Мёртвая линия: идеальное наказание.

      — Мы могли бы многое изменить в своей жизни, если бы сами этого желали. — Сказал Питер, не решаясь встретиться с собственным отражением в зеркале.       Он включил душ, повесив лейку на консоль.       Сам же сел в углу ванной комнаты, пытаясь спрятать лицо за дрожащими пальцами, чтобы почувствовать себя в безопасности.       Или, по крайне мере, убеждать себя в таковом.       Перебивая шум в ванной, на телефон пришло голосовое сообщение от Кэти.       — Я же сделала так, как ты просил. В чём же дело?       — Потому что это неправильно. Почему я вообще заставляю тебя заниматься такими вещами?       — По всей видимости, тебе это просто нужно. И, какой бы я была сволочью, если бы отказала тебе в помощи?       — Не сердись, хорошо? -       — Всё в порядке, брат. — Девушка хотела ещё что-то написать, но решила выйти из сети, посчитав своё сообщение исчерпывающим.       Кэти Стил приехала совсем недавно.       Она долгое время жила в штатах, и не коим образом не желала менять место жительства, однако положение дел ухудшилось в связи с утратой отца.       Питер не стал представлять Кэти друзьям и вообще всячески старался оградить её от людей, с которыми он общался, поскольку знал, что ни чем хорошим данная затея не обернётся.       В частности, знакомые рассматривали девушек вокруг как бесплатное приложение к собственному эгоизму.       Сексом они интересовались, но, совершенно не умели им заниматься.       Что до самого общения и умения заинтересовать интересным монологом — тут дела обстояли ещё хуже.       Девушка часто принимала правила его безумных игр.       С самого раннего детства, и до совершеннолетия, они словно выстраивали некий фундамент идеального мира, в котором им будет хорошо и спокойно.       Ну а странная их привязанность друг к другу воспринималась родителями и другими сёстрами как настоящая находка, поскольку в отдельности друг от друга их жизни были лишены всякого смысла. — По крайней мере, так они сами говорили.       Тот самый день, когда Питер встретил Йонне, оказался самым солнечным из тех, что он когда-либо видел.       Понимаешь, если у тебя нет каких-то сверхценных идей, и ты не проживаешь отпущенный тебе срок в погоне за бредом, слышимым из уст тысячи, то становишься чем-то вроде свидетеля человеческой глупости, чувствуя при этом невыносимую усталость от происходящего.       Возможно, ты благодарил бы небеса за дар видеть всё это… Хоть и нередко такая участь не приносит её пользователю желание чувствовать что-то, кроме испанского стыда за идиотизм окружающих.       Так вот, назовите это как хотите но факт имел место быть, а значит сложился он в довольно странную историю, о которой, собственно, я и хотел рассказать.       Вернёмся к Питеру Стилу.       Все ведь, знаете ли, привыкли видеть в своих кумирах эдаких почти нечеловеческих существ, которым не известны печали и невзгоды.       Им всегда всё легко даётся, потому что они наделены невероятным даром, недоступным простому обывателю.       Ты всегда видишь результат, словно сам себе разумеющийся, за которым спрятаны не самые лицеприятные факты, включающие в себя иногда абсурдные идеи даже издалека непохожие на конечный результат.       В этом весь расклад ситуации. Поход в неизвестность с полным отсутствием средств для передвижения. И лишь одной мечте известно, как далеко способен зайти человек, когда из всех доступных целей, некогда явившихся ему в полудрёме лихой молодости, остаётся лишь одна потребность: выжить.       И тогда нет ничего, что когда-либо способно было тебя остановить.       Ты взбираешься на самую вершину, чтобы не обозревать виды, а получать удовольствие от самого процесса, и лишь в нём ты находишь утешение. Ты жаждешь спасения, и получаешь его от таких же путников, не говорящих «спасибо», а закрывающих глаза и продолжающих свой путь далее — без видимых горизонтов и напускной смелости. Этот путь только для тех, кто привык принимать себя со всеми изъянами.       Сам же Питер не мог похвастаться подобным.       Являясь по сути своей личностью довольно выдающейся, Стил, вопреки сложившемуся о нём мнению, исповедовал не самые радужные представления об окружающем его мире.       Для кого-то, быть может, он являлся чуть ли не эталоном сдержанности, о которой можно было лишь мечтать, но, на деле же, реальность его будней была сопряжена с невероятной силы муками, которые, в последствии, укоренили в нём понимание значения слова мазохизм.       Что для другого тьма беспросветная, для Питера — вдохновение, благодаря которому удавалось худо-бедно вытаскивать проблемы мирового масштаба на всеобщее обозрение.       Секс-символ, по сути, скромность во плоти, налицо гипертрофия целомудрия и желание выместить вычурную жажду плоти в мистическом образе, Стил, активно игнорирующий сей факт, пристрастился к наркотикам и алкоголю, которые могли на некоторое время купировать навязчивые состояния музыканта.       А правда была слишком неприятна, чтобы хотелось явить её даже перед самим собой. Она, скрывшаяся в животном страхе пойти наперекор привычным штампам, как наказание, преследовала его буквально повсюду, стоило лишь Питеру остановиться и посмотреть на себя якобы со стороны.       Дело десятое, какой-нибудь пресловутый психолог завещал бы проще смотреть на окружающий мир однако и слишком долго отсрочивать проблему не стоило. Всё закончилось бы нервным срывом.       И, вот уже, вконец утомленный пытками, любезно предоставленными самому себе, Питер искал разрядку в зрелищных ролевых играх, в разного рода извращениях с элементами рабской зависимости, доминирования, садизма и мазохизма. Иными словами, всё, что возбуждало его сознание, переполняя то невероятной красоты образами и ощущениями.       Что до главного аспекта его жизни — Ратайчик до последнего избегал данную главу, предпочитая больше говорить о том, что бы он сделал, чем применять на практике свои знания.       Он мог часами лежать на низком диване в своей комнате, глядя на полуголых женщин, которые без стеснения демонстрировали ему свою наготу. Признаться честно, в нижнем белье их половые губы выглядели невероятно эстетично.       Привлекая одну из девушек к себе за элемент одежды или просто за загривок, он любил, когда их полуоткрытые, влажные рты скользят по его вставшему члену, находившемуся в брюках.       Бывали, конечно, моменты, когда он более не мог выдержать сексуальное напряжение, позволив любопытным дамским пальчикам распоряжаться его достоинством по желанию. И каждая из его рабынь была по-своему избирательна в данном плане. Иногда, в общем-то, ему казалось, что он сам находился в их власти, опьяненный ароматом изящных тел, с плавными линиями переходов.       Кусая и целуя бледную кожу ключиц, он усаживал девушку к себе на бедра, откидываясь спиной на изголовье, чтобы позволить ей исследовать его тело. И, как правило, начиналось всё с имитации совокупления, пока головка его члена, уже набухшая, с каплями семенной жидкости, не проскальзывала внутрь его похотливой мучительницы, принимавшейся ритмично двигаться на его практически безвольном теле.       В сладкой агонии, поддерживая девушку за ягодицы и входя во всю длину члена, Питер ловил себя на мысли, что никогда бы не смел останавливать данный процесс, поскольку тот дарил ему неподдельное ощущение счастья и внутреннего покоя, покуда, разумеется, всё не прекращалось с характерным хлюпающим звуком спермы в её промежности.       Собрав семя с живота, он размазывал его по щекам девушки, проникая пальцами в полуоткрытый рот и проводя им по щеке с обратной стороны, а та лишь, с затуманенным взором, сытая и довольная, сосала его фалангу, помогая себе кончить левой рукой.       Позже, наигравшись, он едва ли помнил, с чего всё началось.       Провожая стеклянным взглядом своих спутниц за дверь, он, пошатываясь, шёл в ванную, чтобы отмыться от неприятного ощущения, которое расползалось по телу после того, как удивительное послесловие оргазма таяло в его воспоминаниях.       Бывало, он возбуждался сильнее, чем обычно, и уже в душевой продолжал развлекаться с самим собой, истощая себя длительными мастурбациями, пока вовсе не терял интерес к повисшему члену. И он, этот грёбаный кусок плоти, несколько недель болтался у него между ног для естественных нужд, выражая полное отсутствие возбуждения.       Потому интим являлся для него скорее длительным процессом, к которому он готовился не один день, предполагая в своём воображении примерный сценарий нехитрой игры.       Знающий о своём возбуждении достаточно много, он старался насытится прежде, чем потеряет всякое желание к происходящему. А такое, знаете ли, нередко случалось.       В целом, ему было плевать на что дрочить, если нужда говорила сама за себя. Единственное — напрягало его лишь то, что ему было абсолютно плевать, кто станет делать ему минет в следующий раз. Да и вообще, в принципе, Питер мог легко отключить эмоции и воспринимать всё не более, чем необходимость опустошить свои яйца. С его телом и харизмой он мог даже мужчину рядом с собой заставить чувствовать неуютно. Благо, что он это прекрасно понимал, предпочитая общаться грубовато и рассудительно, чтобы лишний раз не дать повод усомниться в его ну просто ангельских намерениях.       Йонне же стал для него предметом выборки, в которую он пускал только тех, на кого у него даже не то, что член не встанет (нет, ничего подобного, конечно, всё можно организовать по щелчку пальца) но относиться об будет к этому как к целому событию в своей жизни, поскольку чувствует в нём то же самое, что и в себе самом — заурядную закомплексованность и ненависть ко всему окружающему миру.       Ох, сколько завидных речей он бы ему посвятил, только чтобы тот хоть на секунду стал более расположен к Питеру!       Но, как оно обычно бывает, твоя мечта всегда где-то вне поля зрения. Бродит себе, даже не подозревая, сколько нежности ты хранишь до встречи с ней.       И Питер смеется, услышав краем уха разговоры Хики и Абрускато о их любовных похождениях, о тех же, мать их, пресловутых курсах пикапа для ботаников, куда идут напрочь отбитые неудачники без фантазии.       Их учат врать и обесценивать личность человека, стоящего напротив, как будто не существует и вовсе никаких личных границ, куда бы не проник такой дорвавшийся профессионал.       Какая ирония, ни слова о жертве, и о том, что вся эта словесная чушь годна лишь на то, чтобы подтереть её жопу в пьяном угаре. Как и советами о единовременном перепихоне, по умолчанию включающего в себя якобы неслыханную победу над тем, кого ты не только физически поимел, но и затрахал его мозг до такой степени, что человек безоговорочно тебе верит.       И Питер, чёрт его дери, знал про все эти ловушки.       Но, к счастью, слишком уважительно к себе относился, чтобы пачкаться обо всё это дерьмо.       Его хотели по доброй воле.       Он знал, что дать взамен и что сказать в нужный момент.       По сути, никаких прецедентов к длительным отношениям он не сулил, и его девушки прекрасно это понимали.       Кэти часто смеялась, что хотела бы себе такого парня, ну а Питер в шутку предложил ей рассказать об их отношениях. Так бы и к Питеру вопросов меньше стало, да и самой мисс Стил не пришлось бы говорить, что ей нравятся девочки.       Питер отнял руки от лица, вспомнив, как она посоветовала ему назвать так песню.       — Думаешь, это не слишком очевидно? — Парень усмехнулся. —Кажется, по моему поведению всем понятны мои предпочтения в выборе партнера.       — Я не об этом. О сёстрах и племянницах своих напиши. Пусть больные мозги слушателя думают о чём угодно, зато ты сам будешь знать о том, что ты семейный и искренний человек. Видишь ли, — она развела руками, — образ на сцене решает многое. Если не всё.       — Что ж, — Стил криво усмехнулся. — Пожалуй, я так и сделаю…       Словно бы услышав его мысли, с обратной стороны двери поскреблась маленькая ручка. Это Барбара решила поинтересоваться, как у него дела.       — Я уже выхожу, — Голос Питера казался уверенным, что было противоположно его настоящему самочувствию.       Слегка намочив волосы, он накинул полотенце на плечо, покидая ванную комнату.       Воспоминания воспоминаниями, а дела не ждали отсрочки, поэтому он быстро привёл себя в порядок, надел чистую одежду и вышел во двор, где уже битых полчаса блуждал Йонне Аарон.