Первый и последний

После выпускного прошло около двух недель. Родители, к слову, никак больше не комментировали ту нашу ночную встречу, из чего я сделал вывод, что они мне поверили и не придали ей какого-то другого значения (чего я так боялся). За это время мы с мамой успели съездить в наш областной город и отвезти туда документы на поступление. Списки абитуриентов сейчас вовсю пополнялись, поэтому я не мог с точностью сказать, получится ли у меня поступить или нет. Но судя по всему, шанс был довольно неплохой. Чуть позже я должен был еще поехать туда сдавать экзамен непосредственно по физической подготовке, для чего я каждый день теперь бегал и выполнял набор самых необходимых упражнений. Саша тоже отправил документы, только в отличие от меня сразу в несколько вузов. Кроме того, он буквально вчера уехал в Москву на пару дней, чтобы пройти дополнительные вступительные испытания, необходимые на один из выбранных им факультетов. Пока его не было, я не особо планировал как-то развлекаться или выходить с кем-то гулять, но совершенно внезапно в мои ленивые планы вмешалась Юля. Она написала мне в контакте и с небывалой настойчивостью позвала «увидеться» — так, что мне пришлось согласиться. Мы сидели с ней на скамейке в совсем пустом парке. Юля доедала мороженое, очевидно, купленное прямо перед встречей со мной, и о чем-то беззаботно тараторила; я едва поспевал за полетом ее мысли. — Саша ведь уехал? — спросила она неожиданно, вклиниваясь в поток моих размышлений, текущих совсем в противоположном ее трескотне направлении. Я вздрогнул едва заметно, но понял, что Юля это заметила: она впилась в меня взглядом так, что мне стало даже не по себе. — Да, — коротко ответил я, надеясь, что она сейчас вновь вернется к своей прежней теме, вот только этого почему-то не произошло. — Здорово будет, если он поступит в Москву? — полувопросительно-полуутвердительно сказала она, по-прежнему не отрывая от меня взгляда. — Угу, — промычал я в ответ, стараясь смотреть в сторону и силясь угадать, в каком направлении движется этот разговор. Помолчав еще с минуту, Юля вдруг развернулась ко мне всем корпусом. Выкинув в мусорку оставшийся кончик от мороженного, она приблизилась, осторожно положив пальцы мне на колено, и ненавязчиво упираясь в него. — Макс. Когда ты собирался мне сказать? Я весь похолодел. Сам еще не понимая от чего. Я взглянул ей в лицо, оказавшееся достаточно близко, и скинул чужую руку, одновременно отодвигаясь подальше, но не в силах прервать зрительный контакт. — О чем ты? Юля послушно убрала руку и отодвинулась обратно на свое место, откидываясь спиной на лавочку. Глаза ее на миг прищурились, словно она не могла решить, придуриваюсь я или нет. — Ты прекрасно знаешь, о чем. — Понятия не имею, — ответил я, чувствуя, как во мне нарастает самая настоящая паника. — Я о вас с Сашей. Этой фразой она словно… загнала гвоздь в крышку моего гроба. Сердце сжали ледяные тиски, а в желудок ядовитой змеей прополз страх. Этого не может быть. Юля не может знать. Никто не мог догадаться. Это попросту невозможно. — Чего? — выговорил я, едва шевеля губами и изо всех сил стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. Впрочем, насколько хорошо у меня получалось, судить я не мог. — Ты и Саша. Как давно вы встречаетесь? И когда ты собирался сказать об этом мне? Всё. Это был ад, воплотившийся в реальность. Утягивающий меня за собой в какую-то другую параллельную вселенную. В ужасную вселенную. Я не мог поверить, что Юля знает правду. И еще больше я не мог поверить в то, что она говорит об этом так… спокойно, что ли. — Что за фигню ты несешь? — спросил я, по-прежнему не вполне владея собственными губами, но инстинктивно зная одно: надо отрицать все до последнего. Пока ты сам не признаешь вину, есть маленький шанс, что тебя не сочтут виноватым. — Ой, да перестань, — выдохнула Юля, закатив в своей привычной манере глаза. Но, по крайней мере, перестала пронизывать меня взглядом. — Я все равно всё знаю. Я оставил эту реплику без внимания. — А мы ведь все-таки друзья, — продолжила она немного задумчиво. –Ты мог бы сказать мне. — С чего ты взяла, что мы встречаемся? — не выдержал я. Юля посмотрела на меня с толикой жалости, прежде чем начать говорить. Она словно взвешивала каждое слово и была серьезна, как никогда — такой я ее видел буквально впервые. — Знаешь, догадываться я начала довольно давно. Самый первый толчок к размышлениям мне дала… твоя мама. Я вытаращил на нее глаза, и Юля даже усмехнулась. — Да-да, именно она. Но не пугайся. Дело было еще в начале учебного года, осенью. Мы как-то раз встретились с ней на улице, и она что-то спросила меня про твой день рождения. Из ее вопроса я поняла, что она думает, будто я была на твоей вечеринке. Мне потребовалось взять себя в руки, чтобы не поддаться инстинкту и не хлопнуть себя по лбу что есть мочи. — Я, конечно, быстро сориентировалась, — продолжала Юля, — и ответила так, чтобы она ни о чем не догадалась и не узнала о твоей лжи. Я подумала, что у тебя наверняка были причины соврать маме о моем присутствии. Но потом, когда я аккуратно поспрашивала тебя про днюху, ты ответил, что никакой вечеринки и вовсе не было, и вы просто посидели у тебя дома вдвоем с Сашей. Это меня озадачило. Я не стала давить, решив, что со временем ты сам мне все объяснишь. Но я решила за вами немного понаблюдать. А вот это уже было плохо. Очень плохо. По мнению всех учителей нашей школы Юля не обладала острым умом. Она кое-как перебивалась с тройки на четверку, совершенно не беспокоилась о домашних заданиях и плевать хотела на все школьные формальности. Но уж в чем в чем, а в отношениях Юля разбиралась очень хорошо. И я понял, что она действительно все знает еще до того, как она продолжила свой рассказ. — Было много деталей, которые я заметила, наблюдая за вами. Взгляды, ухмылки, короткие прикосновения… Вы вели себя немного странно, и я не могла до конца понять, что происходит. Однако, окончательно я убедилась в том, что вы вместе, когда вы были у меня в гостях на новый год. Юля искоса глянула на меня и легонько прикусила губу, сдерживая улыбку. — Я, конечно, все понимаю. Но вы могли бы быть поосторожней. Я не единственная, кто мог услышать вас той ночью. Но к счастью, все остальные были слишком пьяными и уставшими, чтобы вас запалить. Я чувствовал, как к моим щекам приливает жар. Если она и правда нас слышала, то отрицать что-либо уже бесполезно. Мне непонятно одно: почему она не сказала нам сразу? Почему не наорала, не опозорила, почему не прервала с нами общение? А ведь столько месяцев с тех пор прошло. — Поначалу я была немного в шоке. Потому что не думала… Что всё, как бы сказать… Всё так серьезно. А потом, приглядываясь к вам, я наконец расставила все по своим местам. — Я не знаю, о чем ты тут рассуждаешь. Я сказал это тихо, но тон моего голоса заставил Юлю стереть с лица улыбку. Я был зол. Так зол, как не был уже давно. Руки мои сжались в кулаки, когда я, еле сдерживаясь, процедил: — Мы с Сашей НЕ встречаемся. Ясно? Ты все себе напридумывала. Наверное, фильмов насмотрелась. Если еще раз скажешь хоть что-то подобное — мне, или кому-то другому — я побью тебя, и не посмотрю, что ты девчонка. Поняла? Я вскочил с лавочки и кинул на нее последний предупреждающий взгляд, прежде чем развернуться и уйти. Удивленное и обиженное лицо Юли, так и оставшейся сидеть на своем месте, буквально отпечаталось перед моим внутренним взором, пока я пулей летел домой, словно это могло мне как-то помочь. Следующие пару дней я практически никуда не выходил. Только на пробежку, и сразу обратно. Мне не хотелось никого видеть. Мама была немного обеспокоена моим странным состоянием, но ее тревоги волновали меня сейчас до смешного мало. Были вещи посерьезнее. За эти два дня я думал, наверное, больше, чем за всю свою жизнь. Мысленно спорил сам с собой, пытался договориться, искал компромиссы. А иногда так уходил в себя, что мог несколько часов просидеть, уставившись в одну точку, и даже не заметить. Это было мне настолько несвойственно, что я даже сам от себя был в шоке. Саша писал мне, рассказывая о своих вступительных, но я не был в силах отвечать ему как следует, а потому просто отделывался короткими фразами. Я ждал, когда буду готов поговорить с ним лично. Но я не был. Да и смог бы быть вообще когда-нибудь? Наконец, на следующий день, я не выдержал. Я написал ему, что хочу увидеться, и Саша с такой радостью и готовностью согласился, что мне даже стало немного страшно. Мы встретились в самом малолюдном парке во всем городе — на самой окраине. И отправились в самый заросший зеленью и заброшенный его уголок. Вероятность того, что нам там кто-то помешает и что нас кто-то услышит, была практически нулевая. Саша по пути рассказывал мне про Москву и про экзамены на журфак. Они с мамой к тому же успели побывать на какой-то выставке и погулять по Красной Площади — Саша явно остался под приятным впечатлением от этих событий. Я только кивал на все его слова, все еще полностью погруженный в себя, и не представляя, как перевести разговор на совсем другую, куда более неприятную тему. Наконец, мы уселись где-то в затененном уголочке парка. Я, в конце концов, смог взглянуть на Сашу как следует: лицо такое цветущее, веселое. Он улыбнулся мне своей привычной улыбкой, и я еле выдавил какое-то подобие гримасы в ответ. — Что-то случилось? — осторожно поинтересовался он, выгибая вопросительно бровь, и мне пришлось сглотнуть, чтобы собраться с силами и произнести хоть что-то. — На самом деле — да, — ответил я и увидел, как мгновенно изменилось его выражение лица. Пока он не напридумывал чего-нибудь совсем ужасного, я сразу продолжил: — Юля узнала про нас. Саша промолчал. Видно, что он был шокирован, но при этом старался держать себя в руках. Губы его удивленно приоткрылись на секунду, а затем он их решительно сжал, пытаясь справится с чувствами. С испугом? С гневом? С раздражением? — Так. И что она сказала? — Сказала, что давно догадывалась. Но убедилась окончательно на новогодней вечеринке. Саша в ужасе уставился на меня, словно не веря, что это правда, но я разрушил все его надежды коротким кивком. — Да. Она сама мне это все сказала, когда мы виделись с ней несколько дней назад. — И что ты ей ответил? Саша заглянул мне в лицо, но я просто не мог посмотреть на него в ответ. Я молчал, игнорируя его вопрос и внимательно изучая ствол дерева, которое росло как раз напротив того места, где мы сидели. — Макс? — тихо позвал он. И я на секунду засомневался в том, что уже решил сказать. Но потом собрался с силами и заставил себя это сделать. — Я думаю, нам нужно все это прекратить. Саша взглянул на меня непонимающе. Моргнув пару раз, он уточнил: — Что прекратить? Господи, почему это так сложно? Почему это в десять тысяч раз сложнее, чем я думал? — Я думаю… нам надо перестать встречаться. Саша смотрел на меня неверяще всего несколько секунд. Затем его взгляд стал серьезным и каким-то… отрешенным. Так прошло добрых несколько минут — у меня аж запотели ладони, сжатые в кулаки. — Значит, мы все-таки встречались? Теперь настал мой черед недоуменно на него уставиться. — То есть мы были парой. Бойфрендами, — добавил он, словно это могло что-то прояснить. — Ну… а кем же еще? — Я не знаю, — пожал Саша плечами, и вдруг в его голосе я отчетливо услышал нотки, ранее мне незнакомые. Это была обида. Сильная, глубокая обида, которая невольно прорывалась в его интонациях. — Мы ведь никогда не говорили об этом. Мало ли кем ты нас считал. Просто любовниками? Слишком близкими друзьями? — Ерунда какая! — возмутился я, хотя понимал, что в чем-то он прав. — Почему же. Люди сами определяют статус своих отношений. Мы с тобой этого никогда не делали. Я почувствовал укол совести, потому что прекрасно знал, что он говорит правду. Мы ни разу не разговаривали ни о чем подобном, потому что несмотря на все, что между нами было, я бы, наверное, умер от неловкости во время такого разговора. — Итак, мы были бойфрендами, — безжалостно продолжил Саша решительными голосом. — Почему ты решил, что нам нужно перестать ими быть? Я, разумеется, знал, что он задаст мне этот вопрос. И я даже готовил на него ответ, который почему-то сейчас начисто вылетел у меня из головы. Я мысленно проговаривал целую речь, в которой аргументированно и здраво раскладывал все по полочкам. Вот только глядя сейчас на Сашу, встречая его решительный взгляд и наблюдая, как едва уловимо трепещут от злобы и обиды его ноздри, я растерял весь свой пыл. — Мы не можем продолжать, потому что о нас узнают. Если узнала Юля, значит, будут и другие. Прозвучало коряво и совсем не впечатляюще. Саша криво усмехнулся. — И это реально причина? Ты хочешь расстаться просто потому, что Юля узнала? Так что с того? Думаешь, она кому-то об этом расскажет? — Вообще нет, не думаю, — ответил я честно. — Но и такой вариант исключать нельзя. — Юля наш друг, — сказал Саша с чувством, и я понял, что его коробит мое к ней недоверчивое отношение. — Если она не проболталась до сих пор, то почему должна проболтаться потом? Как я понял, она в курсе о нас уже почти полгода. И она не стала относиться к нам по-другому. Что она такого сказала, когда вы встретились? Она как-то обидела тебя? Оскорбила? Обозвала? В том то и было дело, что реакция Юли сбивала меня с толку. Как раз обвинения и оскорбления я мог бы понять. Но это спокойное, едва ли не равнодушное принятие было выше моего понимания. — Нет, — покачал я головой, но все же продолжил говорить о своем. — Меня Юля беспокоит в меньшей степени. Я просто понимаю, что она не останется единственной, если мы продолжим. — Тебе это только сейчас в голову пришло? — насмешливо поинтересовался Саша. И самый честный мой ответ — «да» наверняка прозвучал бы совсем по-идиотски. — Юля натолкнула меня на эту мысль. — Ну и что? — сказал Саша, вдруг хватая меня за руку и сильно сжимая пальцами ладонь. — Ну и пусть узнают! — Ты рехнулся, наверное. — Нет, я совершенно серьезно. А что, ты считаешь, что сможешь всю жизнь скрывать от людей тот факт, что ты гей? — Возьми свои слова обратно. Я кинул на Сашу тяжелый взгляд, вот только он совсем не испугался. Он прекрасно знал, что я могу ударить его, если он не замолчит, но все равно продолжил. — А что, я не прав? Ну хорошо, не гей. Бисексуал. Кем ты себя считаешь? Это еще один вопрос, который мы ни разу не обсуждали. — Заткнись, прошу тебя. — Нет, а что тут такого? Давай расставим все точки над I! Ты же за этим сюда пришел, правильно? Так что насчет моего вопроса: кем ты считаешь себя? — А ты сам что на подобный вопрос ответишь? — теряя терпение, сказал я, куда более громким, чем раньше, голосом. — Я… — Саша ненадолго задумался, а потом, прикрыв глаза, проговорил, — Я думаю, что я гей. Я никогда не влюблялся в девушек. Никогда не испытывал к ним влечения, не хотел их целовать. Мне от них никогда ничего не было нужно. Слушая его, я понял, что Саша много думал об этом. В отличие от меня. Он, очевидно, успел даже смириться с этой мыслью — точно так же, как я когда-то смирился с мыслью, что хочу его. — Я не знаю. Не знаю, что сказать, Саш, — ответил я ему честно, и он посмотрел на меня не то с досадой, не то с сочувствием. — Совсем недавно ты сказал, что любишь меня, — напомнил Саша негромко, и сердце мое готово было разорваться от пронзившей его мгновенно боли. Конечно, я люблю его. Но… — Это не значит, что я готов пожертвовать всем ради тебя. Я встретился взглядом с голубыми глазами, и увидел боль так явственно, словно она была прописана на его лице крупными буквами. Впервые я на собственном опыте убедился, что словами можно сделать человеку больнее, чем кулаками. — Кажется, я ни о чем подобном и не просил, — сказал он все так же негромко. И его голос заставил меня ненавидеть себя. — Если мы продолжим встречаться — это именно то, что мне придется сделать. Но я не могу. Не могу и не хочу. Саша ничего на это не ответил. И его молчание, кажется, вывело меня из себя успешнее, чем бурное возмущение, и я начал говорить торопливо, сбивчиво, и с каждой фразой — все громче: — Ты же не думал, что мы будем вместе всегда? Ведь не думал — ты не такой дурак. Не ожидал, что мы состаримся вместе или типа того…? Черт, да мы даже поступаем с тобой в разные вузы в разных городах! Как мы вообще можем говорить про какое-то «вместе»? Я бы не стал ждать тебя. Ты бы не стал ждать меня. — Я бы стал, — твердо сказал Саша, вклиниваясь в мою тираду. — Но ты продолжай. — Я уже закончил, — злобно ответил я. — Если ты меня не понял, значит, просто не захотел. Затем я замолчал ненадолго, а потом сказал уже чуть тише, но очень серьезно: — Я не готов всю жизнь прятаться. Не готов быть ненормальным в глазах окружающих. Не готов постоянно врать родителям, друзьям и знакомым. Я просто этого не выдержу. Саша медленно кивнул. У него на лице ни одной эмоции — только брови сведены к переносице, такое непривычное для него выражение. Он снова поднял на меня взгляд, совсем пустой. — Это всё? — Саш… — Или скажешь еще что-нибудь? В его голосе зазвучала сталь. Мне было так непривычно слышать ее, что это буквально резало слух. А еще я отчаянно хотел прикоснуться к нему. Хотя бы кончиками пальцев. Чтобы хоть как-то приуменьшить обиду, которую ему нанес. Но я лишь покачал головой. Мне и правда нечего больше ему сказать. В голове так пусто, что казалось, там аж ветер шумит. Саша резко поднялся со скамьи, и я на чистом инстинкте сделал то же самое. А затем он шагнул ко мне и, резко притянув к себе за затылок, поцеловал. Этот поцелуй неглубокий, но отчаянный, граничащий с грубостью. Его губы властно сжали мои, и я чувствовал себя абсолютно растерянным. Он не углубил поцелуй, не прижался ко мне, а лишь коснулся напоследок моей нижней губы своей и отстранился, тут же отпуская и мою голову. А затем он ушел. Не говоря больше ни слова. Не споря, не обвиняя меня ни в чем, не оборачиваясь. А я, вдруг ощутив, что земля уходит из-под ног, вынужден был схватиться за край лавочки и постоять так несколько секунд, выравнивая дыхание. Когда я, спустя каких-то пять минут вышел из парка, Саши уже и след простыл. Я направился домой и чувствовал, что меня тошнит. Тошнит так, как еще никогда в жизни, так, что хочется вывернуться наизнанку. Шагая вперед, я чувствовал, как щиплет в глазах, но я ни за что бы не позволил себе такой слабости. И даже когда я пришел домой и оказался наедине с собой в собственной комнате, я просто таращился в потолок. И разрешил себе громко вопить и даже плакать. Но только внутренне.