I'm trying

— Смотри вниз, — Мона обожала красить других людей, — Золотистые тени вообще классно смотрятся на тебе. — Да-а, Итэр тоже так говорит. — Кстати, а он что не идет? — она последний раз провела кистью по векам Люмин и убрала палетку в косметичку. — Все еще болеет, — поднявшись с места, подруга подошла к высокому шкаф-купе и посмотрелась в отражение, — Красотень. Мона, может тебе стать визажистом? — Мое сердце уже отдано медицине, хотя-я… — Да-да, все очень красиво, а теперь пойдемте за Скарамуччей, — влез в девичий разговор Тарталья и вмиг почувствовал на себе неодобрительные взгляды, — Я серьезно, все очень красиво, но мы опаздываем. Вздохнув, Мегистус вытащила зарядку из розетки, поправила майку и вышла из комнаты. Двенадцатое сентября подкралось незаметно. Деньги все же удалось достать, открытку купить, а шоколадку украсить изящным бантиком. И выглядело это не по-бедному! Мона отчаянно старалась за прошлую неделю не получить плохих оценок, чтобы не возникло проблем с отпрашиванием на ночевку, и у нее это получилось. Сейчас она спокойно закрывала квартиру на ключ, предвкушая скорое опьянение, но… все шло не так гладко, как могло быть. Скарамучча был еще дома, не отвечал на сообщения, а его недавний скандал с учительницей литературы заставлял нервничать. Он прогулял какой-то тест, не сдал тетрадь, и, когда это все вскрылось, получил по ушам от матери. Отпустят ли его вообще? Мона не могла позвонить даже в дверь, ведь если откроет его мама, то что она ей скажет? «Здравствуйте, я пришла забрать вашего сына на бухаловку, пустите его» — глупо. — Давайте хотя бы выйдем на улицу и там подождем, — предложила Люмин, пока Мона прожигала взглядом дверь квартиры со значком «36». А когда они покинули подъезд, то обошли дом, ведь окно спальни Скара выходило на другую сторону. Телефон внезапно зажужжал, на дисплее высветилось «чихуахуа». — Алло? — приложив телефон к уху, сказала Мона. — Блять, я в общем… — начал Скарамучча, и она увидела его в окне, — У меня есть немного рискованная идея, но нужно минут десять еще подождать. — Почему ты не мог притвориться хотя бы на вечер милым сынком, чтобы мать тебя отпустила без всяких этих рискованных идей? — Сука, — он злился, — Видимо не получилось! Я говорю: дайте мне десять минут, и мы уедем, — Мона кивнула, глядя в глаза другу, надеясь, что он не натворит глупостей. И затем обернулась лицом к друзьями. Чайльд выглядел особенно обеспокоенным. — Ну? — Десять минут. Тарталья, а что там с машиной? — в ответ на это парень достал ключи из кармана и показушно ими позвенел. — Это…? — Семерка, — с довольной улыбкой сказал он, но не услышав восторженных воплей, обиженно продолжил, — Если не нравится, можете идти пешком. — Все нравится, — и Люмин чмокнула его в щеку. Моне было безразлично на чем ехать, важно с кем ехать. И желательно со Скарамуччей. Свет в его комнате погас, но окна не были закрыты шторами, и, кажется, парня в комнате не было. Спустя пять минут размышлений и мучительного ожидания Мона все еще представить не могла, что задумал Скар. Он по-любому что-то задумал! И это точно не милый разговор с мамой. Время близилось к десяти вечера, а ребятам нужно было в любом случае успеть к одиннадцати на дачу Альбедо. В двенадцать уже будет трудно с кем-то разговаривать и поздравлять именинника… вообще вряд ли к тому моменту кто-то останется трезвым. Вдруг силуэт Скарамуччи опять появился за стеклом и на этот раз он открыл окно. Нараспашку. Скар держал в руках скрученную простынь, имитировавшую веревку… о, нет. — Она привязана к батарее, — уверенно сказал он и дернул простынь, проверяя ее на прочность. — Чел… — удивленно сказал Чайльд, но когда Скар сел на подоконник, свесив ноги вниз, он не смог сдержать крик, — Ты ебанутый?! — Заткнись, — он наступил на трубу, на которую скорее всего наступать нельзя, крепко держась за ткань. Скар завязал между собой несколько простыней, чтобы хватило по длине. Мона не могла ничего сказать, но и закрыть рот тоже не могла. Она просто в шоке пялилась на то, как он спускался, будто настоящий скалолаз. И, когда его нога соскочила, Мегистус чуть не умерла со страху. Но все обошлось. — Где выступ? — Скар, как бы он не изворачивался, не мог этого увидеть. — Уже низко, проще спрыгнуть, — Тарталья прав, высота ниже первого этажа. И недо-альпинист спрыгнул, больно приземлившись на ноги. — Т-ты как? — Мона подошла к другу и инстинктивно положила руку ему на предплечье, — И что ты будешь делать с этой «веревкой»? — Все нормально. Смотри и учись, — он довольно улыбнулся и смял простынь, пытаясь придать ей более-менее шаробразную форму, а затем попробовал закинуть ее в свое открытое окно. Но до второго этажа этот шарик не долетел. И с третьего раза тоже. Люмин даже не сдерживала смех. — Ну давай! — на четвертый раз гребаная простынь все же приземлилась на подоконник, — Все, идем. — Кстати, пока ты спускался, открывался отменный вид на твою ж… — Мона не успела договорить, как ей прилетел легкий щелбан куда-то в район лба. — Когда ты молчишь, то выглядишь лучше, — и Скарамучча не лгал.

***

— Уже пятьдесят девять минут. Ну резче, не висни, — несмотря на то как Тарталья подгонял Люмин, алкоголь быстрее в стакан не наливался. — Сейчас вообще тебя оболью. — Не бурчи, — Чайльд аккуратно погладил девушку по макушке и убрал бутылку коньяка в сторону. Но чей-то крик прервал их милый разговор и заставил ринуться в зал, где в основном все и были: — Ровно двенадцать! А после полуночи музыка заиграла громче, коньяк выпивался быстрее, а пожелания и поздравления с днем рождения становились все бредовее и бредовее. На даче было не так уж много места. Скромная кухня, узкий коридор, но просто громадная гостиная, где умещались все. Однако, закончив более трезвую официальную часть торжества, народ начал скапливаться на заднем дворике рядом с беседкой. Скарамучча вместе с Люмин стояли на кухне, Чайльд куда-то отошел, а Мона… это она стоит у окна? У нее в руках рюмка? — Блять, — он хотел ринуться в ее сторону, но чужая рука на плече остановила его, — Что? Ты забыла, как ей плохо было после водяры? — Я ее предупреждала. Пусть хоть немного думает своей бошкой, — Люмин была чертовски права. И Мона залпом опрокинула эту рюмку. Скарамучча подавился воздухом. Он недовольно цокнул и схватил первый попавшийся стакан, в нем была прозрачная жидкость. Но юноша умеет ее пить, в отличие от… — Подлей лимонада, — Скар понял, что слишком много думает о Моне. — Ты в курсе, что не стоит мешать газировку с… — Подлей, — но ему так нравилось думать о ней, что запретить себе делать это было бы невозможным. О, как же он любил думать о Моне. Скарамучча любил ее большие серые глаза, чересчур светлые. Скарамучча любил ее темные волосы, которые было бы очень классно удерживать в своих руках в самом похабном смысле этого слова. Скарамучча любил ее руки. Во время разговоров Мона все время активно жестикулирует, что хочется крепко-крепко взять ее ладони и не отпускать, чтобы она больше не тыкала в него пальцем в порыве гнева. Скарамучча любил ее ноги, стоп, нет, об этом думать сейчас нельзя. Скарамучча любил ее за честность, за ее прямые, иногда обидные высказывания, но не мог быть с ней честным сам. Щеки начали гореть, но вовсе не от смущения, а от алкоголя, поступившего в организм. Скар никогда не краснел на эмоциях, и он не представлял, что такого смущающего должно случиться, чтобы покрасить его лицо в алый цвет. — Я пошел, — напоследок бросил он, оставляя Люмин в одиночестве дожидаться Чайльда. Скарамучче нужно умыться холодной водой и еще раз выпить. Именно поэтому он прихватил с собой в ванну полупустую бутылку чего-то. Когда дверь закрылась, и парень уселся прямо в душевую, он посмотрел на бутылку. Та же водка, что он пил до. К слову, в душевой очень удобно сидеть, если не закрываться в ней изнутри. Черт, даже алкоголь не помогал избавиться от назойливых мыслей, от назойливой особы с именем из четырех букв и… возможно ему уже ничего не поможет. Глоток. Тарталья говорил, что нужно признаться, но это бесполезно. Какой смысл делать это, если вне зависимости от ответа все закончится через десять месяцев? Снова глоток. Скар растрепал свои волосы, было жарко. Здесь, в ванной, очень чисто: ни стаканчиков, ни бутылок. Один он тут сидит, глушит водку. Так жалко, а мог бы сейчас… Глоток. И щелчок — дверь распахнулась. — Я тебя ищу! — Мона, немного растрепанная и покрасневшая, резко залетела в комнату, — Ты что тут делаешь? — Я… — стало лень разговаривать, — М-м, лежу, — он чувствовал, как тепло приятно разливается по ногам, а тело становится вялым. Мона присела на корточки и слишком наивным взглядом посмотрела на друга. — У тебя все хорошо? — это выглядело очень смешно со стороны. Скарамучче так хотелось крикнуть «нет, нихуя не хорошо», но он всего лишь глупо улыбнулся и пожал плечами. — Садись, — он даже подвинулся, пускай теперь сбоку упирался неудобный бортик. — Ладно, — Мона уместилась рядом и сразу потянулась за бутылкой, — Скарамучча, мне так грустно, — она положила голову на плечо друга и попробовала пить с горла лежа, что несомненно взбесило юношу. Потому что у Мегистус ничего не получилось, а капельки попадали на его майку. — Что у тебя случилось? — Иногда так одиноко, — она громко поставила бутылку на плитку, — Но я вспоминаю, что у меня есть ты. Ты такой хороший друг, спасибо. Скар не знал, за какие заслуги попал в преисподнюю раньше времени, и почему он прямо сейчас варится в адском котле под названием «френдзона». — Да, пожалуйста. — Спасибо. — Да, — еще одна отличительная черта пьяной Моны — благодарить всех, — Пожалуйста. А затем она вытянула руки вверх, потягиваясь, и задела кран. В холодную сторону. — Блять! — Скар зажмурился и попытался прикрыть лицо руками, но это было абсолютно бесполезно, — Выключи! — Нет, — она смеялась, — Не сахарный, — после этой фразы парень убрал руки в сторону и ощутил, как холодная вода льется прямо ему на голову. Мона, черт возьми, смеялась. Ей было смешно! На нее тоже капала вода, но она даже не жмурилась. Волосы облепляли лицо, спину, наверное их неудобно будет сушить. А косметика — да похуй на эту косметику, Скарамучча не знал как называется синяя штука (нет, не тени), которая растекалась у нее на глазах. — Кажется, ты совсем в дерьмище. Мона смутилась. — Я просто пытаюсь тебя развеселить, а ты совсем не хочешь веселиться. Я вообще давно хотела тебе кое-что сказать… спасибо, — и она, повернувшись, обняла друга, практически лежа на нем. Скарамучча мог прямо сейчас расплавиться от собственной злости, слабости, безнадежности и трусливости. Он чувствовал чужое дыхание около своего уха, он чувствовал девичью руку у себя на плече, и он слышал собственное биение сердца, которое было намного громче стука капель воды о плитку. Скар не мог заставить себя обнять Мону в ответ. Она, оперевшись руками, приподнялась и посмотрела в мутные синие глаза. Ему стало тяжело дышать, и нет, не потому что Мегистус почти на нем лежала, а потому что он боялся ее спугнуть. Слишком близко, слишком мокро, слишком скользко. Но больше всего испуганной и удивленной такой близости была Мона, будто бы это Скар нависал над ней, а не она сама. Только не смотреть на ее губы, только не смотреть на ее губы, только не… — Я тоже кое-что давно хотел сказать тебе, — признания почему-то получается делать только спонтанно. И как тут можно терпеть до выпускного? Момент уж очень был по его мнению подходящий… или нет? Скарамучча мало что понимал в романтике. — Да? И он понял, что не знает о чем говорить. — Мне ты, — глубокий вдох, — Мне нравишься ты… не по-дружески. Я не надеюсь, что ты ответишь то же самое, — блять, как же Скару захотелось ударить себя в этот момент по голове и желательно об бетонную плитку, а еще лучше если после этого его переедут на газонокосилке. Он не знал зачем это сделал, он не понимал для чего были сказаны эти слова, но стало легче. Теперь Скарамучча честен с подругой? Мона отодвинулась и обратно села на свое место. — Ты серьезно? — это не звучало как насмешка, она сама выглядела неуверенной и крайне растерянной. Казалось, словно Мона за одну секунду протрезвела. «Пиздец, зачем я это сказал?» — Да. Я не жду взаимность, все нормально, просто я, — он ощутил, как где-то в глубине души что-то с треском ломается, — Я хотел это сказать, пока мы еще рядом. — Это… отлично? — Мона заправила выбившуюся прядь за ухо и приложила ладонь тыльной стороной к щеке, чтобы их как-то охладить, ведь даже ледяная вода не помогала. — Да, наверное, отлично. — Прости, я просто не знаю, что говорят в такие моменты, я… пойду. — Подожди! — машинально Скар схватил ее за запястье, когда Мона попыталась встать, — Забей, не знаю почему я ляпнул… просто не думай об этом. — Да, само собой, — она отвела взгляд, — Отпусти, больно. Скарамучча отпустил, и на ее запястье остался красноватый след. Возможно к отказу подготовиться невозможно.