Какая разница

Ноги зажили раньше, чем сняли гипс с рук, но, поддавшись уговорам ЧжоЧэна, Сяо Чжань пробыл в госпитале ещё неделю, хотя чувствовал себя вполне нормально. Просто обслуживать себя самостоятельно не мог, пока вместо кистей у него были твёрдые несгибаемые болванки. Когда, наконец, гипс сняли, пальцы, отвыкшие двигаться за три недели, слушались с трудом. Словно команды к ним поступали не от Сяо Чжаня, а кто-то посторонний передавал его просьбы: пожалуйста, если вас не затруднит, господин указательный, нажмите на экран телефона; господа пальцы правой руки, обхватите, будьте добры, бутылку с водой… А те ещё думают — делать или не делать. Физиотерапевт показал специальные упражнения, и Сяо Чжань со всем старанием принялся разрабатывать пальцы в каждую свободную минуту. Всё-таки руки ему нужны были для работы, деревяшками, которыми они сейчас являлись, не очень-то порисуешь. От занятий они болели так, что Сяо Чжаню на ум приходили описания древних пыток в застенках Северной ограды, а Вей УСянь стонал, что умирать было легче, чем это переносить. Однако мучения не прошли даром — к моменту выписки пальцы шевелились и слушались вполне сносно. Домой его забирала мама. Она как раз вернулась из Европы, где месяц колесила по разным странам, сопровождая свой класс. Загрузив Сяо Чжаня и его ничтожные пожитки в свою малолитражку, она принялась отчитывать бессовестного сына за то, что не сообщил ей о своём положении. — Мам, ну ты же тогда только уехала, зачем тебя было волновать? — оправдывался Сяо Чжань. — Тем более обо мне было кому позаботиться. — Глупый мальчишка! — фыркнула мама. — Лучше родной матери никто о тебе не позаботится! — и тут же добавила: — Какая прекрасная причина была бы у меня, чтобы смыться из той Европы. Знал бы ты, как мне осточертели эти дети, эти отели, эти бесконечные разъезды в автобусе! Думаешь, я запомнила достопримечательности? Нет! Зато я отлично запомнила где туалеты в Лувре, в музее Прадо, в Дрезденском художественном музее и ещё в десятке мест. В Милане вместо похода по бутикам, я торчала в инфекционном отделении госпиталя, потому что десять человек из моего класса отравились какой-то местной едой. В Афинах я лазила по дурацким мраморным обломкам, отыскивая малолетних балбесов, которые сбежали от экскурсовода и умудрились заблудиться в Акрополе. В общем, ты понял… — Прости, мам! — сдался Сяо Чжань. — Ябольшетакнебуду! — И ты балбес, — беззлобно буркнула мама и, обернувшись к нему, щёлкнула по лбу. — Может, поживёшь у меня немного? — Не, у меня же дети! — отказался Сяо Чжань. — Все втроём мы к тебе не поместимся. — Ох, да, точно. Троих я не выдержу, только одного. — Не переживай, справлюсь. Врачи считают, что я уже полностью здоров, — для наглядности Сяо Чжань поднял ладони вверх и пошевелил пальцами. — Видишь, всё работает! Она свернула к тротуару возле дома. У крыльца уже ждал Ван ЧжоЧэн с собаками на поводках. Едва Сяо Чжань открыл дверцу автомобиля, они рванулись, чуть не уронив А-Чэна. — А-а-а-а-а-а! — завопил в голове Вей УСянь, не сдержавшись. Сяо Чжань и забыл, насколько он боится собак. Сам он был неимоверно счастлив обнять своих любимцев. Он присел на корточки и зажмурился, позволяя им облизать себя, попутно почёсывая мохнатые шкуры и тиская их в ответ. — Аж обидно, — шутливо заметила мама, доставая из багажника тощую сумку Сяо Чжаня. — Мне ты не настолько обрадовался, как им. — Ну, ты тоже не так активно меня целовала, — засмеялся Сяо Чжань, поднимаясь. — Обнимемся? Он раскинул руки и сделал к ней шаг. Мама со смехом попятилась: — Нет-нет-нет! Раньше надо было предлагать. А теперь, после твоих обнимашек, мне костюм в химчистку сдавать придётся. ЧэнЧэн, проследи, чтобы он переоделся и умылся. Ладно, мальчики, я поехала. ЧжаньЧжань, вечером созвонимся. — У тебя такая замечательная мама, — протянул Вей УСянь, когда они устроились на маленькой кухне. Ван ЧжоЧэн варил кофе, а Сяо Чжань с ностальгической радостью озирался по сторонам. — А твоя какая была? — Я её почти не помню, рано осиротел. Меня растила семья Цзян. Жена дяди Цзяна, мадам Юй была суровая женщина. Наказывала меня по любому поводу. Не сосчитать, сколько раз я получал её кнутом, — Вей УСянь рассмеялся, но было понятно, что не от веселья. — Зато моя шицзе была самой лучшей сестрой на свете, она мне заменила маму. Сяо Чжань чувствовал, что тема семьи болезненна для Вей УСяня. Очень хотелось расспросить его поподробнее, но при ЧжоЧэне делать это было неудобно. А тот поставил перед Сяо Чжанем кофе и уселся напротив, загораживая постер с Ван Ибо. — С возвращением! — сказал он, поднимая кружку словно бокал вина. — С возвращением! — подхватил Чжань, чокаясь с ним своей. Ван Ибо из-за плеча ЧжоЧэна выглядывал то ли ревниво, то ли немного обиженно. А Сяо Чжань подумал, насколько нелепо и дико смотрелся бы живой Ван Ибо на его тесной кухоньке с древней плиткой и здоровенными мешками собачьего корма в углу. И всё равно, если бы представилась фантастическая возможность обменять Ван ЧжоЧэна на Ван Ибо, Сяо Чжань не колебался бы ни минуты. — И тебе не стыдно? — голосом совести встрял Вей УСянь. — А-Чэн твой друг, сколько нянчится с тобой, помогает, заботится, а тот плясун хоть бы справки навёл, жив ли ты вообще. Про то, что он не написал ни строчки, и тем более не пришёл сам, я уж молчу. — Стыдно, — вздохнул Сяо Чжань. — Чего загрустил? — поинтересовался ЧжоЧэн. — На работу уже хочу! — нашёлся Чжань. — Соскучился… Ван ЧжоЧэн открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом закрыл, видимо передумал. Сяо Чжань хотел спросить, что тот не сказал, но почему-то не стал. Повисла тишина. Они молча допили кофе, и ЧэнЧэн засобирался домой. — Погоди, мы тебя проводим, — поднялся Сяо Чжань. Собаки, почуяв прогулку, толкаясь, принялись выбираться из-под кухонного столика, где сидели, положив морды на колени своему блудному хозяину. Уронив стул, А-Нин унёсся в прихожую и прискакал обратно с поводком в зубах. — Сколько бы я их не баловал, любят они всё равно не меня, — смешком прикрывая обиду, произнёс ЧжоЧэн. — В отношении тебя то же самое, — заметил УСянь. — Бедняга А-Чэн. Сяо Чжань виновато пожал плечами. Он любил своего друга, но совсем не так как Ван Ибо. И не знал, верить ли Вей УСяню, который утверждал, что у ЧэнЧэна к нему чувства не совсем дружеские. На улице фонари разгоняли ранние зимние сумерки, в воздухе висела стылая мокрая взвесь — не то туман, не то мелкий дождь. А-Цин степенно трусила впереди, А-Нин метался между столбами и хозяином, то и дело запутывая шлейки. Идти было недалеко, Ван ЧжоЧэн оставил машину в конце улицы у круглосуточного магазинчика. — Давай мне поводок, поведу А-Цин, — протянул руку ЧжоЧэн. А Сяо Чжаню вспомнилась давняя мечта или скорее фантазия, как они с Ван Ибо выгуливают вечером собак. Вот так же светят фонари, отблёскивая на округлых гранях брусчатки и собачьих боках. И так же приглушённо звучит музыка из динамика над магазинной дверью, и они негромко подпевают, улыбаясь друг другу… — Заехать за тобой завтра? — спросил ЧэнЧэн, доставая брелок сигналки. — Сам доберусь, — отказался Чжань. — У меня же прямой автобус. Он махнул рукой в сторону остановки. — Как знаешь, два раза предлагать не буду, — фыркнул А-Чэн. Забравшись в белый кожаный салон своей «Принцессы», он укатил, а Сяо Чжань ещё пару минут стоял, пока Вей УСянь дослушивал песню.