместо Сашиного лица обнаружу светофор, запрещающий переходить дорогу. Впрочем, когда очередь дошла до нашего блондина, я все же решился взглянуть на него краем глаза, в то время как Саша делал свой собственный «ход». — Я никогда не встречался с девушкой, — сказал он, торжественно поднимая бокал и не делая из него глоток. Все остальные парни сразу же потянулись к своему вину, а я, на короткий миг пересекаясь с Сашей взглядами, заметил хитрую искорку в его глазах. Пока я опрокидывал бокал, неслышно в него ухмыляясь, кто-то из девчонок подал голос: — Серьезно, Саш, у тебя никогда не было девушки? — Не было, — улыбнулся Саша, глядя на удивленных слушателей. — А что, это так странно? — Довольно странно, ведь ты же красавчик! — заявила одна из баскетболисток, которой, очевидно, алкоголь основательно развязал язык. Все громко засмеялись, включая самого «красавчика», и близнецы тут же начали активно намекать Саше на то, что первый волонтер на должность девушки, очевидно, уже имеется. Мне сей разговор был не очень приятен, и я был благодарен, когда мы наконец вернулись к игре. В целом, мы так и продолжали танцевать на границе околосексуальной темы, пока наконец один, самый смелый из незнакомцев (я так и не запомнил его имя), не сказал напрямик: — Я никогда не… занимался сексом. Я прямо видел, как заработали шестеренки в головах всей нашей компании. Потому что то же самое происходило в моей. Стоит ли рисковать, выдавая правду — пусть даже такую крохотную ее частицу? Первой, как обычно, решилась Юля. Она широким движением взяла бокал и сделала большой глоток, под одобрительный гул наших друзей. Следом за ней, очевидно, решившись, потянулись и другие. Большинство. Большая часть нашей компании уже не были девственниками. И меня это не удивило ни на секунду. Сам я продолжал держать бокал на весу, так и не решаясь сделать необходимый «честный» глоток. И вдруг поймал Сашин взгляд. В глазах его плескалось что-то, что я бы назвал бунтарством, и мне на короткий миг показалось, что он сейчас возьмет и приложится губами к глади стекла. Я посмотрел на него в упор и едва уловимым, почти незаметным движением качнул головой. Вино его слишком разморило, и он, видимо, опасно расхрабрился. Но такого делать было попросту нельзя. В итоге мы остались буквально единственными парнями, так и не сделавшими глотка в этом раунде, чем заработали несколько удивленных взглядов, но к счастью, избежали комментариев. Вскоре закончившееся вино, так же, как и закончившиеся идеи, привели нас к необходимости сменить игру. Юля, поступая вполне в своем духе, притащила нам твистер. Я фанатом этого развлечения никогда не был, а потому вызвался быть ведущим — наблюдать за этим действом всегда веселее (да и безопаснее) со стороны. Остальные же восприняли игру с энтузиазмом и устроили на полу самую настоящую кучу малу, постоянно спотыкаясь, толкаясь и радостно попискивая. Я, крутя стрелки и называя цвета, старался не смотреть на то, какие неприличные позы принимал Саша, изгибаясь своим тонким телом под невероятными углами и демонстрируя удивившую других, но втайне хорошо знакомую мне, гибкость. Впрочем, после одного из очередных перемещений Саша упал — я не был уверен, специально он это сделал или случайно, и выбыл из игры, оставив там последних наиболее стойких игроков. Я сидел на полу и еле-еле подавил вздох удивления, когда Саша с совершенно спокойным видом сел рядом и привалился к моему плечу. Моим первым инстинктивным жестом было оттолкнуть его, как-никак мы находились перед целой толпой наших приятелей, но почему-то он сделал это так естественно, что никто даже головы не повернул в нашу сторону. Все были увлечены тем, что происходило на твистер-поле. — Буду контролировать, чтобы ты не жульничал, — сказал он, заглянув на секунду мне в лицо, и я мгновенно понял, что заставило Сашу быть таким отчаянно смелым: он был пьян. Не сказать, чтобы очень сильно, но я слишком хорошо его знал, чтобы видеть: глаза он прикрывал неестественно медленно, движения тоже были слегка заторможены, а взгляд фокусировался чуть дольше, чем обычно. Я решил не сбрасывать его головы со своего плеча и продолжил выдавать инструкции игрокам, ощущая приятную тяжесть на теле и смутный страх в душе, который, на самом деле, был абсолютно напрасен. Очень многие ребята, также выпившие и расслабившиеся, повисали друг на дружке, облокачивались, садились и наваливались друг на друга, явно не испытывая никакого дискомфорта. Это меня успокаивало. И в то же время я никак не мог отделаться от мысли, что взгляни на нас сейчас кто-нибудь трезвым взглядом- тотчас понял бы, что мы не просто друзья. А кто мы? — закралась мне в голову философская мысль, но я тут же отогнал ее, не имея ни малейшего желания сейчас думать об этом. Чуть позже, устав от твистерской акробатики, ребята вновь надумали играть в бутылочку, но наученные горьким опытом, мы с Сашей каким-то образом отмазались и сели подальше, наблюдать за развлечением с безопасного расстояния, периодически что-то комментируя и хохоча. Саша явно сегодня выпил чуть больше своей нормы, потому что вскоре ему, очевидно, даже сидеть стало сложно, и он решил растянутся на диване, стоящим позади праздничного стола, полностью скрывшись за длинной скатертью от посторонних глаз. Улучив момент, когда все с визгом наблюдали за весьма откровенным поцелуем Юли со своим парнем, я подошел ближе и уселся на ручку дивана возле Сашиной головы. И, пользуясь всеобщим отвлеченным вниманием, нежно пробежался пальцами по его светлым волосам, отчего он слегка вздрогнул, но, увидев меня, тут же улыбнулся. — Ты как? — негромко поинтересовался я, в то время как близнецы что-то выкрикивали Юле, а она дерзко им отвечала. — Все хорошо, — ответил он, прикрывая глаза. — Просто немного закружилась голова. Наверное, с шампанским перебрал. И он внезапно поймал мою ладонь, неуловимо скользящую в его волосах, и опустил к себе на щеку, прижавшись к ней сильно и ласково. Этот жест, пусть и скрытый от других, был настолько неподобающим в теперешней обстановке, что я мгновенно вырвал свою ладонь из его пальцев и тут же отошел от дивана, оставив Сашу одного и даже не удосужившись глянуть, как он отреагировал. Я начал было даже злиться, но мысль о том, что пацан просто перепил и не совсем контролировал свои действия, заставила меня вскоре успокоиться. Позже ребята, у которых почти не осталось физических сил, но остались пока силы моральные, разбрелись по комнате, усаживаясь кто куда, и начали делиться интимными историями и секретами — алкоголь довел большинство до нужной кондиции, чтобы иметь смелость говорить об этом. Я, само собой, держал рот на замке, пока с удивлением выслушивал о невероятных приключениях моих друзей, впрочем, непонятно, насколько правдивых. Юля, для начала шокировав всех парочкой своих самых пикантных историй, вскоре как-то незаметно испарилась, и, если бы не крадущийся вскоре следом за ней парень, я бы в жизни не догадался, куда и зачем она пропала. Впрочем, вернулись они меньше чем через час и даже успели застать конец беседы, к которому участники, кажется, успели поделиться буквально всей своей подноготной. Кроме меня и Саши, разумеется, хранивших полное молчание и лишь изредка присоединявшихся к общему смеху или обсуждению. Саша, кстати, лежал теперь на животе, на манер кота, выставив на общее обозрение только голову, и был невероятно тихим; только внимательные глаза с интересом наблюдали за всеми, периодически останавливаясь на мне. Времени было около пяти утра, когда все, даже самые стойкие, начали ощущать, как их клонит ко сну. Некоторые ребята (например, близнецы) засобирались домой, чтобы иметь возможность спокойно выспаться в своих собственных кроватях. Также домой засобирались все наши девочки, кроме Юли: парни рыцарственно пообещали проводить их, потому что на улице как-никак было еще темно и страшно. В итоге ночевать у хозяйки дома остались буквально пятеро человек, среди которых был ее парень, мы с Сашей и еще двое ребят из баскетбольной команды. Юля решила, что мы вчетвером вполне уместимся на просторном диване, который сейчас оккупировал Саша, в то время как сама она на пару с кавалером явно отправится ночевать в свою комнату. Не считая того, что нам с Сашей предстояло провести остаток ночи с двумя чужаками в одной постели — меня все, в общем, устраивало. Мы быстро подвинули в сторону стол, разложили диван и застелили его, после чего ребята-баскетболисты тут же развалились на нем, как у себя дома. Юля пожелала нам спокойной ночи и, быстро обняв всех на сон грядущий, отправилась к себе, уж не знаю спать ли или заниматься чем-то другим. Саша, от которого я полвечера отводил свои взгляды, сейчас стоял в дверном проеме и сверлил меня настолько проницательным взглядом своих невозможных глаз, что я не выдержал и таки ответил на его вызов, посмотрев на него в упор. Он, казалось, только этого и ждал, потому что стоило мне это сделать, как он еле заметно качнул головой, показывая, что зовет меня за собой. Я спинным мозгом чувствовал, что это неспроста, но противостоять Саше мне удавалось с каждым днем все хуже. А потому, бросив осторожный взгляд на полузаснувших товарищей на диване, я рискнул и пошел следом за ним. Едва мы оказались в темном коридоре, Саша как обычно удивил меня, потому что сделал то, чего я меньше всего сейчас ожидал: взял меня за руку. Его пальцы нежно переплелись с моими, и он повлек меня за собой куда-то, одним только жестом показав, чтобы я сохранял тишину. Не то чтобы я собирался ее нарушать, но его тихая настойчивость произвела какое-то особенно сильное впечатление, и, кажется, мы не издали ни звука, прокравшись по темному коридору и добравшись до основания лестницы, ведущей на второй этаж. Он все так же безмолвно указал кивком головы наверх, и я скорее догадался об этом жесте, чем увидел его в царящем мраке незнакомого дома. Он погладил большим пальцем тыльную сторону моей ладони, и у меня выветрились все сомнения относительно того, что он задумал. Все так же не произнося ни звука, мы с грехом пополам добрались до второго этажа и очутились перед комнатой с закрытой дверью, которую Саша без промедления тут же толкнул плечом. И проскользнул внутрь, увлекая за собой меня. В этой комнате шторы были не задернуты, и фонари, льющие свой свет с улицы, позволили рассмотреть сумрачную обстановку довольно четко. Я практически сразу понял, что мы оказались в спальне Юлиных родителей. Тут стояла большая двуспальная кровать, застеленная пушистым пледом, напротив стоял телевизор, с другой стороны — впечатляющих размеров шкаф. Но прежде, чем я закончил свой шерлоковский анализ окружающей обстановки, Саша закрыл за нами дверь, и я услышал громкий «щелк», заставивший меня вздрогнуть. Почти сразу я понял, что это был дверной замок, который отгородил нас на короткое время ото всего остального дома… и даже мира. Мне не требовалось дополнительных пояснений: я был готов поспорить на что угодно, что в доме это единственная комната с защелкой, не считая, должно быть, ванной. Потому мы здесь и оказались. Интересно, откуда он узнал? Саша быстро подошел ко мне и сразу утянул в поцелуй — казалось, будто мы прервали его всего несколько секунд назад, так естественно он ощущался сейчас на моих губах и при этом так неистово я, оказывается, его жаждал. Я знал, что пытаться отчитывать Сашу сейчас — бесполезно. Кроме того, мне самому, несмотря ни на что, идея казалась просто блестящей. Должно быть, виной всему выпитый за сегодняшний вечер алкоголь. Я сначала погладил его по спине, затем перешел на грудь, узнавая, наконец, каков на ощупь этот его свитер, заманчиво обтягивающий Сашины плечи и руки. Оказалось, очень даже приятный — я так и думал. Ладонями я пробрался под мягкую ткань, проводя пальцами по желанной коже спины, и, оторвавшись ненадолго от губ, прошептал ему в ухо: «С Новым Годом…» Он выдохнул резко и шумно, словно я сказал какую-то пошлость, и я на интуитивном уровне догадался о том, что он сделает дальше, потому что как раз в этот момент опустил руки к его бедрам. В следующую секунду они резко обняли мою талию — мне пришлось приложить все силы, чтобы сохранить равновесие и подхватить Сашу под ягодицы, пока он обвивал меня руками за шею, а ногами — за поясницу, словно маленькая обезьянка. Я на короткий миг задумался о том, что его ягодицы буквально идеально ложатся в мои ладони — романтики сказали бы, что они «словно под мои руки были созданы». Но это все глупости, конечно. Впрочем, это ничуть не уменьшало их достоинства. Я осторожно приблизился к кровати, держа его на руках, а затем бережно опустил на спину, позволяя мягко упасть на лопатки. Сам же я оказался между его коленей, продолжая порхать поцелуями от губ к шее и обратно. — С Новым годом, Макс, — тихо прошептал мне Саша в ответ, и вместо того, чтобы отдаться привычной болью в паху, эти слова почему-то отзывались сейчас щемлением в груди… Я забирался ему под кофту и с силой сжал гладкие бока; он между тем боролся со свитером, стараясь скинуть его, с чем я решил ему помочь — так будет быстрее. Затем мы стремительно избавились от джинсов, и мне в голову пришла мысль, что я, поскольку совсем не рассчитывал на подобное развитие событий, забыл взять с собой кое-что важное. — Вот, — словно прочитав все по моему лицу, Саша извлек из кармана только что снятых штанов маленький блестящий пакетик. Я несколько секунд внимательно смотрел, словно впервые видел такую штуку, а потом вновь вгляделся в Сашино лицо, подернутое истомой, и оттого невероятно соблазнительное. — У тебя есть еще? — Да, но зачем…? — он не успел закончить вопрос, как я уже сам залез в карман его джинсов, мгновенно отыскал второй презерватив и тут же разорвал упаковку. — Потому что надо быть аккуратными, — пояснил я коротко и без лишних разговоров взял его возбужденный член в руку, раскатывая по нему защитный силикон. На лице Саши недоумение медленно сменилось пониманием, пока я проделывал то же самое с собой, а затем вновь лег на него сверху. Я снова поцеловал его, лишь слегка при этом двигаясь, совсем чуть-чуть вдавливая его своим весом в постель и прижимаясь плотью к разгоряченной плоти. От таких, практически безобидных действий, дыхание у нас обоих сбились моментально, а поцелуи стали более влажными, глубокими и громкими. Отрываясь от губ, я вновь прошелся по хорошо мне известной дорожке из эрогенных зон: мочка уха, шея, кадык, а потом переместился на грудь, чтобы обхватить губами затвердевший сосок, отчего Саша издал еле уловимый стон, но при этом всем телом подался навстречу, желая получить еще… Я оторвался от поцелуев и на секунду выпрямился, возвышаясь над ним. Мне даже свет не был нужен, чтобы знать, как жарко полыхали сейчас его щеки и шея, и мне достаточно было одного взгляда ему в глаза, чтобы понять, что он готов. Я наклонился к Саше, хватая его за лодыжки, и успел только услышать удивленный вздох, как его ноги уже оказались закинутыми мне на плечи. Он не возражал, не сопротивлялся, только как обычно смотрел своим честным обезоруживающим взглядом, и я в который раз напомнил себе, насколько должен быть осторожен. К сожалению, такой роскошью, как смазка, мы сейчас не располагали, потому вся моя надежда только на сам презерватив, ну и… на слюну. Погрузив пальцы на секунду в свой рот, я коснулся его нежно, помогая расслабиться. Когда он издал негромкий, но нетерпеливый «хмм», я приблизился к нему еще немного, и вошел, решив сделать это сразу, не растягивая процесс слишком надолго. Он глухо застонал, и я тут же перекрыл ему рот поцелуем, впрочем, это сейчас так же сильно требовалось мне, как и ему: вздохи удовольствия от долгожданной близости рвались из моего горла, и их срочно нужно было остановить. То, как Саша нежно мычал в мои губы, пока я медленно двигался в нем, очень сильно срывало мне крышу. Я чувствовал, как ко мне с неотвратимостью цунами несется волна удовольствия, и Сашины зубы на моей губе только быстрее ее приближали. Я ускорился, начиная двигаться неравномерно, сбивчиво, потому что уже почти не мог себя контролировать, и вдруг ощутил, как его тело подо мной содрогнулось, отчего я окончательно потерял голову и, толкнувшись еще несколько раз, буквально взорвался оргазмом такой силы, что у меня аж желтые пятна замелькали перед глазами. Мне не хватало воздуха, и я разорвал поцелуй, чтобы вдохнуть поглубже. В это же мгновение Саша застонал, и мне показалось, что в тишине дома этот звук — просто ужасающе громкий. Я тут же накрыл его рот ладонью, и он замолк, казалось, даже радуясь, что я так поступил. А когда дыхание наше немного восстановилось, и я слегка ослабил хватку, то почувствовал, как Саша легонько, очень нежно и осторожно целует внутреннюю поверхность моей ладони. И именно в этот момент, именно в этой комнате я с внезапностью грома среди ясного неба осознал истину, такую простую и банальную в своей очевидности, что просто невероятным казалось, что я не понимал этого раньше. А может, и понимал, но ни в какую не хотел в этом признаваться даже мысленно. Даже самому себе. Я влюблен в Сашу. Глубоко, жадно и отчаянно. Влюблен так сильно, что хочу не просто его тело, я хочу его… всего. Для себя. И мне пиз**ц. Это я тоже понял практически сразу.