Эрос

— Я люблю тебя.       Важные и такие ценные слова слетают с мягких губ слишком неожиданно, они отрывают парня от любимого им лакомства, заставляют замереть на месте, а что-то внутри сжаться до боли. — Хочу всего, с ног до головы.       Где-то в горле застревает ком, который удаётся проглотить не сразу. Пальцы сами по себе стискивают палочки с такой силой, что кажется ещё немного, и древесина затрещит. В животе затрепетали бабочки. — Зацеловать и заласкать так, чтобы в твою чудесную голову более не пришло ни одной тёмной мысли… — Венти, — голос звучит не так пугающе серьёзно, как ему хотелось бы, — Прекрати нести всякую… чушь, — в надежде, что разговор окончен, парень отправил в рот ещё один ломтик тофу. — Хэй? С каких пор моё желание прикоснуться к тебе «чушь»? — Барбатос улыбнулся, прилёг головой на сложенные на столе руки и прищурился. Его глаза мягко скользили по заострившимся чертам любимого адепта. Напряжённые, острые плечи, выделившийся на бледной коже шеи кадык, стиснутые челюсти и едва заметная дрожь в тонких, но крепких пальцах. — Тебе неприятно? — Нет, — скоро ответили ему и всё же отставили тарелку в сторону. — Так приятно или неприятно? — смешливо пробормотал Венти, приподнимая голову и наклоняясь ближе к юноше.       Якша тихо, длинно выдохнул, прикрыв отливающие золотом глаза, смолк на время и стало видно, как прежде острые черты смягчались, а светлая кожа приобрела мягкий, едва заметный розовый оттенок у щёк и кончика носа. — Приятно, — утвердил парень, вновь поднимая взгляд к Венти, полностью обезоруживая того своим видом.       Архонт поджал губы, шумно выдыхая через нос и удерживаясь от того, чтобы обхватить нежную кожу лица ладонями и длинно, влажно поцеловать любимого им юношу. — Так в чём проблема? — пальцы собственных ладоней он сплел между собой, перебирая ими, пока язык прошёлся по обсохшим губам. Дыхание стало глубоким, что не ускользнуло от внимания адепта, тот двинулся на сидении стула. Хоть Венти и не видел, что тот делал под столом, но был уверен, что юноша завёл одну ногу под стул, чтобы иметь возможность быстро встать, — Тебе неловко? — стоило спросить, как тут же стало понятно, он попал прямо в точку. Парень отвёл взгляд, посмотрев на стол, и повёл плечами. — Сяо, — он отозвался, глянул с вызовом, будто готовясь к тому, что его пристыдят ещё больше, — Тебе нечего стыдиться, — его губы дёрнулись, словно он хотел возразить.       Сяо был мил, невыносимо, до одури прекрасен. Барбатос часто ловил себя на том, что смотрит на него не отрываясь, а тот ничего об этом ему и не говорит, порой ёжится под взглядом, напрягает тело и смотрит в пол, не решаясь поднять взгляд, сводит его с ума от любви и желания. Губы хочется скорее смять в поцелуе, вылизать рот, шею, грудь, спуститься ниже и заставить адепта потерять голову, требовать удовольствие, внимание, ласку.       Венти поднимается со стула и в тот же момент его собеседник вскакивает на ноги, отходит назад и роняет стул с неприятным грохотом. Архонт идёт к нему, мягко скользит по дёрнувшимся плечам к шее, гладит заполошно бьющуюся венку пульса и касается щёк. По-музыкальному тонкие пальцы оглаживают нежную кожу, пока узкие запястья обхватывают чужие, более грубые на ощупь ладони и стискивают на грани боли, но всё-таки не отстраняют. Венти пользуется этим, целует лоб под наблюдением недовольных золотых глаз, чмокает кончик носа и видит, как в ответ на это возлюбленный зажмуривается, а после наконец останавливается на губах. Коротко чмокает с характерным звуком и едва не хихикает, когда видит растерянный взгляд перед собой, а после на пробу лижет, ощущая вкус миндаля, приникает вновь, прикусывает нижнюю губу, лижет и не перестаёт гладить теплеющие щёки, безмолвно просит пустить. Сяо сдаётся, коротко выдыхает в перерывах между «атаками» на его губы и приникает сам, мягко тыкаясь в ответ. Архонт торжествует, его радость отражается в блестящих глазах, пока сам он углубляет поцелуй, принимаясь с удовольствием мять губы и заигрывать с чужим языком. Он не останавливается и не тормозит, не позволяет Сяо сделать передышку, чувствует, как тяжело тот дышит через нос, как гулко забилось чужое сердце, и как от мокрых звуков поцелуев где-то в паху скручивался узел возбуждения.       Всё же спустя ещё какое-то время он отстранился. Глазам открылась любимая картина: расплавленное золото глаз, вспыхнувшие щёки и яркие, припухшие губы, влажные от слюны. — Так прекрасен, — шёпот на грани слышимости, руки скользят к груди и он оттесняет любимого к стене, прижимает телом и целует снова. Пальцы сжимают крепкие грудные мышцы, находят соски и с силой трут их сквозь белую ткань майки, пока те не припухнут и не затвердеют характерными горошинами, а их хозяин не издаст глухого стона прямо в губы. Ореолы точно припухли, заалели в цвет губ, Венти был готов поклясться, что белая ткань не способна полностью скрыть этот красивый оттенок. Он не удерживается, сжимает пальцами и снова трёт, не останавливаясь пока адепт не дёрнется навстречу, выгибая спину красивой дугой. Невозможно удержаться. — Венти… — между губами расстояние менее пары сантиметров, и те сокращаются до нуля, если посчитать тонкую линию слюны. Сяо заполошно дышит, обжигая горячим дыханием и в момент вновь целует, нежно и невинно, пока нижнюю губу чуть не прихватывает достаточно острый кончик клыка, заставляя тяжело сглотнуть от непрошенных мыслей.       Порой, когда они были наедине, и архонту открывался вид на кромку белоснежных зубов, ровных и аккуратных, с выступающими, заострёнными клыками, он невольно думал о том, что при всём своём желании, Сяо бы без особого труда прокусил его кожу, но не делал этого, лишь нежно оцарапывая и прикусывая. Врать о том, что это не будоражило его мысли так же сильно, как и мелко дрожащие от желания пальцы адепта, способные ломать кости, он не станет.       Руки сами скользят вниз, хватаются за майку и выправляют её края из штанов, задирают высоко, открывая вид на бледную грудь, с розовыми пятнами от смущения у шеи и плеч. И да, как он и думал, с ярко выделяющимися на фоне сосками. — Даже не думай, — тихо бормочет адепт, опуская взгляд на блестящие от желания и радости глаза Барбатоса.       Бирюза глаз, сейчас более светлая и яркая, теперь поблёскивает от смеха, их хозяин чуть щурится и фыркает, поднимая взгляд: — И с каких же пор ты читаешь мои мысли? — Сяо молчит в ответ, прикрывает глаза и тихо вздыхает. У него явно не получится удержать барда от всех его хотелок, — Извини, но думаю, не могу остановиться, — бормочет он и утыкается носом в солнечное сплетение, вдыхает полюбившийся запах цветов цинь-синь и трётся щекой, пока ладони трут бока и гладят спину. Ещё немного погодя, он касается губами ореола, лижет, а после втягивает губами. Теперь в его волосы вплетается ладонь адепта, мягко сжимая и потягивая у самых корней. Кажется, так ему было спокойней.       Одна рука продолжает удерживать майку, пока свободная скользит вниз, сминает пальцами пах, потирает по линии шва. — Может снимем? — бард моляще смотрит в юное лицо, всё же майка мешала целовать эту чертовски приятную кожу, так ещё и раздражала, из-за того, что её нужно было держать. — Нет, — строго, почти обидно, но всё же почти, потому Венти не печалится, лишь хмыкает и кусает горошину соска, пока рукой, которой до этого держал майку, сжал другой. Теперь она раздражала даже больше, но он понял, что все неудобства окупаются. Якша низко застонал, стискивая колени и толкаясь на встречу ласкающей руке. Теперь появилось желание стянуть с парня штаны, но тут уже он решил не спрашивать.       Пришлось отстраниться и позволить злосчастной белой ткани закрыть обзор на светлую кожу. Пальцы огладили бёдра, потянули плотную ткань вниз и поглаживаниями упросили раздвинуть ноги. Венти, словно бы извиняясь, уткнулся носом в шею, поцеловал и прикусил кожу, пока одна из ладоней придерживала бедро, а другая коснулась головки члена.       Полностью эрегированный, тот лёг в ладонь и почти вынудил вздохнуть с облегчением. Архонт был рад, что мог доставить адепту удовольствие, возбудить его, заласкать даже несмотря на порой недовольные взгляды второго. Всё же ему нравилось. — Сегодня я буду делать тебе приятно, — пальцы заскользили по стволу, оглаживая выпирающие венки и размазывая выступающую смазку по головке, пока их хозяин говорил вполне себе очевидные, необходимые для озвучивания вещи. — Невыносимо приятно, — прошептал он, не удерживаясь, мягко потираясь собственным пахом о крепкое бедро. — Отказа не приму ни в каком виде. — Сделай уже, что хотел… -ответ на подобный выпад приходит незамедлительно. Адепт притирается бедром о выпуклость в шортах Барбатоса, пока его рука обхватывает запястье архонта. — Быстрее.       Дрожь в голосе проступила однозначно, якша проявил несвойственное ему нетерпение, чем и впрямь смог поторопить возлюбленного. Архонт прерывисто выдохнул в открытую шею и задвигал рукой. Пальцы обвили кольцом у основания, плотно обхватывая чужую плоть, и медленно двинулись к головке, после снова и снова повторяя подобное движение. Бёдра под пальцами вскоре мелко задрожали, а чужое колено вклинилось меж ног, мучительно приятно потирая эрекцию через ткань белья. Венти несдержанно, тихо застонал, не останавливая движений рукой, и сам заёрзал. Губы прошлись по плечу, быстро бьющейся венке на шее и красиво выделившемуся кадыку. Архонт бы продолжил в той же медленной манере, если бы не усилившаяся хватка в волосах, а после оттягивание головы вверх, пославшее от корней волос искорки возбуждения прямо до кончиков поджавшихся на ногах пальцев. — Быстрее, — от хриплого, более грубого тембра перехватило дыхание, пальцы сами собой мелко задрожали. Ему потребовалась минута, чтобы взять себя в руки, только после он смог поменять тактику, пальцы стиснули ствол сильнее, чертовски правильно двинувшись вниз, заставив издать жалобный стон. Он хотел ещё, и Венти давал ему всё то, что было нужно. Он перестал думать о том, как приятно адепт потирался бедром о его возбуждение, вслушиваясь в участившееся дыхание, перемежающееся с тихим рычанием и скользя ладонью по его естеству. В какой момент его самого оглушило от удовольствия он так и не понял, почувствовал влагу спермы на ладони и услышал тихий, жалобный стон, последовавшую за ним дрожь тела и частое-частое дыхание. Одежда неприятно прилипла к бёдрам, а в голове ещё гуляли отголоски возбуждения. — Венти…? — М? — откликнулся он запоздало, поглядывая на ладонь, испачканную чужим семенем и размышляя о кое-чём. — Всё в порядке? — голос якша был тихим, бархатистым и до ужаса приятным, успокаивающим. Все его черты словно бы смягчились и весь он стал податливым и мягким, словно только расплавленный воск, обжигая собой и душу и тело. — Да, — бард расстёгивает свой корсет, не беспокоясь о том, что вытирает об него сперму, верхние пуговицы рубашки. — Но мы ещё не закончили, — он нежно улыбается, чмокая растерянного от услышанного адепта в губы. В золотистых глазах ясно читалась поражённая фраза «ещё раз?», пока архонт вновь заскользил по ещё горячей коже и чувствительному члену. Сяо глубоко вдохнул сквозь плотно стиснутые зубы и переложил руки на чужие щёки, теперь уже он стал требовать поцелуй за то, что согласился на подобную авантюру.       Болезненно приятно, разгорячённое тело подавалось на каждую, даже самую невинную ласку, обычно тонкие бледно-розовые губы покалывало от поцелуев и прилившей крови, а до боли сдержанный адепт то и дело кусал нежную кожу чужих губ. Только ради такого можно было позволять себе помучать его удовольствием.       Ладони якша сжали плечи, притискивая ближе к себе, пока он сам шире раздвинул бёдра, позволяя пальцам барда гулять по их внутренней стороне. Каждое движение, каждый звук, вздох и взгляд, всё это требовало ласки. Венти просто не мог понять, как эти тысячелетия он мог оставаться в одиночестве, неужели никто не замечал, как суровый якша хочет сбросить оковы кармы и наконец станцевать не в смертельном бою со злом, а насладиться музыкой флейты, миндальным тофу, праздником фонарей…       Поцелуй обрывается и архонт скользит вниз, целует шею и края ключиц, мнёт талию и бёдра, приподнимает край майки и прислоняется губами к торсу, чувствует как дрожит адепт и как в волосы вновь вплетается рука. Венти улыбается, выцеловывает короткую дорожку до лобка и смотрит вверх, в расплавленное золото глаз. Будь Сяо не так распалён, точно испытал бы неловкость, отвёл бы взгляд к потолку, как и всегда, и позволил барду удовлетворить свои желания.       Венти улыбается, ведёт губами ещё ниже, прихватывает член у основания пальцами и оставляет поцелуй чуть выше пальцев. Пальцы на затылке крепче схватились за волосы, но не доставляя боли, лишь напоминая о присутствии и желании хозяина. Хоть его и не дёргают, Барбатос сам торопится продолжить, скользит выше и касается губами головки, вскоре приоткрывая рот и пропуская лишь её внутрь рта. Бёдра под пальцами мелко затряслись, пока их владелец поднял взгляд и подмигнул парню, мягко качнувшись вперёд, а после назад, раззадоривая, едва ли пропуская член глубже. Ему хотелось, чтобы адепт вновь проявил свою несдержанность, может даже проявил грубость, позволил страсти оглушить себя, всё же не просто так Венти встал перед ним на колени, ему хотелось довести его до предела.       Ждать пришлось недолго, Сяо сам толкнулся глубже с тихим вздохом сквозь плотно сжатые зубы, а бард довёл начатое до конца в прямом смысле, жмурясь и заглатывая средних размеров орган, подавляя рефлекс. Несдержанный рычащий стон стал его наградой. Адепт что-то тихо и неразборчиво прошептал, сжал губы в тонкую полоску и напряг пресс, после того, как архонт вновь сглотнул, стискивая возбуждённый орган.       Венти медленно отстранился, всё не отводя взгляд от лица возлюбленного. Он вновь наклонился ближе, как его лицо посетил взгляд кипящего золота. Якша нахмурил брови. — Ну почему ты такой… — едва различимый рык донёсся до его ушей, а хватка на волосах стала крепче. Казалось бы, изредка проявляющий инициативу юноша решил, похоже, либо отдёрнуть его, либо войти до конца. Тут уж Барбатос больше склонялся к первому и начал заготавливать монолог о том, как сильно он хочет доставить удовольствие парню и нет, ему не противно, а совсем наоборот! Да вот не угадал. Невольно затонув во взгляде, не уловил всей сути, а понял, что от него хотят уже тогда, когда адепт ощутимо прихватил его у самых корней волос, удержав на месте и сам толкнулся в тёплое нутро, заставляя Венти в прямом и переносном смысле задохнуться. Упёршийся в заднюю стенку глотки член вынудил зажмуриться и вновь растянуть губы почти в идеальную «О». В горле запершило, а после бёдра двинулись назад, выходя до конца и позволяя сделать полноценный вдох и выдох.       Не ожидал, растерялся, а теперь с удивлением во влажных глазах глядел на любимого. В губы вновь уткнулась головка. — Какой такой? — тихо проговорил парень, опаляя горячим дыханием чувствительную кожу.       «Наглый», — мыслям Сяо вторили движения губ. Бёдра дрожали, а возбуждение опаляло нутро, пока глаза всё смотрели в ясную, честную бирюзу и не видели ничего, что могло бы насторожить или напугать.       «Красивый»       Толчок, не грубый, осторожный, заполнивший его одним слитым движением, заставившим невольно застонать, когда нос коснулся паха.       «Самоуверенный»       Сяо не удержал стона, качнул бёдрами назад, дал вдохнуть и вновь заполнил до отказа. От ощущения нежного тепла подгибались пальцы на ногах, а глаза сами собой закрывались. Голова запрокинулась от нахлынувших ощущений и чувств.       «Очаровательный»       Изо рта вырывается рык. Венти чуть отклоняет голову, пытается сделать движение сам и встречает сопротивление. Адепт отстраняет его, сжимает губы и толкается вновь, делает это чаще, даже грубее, пока не слышит жалобного стона.       «Глупый бард»       Пальцы рук задрожали ещё ощутимее, когда запястье мягко стиснула рука Венти. Юноша остановился, ослабил хватку и почувствовал пару мягких поцелуев на плоском животе. Дрожь пробрала до самых костей. Из горла вновь вырывается стон, низкий и разочарованный отсутствием ласки, но не менее жалобный чем прежде. — Прекрати, — стыд нахлынул волной, окропил кипятком с ног до головы от понимания, что он способен издавать подобные звуки.       Бард поднимается на ноги, всё ещё загнанно дышит после произошедшего и льнёт ближе, трётся носом о нежную кожу шеи и слышит постанывания возлюбленного, когда прижимается к его паху бёдрами. — Я не могу больше, — шипит парень, крепко и болезненно цепляясь за чужую талию, пока архонт наслаждался теплом его тела, отзывчивостью и появившейся хрипотцой в голосе. — Ещё немного, — шепчут ему в ответ и подталкивают к себе, просят сделать шаг, а после ведут к кровати. Видеть то, как мелко трясутся колени сурового хранителя Ли Юэ и дрожит его грудь было непередаваемым. — Потерпи чуть-чуть — просит Венти и целует, ласково обводя губы языком, нежа чужой рот, умоляя его послушать. Сяо вновь сдаётся, словно никогда не противился, как перо, подхваченное ветром.       Его усаживают на прохладные простыни, а после медленно укладывают, не переставая целовать. Просят продвинуться дальше, к самому изголовью и укладывают на пару мягких подушек. Наконец удаётся стянуть злосчастную ткань майки, вновь не без удовольствия сжать грудные мышцы, заласкать шею, ключицы и соски, поцеловать живот и стянуть штаны вместе с бельём. Барбатос приподнялся, сел на кровати, похлопывая по собственным карманам в поисках приобретённого не так давно масла, точнее, честно вымененного на пару баллад о гео архонте и Ли Юэ.       Взгляд замирает на теле. Крепкое, закалённое битвами, словно выточенное из мрамора лучшим скульптором, каким-то новым архонтом боготворящим само искусство. Распалённый, смотрящий прямо в его глаза адепт не выглядит уязвимо, не смотря на возбуждение, на намеренно раскрытые в пошлом жесте бёдра, дрожащий живот и тяжело вздымающуюся грудь. Горящее золото было готово спалить его дотла, пока владелец, как и просили, ждал.       Бард был готов написать новую песню, в которой не будет ни имён, ни чётких, пошлых фраз о страсти и верности до гроба, лишь искреннее чувство, красота, изящество души того, кому посвящено его новое творение.       Рубашка летит куда-то в сторону, собственные мысли заполняют сердце жаждой и любовью, щемящей и переполнившей его. Он более не мог заставлять себя ждать, раздевался в спешке, вытягивал из кармана масло и размазывал по пальцам ароматную жидкость, мягко вводил пальцы, двигал в любимом якшей темпе, доводя до исступления лаской, заставляя гнуть крепкую спину и раздвигать колени. Он был так прекрасен в своём удовольствии.       Никакой боли, лишь чувство заполненности, но недостаточное, раззадоривающее мысли и без того перевозбуждённое тело. Он был готов, ему не требовалось говорить об этом, стоило лишь этой мысли пронестись в голове как пришло чувство пустоты внутри. На ухо снова зашептали какую-то несуразицу о любви. Зачем? Он и так знал, как сильно было чувство, что испытывали они оба.       Песни, слова — это не требовалось адепту, было лишним для понимания души. Он видел нежность, плескающуюся в бирюзе глаз и сразу понимал, что к чему.       Но, слышать эти слова так приятно…       Ещё пара мучительных секунд и его вновь накрывает от чувств. Внутри туго, жарко и до ужаса, до дрожи приятно. Венти хмурит брови, ощущать горячую тесноту тела каждый раз было слишком приятно. Его толкают, он заваливается на спину и видит, как якша плавно опускается вниз, принимает полностью и заставляет задержать дыхание.       Сяо всегда был требователен, часто хотел взять всё в свои руки, хотя, казалось бы, он тут в уязвимом, открытом положении. Но нет, здесь нужно видеть разницу, ведь уязвимость появляется лишь тогда, когда тебя вынуждают раскрыться, а Сяо открывается сам, распахивает сердце, отдаётся телом. Когда архонт понял это, он, кажется, влюбился в юношу с новой силой.       Бёдра покачиваются в спешном и нехарактерном для адепта темпе, выдавая то, насколько тот был возбуждён. Торопливые движения заставляют ноги уставать быстрее, вызывая дрожь, но то, как приятно становилось внутри, когда бёдра опускались вниз до конца и он отклонялся назад, найдя свой идеальный угол.       Венти не вмешивался, поджимал губы от стискивающих его так правильно мышц и быстрых толчков, едва ёрзал и толкался на встречу. Сяо тяжело дышал, раскрыв рот и то и дело смешивая вдох со стоном, сдвигая брови от мучительного возбуждения. Бард огладил его бёдра, перешёл к животу и обхватил член, начиная двигать им в выбранном парнем темпе. Теперь на него вновь уставилось два горящих самородка, но не с присущим недовольством, а мольбой. Архонт едва держался на краю оргазма, готовый сорваться в скором времени от накатывающего возбуждения, пока адепт был на грани перевозбуждения. Мучительно приятно, дыхание перехватывало, а желанная разрядка всё никак не могла прийти. Не мучай его до этого Барбатос, сам бы сейчас умолял его позволить ему кончить.       Архонт меняет их местами, осторожно укладывая возлюбленного на смятые простыни и устанавливает собственный темп. Быстро, даже грубо проникая внутрь, в том же ритме стимулируя член адепта. Стон за стоном, тихий вскрик и тяжёлое дыхание. Бледные пальцы хватаются за простыни, сжимают с такой силой, что слышен треск натянувшихся до предела нитей. До предела. До конца. Грудную клетку словно вспарывали на живую изнутри рвущиеся на свободу чёртовы бабочки. Жестокие, ничуть не привлекательные насекомые, так долго приносившие одни лишь страдания, острыми как бритва золотыми крыльями терзая сердце и душу. Ощутившие вкус крови, они словно и не хотели счастья своему владельцу, пока их жестокий вальс не прекратил звук флейты.       Внутри вспыхивали фейерверки, ещё ярче чем на празднике фонарей. Глаза закрылись, а под веками словно отпечатался образ: растрепавшиеся косички, тёмная бирюза глаз, алые губы и щёки.       Разрядка оглушила обоих в одно время. Адепт застонал сквозь плотно стиснутые губы, расслабляясь на постели, пока ощутил, как на живот выплёскивается семя архонта, а сам он падает рядом и тянет руки к его телу. Крепко сжимает в объятиях, целует в макушку, шею и находит губы, коротко сминая те в нежном поцелуе. Сяо открывает глаза и видит добрую, нежную улыбку, что адресована лишь ему одному. Бабочки мягко затрепетали внутри. — Сяо, — Барбатос скользит руками к бёдрам, подтягивает ближе и вынуждает повернуться на бок, а адепт не противится, шевелиться не хочется. — Чш… — его слова опережают действия. Якша дёргается в объятиях, когда чувствует, что узкие ладони вновь касаются паха, скользят по слишком чувствительной плоти. Парень шипит, хватает чужое запястье и тянет в сторону. — Прекрати, — голос звучит ниже, чем обычно, а тело не перестаёт отзываться на нехитрую ласку. Тонкие пальцы барда ласкают мошонку, мягко оглаживают кожу, скользят к стволу и обхватывают кольцом. Адепт стискивает колени, стонет и дрожит, — Я не смогу ещё раз… — шепчет парень и, противореча своим словам, раскрывает бёдра. Дыхание снова срывается, этих прикосновений слишком много. — Сможешь, — по светлой коже проходит новая дорожка поцелуев. — Ну же, я не сделаю больно. — пальцы скользят не останавливаясь. Нежат головку, обводят каждую венку. — Ещё немного…       Сяо возразил бы. Может пробормотал что-то возмущённое, да никак не мог собрать мысли в кучу. Ему хотелось этого мучительного наслаждения, ощущать руки везде, чувствовать его тепло даже в сердце. Проявить несдержанность, застонать в голос, укусить своего бога, ощутить на языке сюрреалистичную сладость крови, уткнуться носом в изящную шею и дышать. Лежать рядом с ним, будучи скованным усталостью и негой, заполнившей тело, а среди ночи открыть глаза, вновь подскочить, как солдат на зов бойни и вместо холодящего душу зова услышать лишь тихое, сонное бормотание рядом:

«Ну куда…? Куда ты…? Поди. Иди сюда, никого нет здесь… и там тоже никого. Нету-нету. Я уверен. Моракс сам позаботится об этом… Иди сюда…»

      Губы проскользили по загривку, плечам, язык коснулся кожи, а после кромка зубов ощутимо смяла предплечье. Так хорошо… Адепт вздрагивал от каждой сильной стимуляции, не переставал дрожать в его руках и всё стонал. Венти ещё никогда не слышал подобного, якша совсем тихо, но так искренне и жалобно постанывал, поверхностно дыша. Его колени время от времени дёргались от смешанных желаний. Сжать их, притереться к спине барда, а после распахнуть их, вновь нетерпеливо толкаясь в руку.       Его не собирались мучать, не теперь, когда он уже был вымучен всем этим удовольствием, а тело никак не могло успокоиться. В ушах стучала кровь, но сквозь этот звук он не переставал прислушиваться к дыханию Венти, тихим словам, что он не мог разобрать, но они всё равно успокаивали. Бёдра свело, адепт сдвинул колени и вытянул спину по струнке, едва слышно хныча и лишь где-то на переферии сознания думая о том, какое это возмутительное поведение для такого как он. — Ласковый… Такой красивый, нежный… — приятно, наконец разум смог осознать этот сбивчивый шёпот. Так глупо. Так… Мило…? Ему когда-то говорили о том, как он красив? Ласков? Нет. Подобные комплименты больше воспринимались как оксюморон к его имени, душе, каждой клеточке его тела. — Любимый…       Сяо вздрогнул, притиснулся к тёплому барду позади себя и протяжно застонал, изливаясь лишь парой полупрозрачных капель.       По бедру заскользила мягкая ладонь, а на плечах расцвела россыпь поцелуев, нежных, но ярко ощущаемых на коже.       Кровать чуть прогнулась, Венти что-то забормотал, похоже, споткнулся о упавший ранее стул, заходил по комнате. Заскрипели дверцы тумбочек, где-то рядом зашуршала ткань. По бёдрам и животу заскользило влажное полотенце, стирающее начинавшие подсыхать капли семени. Сяо зашевелился, прихватил узкое запястье, дёрнул на себя, укладывая рядом и слушая какие-то тихие возмущения, которые толком и не звучали как недовольство. Тон Венти был радостным как и всегда.       Руки обняли обманчиво хрупкое тело, он наконец-то смог ощутить запах, который вечно следует за архонтом, почувствовать мягкость кожи. — Может тебе сыграть? — в волосах зашебуршали пальцы, приятно перебирая прядки. — Не нужно.       Где-то внутри затрепетало чувство. Обманчиво нежные крылья бабочек огладили старые шрамы. Их голод наконец утих.