Какая разница

Самое страшное, что испытывал ПейСинь ранее — смотреть на город из окна пятьдесят второго этажа. Ха! Каким же наивным он был! Разве это было страшно? Всего лишь пятьдесят второй! К тому же ПейСиня защищал толстый слой небьющегося стекла. Ха! Ха! Ха! А тут не было ничего между ним и пустотой. Хлипкие досточки, кое-как прибитые к несерьёзного вида балкам, вкривь и вкось торчащим из отвесной скалы. Что, простите? ПейСинь должен по ним пройти? Серьёзно? Мостки скрывались за каменным выступом, и было даже не видно, есть ли там дальше дорога. Может, они вообще обрывались? Или становились ещё уже, хотя куда уже-то? СыЧжуй смотрел такими грустными глазами, будто это он был виноват в том, что ПейСинь боялся высоты. Хотелось наорать на него и бегом броситься обратно. Наверное, тот не стал бы возмущаться или осуждать, если бы пришлось спускаться вниз. ПейСинь вспомнил, как долго они карабкались по этой грёбаной скале, сколько опасных ступенек преодолели, лезли по скользким камням, по осыпающимся уступам… И снова? От отчаяния хотелось заплакать. Даже СыЧжуй не всемогущий настолько, чтобы волшебным способом оказаться сразу наверху. Вот он — стоит, ждёт конца истерики, чтобы идти дальше. ПейСинь зажмурился и не позволил себе расклеиться. Тут не было папы и папиной службы безопасности, никто не станет устранять его проблемы. И разве ПейСинь не этого добивался? Вырваться из-под душного родительского крылышка, сделать что-то самостоятельно. Ладно, это определение не совсем подходило, ведь он был не один, а с СыЧжуем. Но отправиться с ним было сознательным решением ПейСиня! «Ты мне очень нравишься!» — только СыЧжуй способен был сказать это так просто, без сомнений и колебаний. ПейСинь никогда не осмелился бы признаться первым, хотя думал об этом всю дорогу. Открыться без уверенности, что тебя примут, пожалуй, даже страшнее, чем сделать шаг на эти дурацкие мостки. «Он ходил по ним много раз, и я смогу!» — подумал ПейСинь. И он смог. Но, господи, как же это было страшно! Мостки упруго прогибались и словно подталкивали в ноги, норовя сбросить. Трос царапал ладони, карабины, которые приходилось перестёгивать, дойдя до очередной крепёжной скобы, защипывали пальцы. Толстовку ПейСинь почти протёр до дыр на животе, так сильно прижимался к скале. Вероятно, если бы СыЧжуй держал его за руку, как на протяжении всего подъёма, ПейСиню было бы легче, но приходилось цепляться за трос, чтобы не улететь вниз. Но даже при этом СыЧжуй находил моменты, чтобы похлопать по плечу, сказать что-то ободряющее. И это помогало. Удивительно, но реально помогало! А потом вдруг всё закончилось. ПейСинь шагнул и ощутил не пружинистую доску под кроссовками, а твёрдый камень. Ноги подкосились, и он брякнулся наземь. Руки дрожали, сердце бухало как отбойный молоток прямо о гранит, проламывая рёбра. ПейСиню казалось, что он почти умер. И лишь ладонь СыЧжуя тёплой тяжестью лежащая между лопаток, связывала его с действительностью. «Он — самый лучший!» — осознал ПейСинь. И внезапно накатила эйфория. Если бы было где, он бы от полноты чувств побегал или попрыгал, или сотворил что-нибудь безумное. Но самым сумасшедшим, и самым правильным одновременно, было поцеловаться. И они целовались всю оставшуюся часть пути. Это настолько увлекло ПейСиня, что усталость ушла на второй план. Он карабкался вверх, чтобы найти удобное, защищённое от ветра местечко, притянуть к себе СыЧжуя или прижать его к скале и посоревноваться, кто успеет поцеловать первым. ПейСинь даже не сразу понял, что произошло, когда они, наконец, оказались на плато. Нырнули в очередной, прорубленный в камне ход со ступенями, а вылезли на широкую лощину. Голова закружилась от обзора на триста шестьдесят градусов. С одной стороны — бесконечная панорама, теряющаяся в тумане, с другой –бамбуковая роща, в отдалении взбирающаяся по склону горы. — Куда дальше? — спросил ПейСинь, повернувшись к СыЧжую. — Через лес, — кивнул тот. И, несмотря на то, что внешне в нём ничто не изменилось, и голос оставался спокоен, ПейСинь ощутил его волнение. — Жалеешь, что взял меня с собой? — Нет, — помотал головой СыЧжуй и сжал руку ПейСиня в своей руке. — Не жалею. Переживаю, как примет тебя настоятель. Он не любит чужаков. — Давай скажем, что я паломник! — Ты? — СыЧжуй скептически хмыкнул, и снова отрицательно покачал головой: — Обманывать неправильно! К тому же, настоятель сразу поймёт, что ты никакой не паломник. — Да и пусть! Явлюсь к нему и попрошусь к вам в монастырь. Что он сделает? ПейСинь насупился. Он, глядя на СыЧжуя, уже и сам начал нервничать. — Настоятель велит тебе возвращаться домой и без дозволения от родителей не приходить. Я так думаю. — Пф! — фыркнул ПейСинь. — Мне уже восемнадцать! Не нужны мне никакие разрешения, я сам за себя решаю! СыЧжуй молчал, но явно не от того, что соглашался, а потому, что не хотел спорить. В душе ПейСинь тоже не чувствовал той уверенности, какую демонстрировал. Но, ведь не для того, чтобы сдаться, он преодолел столько трудностей и сутки голодал. При мысли о еде в желудке громко заурчало, и он прижал к животу свободную ладонь. — Упс! — криво улыбнулся ПейСинь. — Ну хоть пожрать нам дадут, а? Может пойдём? Очень хочется увидеть, где ты живёшь. Он не обманывал, ему действительно было интересно, в каких волшебных местах вырастают такие необыкновенные люди, как СыЧжуй. Неширокая тропа пересекла плато, побежала вдоль весело журчащего ручья через бамбуковую рощу. Было красиво, но не фантастично — просто деревья, просто валуны, просто вода. ПейСинь уже начал немного разочаровываться, когда в стороне, в зарослях разглядел остатки какого-то каменного сооружения. Хоть что-то интересное! Правда, СыЧжуй обследовать не пустил, пояснил, что это всего лишь развалившаяся крепостная стена. — Мы сейчас зашли с тыльной стороны монастыря. Пологая тропа ведёт к главному входу. Там лестница и ворота, всё как положено. А эта часть заброшена. Мы пользуемся только тропой вдоль реки, а всё остальное заросло лесом, — СыЧжуй махнул рукой. И вдруг остановился и задумчиво уставился в одну точку. — Знаешь… — он покусал губу и нерешительно вздохнул. — У меня к тебе предложение. ПейСинь насторожился — уж больно неуверенно СыЧжуй это сказал. — Какое? — Давай ты подождёшь в одном из сохранившихся на старой территории домов, а я сам схожу к настоятелю, узнаю, что и как, возьму на кухне еды и вернусь за тобой, если всё в порядке. — А если не в порядке? — Тогда и будем думать, как поступить, но поесть я тебе обязательно принесу! Когда СыЧжуй смотрел такими ясными глазами, ПейСинь был готов согласиться со всем, что он говорит. Человек с таким взглядом просто не способен ловчить и обманывать. — А в тех домах не опасно? — сдался ПейСинь. — Ты поднялся сюда по отвесной скале и переживаешь об этом? — тепло улыбнулся СыЧжуй, и от ласки, сквозившей в его словах и в его лице, сердце ПейСиня сладко заныло. — В старину строили на совесть. Дома обветшали, но часть из них всё ещё очень крепкие. Честно говоря, ПейСинь настолько устал, что был готов подождать и прямо под деревом на сырой земле, лишь бы вытянуть гудящие ноги и дать им отдых. Однако, пришлось продираться сквозь заросли бамбука ещё минут двадцать. СыЧжуй вёл его куда-то, а у ПейСиня не было сил сопротивляться. Наконец, лес расступился, и они выбрались на маленькую полянку, окружённую частоколом зелёных стволов. И в этой природной чаше словно плескался глоток лилового закатного неба. ПейСинь понятия не имел, как называются растущие здесь цветы, просто застыл в восхищении. Который уже раз за последние сутки? Столько прекрасного он увидел за такое короткое время, что сбился со счёта. А вот СыЧжуй застыл не от восторга — он тревожно присматривался, знаком приказав ПейСиню не двигаться. — Мы на месте? — против воли в голосе ПейСиня звучали страдальческие нотки. — Так далеко, я думал мы уже за территорию давно вышли. — Раньше монастырь был очень большой, мы ещё даже не на самой окраине, — машинально отозвался СыЧжуй, присев на корточки и что-то изучая на земле. — Да, это здесь. Но я вижу чьи-то следы. Свежие. — Тут дикие звери водятся? — перепугался ПейСинь. Вот только встречи с каким-нибудь тигром или волком ему не хватало для полноты ощущений! — Водятся, но не крупнее лисицы, не переживай, — утешил СыЧжуй. — Это человеческие. Странно, кто мог сюда забрести? Ни разу никого здесь не встречал… Может, кто-то из братьев обходил территорию? Известие, что свидание с тигром отменяется, подняло ПейСиню настроение и он предложил: — Так давай посмотрим! — Тс-с! — СыЧжуй приложил палец ко рту и наклонил голову набок. — Слышишь? Да что здесь можно было услыхать? В лесу никогда не было тишины — ветер шелестел ветвями, бамбуковые стволы перестукивались, отовсюду доносились шорохи, птичьи голоса, и куча разнообразных звуков, которые ПейСинь не мог идентифицировать. Но у СыЧжуя было такое сосредоточенное лицо, будто он и правда среди этого шума разбирал что-то странное. ПейСинь тоже навострил уши. В посвисте ветра и барабанной дроби бамбука тут же почудилось нечто зловещее. Если бы парень не начал мерзнуть ещё пару минут назад, остывая после быстрой ходьбы, у него наверняка поползли бы мурашки. Да ещё небо, как назло, заволокло тучами, среди дня сгустились сумерки, как в плохом ужастике. ПейСинь поёжился и протянул руку к СыЧжую. Это был уже такой привычный жест, что он и не сомневался — тот обязательно вложит в его ладонь свою. Пальцы у СыЧжуя были ледяные, и это напугало ПейСиня гораздо больше, чем всё остальное. Его надо было срочно согреть, укрыть в доме. ПейСинь не верил, что здесь им может грозить серьёзная опасность от кого-либо. Раз тигры в этих лесах не водятся, ничто не может быть страшнее той тропы, которую они уже преодолели. А вот простуда им обоим совсем ни к чему. И ПейСинь, преодолевая сопротивление СыЧжуя, потащил его к дому. Топтать цветы совесть не позволяла, но среди растений проглядывала едва заметная дорожка. Возле самого дома они замедлись. По возмущённому лицу СыЧжуя можно было прочесть всё то, что он хотел бы высказать ПейСиню, но не решался шуметь. Парни легкими шагами поднялись на широкое крыльцо, покрытое мхом и занесённое палой листвой. Пружинящие доски мимолётно напомнили ПейСиню мостки над пропастью, однако он быстро пресёк эту мысль. И без того было страшно, несмотря на то, как он храбрился. На цыпочках они приблизились к решётчатым окнам, но те заросли паутиной и грязью, попытка что-либо увидеть сквозь них провалилась. СыЧжуй приложил ухо к стене, послушал, и отрицательно покачал головой — ничего. Тогда, немножко рисуясь своей смелостью, ПейСинь решительно двинулся к дверям. Две створки из тёмного дерева посерели от непогоды, в резном узоре застряли прелые листья, но металлическое кольцо выглядело более чистым в одном месте — будто кто-то брался за него и стёр грязь. СыЧжуй молча указал на это, но ПейСинь пожал плечами — пока не войдём, ничего не узнаем. Он положил руку на холодный металл — пальцы попали как раз на очищенный участок — и осторожно толкнул. Он ожидал сопротивления и громкого скрипа, но дверь легко подалась и лишь чуть-чуть скребнула по выгнувшейся от сырости доске. ПейСинь, вытянув шею, попытался заглянуть внутрь, но после дневного света там показалось совсем темно. И он, отчаянно тряхнув головой, быстро шагнул вперёд. — Нет! — испуганно зашипел СыЧжуй и дёрнул его обратно, захлопывая двери. Но они оба успели заметить мелькнувшие в сумраке тени.