I'm trying

— О, погоди, ты назвала меня милашкой? — перебил Скарамучча. Они по-прежнему сидели на холодном полу, что было ужасно неудобно — спустя несколько минут затекали ноги и спина. Разговаривали шепотом, иногда ударялись головой об стол и молились, чтобы гребаные сорок пять минут урока прошли как можно быстрее. Никогда в жизни никто из них больше не согласится прогулять урок под столом. — Нет, я такого не говорила. — Я слышал. Ты сказала, что я милашка. — Мона непонятно фыркнула и отвернулась, а Скар почувствовал свое превосходство. Избежание зрительного контакта — верный признак поражения, — Давай, скажи это еще раз. Он не был падок на комплименты и прочие милости, но разгневанно-растеряенное лицо Моны стоило того. — Я не буду говорить это второй раз, — четко, делая паузы после каждого слова, сказала девушка и нахмурилась. — Значит, ты все-таки говорила это в первый раз? — Скар повернул к себе лицо Моны, еле уловив ее взгляд. Надув щеки, она выглядела очень мило… можно на это любоваться вечно, но Мона быстрее вмажет пощечину, чем эта «вечность» пройдет. — Не… — кто-то твердым шагом переступил порог лаборантской, заставляя прогульщиков замолчать и замереть. На секунду воцарилась тишина, а сердце убежало куда-то в пятки. Он еще раз пожалел, что пошел сюда, что повел сюда Мону, а сколько же проблем будет у Моны, если их спалят, и… — Ла-ла-ла… — что? Скар понял, кем этот «кто-то» является. — Ла-ла… — парень отодвинулся и чуть выглянул сверху из-под стола. Да, знакомый рыжий идиот искал какие-то книжки в другому углу лаборантской. — Тарталья? — Б-бл…! Что? — уронив те самые книжки обратно в кучу, Чайльд испуганно обернулся, — Что ты здесь… — Отдыхаем, — Скарамучча не сдержал смех и пожал плечами. — Да, — Мона не стала вылезать из-под стола, а просто помахала рукой, надеясь, что ее видно. Лицо Тартальи все еще изображало ахуевание в максимальной степени. Отшатнувшись назад, он спокойно выдохнул и снова взглянул на друга. — Я чуть от страха не умер, долбоеб, — наверное это очень-очень пугающе, но Скарамучча не особо волновался — реакция его друга все еще была смешной. Жалко, что этого шокированного лица не видит Мона, — А вы чего тут забыли вообще, типа, почему не под лестницей? К тому же, прогульщики перепугались в тысячу раз сильнее. — Ну, так получилось, — как же классно было сменить положение тела из скрюченного в более-менее прямое. — На перемене идите с Люмин сюда, — подала голос Мона, а Тарталья спустя некоторую паузу утвердительно угукнул. И перед выходом, не забыв с собой те книжки-словари, тихо посмеялся над всей ситуацией. Скарамучча вновь вернулся под неудобный стол. — А зачем тебе Люмин? — Нам же нужно купить алкоголь? Кому еще продают кроме Люмин и ее брата? Точно, Скарамучча же позвал Мону на ночевку… стоп. Юноша не задумывался, что это будет уже не «просто ночевка». «Просто ночевка» с выпивкой, дурацкими разговорами и игрой в приставку была тогда, когда Скар и Мона были лучшими друзьями. Когда он молча фанател от Моны, залипал на каждое ее движение, а она, пьяная, мало что понимала и уж тем более не замечала его симпатию. А сейчас? После тех фотографий, которые ему присылала Мона — боже — они не будут просто играть в приставку. — Э-э, Скар? — она помахала рукой, пытаясь привлечь внимание собеседника. Скар почувствовал, что вознесся на небеса. Сегодня опять его лучший день, и в этом году их подозрительно много. — Да? А, ну да, да… Надеюсь, Люмин или Итэр нам купят. — Какой ты рассеянный. — Не больше, чем ты, — ей явно не понравилось такое выражение, и Мона показала язык, щелкнув юношу по носу. Наглая, милая, упертая — вот она, Мона Мегистус. Но врединой она будет только до того момента, пока ладони Скара не опустятся на ее бедра, и потом уже Мона будет стонать какие-то нечленораздельные звуки, вместо подколок. Парень это знал, такое уже проходили. После десяти минут ожидания, наконец-то прозвенел звонок на перемену. Прогульщики спокойно выдохнули, но все еще не могли встать и свалить отсюда — сначала должна уйти учительница английского. В лаборансткую опять зашли, но на этот раз это было два человека. — Погляди, — снова голос Тартальи, а потом… громкий смех Люмин. — Мона-а! — почти задыхаясь, сказала подруга, — Ты бы хоть сумку поставила сзади, стол же не до пола идет. Твоя жопа очень сильно палится. После этих слов Скар тоже засмеялся в ладошку, ощущая злой взгляд Моны. И хотелось смеяться еще сильнее. Скарамучча подложил себе под спину сумку, поэтому, если взглянуть со стороны, это не так сильно бросалось в глаза. Но ткань юбки… стоило только представить, как это забавно выглядит. — Давай, вставай, — пытаясь вылезти и перевести тему, сказала Мона. Парень послушался, но глупую улыбку с лица убрать не мог. Стоять на двух ногах и выпрямлять спину невероятно хорошо. — Мда-а, отряхнитесь, — проговорил Тарталья, сложив руки на груди. Они с Люмин стояли в дверях и выглядели больше как родители, отчитывающие своих детей, а не школьники. — Юбка вся в пыли теперь, иди сюда, — позвала Люмин. Все уже поняли, насколько пол под столом грязный. — Пипец, вот же людям делать нечего — сидят под столами… — …занимаются всякими непотребствами, — закончила за своими парнем фразу Люмин, а Скарамучча лишь закатил глаза. — Именно, — Мона сегодня терпелива, — Люмин, а можешь купить сегодня нам со Скарой выпивку ближе к вечеру? Подруга непонимающе внимательно посмотрела на друзей. — Ну, вечером не знаю, может с вами сходит Итэр. Но кто-то по-любому сходит, — как говорится, дело в шляпе, — А что за повод? — Отмечаем месяц трезвости.

***

Глоток, глоток, глоток… много глотков. Мона уже соскучилась по горящим щекам (не от смущения) и пустоте в голове. Оставалась еще целая бутылка, но ее они откроют позже, или вообще не откроют. А может откроют прямо сейчас — Мона не знала, сейчас было слишком тяжело раздумывать над какой-то фигней. Но очень не хотелось, чтобы это состояние заканчивалось. Нужно больше выпить, развеселиться и не заснуть — на часах-то всего два. Скарамучча, сидя на полу, мирно смотрел телевизор в своих трениках и спальной майке — Мона удивлялась, как ему не жарко. Она прямо сейчас зажарится в своих шортах, а Скар был в штанах! Дело в алкоголе или в доме правда стало теплее? Мысли путались в голове, и Мегистус даже не успевала ничего обдумать, перед тем как сделать. Только что пролетела мысль, что ту бутылку все же надо открыть, и вот она уже ее держит в руках. Чудеса. А коленки подкашиваются. — Я думал, мы оставим это на потом, — сказал Скар, и Мона остановилась, обернувшись на него. — Когда это потом… ой, — они оба посмеялись, хотя в путанице слов не было ничего смешного, — Потом это когда? — Потом, — Скар облокотился спиной на тумбочку, — Оставь, иди сюда. Поставив бутылку на место, Мона неспешно подошла и опустилась на корточки. Глаза у Скарамуччи такие же мутные, как и у нее. И красивые, ужасно красивые. — Сядь, — он взглядом указал на собственные колени. — А если не хочу? — конечно, Мона хотела. Но игривость и желание подстегнуть своего парня не давали ей прямо это сказать, и она хитро улыбнулась, закусив губу, — Что сделаешь? — Вот так, — Скар поднялся и рывком повалил ее на пол, а Мона чудом не ударилась головой, свалившись на раскиданные подушки. Внутри все опять затрепетало. Скарамучча сверху: такой властный и чуточку растрепанный. Дыхание перехватывает, и, да, Мона опять пялится. — Поцелуй меня, — попросила она, понимая, что такие просьбы здесь не к месту. Скарамучча уже тянулся ближе и сокращал между ними расстояние. Медленно, даже очень медленно, словно в замедленной съемке. Его руки как всегда разгуливали от талии до бедер, иногда поддевая спальную майку. Час назад они точно так же валялись, но не на полу, а на диване. Отвлекла их фраза из какого-то фильма, который Скар потом попытался досмотреть, но, как видно, не получилось. Мона была рада, что этот глупый телевизор ушел на второй план. За последний час она слишком соскучилась по этим поцелуям и хотелось еще. Больше, ближе, теснее и горячее, хотя и так каждая клеточка тела от прикосновений Скарамуччи горела. Хотелось сильно-сильно прижаться к чужому телу, как никогда. Но пока что между ними была граница в виде слоев одежды. — Пиздец, — Мона обняла его ногами, как привыкла делать, и прижалась пахом к чужому, — Я… — слова Скара между поцелуями были лишены какого-то смысла, но Мона отчаянно пыталась вслушаться. — Ты? — проронила она на выдохе. Их беспорядочные ерзания друг об друга стали приобретать ритм. Мона чувствовала, что если еще раз качнет бедрами, то между ними разгорится искра, и они оба сгорят к чертям. Но такого не происходило ни в эту секунду, ни в следующую. Низ живота предательски пульсировал. Скар отпрянул от Моны и серьезно посмотрел на нее. — Я люблю тебя, пиздец. Все события, которые происходили с ней, пока она была пьяная, казались такими далекими и нереалистичными. Мона чувствовала, словно ее сознание находится в неком вакууме, и она сама там же, но последние слова вытянули ее в реальность. Так внезапно… Тяжело дышащий Скарамучча выдает ей признание в любви, будучи пьяным в доску. Эта картинка четко отпечаталась в ее памяти, и Моне показалось на секунду, что она отрезвела. Ключевое слово — показалось. — Я тебя тоже, — говорить все еще получалось с трудом, и делать это было безумно лень. Парень неуверенно кивнул и вновь потянулся за поцелуем. Мона не понимала, как усмирить свой бешеный пульс. Ее руки хаотично щупали торс Скара под майкой и частенько проводили по ребрам — девушка знала, что ее вредный, иногда агрессивный парень очень боится щекотки. И даже сейчас он дергался каждый раз, когда Мона проводила по «щекотным» местам. Мило. — Ну хва-а-атит. — Терпи, — пусть отучает себя бояться щекотки. Он снял майку, но молча. Даже просить не пришлось. Сегодня их никто не прервет, никто не застукает. Они могут долго-долго целоваться, долго-долго лапать друг друга — немыслимо. Но как же жарко. — Мона, — его руки приподняли резинку шорт, чего она сначала даже не заметила, — Я сниму? Мысль «Да, снимай все, что хочешь» осталась неозвученной, и девушка просто кивнула, продолжая дышать ртом. Ее шорты полетели куда-то далеко вслед за майкой, но никого это не волновало. Мона должна сдерживаться, должна не терять контроль, но как его не терять, если возбуждение закрывает за собой здравый смысл. Плевать, что будет потом, плевать, что будет завтра, если ей так хорошо сейчас. Нет. Нет, им нельзя заниматься ничем таким сейчас, Мона должна перестать, остановиться, одеться… но не может. Скарамучча никаким образом ее не держит, никто ее не держит — скажи «стоп» и вставай, никто не осудит. — Ты тоже… чтобы было честно, — она сглотнула и указала взглядом на его штаны, — Сними. — Ну ладно, — и после того, как он стянул их, на Скарамучче остался только один элемент одежды. Юноша положил треники на тумбочку и вернулся в исходное положение. Затем на ушко прошептал: — Теперь я снял две вещи, а ты только одну. Ох. Такой себе из нее борец за справедливость. — И… — с запинкой, — Что ты хочешь снять? — Ты же знаешь, что я не выберу майку. Она максимально почувствовала себя дурочкой, ведь на ней осталось только две вещи — майка и трусы. Сегодня впервые ей стало неловко. Она… не готова еще к этому, ей стыдно было раздеваться полностью, хотя стыдиться нечего было. Они со Скаром все время росли вместе, все у друг друга видели, но… боже, это несравнимо с тем, что было в детстве. И Мона уткнулась в сгиб локтя, не зная как отказаться. — Забей, ничего не нужно, — но первым отказался он, — Я шуткую. — Мне очень стыдно разде… раздеваться, — Скар сам убрал руку Моны с ее лица, чтобы посмотреть ей в глаза, — Я хочу еще, но, э-э, мне правда стыдно. Ты можешь делать что угодно, но не снимай… ничего больше. Если хочешь — сам оденься… — Хватит, — каждый раз, когда парень прижимался своим стояком к ее паху, по телу проходил электрический заряд. Их отделяет всего два слоя тонкой ткани, — Скажи мне, когда остановиться, — он положил ладонь на внутреннюю сторону бедра. И медленно повел вверх. Мона молчала то ли забыв, что нужно сказать, то ли не желая ничего говорить. Молчала, пока его рука скользила все выше. Дернулась, когда он большим пальцем задел кружево. — Можно мне…? — Пожалуйста, да. И милосердный Скар прикоснулся к ее промежности. Она знала, что ткань трусов уже насквозь мокрая, но парень ничего по этому поводу не сказал. Медленно провел вверх-вниз и посмотрел на реакцию девушки. Мона плавилась, как воск, в чужих руках. Слишком необычные ощущения, когда тебя касается кто-то, а не ты сама, слишком позорно — какая же она извращенка! Блин, блин, блин… как же мало и все еще хочется большего. Пора выключать королеву драмы — она обязательно попозже помастурбирует сама, просто сейчас нужно сдержаться и закончить, все оборвать. Но вместо этого, когда Скар начал водить рукой капельку быстрее, из ее рта, вместо слова «стой», вырвался глухой стон. Она опустила ноги и закусила внутреннюю сторону щеки — нельзя издавать звуки. — Простони еще раз, — надавив пальцем на вход, сказал Скарамучча. И даже закусывая щеки, не получалось скрыть свое громкое дыхание. «Нужно остановиться, нужно остановиться…» — Пожалуйста… — нет сил продолжить. Как она докатилась до такого, что ее ласкает Скарамучча. — Что? — он на секунду прервался, — Я тоже смущаюсь. Я нихера не знаю, что делаю. Все мои знания ограничиваются порнухой. — Скар, — жаль, что телепатии не существует, — Пожалуйста… — Сорри. Я остановлюсь. — Вставь, — слишком быстро сказала она. Ведь если бы медлила даже на секунду — передумала. — В-вставить? Тогда придется белье снять, —  Мона сглотнула и поняла, что об этом не подумала. Нет, только не раздеваться дальше, какой кошмар. — Отодвинь просто, — наверное, ей не надо было о таком просить. — А что… вставить? Теперь смутился он. — Пальцы. Или можешь ничего не делать, прост… — Я хочу, — Скар посмотрел прямо в ее глаза. — Хорошо, только не смотри, ну… — он угукнул и поддел ее кружево. «Блять, это происходит». Мгновенно стало холодно, неуютно и в то же время очень нетерпеливо. Ощущения, когда Скар проводил по ткани трусов и по коже, кардинально отличались. Его пальцы скользили по чересчур влажным складкам, обводя ту чувствительную точку, но Мона не могла понять — чего он тянет? — Раздвинь еще ноги, — она послушалась, задержав дыхание. Сейчас, сейчас, сейчас — нарастающее между бедер напряжение не позволяло ей соображать. Первый палец вошел достаточно свободно — никакой боли или неудобств не было, все еще нарастающее желание. Как же тяжело дышать, думать и просто осознавать происходящее. Она знала, что обо всех действиях, которые сделала пьяная, будет невероятно сильно жалеть и стыдится. Знала, что это неправильно, бескультурно и, вообще, заниматься такими вещами до восемнадцати лет нельзя — сколько раз эту фразу она проговаривала у себя в мыслях? Точно не вспомнить, а когда Мона ловила жадные поцелуи парня, то забывалась полностью и насовсем. Да, Мона сходит с ума. — Тебе нормально? — добавив еще один палец и отвлекаясь от поцелуя, спросил Скар, а девушка неясно кивнула головой. Содрагаясь от каждого толчка, ее ноги дрожали. Не знала о чем думать и терялась — слишком много всего происходило: ее целуют чужие губы, внутри нее чужие пальцы — с характерным хлюпаньем Скарамучча их вытаскивал и резко вводил вновь. — Не останавливайся, — двигаясь бедрами навстречу его руке, хныкала она. «Не останавливайся!» — кричало все нутро, но Мона могла лишь тихо отвечать между тяжелыми выдохами и вздохами. — Я сейча-мф-м… — она не знала, как бы закончила фразу, если бы Скарамучча дал ей договорить, а не закусывал ее губы. Мона не рассчитывала на происходящее, она не планировала в бреду извиваться под Скарамуччей, но не отрицала возможность этого. На всякий случай надела красивое белье, на всякий случай сходила в душ перед уходом (хотя уже была там утром). Конечно, она бы не стала настаивать на действиях Скара или сама напрашиваться на продолжение поцелуев, но когда это все само происходит с ней — как удержаться? Чтобы там не отрицали ее моральные принципы — все они канули в небытие, когда Скар чуть сгибал пальцы внутри. Еще толчок и еще раз — Мона, выгибаясь всем телом, зажмурилась до звездочек в глазах, и… и… — Ты кончила? — …и обессиленно упала на пол. Теперь она точно может сказать, что отрезвела или же опьянела еще больше. — Угу, — Мона смахнула прилипшие к лицу волосы. Скар вытащил пальцы, и девушка тут же потянулась рукой вниз, чтобы поправить съехавшую ткань, но ее опередили. Юноша сам поправил ее трусики, возвращая их на прошлое место, а затем отодвинулся. — Я пойду руки помою. — Д-да, окей, — Скарамучча поднялся с места и пошел в сторону ванной. Возможно, Мона прямо сейчас провалится под землю от неловкости. Она с трудом свела вместе дрожащие ноги и тяжело вздохнула. Сердце все еще с сумасшедшей скоростью стучало. Раньше Мона раздумывала «как смотреть в глаза Скарамучче после нюдсов?», а теперь вопрос стоял совершенно иначе. Как смотреть в глаза Скарамучче, будучи оттраханной его пальцами несколько минут назад?