Первый и последний

Остаток зимы почти не остался в моей памяти. Только некоторые яркие моменты, вроде победы нашей баскетбольной команды в городских соревнованиях, и после крепкие объятия Саши — особенные, потому что это был тот редкий случай, когда он законно мог обнимать меня у всех на виду. Дальше в основном были долгие зимние вечера, проведенные за домашней работой или на тренировках, а потом, внезапно, как глоток свежего воздуха, в город вдруг ворвалась весна. С одной стороны, меня невероятно радовало приближающееся тепло, удлиняющийся световой день и маячащие где-то на горизонте весенние каникулы. Но с другой стороны… Экзамены наконец подкрались к нам вплотную. И этот жирный минус почти перекрыл все маленькие долгожданные плюсы. Разумеется, мы уже давным-давно написали заявления о том, какие хотим сдавать экзамены, заполнили кучу бумажек, предупредили учителей… Словом, дело оставалось за малым: готовиться к ним изо всех сил. Я старался как мог. Помимо обязательного русского с математикой, я выбрал еще обществознание и биологию, потому что именно эти предметы требовалось сдавать на спортивные факультеты, которые я присмотрел. Ладно, не сам — мама мне посоветовала. Но я был не против. Саша же, к учебе относившийся в разы серьезнее, чем я, навыбирал себе кучу дополнительных предметов, среди которых были английский, история, литература… Словом, то, что я не согласился бы сдавать даже под дулом пистолета. Как он ухитрялся готовиться ко всему этому одновременно, оставалось для меня огромной загадкой. Впрочем, он никогда не отказывался от прогулки со мной, если у нас вдруг выпадал какой-то совместный свободный вечер. Мы мало говорили об экзаменах. И совсем почему-то не говорили о потенциальном поступлении в вуз. Однажды Саша спросил, в какой город я хотел бы поступить. Но получив ответ, что в ближайший областной, он замолчал и больше не поднимал эту тему. Возможно, потому, что видел: я и сам не хотел это обсуждать. Да и правильно ведь говорят: до этого сначала надо дожить! Весенние каникулы стали для меня полным разочарованием. Вместо того, чтобы отдыхать, мы, одиннадцатиклассники, кажется, работали даже больше обычного. Учителя наставили нам консультаций и пробников едва ли не на каждый день, математичка с русичкой заставляли приходить на дополнительные уроки, ну а у Саши репетиторы решили взять от жизни все и проводили с ним занятия по два часа, вместо одного. Как итог — мы увиделись дай бог если один раз за все это время, и должен сказать, что этого было совсем недостаточно. А наши короткие жадные поцелуи под лестницей в темном коридоре отнюдь не могли утолить тот голод, который мы испытывали. И наконец, очень быстро (куда быстрее, чем я ожидал), наступила последняя учебная четверть. Нервозность наша достигла предела, когда до первого экзамена остался всего месяц. Девочки-одноклассницы периодически срывались на слезы, мальчики стали более хмурыми, а я даже начал делать то, чего никогда не делал раньше, а именно — пропускать тренировки по баскетболу, потому что на них реально не оставалось ни сил, ни времени. Впрочем, команда наша как минимум наполовину состояла из выпускников, так что тренеру пришлось смириться с массовыми прогулами и сократить количество тренировок до одной в неделю. Хотя спорт и был всегда моей отдушиной, сейчас он почему-то таковой не казался. Я думал о том, что если плохо сдам экзамены и никуда не поступлю, велик шанс, что мне придется пройти через этот ад еще раз, на следующий год. И это пугало больше всего. Так что я действительно хотел выложиться по полной. Последним перед экзаменами ярким и запоминающимся моментом стал наш последний звонок. Все девочки надели традиционные школьные формы, заплели косы и повязали бантики, отчего выглядели даже неожиданно мило. Сашу, как, очевидно, самого красивого и одного из самых талантливых учеников, поставили в этот день на почетную должность. Он, вместе со слегка испуганной девчушкой-первоклассницей на плече, торжественно шагал вокруг школьной площадки, пока девочка изо всех сил звонила в колокольчик, заставляя самых чувствительных выпускниц уронить пару слез. Я любовался тем, как легко и уверенно Саша держал на руках ребенка, и думал, что когда-нибудь он наверняка станет отличным отцом. На первый экзамен (русский язык) я шел, буквально обливаясь потом и дрожа всем телом. Гуманитарные науки никогда не были моим коньком, и перспектива писать сочинение страшила меня больше всего остального. Хорошо было хотя бы то, что мы не оказались с Сашей в одной аудитории, иначе сосредоточиться мне было бы куда сложнее. В справедливости этой мысли я убедился потом, когда мы все-таки оказались с ним в одном кабинете на экзамене по математике. Для меня он был уже третьим по счету, для Саши — и вовсе четвертым, так что мы были к тому времени не столько нервничающими, сколько уставшими. Во время экзамена я одергивал себя, потому что периодически ловил золотые блики солнца в Сашиных волосах; он сидел в соседнем ряду на несколько парт ближе к доске, и каждый раз, когда я поднимал голову, его силуэт невольно притягивал мой взгляд даже несмотря на стрессовость ситуации. Зато, когда мы закончили — я честно нарешал все, что только мог — то смогли пойти прогуляться по уже совсем позеленевшему городу, празднуя кратковременный заслуженный отдых. Саша был весел: ему математика для поступления была не нужна, а потому он совершенно не беспокоился за результат. Мне, конечно, волноваться стоило чуть больше, но я уже так устал от этого, что просто хотел поскорее забыть: сдали и сдали. — Куда бы нам пойти? — задумчиво проговорил Саша, явно не собиравшийся пока возвращаться домой. — Пойдем просто вперед, — ответил я, прекрасно зная, что сейчас, увы, не существует такого места, где мы могли бы побыть наедине. Он согласно кивнул, и мы зашагали по дороге, постепенно выходя на трассу, и дальше, за пределы города. Нас вновь обступила стена деревьев, простирающаяся с обеих сторон дороги, и даже редко проезжающие машины не могли нарушить благодатной тишины и спокойствия, царящего здесь. Саша на секунду остановился и, коротко оглядевшись по сторонам, притянул меня к себе за ворот рубашки. Его губы оказались горячими и влажными даже при таком торопливом поцелуе. Мне пришлось прикрыть глаза на секунду, чтобы взять себя в руки. Мы же стояли буквально посреди дороги! Когда он такое вытворял, я одновременно и злился на него за неосторожность, но в то же время… радовался, где-то глубоко в душе. Мы сбежали с трассы, укрываясь в зелени деревьев, стараясь уйти как можно глубже в лес, дабы нас не рассмотрели с проезжей части. Когда же пройденное расстояние показалось нам достаточным, мы с Сашей для надежности нашли дерево побольше и, скрывшись за ним, стали целоваться уже по-настоящему. Здесь роль сыграло все: и пережитый стресс, и долгое отсутствие вообще какого-либо физического взаимодействия, и адреналин, зашкаливающий сейчас в крови из-за опасности и необычности места… Поцелуи получались исступленными, почти яростными, а Саша прижимался ко мне так сильно, что в голове даже начало шуметь. Одна его ладонь привычно скользила в моих волосах, а вторая нежно и коротко поглаживала бедро. Я вдруг услышал усмешку. — Уже? Ну разумеется, он же был прижат ко мне всем телом, так близко, что не почувствовать мое мгновенно возникшее возбуждение было просто невозможно. Хотелось что-нибудь съязвить ему в ответ, но у меня не было на это сил. — Да, — только и мог выдохнуть я тихо, будто мое словесное подтверждение было кому-то здесь необходимо. Саша вновь фыркнул, и его рука мгновенно оказалась на моем паху — пусть и поверх брюк, эффект от этого ничуть не уменьшился! Его губы осторожно путешествовали по моей шее, и наверное оттого, что он не так уж часто это делал, по моему позвоночнику пробежали мурашки размером со слона. Он прижал меня к стволу дерева крепче, и я почувствовал, как ловкая рука одним движением расправилась с молнией и нырнула мне в брюки. — А может, не надо… здесь? — задал я вопрос чисто риторически, потому что Саша на него не ответил. Во всяком случае, словами. А действиями он очень даже четко дал понять, какую глупость я сморозил. Возбуждение в теле и так зашкаливало, а нежные пальцы, скользящие внизу, делали меня только тверже с каждым мгновением. Саша решительно отстранился от меня на секунду и, дернув брюки вниз, приспустил их на бедра, чтобы нам обоим было удобнее. А затем вдруг сам опустился на землю, оказываясь лицом примерно на уровне моей талии, чем поверг меня в самый настоящий шок. Но я не успел ни возмутиться, ни запротестовать, да и сказать ничего не успел. Потому что мгновением позже ощутил его губы и горячий рот. И у меня не было никаких шансов удержать непроизвольный стон. Я полностью растворился в своих ощущениях. Мог чувствовать только его руки на своих бедрах, и его губы, выделывающие такое, что мне даже в самых смелых эротических снах не виделось. Я сдерживался, чтобы не опустить руку ему на затылок — мне это по какой-то причине казалось неправильным. Я в любом случае уже задыхался, чувствуя, что готов распасться на атомы в любую секунду. И издал какой-то нечленораздельный предупреждающий вскрик как раз вовремя — Саша отстранился от меня, не убирая при этом руку с члена, и я почувствовал, как мое тело буквально взрывается, словно фейерверк или петарда, а Саша полностью управляет этим взрывом. Преодолев невесть откуда взявшееся смущение, я все же рискнул посмотреть вниз и встретился с его прямым задорным взглядом, заставившим меня тут же откинуть затылок назад и стукнуться им об дерево. Саша тихонько посмеивался, вставая, и уткнулся носом мне в ключицу, пока я старался восстановить дыхание.