Какая разница

Руки тянулись к маркеру и блоку стикеров, но Сяо Чжань себя сдерживал. Зная уже о силе талисманов, он побаивался бездумно черкать на листочках каракули. Кто гарантирует, что в результате не получится какой-нибудь знак, призывающий нечисть или насылающий беды. Вспоминая, как раньше лепил стикеры куда придется, Сяо Чжань запоздало ужасался своей беспечности. — Да хватит уже дёргаться, — проворчал Вей УСянь. — Если руки чешутся, бери и калякай. Я же здесь — прослежу. Только не пойму, чего ты так разнервничался? Сяо Чжань и сам не мог объяснить, почему его так задело, что баннер с расписанием Ван Ибо на месяц достался в работу коллеге, а не ему. — Я сначала думал, что так получается не специально. Но уже неделя миновала, как я вышел с больничного, и за это время отдел кучу всего от студии Ван Ибо делал, но мне ни одного задания не досталось. Даже когда срочно надо было нарисовать заставку к влогу, шицзе дала её Мо-гэ, а все знают какой он медлительный. А мне — флаер новогоднего концерта, который вообще нужен лишь через две недели будет. — Так возьми и спроси у своей шицзе. Вдруг это действительно случайность, а ты себя накручиваешь… — Неудобно как-то… — Неудобно на потолке спать, а если не задать вопрос, то не узнаешь ответ! Ответ Сюань Лу расстроил и озадачил. Распоряжение не давать Сяо Чжаню ничего, связанного со студией Ван Ибо, пришло «сверху». Сведения были не точные, но, кажется, об этом попросил сам менеджер Ибо. Ни малейших предположений, чем Чжань мог ему насолить, не было. Или не лично ему? — Разве вы ссорились? — удивлялся Вей УСянь. — Ну ладно, не захотел он после возвращения тебя знать. Бывает и такое, мне всё это знакомо. Но даже о таком позаботиться — уже чересчур! — Давай не станем это обсуждать? — попросил Сяо Чжань. — Мы не обсуждаем ту книгу с правилами Гусу, и это тоже не будем. После того, как нашли стихи на тыльной стороне страницы Правил, они и правда не говорили о ней. Уже немного потрёпанный том лежал в комоде, и, натыкаясь взглядом на задвинутый средний ящик, Сяо Чжань думал иногда, что, возможно, между скучными правилами, переписанными небрежными иероглифами, до сих пор скрыты другие записи Лань ВанЦзи. Но Вей Ин не соглашался даже брать книгу в руки. Настроение было ни к чёрту. Зарядили нудные зимние дожди, сырость просачивалась под одежду, не спасал ни капюшон, ни зонт. Собак после прогулки надо было мыть и сушить полотенцами и феном. Но А-Нин всё же успел потоптаться мокрыми лапами по дивану, и тот тоже подвергся чистке. На нём осталось большое влажное пятно. В результате уставший и расстроенный Сяо Чжань взял из неприкосновенных запасов пачку вяленых кальмаров и, устроившись в постели, включил дораму с Ван Ибо. Ветер лупил прямо в окна, занавеска колыхалась от сквозняка, капли дождя тарабанили по стёклам. Старые рассохшиеся рамы подтекали, под балконной дверью на полу образовалась лужа. Пришлось найти ненужные тряпки и подоткнуть под щель. Заодно набрать в бутылки горячей воды и сунуть в постель, уже ставшую волглой и холодной. Собаки тоже после прогулки и мытья были влажными и воняли псиной, иначе Сяо Чжань, не обращая внимания на протесты Вей Ина, использовал бы их в качестве грелок. Сериал он пересмотрел уже раза четыре, и вовсе не из-за увлекательного сюжета, хотя тот и был неплох. Это была первая роль Ибо в кино, он там был хорошенький и ужасно милый, и Чжань мог включить дораму с любого места любого эпизода и просто пялиться на то, как он двигается, разговаривает, что-то делает, флиртует с героиней… Раньше Чжань подозревал, а теперь уверился на все сто, что Ван Ибо в этой роли фактически был самим собой, по неопытности или по задумке режиссёра перенёс свою манеру, свои характерные жесты и мимику на персонажа. В дальнейших его ролях актёрской игры стало больше. Но именно за естественность Сяо Чжань и любил этого героя и этот сериал. Сейчас он смотрел на экран и представлял, как всё было бы в реальности. Вместо того Ван Ибо, видел нынешнего, чуточку повзрослевшего, с другой причёской и более серьёзным взглядом. Он проснулся и какое-то время непонимающе прислушивался. Что его разбудило? Звук мотоциклетного двигателя или всего лишь дробный рокот капель по стеклу? В доме всё было тихо, экран ноутбука давно погас, собаки сопели на своей лежанке, с кухни доносилось гудение холодильника. Вей УСяня слышно не было, наверное, спал. Бутылки с водой остыли, и Сяо Чжань, раз уж всё равно проснулся, решил наполнить их свежим кипятком. Он поднялся и, сделав всего пару шагов, наступил в ледяную лужу. Точнее ручеёк — тряпки под балконной дверью уже не справлялись с задачей. Пришлось бежать за тазиком, собирать потёки, отжимать, снова подтыкать щели. Если бы в эту минуту тут оказался Ван ЧжоЧэн со своей вечной песней про переезд, Сяо Чжань, возможно, и согласился бы. Проверив окна на кухне и в гостиной, он уже хотел юркнуть снова под одеяло, но посмотрел на комод и застыл, переминаясь босиком на холодном полу. В конце концов, он же не давал обещание УСяню, что не станет брать книгу? Он всего-то глянет одним глазком, перелистнёт пару страниц. Уговорив себя таким образом, Сяо Чжань осторожно, стараясь не скрипеть, выдвинул ящик. «Правила» лежали поверх каких-то бумаг, словно ждали его. Занавеска качалась, то позволяя уличному фонарю бросить луч на обложку, то скрывая её в тени. Сяо Чжань погладил пальцами переплёт, и решился. Взяв тяжёлый том в руки, он развернулся к окну, плечом отодвигая штору, чтобы не мешала. Наверное, можно было бы сесть за стол, включить лампу, но Чжань же собирался «одним глазком». По страницам ползла серая рябь — тени стекающих по стеклу дождевых капель. «Дядя ждёт от меня раскаянья, но я не чувствую вины. Если придётся, я сделаю это снова. И какая разница, сколько будет против меня — тридцать или триста, если за НЕГО, я не пожалею ни их, ни себя» Кажется, Сяо Чжань знал, про кого написал Лань ВанЦзи, кто этот «он», выделенный крупнее, чем остальные иероглифы. Ведь этот человек и в жизни Лань Чжаня был важнее всех остальных. И, кажется, это было написано, когда Вей УСянь ещё не умер. Ну почему, почему они не встретились тогда?! А, может, УСянь не всё рассказал? Вдруг встреча была? Сяо Чжань принялся перелистывать страницы, внимательно вглядываясь в плывущие по ним тени. Одна, вторая, десятая… И вот снова запись: «Почему нельзя уйти следом? В чём смысл моего существования? Я сделал всё, чего ждали от меня дядя, брат, люди моего клана. Но самое главное я не сумел — не уберёг того, кого должен был. Дядя думает, что наказал меня дисциплинарным кнутом и медитацией лицом к стене. Боль от ран ничто в сравнении с болью в сердце. Даже если бы я мог, куда мне идти? Мир пуст, если ЕГО в нём нет» Ноги совсем заледенели, однако Сяо Чжаня даже не посетила мысль вернуться в тёплую постель. От простых скупых слов юноши, жившего где-то в другом мире и другом времени, в горле стоял твёрдый шершавый комок. «Я обнял подушку — ни слова, ни звука, молчу. А в спальне пустой ни души, я один с тишиной. Кто знает о том, что весь день напролёт я лежу? Я вовсе не болен, и спать мне не хочется тоже» Теперь у Сяо Чжаня сна тоже ни в одном глазу не было. Он, словно это происходило с ним самим, как наяву чувствовал молчаливое отчаянье и глухую депрессию Лань ВанЦзи. Всё же хорошо, что Вей УСянь не читает этих строк. Запоздало испугавшись, Сяо Чжань прислушался к себе. В голове было пусто, как в спальне Лань ВанЦзи, похоже, Вей Ин ещё спал. Поспешно спрятав книгу обратно в комод, Чжань чуть ли не бегом бросился к кровати. Бутылки успели немного остыть, но были ещё теплые, и постель нагрели. Только завернувшись в одеяло, Сяо Чжань ощутил, насколько продрог. Он обнимал подушку и думал о другом юноше, в такой же позе лежавшем когда-то в одинокой постели. Он ничем не мог ему помочь, и от этого было тяжело на душе. И пусть порой от мыслей о Ван Ибо становилось тоскливо, всё же его любимый человек был жив. И сам Сяо Чжань, в отличие от своего тёзки не был одинок — рядом были друзья, мама, собаки, даже когда оставался наедине, всё ещё не давал скучать Вей Ин…