Август 2018
Это было третье или четвертое их совместное задание. Самолет на Стамбул – город золота, специй и великих памятников древности, − нес в своем чреве пестрый набор пассажиров. Среди них были мрачные балканцы, выбравшие самую дорогую одежду, чтобы в отпуске выглядеть богато, по-настоящему богатые арабы и турки, от которых на весь салон благоухало люксовым парфюмом, шумные европейские студенты и полные достоинства европейские пенсионеры – и те, и другие в чем-то удобном и бесформенном. Но больше всего привлекали внимание двое монахов-бенедиктинцев в классических черных одеждах ордена. На беду, Какузу был одним из них. С момента посадки он едва держал себя в руках. Все тело чесалось – то ли от грубой ткани, то ли оттого, что летели эконом-классом. Трудно передать, насколько Какузу ненавидел эконом-класс и его обязательные атрибуты: давку на входе и на выходе, хаотичное заполнение корзин для ручной клади, очередь в туалет и близкое соседство с незнакомцами, без которых жизнь была если не светлее, то спокойнее. Какузу имел шрамы на видном месте и по опыту знал – попутчики не постесняются изучить их с доскональностью офицеров интерпола. Все усугублялось тем, что для успеха дела Какузу следовало быть тенью. Директор как-то посетовал: для всех было бы удачей, обладай Какузу ровной светлой кожей и русыми волосами. Он не смог толком оскорбиться на это, так как признавал – усредненная типовая внешность действительно полезна марионеткам, бросающим себя на амбразуру любых мировых конфликтов. Хидану в этом смысле тоже не повезло. Он был смазливым. Даже если бы он завернулся в мусорный пакет, девчонки бы все равно флиртовали с ним, а уж монашеское платье действовало на них, как красная тряпка на быка. В человеческой природе крылось неискоренимое желание сделать чистое грязным и развратить невинное. Какузу готов был побиться об заклад: кое-кто из тех, кто бросал на Хидана масленые взгляды, потерял бы всякий интерес, узнав, что он за оторва. Итак, два мало подходящих для этой миссии человека покинули Дубровник в одеяниях бенедиктинцев и, как подобало бенедиктинцам, на лоукостере. Предстояло затянуть пояса и продержаться пару часов без обеда, алкоголя и горячих напитков – восхитительных благ, которые ныне были недоступны. Хидан начал ныть еще в аэропорту. Чтобы заткнуть его, Какузу купил ему сомнительного вида ролл с курицей за небывалые семь долларов, о чем до сих пор жалел. За пределами стерильной зоны это дерьмо не стоило и четырех. По официальной версии, они везли осколок кости апостола Филиппа, погибшего в Иераполисе. Ныне город назывался Памуккале и относился к региону Денизли на юго-западе Турции. И хотя тело апостола было перенесено в Рим, некоторые его части, по всей видимости, стали отдельными объектами поклонения. Пресловутую кость, запечатанную в реликварий тонкой работы, якобы пожертвовали недавно восстановленной католической церкви в окрестностях Памуккале. Подлинность святыни заверял пакет документов, включавший кардинальский сертификат. Поддельных бумаг было буквально две-три, так что в увесистой серебряной деснице хранился кусочек настоящего древнего чудотворца, а не безымянного трупа, подкинутого на черный рынок. Обычно туры с мощами организовывали с размахом – все, что привлекало толпы паломников, приносило деньги. Какузу долго колебался относительно легенды для этой операции, но ничего лучше все равно не предложили. И, насколько было известно, многие европейские монастыри и соборы владели мощами, которые находились в закрытом доступе практически всегда, кроме крупных религиозных праздников. Вдруг в ком-то проснулась совесть, и он решил, с позволения папы, безвозмездно передать реликвию туда, где от нее будет больше пользы? Стюардессы начали разносить воду. Хидан еле дотерпел до этого момента, чтобы достать свой мятый ролл. Какузу думал, он съест его перед посадкой, в толпе, где никому нет дела до другого, пока тот не пытается пролезть к гейту без очереди. В самолете, у всех на виду, Хидан с его нечестивым майонезным роллом мог вызвать справедливые сомнения. Вдруг сейчас пост или другой день, когда праведному католику не пристало есть мясо? Какузу почти ненавидел себя в момент, когда купил Хидану еду. Слабак. − Бога ради, ешь быстрее, − прошипел он, понизив голос, когда из размокшей картонки, в которую был завернут ролл, начал сочиться соус. Жирные капли одна за другой приземлялись на черную рясу, но Хидан этого не замечал. Зато недовольство Какузу он уловил с легкостью. − Не поминай имени Господа всуе, ублюдок, − выплюнул он, прежде чем по-волчьи заглотить остатки своей безыскусной трапезы одним куском. – И дай мне пожрать, в конце концов. Я прямо чувствую, как у меня открывается сраная язва от твоего ворчания. Пожилая леди, сидевшая через проход, повернулась в сторону Хидана. По всей видимости, слух у нее был лучше, чем полагалось людям ее возраста. Кое-что в речи Хидана смутило ее – и Какузу мог это понять, он бы тоже забеспокоился, если бы монах из ордена, известного девизом «Молись и работай», начал выражаться как пропащий мирянин. Почувствовав на себе взгляд, Хидан повернулся к даме. Какузу замер на середине вдоха ¬– опасно! – но Хидан выдал одну из своих самых очаровательных улыбок: − Храни вас бог! Женщина улыбнулась ему в ответ и отвернулась. Какузу незаметно выдохнул. − Расслабь булки, − посмел прошептать ему на ухо Хидан. Кожу обдало горячим и влажным дыханием. − Только ты думаешь, будто я ни на что не годен. − Ты ни на что не годен, − отрезал Какузу. Он преувеличивал, о чем Хидан прекрасно знал. Они еще не успели притереться друг к другу –говоря на чистоту, Какузу ни к кому не «притирался», считал это уделом мягкотелых и никчемных, − но если уж он тратил на кого-то время, то этот человек не был безнадежным. Ему полагался некий кредит доверия, поскольку Какузу относился к любым своим контактам с неистребимой щепетильностью. Большую часть перелета они провели в молчании. Для Какузу это не составляло проблемы, но к началу посадки разъедающая скука начала подтачивать и его. В гомоне эконом-класса он не мог сосредоточиться на чтении, да и выбор книг, которые, по его разумению, полагалось читать монаху, был весьма ограничен. Какузу не хотел рисковать. На время этой операции он собирался стать теллуром − самым стабильным элементом в природе. С ним не должно было возникнуть никаких затруднений и проволочек. В этом случае легенду удастся сохранить, даже если Хидан – долбанный реактивный (и радиоактивный) франций – смешает все карты. Именно поэтому Какузу смотрел в иллюминатор, периодически проверяя время на дешевом и абсолютно пустом смартфоне. Он чувствовал, как минуты проходят сквозь его тело подобно ударам колокола, долгим и гулким. Какузу ненавидел ощущать время, ненавидел, как то замедлялось и леденело в моменты бездействия, и ненавидел себя за то, что не тратил его на что-то более полезное. Он даже немного завидовал Хидану, которого в конце концов сморило. Он дремал в дурацкой позе, уронив голову на грудь, и время от времени вздыхал во сне. Из соображений здравого смысла Какузу решил не будить его до приземления. Хидан проснулся сам, когда приятный женский голос принялся на разных языках благодарить пассажиров за выбор авиакомпании. Какузу опасался, что спросонья его напарник промычит что-то вроде «У-у, блядь» и попытается почесать яйца, но все прошло куда более обыденно. Хидан спросил, сколько он проспал, и Какузу ответил: − Недолго. Тут подошел их черед забирать вещи из корзин для ручной клади, после чего толпа понесла их вперед, к выходу. Какузу не боялся потерять Хидана в море людей – черное монашеское одеяние и светлые волосы делали его отвратительно заметным. Дальше начиналась самая сложная часть – пограничный контроль. Сколько бы труда и подготовки ни было вложено в планирование операции, всегда оставался шанс провалиться. Некоторые из тех, кто проверял паспорта или прогонял багаж через интраскопы, обладали прямо-таки сверхъестественным чутьем. Порой им удавалось отлавливать поддельные документы, даже если те изготовили индийские гении фальшивок. Какузу знал об этом, потому что некоторые из таких ребят работали непосредственно на него. Некоторые, но далеко не все. Международные аэропорты нередко испытывали терпение Какузу, особенно когда он был лишен привилегии проходить контроль без очереди. Хидан, впрочем, тоже испытывал его терпение. Сейчас два неблагоприятных фактора сошлись воедино, и Какузу застрял посередине бесконечного хвоста из иностранцев, прибывших в Турцию одновременно с ним. Примерно на седьмой минуте стояния Хидан начал жаловаться на духоту, натирающий плечо ремень сумки и боль в коленях. Какузу бы рассказал, где еще у него заболит, если он немедленно не заткнется, но вокруг толпились десятки свидетелей. − Господь тебе в помощь, − отпустил он вместо угроз. Хидан не придал этому значения. Его бубнение смешивалось с обрывками сторонних разговоров, кашлем и плачем детей, превращаясь в громкий, но абсолютно пустой океанский гул. Какузу представлял себе голубые волны и белую пену. Размеренное биение прибоя. Крохотных, как насекомые, серфингистов вдали. Это помогло ему добраться до будки паспортного контроля, не потеряв рассудок. Он выполнил просьбы пограничника практически бездумно и, получив заветный штамп, направился дальше, не дожидаясь Хидана. Для ковчегов со святыми мощами и всего, что подходило под их определение, не предусматривалось специальных правил хранения и перевозки, но знали об этом немногие, потому что не выясняли вопрос специально. Какузу предвидел долгие дискуссии с работниками таможни. Он даже заготовил несколько выдержек из нормативных кодексов – исключительно на всякий случай. Однако тип, с которым его столкнула судьба, отнесся к останкам апостола Филиппа до крайности равнодушно. Он наспех пролистал пакет документов, одарил Какузу подозрительным взглядом, но пропустил. − Так куда вы направляетесь? – уточнил таможенник напоследок. − В Памуккале. − Славно. Не забудьте посетить термальные источники. − Я бы рад, но моя вера не позволяет обнажаться при посторонних, − заметил Какузу. Таможенник кивнул слегка насмешливо: мол, вижу. Благо, рядом не было Хидана. Этот бы взвился до небес, как какая-нибудь ущемленка. Они встретились снова в «грязной» зоне, рядом с дьюти-фри бутиком сладостей. − Ты где застрял? – возмутился Хидан. – Берем скорее тачку и валим! У меня все чешется от этой мразоты. – Он запустил руку за воротник и демонстративно почесался. По несчастливой случайности, именно в этот момент на них взяли курс два офицера из охраны аэропорта. Хидан раздраженно свел брови. Сейчас монашеское облачение смотрелось на нем особенно чужеродно, поскольку в его лице не осталось ничего миролюбивого и покорного. − Блядь, еще и эти, − пробормотал он, крепче ухватив сумку. – Что будем делать? Интересно, какие варианты проносились в его голове. Рвануть к выходу? Вырубить офицеров? И то, и другое вело к одному исходу: оказаться скрученным в дальней комнатке аэропорта в ожидании наряда полиции. − Разбираться, − ответил Какузу, почти не шевеля губами, и постарался принять праведный вид. Если бы ему было позволено вести себя в естественной манере, он бы начал разговор первым. Осадил бы офицеров ледяным «Чем обязан?», едва они приблизились, а заодно сэкономил бы время на фальшивых любезностях. Монахам, однако, такая линия поведения не подходила. Какузу выждал, когда офицеры перегородят дорогу и представятся, после чего спросил: − Что-то случилось? Он выбрал тон очень тщательно – тон обывателя, слегка взволнованного тем, что им заинтересовались представители охраны. Капелька страха, чуть-чуть беспокойства и много уверенности, что ты в надежных руках. Хидан все также хмурился. − Простите за беспокойство, но придется попросить вас пройти с нами, − заявил один из офицеров на ломаном английском. Второй активно закивал. Какузу совсем не понравилось озвученное предложение, но впадать в панику было рано. − Нам обоим? – осведомился он. Один из паспортов мог дать осечку. Обычно поддельные документы делали не с нуля, а на основании уже готовых и вполне настоящих. Так было проще, дешевле и качественней, но и у этого метода имелись минусы. − Нет, только вы, − офицер поразговорчивей указал на Какузу. Это бы сошло за грубость, если бы его удавалось понимать без жестов. – Пожалуйста, следуйте за нами. Какузу кивнул, показывая, что готов к сотрудничеству, и толкнул в направлении Хидана свой чемодан для ручной клади. Тот самый чемодан, в котором хранился реликварий и пакет документов к нему. − Я скоро вернусь, − добавил Какузу с уверенностью. – Пожалуйста, присмотри за моим багажом. «Пожалуйста» он, естественно, добавил для роли. В этот момент определялось многое. Если бы офицеры заинтересовались оставленным чемоданом, это бы говорило о том, что их изначально напрягло его содержимое. Или – что они абсолютно не верят в легенду Какузу, и он где-то сильно проебался. Тем не менее, передача чемодана осталась без внимания, что значило: дело только в Какузу и, возможно, все не так плохо. Пока Какузу делал мысленные выкладки, Хидан уставился на него. Конечно, этот придурок бы предпочел выглядеть крутым, смотреть насмешливо: «Старик, ты прокололся», − но его приоткрытый рот выдавал неприятное удивление. Прямо перед тем, как развернуться и уйти с офицерами, Какузу бросил на Хидана последний взгляд, ободряющий и предупреждающий: «Черт возьми, будь благоразумным». Хидан попытался что-то сказать, открыл рот и тут же его закрыл, чем остро напомнил Какузу щенка, потерявшего хозяйку посреди улицы. Жалкое зрелище. «Только бы не обделался», − подумал Какузу и переключился на вопросы, которые сильнее занимали его в ту минуту.*** *** ***
Стоило Какузу скрыться из вида, как с Хиданом случилось кое-что крайне неприятное. Низ его живота прошило судорогой, до того сильной, что Хидан весь покрылся ледяной испариной и ссутулился. − Та-а-ак, − сказал он самому себе, вернее, своему животу. – Давай только без этого, лады? Поначалу показалось, что его нелепый организм к нему прислушался. Судорога понемногу откатила. Хидан перевел дыхание и кое-как добрался до ряда металлических сидений в конце зала. Теперь у него было по чемодану для ручной клади в каждой руке плюс сумка, которая неудобно болталась сбоку и постоянно норовила сползти. Мотаться в одиночку с горой барахла и так было запарно, а уж обтекая от слабости после приступа… Но он преодолел этот сраный путь, скинул сумку на сидение и уселся сам, довольный. Его радость не продлилась долго: в животе громко забурлило, а после боль вернулась, резкая и бескомпромиссная. Тогда Хидан осознал две вещи. Во-первых, зря он съел тот ролл в самолете. Во-вторых, ему срочно нужно в туалет. Последний пункт не составил проблемы. В крупнейшем аэропорту Стамбула туалеты были на каждом шагу. Сложности возникли с тем, как дотащить до них себя и весь свой скарб. С каждой секундой Хидан все сильнее пропитывался пониманием, что нихуево траванулся. Засудить бы ту суку, что подсунула ему гнилье, да только это было в аэропорту Дубровника. Теперь уже ничего не выяснишь и не докажешь. Хидан прерывисто выдохнул. Какузу наверняка вез с собой какие-то таблетки; он всегда держал под рукой заначку лекарств на любой случай. Ну и где этот умник сейчас? Хидан попытался представить, как таможенники досматривают задницу Какузу самым унизительным образом – к сожалению, он знал, что именно надо представлять, − но очередной спазм заставил его поторопиться в туалет. Очереди не было. Возликовав, Хидан попытался загнать в одну кабинку все свои чемоданы, и с неудовольствием открыл: это возможно лишь при условии, что сам он останется снаружи. Хидан издал нечто среднее между воем и рычанием. Прямо сейчас у него не было ни времени, ни сил играть с чемоданами в тетрис. Все, о чем он мог думать, − злокозненный ролл с курицей и несчастный разрывающийся кишечник, умоляющий, чтобы его освободили. Хидан повесил сумку на крючок, а после водрузил один чемодан на другой. Отлично, теперь дверь в кабинку закрывалась. Хидан готов был зарыдать от счастья. Он яростно сдернул с себя брюки, подхватил полы рясы и опустился на унитаз. Предстояла самая отвратительная часть, зато потом хотя бы станет лучше. От очередного чудовищного спазма Хидану показалось, что он теряет сознание. Стало одновременно жарко и холодно, перед глазами закрутились черные мухи, и еще захотелось пить. − Бля, да хватит… − прошептал Хидан, закатив глаза. Снаружи кто-то ходил, хлопал дверями, включал воду и переговаривался на незнакомых языках. Хидану не было до них дела. В его маленьком и несправедливом мирке происходило извержение вулкана, очень громкого, мерзкого и вонючего. Хидан готов был поклясться, никто бы не пожелал стать свидетелем этого по собственной воле, и заранее сочувствовал всем, кому выпало несчастье находиться рядом. Пару раз он посетовал о судьбе вслух, но никто не откликнулся. Мерзкие ублюдки, могли бы и выразить сочувствие человеку в сложной жизненной ситуации. В перерыве между двумя раундами изливания дерьма Хидан обхватил себя руками. Самочувствие было пиздецки хреновым. Пот проступал на коже и тут же высыхал, образуя липкую пленку. Хидану как никогда хотелось помыться. И тошнило просто зверски… Когда Хидан думал о смерти, он представлял себе нечто более героическое, чем отдать концы в сортире. И Какузу куда-то запропастился. Что, если его уже загребли? У этого говнюка ведь вся информация о сделке. Реликварий следовало отвезти вовсе не в Памуккале, а в Демре. Хидан ничего не знал о покупателе: ни кто он, ни как выйти с ним на связь. По сути, Какузу мог бы провернуть все в одиночку… Или нет, раз его увели для сомнительных разговоров. Размышления настолько захватили Хидана, что он выпал из реальности. Или, возможно, дело было в интоксикации, и он ненадолго отъехал. Как бы то ни было, стук в дверь кабинки более чем привел его в чувство. Хидан нелепо подпрыгнул от неожиданности, взмахнув руками, и сбил башню из чемоданов. Верхний упал прямо на него. − Занято, бля, разве не видно? – проорал Хидан. – Или у вас че, обоняния нет? Конкретно он тут задыхался. И еще эти ебучие чемоданы. Поднапрягшись – провернуть это оказалось непросто, не отрывая жопу от унитаза, но новый раунд был на подходе, – Хидан пропихнул один из чемоданов под дверью и сгрузил с себя второй на освободившееся место. Вот так. Никому на хуй не всрутся его бессмысленные пожитки. По другую сторону двери раздалась быстрая и непонятная речь. Потом донеслось какое-то шевеление. − Да-да, в пизду идите, уроды, − пропыхтел Хидан без былого задора. Он вымотался и тихо мечтал о том, чтобы прямо сейчас в туалет зашел врач – или Какузу – и дал ему славное сильнодействующее средство. Или яду. Яд тоже подходил. Примерно на двадцатой минуте вынужденного заточения Хидана его смартфон зазвонил. − Где тебя черти носят? – без преамбул начал голос Какузу в трубке. Зря Хидан о нем волновался. − Сука, я мог умереть за это время, а ты не… − Умереть от чего? – перебил Какузу. − От ебаного куриного роллла! – выплюнул Хидан в сердцах. − Ты не представляешь, сколько литров дерьма из меня вылилось. Никогда не думал, что в человеке в принципе умещается столько дерьма! − Избавь меня от подробностей, − пресек его жалобы Какузу и сбросил звонок. Сукин сын. Даже не спросил, где именно Хидан застрял. Не нужна ли ему помощь. К счастью, буря в животе начала понемногу стихать. Хидан выждал пару минут, чтобы убедиться, что теперь в состоянии натянуть штаны. Вроде нормально. Он выбрался из кабинки, ощущая себя так, будто провел там последнее десятилетие. Мерзкий запах потянулся следом. Возможно, Хидан весь им пропитался. Наклонив голову, он обвел взглядом одежду, на автомате смахнул пару пылинок, а после потащил свое барахло к череде умывальников. Один из чемоданов странно вихлял, как иногда бывает, когда он слишком легок и пуст, но Хидан не придал этому значения. Ему смертельно хотелось умыться, что он и сделал, прижав полные холодной воды ладони к пылающему лицу. Блядь, да у него, никак, лихорадка! Отражение в зеркале выглядело чертовски хуево, буквально умоляя отсыпать пару-тройку таблеток тайленола тому, кому оно принадлежало. Хидан вновь понадеялся, что у его напарника в загашнике есть хоть какие-то колеса. Какузу ждал его на том самом месте, где они расстались. − Ну и что это было? – бросил Хидан издалека. Он не забыл о безопасности, просто хотел обратить на себя внимание. Надеялся, Какузу заметит, как неудобно ему катить эти сраные чемоданы, и поможет… Хуй там плавал. Какузу позволил Хидану приблизиться, и, когда тот поравнялся с ним, прорычал ему в ухо: − Громкость прикрути. Хидан фыркнул. Протянул ему ручку одного из чемоданов. − Прям тащусь от твоей фирменной обходительности. Да, мне плохо до пизды, спасибо, что спросил. Какузу грозно зыркнул на него. Потом вроде смягчился: − Я найду лекарство, когда приедем в отель. Постарайся не обосраться по дороге. Хидан хотел передразнить его, но не стал. Ему ведь не пять лет. И эта монашеская хрень на нем, опять же. − Так чего местная кодла к тебе приебалась? – Хидан нехотя перевел тему. − Они обознались. Звучало сомнительно. Скорее, поддельный паспорт дал сбой, но Какузу пустил в дело связи, деньги, силу убеждения или волшебный сучий порошок. Хидану не терпелось узнать подробности, но он не представлял, как их выманить. − Ага-а… − протянул он, интонациями показывая, что хрена лысого поверит настолько незамысловатому вранью. − Они обознались, − повторил Какузу, артикулируя каждый слог, развернулся на каблуках и направился к выходу из аэропорта. Хидан только покачал головой. Ну и гондон!